от 1959 г

Карл Густав Юнг

Письма от 1959 г.

 

Клэр Шутер, 10 января 1959 г.

Дорогая фрейлейн Шутер,

Ваш вопрос о бессознательных реакциях, которые могли повлиять на референдум[1] 1 февраля сложный, и на него непросто ответить в двух словах. В качестве основы для прогноза нам нужна статистика, показывающая частоту и интенсивность мужского сопротивления большей эмансипации женщин. К сожалению, получить такую статистику невозможно без опроса большого числа мужчин. Потому мы должны обойтись смутными оценками, которые, в свою очередь, подвержены нашим предрассудкам.

Судя по нашему медицинскому опыту брачной психологии и отношений между полам в целом, можно рассчитывать на значительное сопротивление. Так называемое объективное суждение многих мужчин в значительной степени подвержено бессознательному возмущению, предрассудкам и сопротивлению, так что ключевой фактор в этом референдуме таков: как много мужчин заглянет внутрь себя и серьезно поразмыслит, объективен их голос или колеблется под влиянием настроения? Поскольку самопознание одно из труднейших искусств, едва ли можно надеяться, что многие мужчины потрудятся обратиться к своей совести и понять, насколько их решение зависит от субъективного отношения к женщинам. Мужской престиж, который является важнейшей ценностью в борьбе за существование, с одной стороны, очень чувствительная штука, а с другой, слабость мужчины, его эмоциональная чувствительность, его подверженность женскому влиянию порой так велика, что ему трудно оценить подлинное значение этих факторов. Более того, в планировании этого референдума слишком мало упора было сделано на том, насколько психологически значимо все предприятие. Вся честь отдана рациональным аргументам! Но в этом вопросе, должен сказать, следует учесть иррациональные и неощутимые вещи психологической природы.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

1. Ш., редактор «женской страницы» цюрихского ежедневника Die Tat, опрашивала множество психологов и психиатров о том, в какой степени бессознательные реакции могли повлиять на референдум о праве женщин на голосование. Письмо было опубликовано в Die Tat, 23 янв. 1959 г.

Г.А.Ф., 16 января 1959 г.

Дорогой доктор Ф.,

Большое спасибо за присланный интересный сон.[1] Я нахожу особенно важным отметить, что вы, очевидно, считали этот сон крайне значимым с самого начала. А он действительно таков, поскольку изображает явление, которое постоянно повторяется в эти дни по всему миру. Мотив «похищения», например, появляется в широко распространенных сообщениях, в которых обитатели НЛО приглашают людей забраться на борт в самой дружественной манере и сделать круговой облет луны или отправиться к Венере или Марсу. Обитатели этих хитроумных изобретений либо прекрасные «высшие» люди или же духовные существа или ангелы. Эти сказочные сообщения схожи со сновидениями того же рода, что и ваше. Птица означает воздушный, летучий дух (в химическом смысле «дух» летуч, но она также означает Spiritus Sanctus), физические и духовные значения которого соединяются в алхимическом spiritus Mercurialis. Птица – это посланец богов, angelus. Этот образ указывает на некоторую активность «в потустороннем», связанную с вашим бессознательным, которое тем самым возносится на «высший» уровень, переносясь из банальной сферы повседневной жизни и рационального мира интеллекта. В параллельных снах человек попадает в потусторонний мир,[2] «мир духов» или переживает просветление, схожее с metanoia, через вторжение «высших существ».

Мне самому недавно приснилось, что ко мне на скорости приближалось НЛО, которое оказалось линзой магического фонаря, спроецированным образом которого был я сам;[3] это дало мне понять, что я был фигурой, сам в глубокой медитации, созданной медитирующим йогом. Йог был трансцендентной фигурой, сравнимой с медитирующим в китайском тексте Тайна Золотого Цветка.[4]

Крушение – это указание, что нечто, сходящее на землю с небес, из «потустороннего», ощущается как катастрофа. С учетом других параллелей, это огонь, спускающийся на землю, как нисхождение Святого духа в форме языков огня. Он производит дым или туман, т.е. «затуманивание» и спутанность сознания, нарушение ориентации, в конечном счете превращающееся в панику и коллективный психоз, падение ангелов с апокалиптическими последствиями. Этот символизм, который обнаруживается в наши дни повсюду, создает картину конца времен с его эсхатологическими концепциями: разрушение мира, пришествие Царствия Небесного или спасителя мира.

Наконец, вопрос: вы позволите мне опубликовать ваш сон[5] в случае второго издания моей книги об НЛО?

С наилучшими пожеланиями и благодарностью,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Швейцария.

1. Г.А.Ф. сообщил о сне, в нем увидел большую птицу, которую хотел сфотографировать. Но внезапно птица – лебедь – разбилась о землю, оставив после себя клуб дыма, как аэроплан. В следующей сцене сквозь облака дамы или тумана появился аэроплан. Затем на сновидца спустилось хитроумное изобретение вроде вертолета, чтобы подобрать его. Он увидел туманные фигуры, которые, как он знал, были высшим типом людей, обладающих великим знанием и абсолютно справедливых, гостей из другого мира.
2. Cf. “Flying Saucers”, CW 10, pars. 697ff. & Pl. I, p. 404.
3. На самом деле образы волшебного фонаря и йога появлялись в двух разных снах; оба описаны в Memories, p. 323/298.
4. Cf. CW 13, pp. 30-33.
5. Сон не был опубликован.

Верене Баллмер-Сатер, 24 января 1959 г.

Дорогая фрау Баллмер-Сатер,

Я нахожу непостижимым, как мне можно приписать протест против женского избирательного права из страха, что это приведет к опасности «маскулинизации». Опыт достаточно убедил меня в упорстве и крепости женской природы, в которой ничего не изменилось на тысячи лет, чтобы я полагал, будто из-за права голоса случится эдакое чудо. Если женщина становится «маскулинной», это происходит по совершенно иным причинам, нежели политическая деятельность. Естественно, политическая деятельность может маскулинизировать женщину, но и другая деятельность тоже может; например, жены и матери, которые, по общепринятой оценке, могли бы рассчитывать на удовлетворительную судьбу в своей женской роли, тиранят мужей и семьи своим маскулинным анимусом, который давит своим весом без всякой необходимости с их стороны обладать еще и правом голоса. В совершенно женской манере женщина, с ее точки зрения, может обладать обоснованным мнением, не приносящим ни малейшего вреда ее природе. Тот факт, что у нее могут быть убеждения и озарения – это всеобщее человеческое свойство, которое не присуще одним только мужчинам. Во все времена были мудрые и проницательные женщины, к которым за советом шли даже умные мужчины. Есть бесчисленное множество женщин, которые успешны в публичной жизни, не теряя своей женственности. Напротив, они преуспели именно благодаря ей. Неприятный комплекс власти женского анимуса встречается, только когда женщина не позволяет своему чувству выражаться естественным образом или обращается с ним не лучшим образом. Но это, как уже было сказано, может случиться в любых жизненных ситуациях и никак не связано с правом голоса. С наилучшими пожеланиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Базель.

Трауготту Эглофу, 26 января 1959 г.

Дорогой герр Эглоф,

Большое спасибо за ваше любезное новогоднее письмо, на которое я отвечаю довольно поздно. Ваши замечания о тени[1] очень правдивы и основаны на тщательном наблюдении. Нуминозность тени покоится в конечном счете на темном аспекте Бога, deus absconditus, который отчетливо слышен в эти дни.

В последнее время мысли мои часто обращались к вам, и я размышлял как вы там справляетесь. Так что я был рад получить от вас такое длинное письмо.

С наилучшими пожеланиями Нового Года,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

1. Э. писал, что столкновение с тенью – низшей стороной личности – наполнило его страхом, смешанным с восхищением, что привело к чувству почтения, несмотря на ее злую и угрожающую природу.

Дитеру Мейеру, 26 января 1959 г.

Дорогой герр Мейер,

Симптом, который вы описываете,[1] это особенно резко выраженный случай sentiment du déjà-vu. Обычно он объясняется как своего рода галлюцинация памяти. Действительно, такие случаи бывают в состоянии усталости, но, с учетом природы симптома, и особенно когда он повторяется постоянно, он кажется мне чем-то иным, а именно, настоящим предвидением, либо в мечтах, либо просто во сне, тех ситуаций, которые сами по себе тривиальны и которые не вспомнишь после, хотя sentiment du déjà-vu и было. Эта интерпретация кажется мне особенно уместной, когда происходит настоящее и осознанное предвидение. Эти явления ЭСВ (экстрасенсорного восприятия) распространены гораздо сильнее, чем обычно полагают. Они указывают на качество бессознательного, которое находится вне категорий времени и пространства. Эксперименты Райна, проведенные на большом количестве людей, предлагают тому неопровержимое доказательство. В этом нет ничего неестественного, поскольку переживания вроде вашего остаются в пределах нормы.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Висбаден, Германия.

1. М., певец 24 лет, описывал опыт, в котором он «узнавал» вещи и переживания, с которыми раньше никогда не сталкивался.

Анониму, 26 января 1959 г.

Дорогой герр N.,

Большое спасибо, что рассказали о течении вашего opus.[1] Для этого действительно, как вы и говорите, нужен особенный склад ума. Это доходит до предела, но не дальше. Большинство людей все равно не может достигнуть своей судьбы без чуточки безумия, и пока этого не случилось, лучше не изгонять их демонов. Ведь если получится, это будет просто успешная ампутация.

Ваш сон от 6.I.1959:[2] «Грязь» всегда связана с величием. Это необходимая компенсация. Поскольку мы так малы, контакт с величием всегда приносит с собой опасность инфляции. Затем наши сны говорят о грязи и нищете, чтобы мы оставались пониже и не унеслись с великими ветрами мира. Это только с чисто человеческой точки зрения божественная игра кажется болезнью, проказой, разрушительной угрозой для связи с человеческим обществом. Потому уместно не разглагольствовать о ней, а продолжать работу в тайне.

С пожеланиями удачи и крепкого упорства,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Швейцария.

1. N. иллюстрировал свой «процесс индивидуации при помощи около 400 рисунков» и сказал, что для этого «требовалось слоновье упорство».
2. Сон проходил в пустой комнате в отвратительной квартире с грязными стенами.

Анониму, 26 января 1959 г.

Дорогая фрау N.,

Я понял из вашего письма, что у вас есть желание и некий план.[1] Это очень понятно, а также очень полезно ввиду того, что вы узнаете прежде всего о себе. Вы говорите, что хотите «заставить архетип дочери говорить». Это вы можете сделать в любое время, играя роль дочери, которая, по вашему мнению, дополнение Regina Coeli,[2] и в этом качестве сказать то, что хотите, через свое отождествление с этой дочерью. Мне не совсем ясно, что вы имеете в виду, когда говорите, что «ищете удачное место». Нет никакого смысла полагать, что вас где-то ожидают. Скорее можно быть уверенной, что вас не ожидают, и все равно сказать. Если вы хотите говорить об этих вещах, нужно суметь сказать их печи,[3] которая даже не сможет кивнуть в знак понимания. Прежде всего не надейтесь на некое «сотрудничество», ведь где в наше время и в нашем обществе вы найдете человека, который бы знал, как выразить то, что может выразить только ваша уникальность? Это драгоценный камень, который не может быть утрачен. Но сотрудничество и особенно «командная работа» — это самый быстрый способ его потерять. Вы сохраните его, только вынеся одиночество, которым придется за него заплатить. Вот достижение, которого ожидает весь мир в самой своей глубине. С дружескими приветствиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Германия.

1. В результате интенсивного изучения книг Юнга она хотела «сделать» что-то, чтобы помочь разрешить проблемы мира.
2. Царица Небесная. N. считала «архетип дочери протестантским дополнением католического культа Марии» и хотела заставить Марию «говорить через» нее.
3. В сказке братьев Гримм «Гусятница» принцесса, место которой было занято злой служанкой, изливает свое горе железной печи.

Трауготту Эглофу, 9 февраля 1959 г.

Дорогой герр Эглоф,

Большое спасибо за ваше любезно письмо. Оно было поучительным, утешительным и нисколько мне не наскучило, ведь мне всегда интересно увидеть, как человек справляется со своей анимой. Различение тени – это то, что я называю работой ученика, но справиться с анимой – это работа мастера, и ее могут успешно завершить немногие. С наилучшими пожеланиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

Гертруде Роде-Хесснер, 11 февраля 1959 г.

Дорогая фрау Роде-Хесснер,

Большое спасибо за ваше любезное письмо. Мне было очень интересно услышать, что вы можете что-то извлечь из моего способа смотреть на вещи и думать о них. Разница между двумя типами мышления[1] поразила меня давно, и для домашнего использования я описал первый тип как двухмерный, а второй – как трехмерный. «Округлой» формой оно обязано тому факту, что мышление всегда обращается вокруг сущностного в бесконечном приближении к центру. Что парадоксально, вы верно указываете – этот центр нужно создать, хотя он был всегда.

Спасибо, что рассказали о книге Рингбома.[2] Уже несколько лет она была в библиотеке моей жены; она занималась исследованием Грааля вплоть до своей смерти в 1955 г. Ее работу завершили мои ученики, и она будет опубликована в ближайшем будущем издательством Rascher в Цюрихе.[3]

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Берлин.

1. N. обнаружила, что есть два способа мышления, логичное и алогичное. Она описала последнее как «округлую, онтологическую форму мышления», чему нашла подтверждение в сочинениях Юнга. См. Symbols of Transformation, CW 5, Part I, ch. II: “Two Kinds of Thinking” (а также в оригинале 1911 года; см. Psychology of the Unconsciousness).
2. Lars-Ivar Ringbom, Graltempel und Paradies (Stockholm, 1951).
3. Emma Jung and M.-L. von Franz, The Grail Legend (tr. 1971; orig. 1960).

Пастору Теннеру, 12 февраля 1959 г.

Дорогой пастор Теннер,

Прежде чем обратиться к вопросу, который вы задали,[1] я бы хотел поблагодарить вас за благосклонный интерес к моему мнению.

Как вы верно замечаете, трудно обсуждать вопрос о «вере без религии», поскольку сначала нужно установить, что именно мы подразумеваем под «религией». Естественно, я могу определить эту концепцию только в психологических терминах, и это определение будет фундаментом для всего, что я говорю о религии. Я различаю между «религией» и «исповеданием веры»; первая общая, второе специфичное. Древние выводили religio из relegere или religere, размышлять, учитывать, созерцать (например, в молитве). Цицерон: religiosus ex relegendo;[2] religens = страж божий. Conscientias scrupulus[3] обладают religio. Religio – это iustita erga deos[4] (Цицерон). Divum religio i.e. religio erga deos[5] (Лукреций). Conficere sacra Cereris summa religione[6] (Цицерон). Отцы Церкви, и среди них св. Августин, выводят его из religare, связывать, воссоединять: Religio ex eo dicta est, quod nos religat Deo[7] и: Religio vera ea est, qua se uni Deo anima, unde se peccato velut abruperat, reconcilatione religat.[8]

Последнее толкование заимствует, с одной стороны, из еврейской идеи брака с Богом,[9] по отношению к которому человек может быть неверным, а с другой стороны, из характера Яхве, т.е. из его несправедливости, которая в эллинистические времена привела к концепции защитника, предсказанного в Книге Иова, который представляет человека в небесном суде, как у Даниила и особенно в Книге Еноха (I в.) Расстояние между Богом и человеком так велико, что Яхве считает себя обязанным установить среди людей посольство – посланника в собственном сыне – и доставить им послание (евангелие). В то же время Христос – это посредник с титулом filius hominis, Сын Человеческий, как у Даниила и Еноха, и, как таковой, он же заступник.

Еврейская концепция религиозных отношений с Богом как законного контракта (завет!) в христианских представлениях уступает место отношениям любви, что в то же время аспект брака с Богом. Связь любви также может быть разорвана отчуждением и изменой.

В противоположность этим иудео-христианским представлениям, есть совершенно чуждые взгляды языческой античности: боги – это вознесенные люди и воплощения вечносущих сил, с волей и настроениями которых нужно считаться. Их numina[10] нужно тщательно изучать, их нужно умиротворять жертвоприношениями, как благосклонность древних князей завоевывали дарами. Здесь религия означает внимательный, осторожный, продуманный, тщательный, сдержанный, целесообразный и расчетливый подход к власть предержащим, безо всякого следа того законного и эмоционального контракта, который может быть разорван, как брак.

Очевидно, идея брака с Богом – это поздняя и особая разработка, тогда как оригинальная форма religio, без сомнения, верно характеризуется приложениями religere. Я предпочитаю это толкование religio, потому что оно лучше согласуется с общими психологическими находками.

Под «религией», таким образом, я понимаю такой подход, который тщательно и добросовестно учитывает некоторые нуминозные чувства, идеи и события и предполагает размышление над ними; и под «верой» или «исповеданием веры» я подразумеваю организованное сообщество, которое коллективно исповедует особую веру или особые черты и способ поведения. «Вера без религии» потому можно перевести как «(внеконфессиональную) религию без исповедания», проявленную как неорганизованное, неколлективное, всецело индивидуальное применение «религиозной функции». (Под последней я имею в виду преданность, самоотдачу или подчинение сверхъестественному фактору или «убедительному» [= непреодолимому!] принципу: religio erga principium.[11]) Это направление характерно для нынешнего человечества, особенно для молодежи. Причина этого поразительного явления, как я это вижу, в том, что люди устали верить и утомились от усилий цепляться за идеи, которые кажутся непостижимыми для них, и потому довольно буквально невероятными. Это сомнение только укрепляется современными событиями. В мире происходят вещи, которые заставляют публику задать вопрос: возможно ли, что мир, в котором это происходит, управляется благим Богом, Summum Bonum? Наш мир действительно расколот на два Железным Занавесом, и в одной его половине всякая религиозная деятельность не одобряется и подавляется, а «Князь Лжи», дьявол, который в нашей половине потерял всякую сущность, испарившись в простое privatio boni, там по государственным соображениям вознесся на уровень высшего принципа политического действия. Эти факты имеют крайне убедительное воздействие на христиан, которые исповедуют коллективную веру. Всякий раз, когда вера подчеркивается, требуется или ожидается, неизбежно усиливается сомнение, а равно и уязвимость веры в соответствующих догматах.

Следовательно, догматы веры должны быть очищены, или упрощены, освободившись от основных помех, которыми для рационалиста являются их особенно отвратительные «мифологические» компоненты. Усилия Бультмана, очевидно, направлены именно к этой цели. Где они должны или могут остановиться, большой вопрос. Христос как «Искупитель», например, мифологема первейшего порядка, равно как и «Сын Божий», «Сын Человеческий», «Сын Девы» и т.д. «Вера без религии» или «религия без исповедания веры» — это просто логическое следствие, вышедшее из-под контроля Бультмана.

Но если верующий без религии теперь думает, что избавился от мифологии, то обманывает себя: он не сможет обойтись без «мифа». Religio по самой своей природе erga, «к», неважно, каким будет следующий аккузатив, «Бог», «Искупитель», философская идея или этический принцип; это всегда «мифическое» или трансцендентное утверждение. То же самое, когда конечный принцип называется «материей». Только совершенно наивные люди полагают, что это противоположность «мифа» Materia – это, в конечном счете, просто хтоническая богиня-мать, и последний Папа, похоже, имел об этом представление (Ср. вторую энциклику[12] о догмате Успения!)

Очевидно, антимифологическое направление обязано своим появлением трудностям, с которыми мы сталкиваемся, цепляясь за прежние мифологические догматы веры. Сегодня требуется слишком много усилий, чтобы в них поверить. В прежние века это было не так, с учетом весьма ограниченных познаний природы. Не требовалось sacrificium intellectus для веры в чудеса, и сообщения о рождении, жизни, смерти и воскресении Искупителя еще могли считаться биографией. Все это радикально изменилось в недавние времена под непреодолимым влиянием научного рационализма, и отвращение молодого поколения от мифологии, похоже, является естественным исходом посылки: мы устали от излишних усилий поверить, потому что объект веры в своей основе больше не убедителен. Догмат о Троице, божественная природа Искупителя, Воплощение через Святого Духа, чудесные деяния Христа и воскресение более подходят сомнению, чем вере. Догматы рушатся один за другим. «Послание Распятого и Воскресшего Христа» больше не понимают, оно в лучшем случае считается благонамеренным объектом урока по этике, за которым признается некоторая практическая польза. Отсюда лишь шаг до представления, что некоторые этические принципы можно обрести и без мифологических украшений.

Но для людей с религиозной чувствительностью этот рационализм недостаточен; у них есть смутное подозрение, что этика требует иного основания, нежели то, что дает ей двуликий Янус разума. «Разум», как известно, не обязательно этичен, не больше, чем ум. Такие люди чувствуют в религии бесценные отношения «я-ты», которых лишены всякие рациональные решения, основанные на обусловленных эго суждениях. Потому они оставляют за собой личные отношения с Христом, что ясно видно в христоцентрическом направлении недавних течений в протестантизме. Эта концепция веры предполагает только одну мифологему: непрерывное, живое присутствие Воскресшего Христа. Для многих религиозных людей сегодня даже эта уступка мифу отбрасывается, и они удовлетворяются застенчивым теизмом[13], который минимально отягощен традиционными мифами. Кроме этого есть только суррогаты вроде экзотических теософских идей или другие регрессивные «-измы», и все они приводят к материализму, где человек впадает в иллюзию, что, наконец, полностью избавился от всех и всяких мифологических пугал.

С этой радикальной «демифологизацией» религиозное общение тоже заходит в тупик. Миф – это преимущественно социальное явление: он рассказывается многими, и его слышат многие. Он дает в конечном счете непредставимому религиозному переживанию образ, форму для выражения, и это делает возможной жизнь общины, тогда как чисто субъективное религиозное переживание, лишенное традиционной мифической образности, остается невыразимым и асоциальным, и приводит, если вообще приводит к чему-то, к духовно затворнической жизни.

Хотя затворник не представляет собой модель для жизни, уединенность религиозного опыта может и будет неизбежной и необходимой переходной фазой для всякого, кто ищет сущностного опыта, так сказать, изначального религиозного опыта. Только это создает подлинное и нерушимое основание его внутренней жизни в вере. Но достигнув этой уверенности, он при нормальном течении вещей не сможет оставаться наедине с ней. Его полнота изливается в общении, а общение требует языка. Но какой язык он выберет? Очевидно, такой, который понимают все. Так что из практических соображений он не будет выдумывать новые идиомы, которые сослужат дурную службу, потому что закрепят за ним славу необразованного эксцентрика, но обязан будет воспользоваться древним мифом, в данном случае христианским, пусть даже с риском, что его обвинят в наливании нового вина в старые мехи. Если его индивидуальный опыт живой, то обладает качествами всякой жизни, которая не угасает, а, будучи в постоянном течении, порождает все новые аспекты. Древний миф, который всегда содержит в себе нечто еще более древнее и исконное, остается тем же самым, что является сущностным качеством всех форм религии; он только претерпевает новую интерпретацию. Потому Реформация не в большей степени была восстановлением чистоты ранней Церкви, чем Ренессанс – возрождением античности, а лишь новым описанием, которое не может отбросить собственную историческую эволюцию.

Лишенный образов и предубеждений опыт, к которому стремится современный человек, приведет (если только он не стремится к роли пророка) к скромному заключению, что, несмотря на нуминозность, это был прежде всего только его субъективный опыт. Если в его распоряжении есть необходимый опыт, он также поймет, что опыт был совсем не уникален по своей сути и наблюдался во многих других случаях. Более того, ему не составит труда понять, что переживания такого рода присущи природе психики во все времена, неважно, какому Богу приписывалось его возникновение. В воображении и вере мы можем идти по ту сторону психики, как и в фантазии может выйти за пределы трехмерного мира. Но непосредственное знание у нас может быть только о психическом, даже хотя мы можем быть уверены, что наш лишенный образов опыт был «объективным» фактом – фактом, который, однако, никогда не может быть доказан.

В наши дни часто слышишь, что люди утверждают, будто нечто было «только» психическим, словно есть хоть что-то, что не было бы психическим. Когда мы утверждаем, что нечто существует, то с необходимостью имеем «представление», т.е. образ этого. Иначе это нечто было бы, по крайней мере, бессознательным для нас. Но тогда мы не могли бы ни утверждать, ни тем более доказывать что-то об этом. Присутствие объектов полностью зависит от нашей силы представления, и «представление» — это психический акт. Но в наши дни «только психическое» попросту означает «ничто». Кроме психологии только современная психика вынуждена была признать, что никакая наука невозможна без психики.[14]

Больше сотни лет, как мир столкнулся с концепцией бессознательного,[15] и больше пятидесяти лет – с его эмпирическим исследованием, но лишь немногие сделали необходимые выводы. Никто, похоже, не заметил, что без рефлексирующей психики мир тоже не существовал бы, и что, следовательно, сознание – это второй творец мира, а космогонические мифы описывают не абсолютное начало мира, а скорее зарождение сознания как второго Творения.

Таким образом, мифы – это описания психических процессов и изменений. Поскольку они, будучи все еще в бессознательном состоянии, остаются недоступными для произвольного изменения, то оказывают непреодолимое воздействие на сознание как предсуществующие обуславливающие факторы. Это влияние не устраняется и не исправляется какими бы то ни было условиями среды. Таким образом, с древних времен полагалось существование daemonium.[16] Никакой здравый смысл не изгонит этот эмпирический факт.

Далее, неважно, чем считать эти архетипы, как я назвал данные предсуществующие и формирующие психические факторы: «всего лишь» инстинктами или демонами и богами, никакой разницы по отношению к их динамическому воздействию нет. Но часто есть огромная разница, недооцениваются ли они как «всего лишь» инстинкты или переоцениваются как боги.

Эти новые прозрения позволяют нам обрести новое понимание мифологии и ее важности как выражения внутрипсихических процессов. И из этого, в свою очередь, мы получаем новое понимание христианского мифа, в частности, его кажущихся неприятными утверждений, противоречащих всякому здравому смыслу. Если христианский миф не устареет, что было бы предательством с непредсказуемыми последствиями, мы сталкиваемся с необходимостью более психологически ориентированной интерпретации, которая позволит извлечь его смысл и гарантирует непрерывность. Опасность его окончательного уничтожения значительна, когда даже теологи начинают разрушать классический мир мифологических идей, не поставив на его место новую среду для выражения.

***

Простите, дорогой пастор, за необычную длину моего письма. Учитывая важность вашего вопроса, мои усилия даже слишком малы. В возрасте 84 лет я несколько устал, но я беспокоюсь о нашей культуре, которой угрожает утрата корней, если непрерывность традиции будет нарушена. За почти шестьдесят лет я прочувствовал пульс современного человека со всех континентов земли и пережил слишком много горя нашего времени, чтобы не принимать тяжесть вашего вопроса близко к сердцу.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Кронбюль, кантон Сен-Галлен. Имя выяснить не удалось.

1. Т. спросил мнение Юнга об учениях некоторых теологов, в частности, последователей Дитриха Бонхёффера (1906-1945), согласно которым современный человек нуждается в «вере без религии».
2. «…А те, которые над всем, что относится к почитанию богов, усердно размышляли и как бы перечитывали (relegerent), были названы религиозными (religiosi) (от relegere…)». Цицерон, О природе богов, 2, XXVIII. [Зд. в пер. М.И. Рижского – прим. перев.]
3. = угрызения совести.
4. «Религия (это) то, что воздает почтение [букв. воздает должное] богам». Цицерон, De partitione oratoriae, 78.
5. «Divum religio здесь означает почтение к богам». Лукреций, De rerum natura, 6, 1276.
6. «…чтобы священнодействия в честь Цереры совершались с величайшими благоговением и торжественностью» (Цицерон, Речь в защиту Луция Корнелия Бальба, XXIV).
7. «Слово религия происходит от того, что связывает нас с Богом» (Августин, Retractiones, 1.13.9).
8. «…истинная религия есть та, которая через примирение воссоединяет душу с единым Богом, от которого та как бы оторвалась из-за греха» (Августин, О величине души, XXXVI).
9. Осия 2:19: «И обручу тебя Мне навек».
10. Numen (откуда numinosum) означает «кивок» (головой); в более узком смысле бог проявляет волю, кивая головой. См. Aion, CW 9, ii, par. 110, цит. отрывок.
11. = религия (должное почтение) к принципу.
12. Ad Caeli Reginam. См. Синклер, 7 янв. 55 г., прим. 7.
13. Вера в бога, но отрицание откровения.
14. См. Уитмонт, 4 мар. 50 г., прим. 1.
15. Например, C.G. Carus, Psyche (1846). Книга начинается с фразы: «Ключ к познанию природы осознанной психической жизни лежит в области бессознательного».
16. Промежуточная область сверхъестественных сил между богами и людьми.

Клеоме К. Уодсуорт, 14 февраля 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогая миссис Уодсуорт,

Большое спасибо, что прислали мне черновик вашего интервью,[1] а особенно за прекрасный букет. Он принес весну в мой дом.

Как правило, я не люблю последующих отчетов об интервью. Как доктор обязан к молчанию и благоразумию, так и пациент, даже если не чувствует за собой вины. Это все равно что писать портрет. Вы всегда вкладываете в него себя. Если вы вообще хотите его использовать, пожалуйста, воздержитесь от слишком публичного использования. Хорошим друзьям, в благоразумии которых вы можете быть уверены, можно показать его с комментарием, что это написанный вами портрет. В нем есть некоторые тонкие нюансы, за которые я едва ли ответственен.

В надежде, что вы в хорошем расположении духа, остаюсь,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Вашингтон, округ Колумбия.

1. Резюме интервью с Юнгом.

Стивену Абрамсу, 5 марта 1959 г.

Дорогой мистер Абрамс,

Большое спасибо за интересные новости. Я был весьма впечатлен неизвестным мне ранее фактом, что Каммерер совершил самоубийство вскоре после публикации своей замечательной книги.[1] Очевидно, это был тот же случай, что и с Зильберером,[2] который первым шагнул в новое измерение и совершил самоубийство. Должен сказать, я им симпатизирую. Я всегда поражался, что смог пробиться через враждебные джунгли.

Полагаю, меня очень заинтересует диссертация о моем астрологическом эксперименте, которую вы упоминаете.[3] Я поражен, что этим людям не пришло в голову прислать мне копию, что является обычным делом в научных кругах.

Природа ЭСВ – это действительно сложная проблема. Эксперименты ЭСВ в некотором смысле доступны для повторения, а в другом нет – нет. Это показывает, что не следует иметь дело с постоянным качеством психического процесса. При определенных обстоятельствах качество появляется словно из ниоткуда, а при других его будто бы и не было. Даже люди с привычным для них ясновидением подвержены этим ограничениям, поскольку не могут им пользоваться для собственных целей.

Очевидно, нужно осознать, что мы сталкиваемся здесь с совершенно новым и странным поведением фактов. Вопрос обуславливающего фактора занимает меня больше всего. Единственный определенный вклад, на который я способен в этом отношении – это наблюдение, что в большинство синхронистических случаев мы имеем дело с констеллированным архетипом.[4] Это максимально доступное мне приближение к психологии синхронистичности. Архетип разделяет эту свою особую природу с натуральными числами, т.е. они представляют собой субъективные психологические явления, с одной стороны, и объективное существование, с другой. Поскольку есть уравнения, которые a posteriori согласуются с физическими фактами,[5] то есть и физические факты, которые a posteriori согласуются с архетипическими представлениями.

Мне кажется, что всякая экспериментальная обстановка, не учитывающая присутствие архетипической предрасположенности, или полагающая ЭСВ постоянным качеством, будет более или менее бесплодной. Однако, при таких экспериментах есть некоторая возможность продемонстрировать, чем ЭСВ не является. Без сомнения, метод per exclusionem [метод исключений] имеет свои достоинства. Возможность научиться или разучиться, как мне кажется, во многом связана с указанным автономным состоянием. Факты, лежащие в основе синхронистических явлений, похоже, обладают определенным поведением, выражающимся в субъективных психических и, в то же время, объективных физических состояниях. Это действительно огромная загадка.

…

Искренне ваш, К.Г. Юнг

P.S. У меня было очевидно ошибочное впечатление, что я ответил на присланную вами работу. Иногда бывает так, что, когда я о чем-то много думал, у меня складывается впечатление, что с этим вопросом покончено. Ваша работа, даже в своем втором издании, действительно очень сложна. Слушая ее, я не смог бы следить за содержанием. Одна из трудностей в том, что ваша аудитория не сможет понять, что я имею в виду под «архетипом». Возникает чувство, что вы и сами на этот счет не уверены, а уж аудитория не знает об этом ровным счетом ничего. Чтобы понять необычное явление архетипа, нужно много практического опыта, например, нуминозное качество, столь незаменимое для распознания архетипа, нечто столь же неопределимое и невесомое, как и выражение человеческого глаза, которое несомненно, не неописуемо. Поскольку архетипическое представление, которое не тождественно архетипу самому по себе, является символической формулировкой самого инстинкта, это наши единственные средства для распознания проявления инстинктивной ситуации. Архетип — часть инстинктивной жизни человека и, как таковой, действует в сфере, которая преимущественно бессознательна и потому обладает всеми качествами сферы, лежащей вне всех категорий, делающих вообще возможным сознание. Он не здесь и не там, ни сейчас, ни в прошлом или будущем. Он вообще не локализован, что объясняет, почему он появляется как снаружи (эктопсихически), так и внутри (эндопсихически).[6] Он один и тот же, но разделенный на два или более независимых события, проявляющихся с тем же смыслом. Здесь человек очевидно имеет дело с чем-то выходящим за пределы всех традиционных ожиданий нашего рационального мышления. Тщательное экспериментальное исследование И Цзин, как правило, дает самый поучительный материал.

□ Писал как член Парапсихологического общества университета Чикаго.

1. Пауль Каммерер (1880-1926) совершил самоубийство после публикации своей книги Die Verebrung erworbener Eigenschaften («The Inheritance of Acquired Characteristics»; 1924), когда обнаружилось, что один из его ассистентов производил поддельные результаты экспериментов, чтобы доказать теорию французского натуралиста Ламарка (1744-1829). Здесь Юнг, однако, говорит о книге Каммерера Das Gesetz der Serie (1919), обсуждаемой в “Synchronicity”:, CW 8, pars. 824f. См. также Arthur Koestler, The Case of the Midwife Toad (1971).
2. См. Нойманн, 22 дек. 35 г., прим. 1.
3. Речь идет о диссертации на соискание степени магистра естественных наук (университет Чикаго), которую знакомый А. предложил в 1957 г., содержавшей анализ статистики синхронистичности Юнга и вывод, что она верна.
4. Этот термин описывает эмоционально заряженную ситуацию, часто психологический тупик, в котором архетип активируется или «констеллируется»; см. “Synchronicity”, CW 8, par. 847.
5. См. Уотсон, 9 фев. 56 г., прим. 1; а также Aion, CW 9, ii, par. 413.
6. «Под эктопсихикой я понимаю систему отношений между содержаниями сознания и фактами и данными, идущими из окружения. … Эндопсихика, с другой стороны, это система отношений между содержаниями сознаниям и установленными процессами в бессознательном», Analytical Psychology: Its Theory and Practice, p. 11, fig. 4, p. 49 (= “Tavistock Lectures”, CW 18, par. 20, fig 4, par. 88).

Анониму, 5 марта 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогая миссис N.,

Не могу выразить, как глубоко я тронут страшными новостями о преждевременной смерти вашего сына. … Да, жизнь – это загадочное дело. Иногда она начинается с глубокого нет собственному существованию, и единственная ее цель в том, чтобы закончиться. В таком случае можно только спросить: что было до этого? И что будет потом? Иногда бывает сон, которые дает ответы на вопросы. Но чаще всего мы остаемся в глубоком неведении о мотивах и смысле отдельной жизни; даже наша собственная жизнь, кажется, состоит из длинной цепи событий, из которых только некоторый набросок освещается сознанием, но тьма скрывает все, что было до начала и что будет после ее конца.

С глубоким сочувствием,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ США.

Анониму, 6 марта 1959 г.

Дорогая фрау N.,

Большое спасибо, что прислали мне свои сны об НЛО. Понятые как психологическое явление, НЛО компенсируют нашу неуверенность в этом мире. Они как гарантия, что у нас есть связь с чем-то вне этого мира.

Как правило, можно полагать аксиоматичным, что пациент застревает там, где и сам аналитик не может продвинуться дальше, так что ваша догадка, вероятно, верна. У вашего сына, очевидно, значительный материнский комплекс, который мешает ему покинуть свой материнский круг и встать на ноги. В конце концов, нужно выдержать собственную панику. С вашей стороны требуется внутренняя уверенность инстинкта, которая есть у животного: когда приходит время, оно отгоняет потомство от кормушки. Очевидно, что ваш сын должен рискнуть пойти на это испытание, но только если он оставит свою инфантильную зависимость раз и навсегда. Он обращается с собой с имитированными материнскими чувствами, мягко и осторожно, когда должен собраться с мужеством и дать себе пару жестоких пинков. Слишком много такого обращения с собой оказывает анестезирующий эффект и подрывает дух. Ему нужно больше лечения холодной водой. Нежный уход истощает его силы.

Это примерно то, что я сказал бы вам или вашему сыну на консультации. С дружескими приветствиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Швейцария

Анониму, 9 марта 1959 г.

Дорогая N,

Мне очень жаль, что вы так несчастны. «Депрессия» буквально означает «быть прижатым». Это может случиться, даже когда у вас нет осознанного чувства, что вы «наверху». Так что я бы не отметал эту гипотезу сразу. Если бы мне пришлось жить в чужой стране, то я нашел бы одного-двух человек, которые кажутся дружелюбными, и сделался бы им полезным, чтобы либидо приходило ко мне снаружи, пусть даже в несколько примитивной форме, скажем, собаки, виляющей хвостом. Я бы выращивал животных и растения, находя радость в их благоденствии. Я бы окружал себя красотой, неважно, насколько примитивной или безыскусной – объектами, цветами, звуками. Я бы хорошо ел и пил. Когда тьма становилась бы гуще, я проник бы в самое ее сердце и основание, не оставляя попыток, пока среди боли не засиял бы свет, ведь in excessu affectus[1] Природа обращается в другую сторону. Я бы пришел в ярость против себя и жаром этой ярости плавил бы свой свинец. Я отверг бы все и занялся самой мелкой деятельностью, если бы депрессия довела меня до жестокости. Я бы боролся с темным ангелом, пока он не сломал бы мне бедро. Ведь в нем же свет и голубое небо, которые он скрывает от меня.

Во всяком случае, так бы делал я. Что бы делали другие, это другой вопрос, на который я не могу ответить. Но у вас тоже есть инстинкт либо уклониться, либо идти в самые глубины. Но никаких полумер и никакой нерешительности.

…

С сердечными пожеланиями наилучшего,

Как всегда, К.Г. Юнг

□ США (женщине).

1. = в чрезмерном аффекте или страсти. См. “Synchronicity”, par. 859.

Эриху Нойманну, 10 марта 1959 г.

Дорогой друг,

Большое спасибо за ваше длинное и последовательное письмо от 18.II. То, что фрау Яффе послала вам, это пока не просмотренный черновик[1], попытка записать блуждающие мысли. К сожалению, усталость старика мешает мне написать столь же последовательное письмо.

I

Вопрос: an creator sibi consciens est?[2] – это не «любимая идея», а крайне болезненный опыт с почти неисчислимыми последствиями, о которых нелегко спорить. Например, если человек проецирует самость, это бессознательное действие, ведь мы по опыту знаем, что проекция следствие только бессознательности.

 Incarnatio означает прежде всего рождение Бога в Христе, следовательно, психологически осознание самости как чего-то нового, не бывшего ранее. Человек, созданный до этого – «тварь», хоть и созданная «по образу и подобию» Бога, и это предполагает идею filiation и sacrificium divinum. Воплощение – это, как вы говорите, «новый опыт».

«Это произошло почти случайно и непреднамеренно…»[3] Это высказывание может хорошо охарактеризовать весь процесс творения. Архетип не исключение. Первичным событием было упорядочение бесформенных масс в сферические формы. Потому этот изначальный архетип [мандала] появляется как первая форма аморфных газов, ведь все аморфное может проявиться только в некой особой форме или порядке.

Концепция «порядка» не тождественна концепции «смысла». Даже органическое существо, несмотря на свойственное ему осмысленное устройство, не обязательно осмысленно во всеобщей цепи. Например, если бы миру пришел конец в период олигоцена, он не имел бы никакого смысла для человека. Без рассуждающего сознания человека мир – это гигантская бессмысленная машина, ведь в нашем опыте человек – единственное существо, способное установить хоть какой-то смысл.

Мы до сих пор не имеем представления, где искать конструктивный фактор в биологическом развитии. Но мы знаем, что теплокровность и дифференцированный мозг необходимы для зарождения сознания, а потому также для откровения смысла. Страшно представить себе катастрофы и опасности, которые за миллионы лет преобразили лемуроподобного древесного жителя в человека. В этом хаосе случайностей, вероятно, действовали синхронистические явления, как наряду, так и против известных законов природы, чтобы в архетипические моменты произвести синтезы, которые нам кажутся чудесными. Каузальность и телеология нас здесь подводят, потому что синхронистические явления проявляются как чистая случайность. Сущность этих явлений в том, что объективное явление значимо совпадает с психическим процессом; так сказать, физическое и эндопсихическое событие имеют общий смысл. Это предполагает не только всепроникающий скрытый смысл, который может быть воспринят сознанием, но и, в это до-сознательное время, психоидный процесс, с которым физическое событие значимо совпадает. Здесь смысл не может быть воспринят, потому сознания пока нет. Именно через архетип мы ближе всего подходим к этой ранней, «непредставимой», психоидной стадии развития сознания; на самом деле, архетип дает нам на нее прямые указания. Бессознательные синхронистичности, как мы знаем по опыту, вполне возможны, поскольку во многих случаях мы не осознаем их появление, или же наше внимание привлекается к совпадению другим человеком.

II

Поскольку законы вероятности не дают оснований предполагать, что такие высшие синтезы, как психика, могут возникнуть только случайно, остается только утверждать скрытый смысл, чтобы объяснить не только синхронистичные явления, но и высшие синтезы. Значимость всегда оказывается сначала бессознательной, и потому может быть обнаружена только post hoc; потому всегда есть опасность, что смысл будет приписан вещам, которые им не обладают. Для этого нам пригодятся синхронистичные переживания. Они указывают на скрытый смысл, не зависящий от сознания.

Поскольку творение без рассуждающего сознания человека не обладает различимым смыслом, гипотеза скрытого смысла наделяет человека космогонической значимостью, подлинным raison d’etre. Если, с другой стороны, скрытый смысл приписывается Творцу как часть сознательного плана творения, возникает вопрос: зачем Творец устроил весь этот феноменальный мир, если уже знал, как отразится в нем и зачем вообще в нем отражаться, если он уже осознает себя? Зачем наряду со своим всеведением создавать второе, несовершенное сознание – миллионы мрачных зеркалец, когда он уже заранее знает, как именно выглядит образ, который в них отразится?

Обдумав все это, я пришел к заключению, что быть созданным «по образу и подобию» относится не только к человеку, но и к Творцу: он напоминает человека или его подобие, то есть он так же бессознателен, как человек или даже больше, поскольку, согласно мифу об incarnatio, он действительно чувствовал себя обязанным стать человеком и предложить себя человеку в жертву.

Здесь я должен завершать письмо, осознавая, что только затронул основные моменты (как мне кажется) в вашем письме, которое мне трудно понять частями. Не легкомыслие, но molesta senectus[4] вынуждает меня на благоразумное умолчание. С наилучшими пожеланиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

 

□ Части этого письма были опубликованы в Jung and Jaffe, Erinnerungen, Träume, Gedanken, pp. 376ff. (нет в Воспоминаниях). Все письмо, вместе с письмом Нойманна от 18 фев. издано в Jaffe, Der Mythus vom Sinn im Werk von C.G. Jung (1967), pp. 179ff. (нет в пер. The Myth of Meaning).

1. Первый черновик гл. XII, «Поздние мысли» Воспоминаний.
2. = осознает ли себя творец?
3. Парафраз отрывка из Воспоминаний (который Н. читал в рукописной форме): «Естественная история учит нас о бессистемной и случайной трансформации особей за сотни миллионов лет взаимопожирания» (p. 339/312). Он возражал против «дарвинистского осадка» в словах о «бессистемной и случайной трансформации» и предлагал иную теорию, «в которой будет играть роль ваша концепция архетипа и абсолютного и внешнего знания». О концепции Н. о внешнем знании, подстегивающем жизненный процесс, в котором разделение между внутренней и внешней реальностью, психикой и миром превосходится в «единой реальности» — ср. его “Die Psyche und die Wandlung der Wirlichkeitsebenen”, Eranos Jahrbuch 1952.
4. = тяжесть возраста.

Кэри Ф. Бейнс, 12 апреля 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогая Кэри,

…

Проблема Х. с затрагиванием психологической проблемы – это хорошо известный мне факт. Я видел это во многих случаях. Хотя похожий редко встречается у женщин. Словно женщины меньше знают о его применении, так как понимают психологию преимущественно как средство достижения цели, тогда как у мужчины гораздо более целостное представление о ней, хотя знает о ней он гораздо меньше, чем женщина. Женщина думает, что движется в сфере более или менее известных факторов, тогда как мужчина ужасается неизбежности иметь дело с хорошо известными «Неизвестными», как говорит Вагнер в Фаусте: “Berufe nicht die wohlbekannte Schar!”[1] «Неизвестные» — это очень четкий фактор в жизни мужчины. Он знает их довольно хорошо, даже настолько хорошо, что продолжает уверять себя и других, что их не существует. Он даже строит в этом отношении жалкое превосходство. Таков средний мужчина, и он прав в своей тревожности, потому что дело в тех невероятных ужасах, что он приносит в мир в форме коммунизма и водородных бомб, а также, не в последнюю очередь, в его плодовитости и неизбежном перенаселении. Он до сих пор мыслит в терминах массовой гигиены и видит кошмары о массовом убийстве. Зачем ему думать о бессознательном, о матери будущего? Мужчина до сих пор самым примитивным образом надеется, что, если не знать, не называть и не видеть опасности, это ее отвратит. Зачем ему возиться с психологией, которая должна помогать в ситуации, которая объявлена невидимой? Психология Х. в этом отношении – это поведение всякого мужчины, а я просто дурак, который говорит о плохой погоде, когда сияет солнце.

…

Сердечно твой, К.Г.

1. «Не вызывайте знакомую толпу», Фауст, Первая часть, «У ворот».

Вернеру Брюхеру, 12 апреля 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой мистер Брюхер,

Ваше любезное письмо[1] стало для меня большим сюрпризом, поскольку в нем послание от группы людей, о существовании которых я и не догадывался. Это дает мне приятную мысль, что могут быть похожие группы в других отдаленных местах мира, заинтересованные в моей психологии. Я часто спрашивал себя, куда идут мои книги и как их принимают. Единственное, что я знаю – они сносно продаются, по сравнению с другими, посвященными схожим сложным темам.

Более того, меня всегда впечатляло, очевидно, общее мнение, что мои книги трудно читать, и я получал так много критики, что в них есть нечто такое, что нелегко принять. Тем более я был впечатлен вашим благосклонным и дружеским приветствием и пониманием. Уже больше половины столетия, как я пытаюсь быть услышанным своими современниками с поразительно слабым откликом. Я не могу, однако, жаловаться об академических почестях, возложенных на меня в Европе, Америке и даже в далекой Индии,[2] но я более чем сомневаюсь в воздействии, которое мои книги оказали на тех, кто был ответствен за возложение этих почестей. Я полагаю, что мои книги требуют человеческого понимания, которого интеллектуальный мир или мир интеллекта боится, хотя я легко могу понять, почему это так. Большое удовлетворение знать, что такое понимание существует, потому что мне известно по работе с пациентами, а также учениками, как современный ум нуждается в некотором наставлении, и как беспомощны люди, представляя и имея дело с гнусностями, которые перед нами ставит настоящее время, а тем более непосредственное будущее. Не могу не верить, что реальная проблема с сегодняшнего дня и до туманного будущего будет психологической. Душа полна кажущихся неразрешимыми трудностей, что копятся до небес перед нашими глазами. Мы глубоко нуждаемся в новой ориентации, и я надеюсь, что мои мелкие усилия и ваши будут вкладом в разрешение великой загадки.

Я тепло благодарю вас и ваших друзей за любезность и искренность, вдохновившие ваше письмо.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Тусон, Аризона.

1. Б., наряду с несколькими другими людьми из того же города, выразил их глубокое восхищение работой Юнга. Он описал «группу друзей, живущих в центральной Аризоне как тот тип душ, основное стремление которых понять себя, мир вокруг и отношения между ними», называя Юнга «одной из величайших душ, что помогают возвещать новую эру, когда время ее пришло».
2. Ср. Кюнцли, 4 фев. 43 г.

Вильгельму Биттеру, 17 апреля 1959 г.

Дорогой коллега,

Большое спасибо за новости о публикации отчета собрания.[1]

Как вы понимаете, на вопрос о чудесных исцелениях[2] нельзя ответить в двух словах. Лучше всего ответить на него, вероятно, можно в форме историй болезни, поскольку трудно заложить какие-то общие принципы в отношении этого странного материала. Прежде всего нужно различать между кажущимися исцелениями, т.е. теми, что кажутся таковыми для неспециалиста, и исцелениями, что оказываются чудесными и для посвященного человека. Я бы предположил, что большой процент так называемых чудесных исцелений обязан своим существованием психическим ассоциациями, в которых для нас нет ничего чудесного. Я помню случай женщины 60 лет, которая ходила на костылях из-за необъяснимой боли в левом колене.[3] В то время я вел в клинике Фореля лечение гипнозом и внушением, перед Первой Мировой войной. Когда я сказал ей, что собираюсь ее загипнотизировать, она без всякого моего участия впала в гипнотический сомнамбулизм, из которого я пробудил ее только с огромными усилиями. Только проснувшись, она вскочила и закричала: «Я исцелилась!» Когда ее спутница протянула костыли, она оттолкнула их и торжественно ушла домой без всякой поддержки.  Мои студенты были глубоко впечатлены этим «чудом». Основа исцеления заключалась в том, что у нее был сын, на которого она возлагала смелые надежды, но он помешался и, кстати, находился в клинике в моем отделении, хотя я об этом не знал, потому что она к тому времени уже снова вышла замуж и носила другую фамилию. Для нее я представлял успешного сына, и перенос потом закрепился на мне. Исцеление было в демонстрации в мою пользу ad majorem gloriam filii [к вящей славе детей – лат.] Она смогла отбросить свои невротические боли в обмен на блаженный перенос.

Примерно то же самое происходит в церкви, когда вполне стоит того быть исцеленным матерью Божьей и добиться за эту привилегию публичного восхищения. Но это очень сложный вопрос в случае некоторых органических болезней, например, туберкулеза, когда по всем медицинским стандартам невозможно ожидать вмешательства каких-то внезапных целительных процессов, и, однако, исцеление происходит. Я лечил несколько случаев хронического легочного туберкулеза, которые требовали ежегодных визитов в Давос, и наблюдал, что повреждения исцелялись за несколько недель, так что дальнейшие визиты не требовались. Для неспециалиста это чудо, но для врача это все равно можно понять. То же самое с опухолями. Я наблюдал несколько случаев, когда некое психическое событие, или психологическое лечение, вызывали не только исчезновение разрастающихся метастаз, но и самой основной опухоли. Не то, чтобы этих наблюдений было достаточно, чтобы я поверил в возможность психотерапевтического лечения опухолей. В некоторых случаях психотерапевтическое лечение, контакт со сферой архетипов могут породить такую констелляцию, которая лежит в основе синхронистичности. Естественно, в таких обстоятельствах можно ожидать всего, что граничит с чудесным или является чудесным, потому что в собственной жизни мы не можем обнаружить точно, как появляется синхронистический результат. Очевидно, требуется величайшая осторожность, поскольку исцеления, психически сами по себе понятные, могут появиться таким крайне утонченным образом, что распознать их как таковые требует огромного опыта. Тем не менее, есть случаи исцелений, которые по нашим стандартам так же немыслимы, как и связь между снов и реальным скарабеем.[4]  Когда бы мы ни входили в сферу архетипического, можно с некоторой долей вероятности ожидать синхронистических событий; и, как вы верно отмечаете, они происходят как с верящими в них, так и с не верящими. Это явления относительно редкие, и они происходят на том уровне, что за пределами веры и неверия. Очевидно, что такие вещи происходят не только под воздействием внутренних психических условий; очень часто для них также нужно внешнее окружение, например, нуминозное место. В Лурде, где Мария появляется как своего рода дарующая возрождение Мать-Земля, это пещера и подземный источник. Последний, на самом деле, одно из именований Марии: page pagon.[5]

Вот какие мысли пришли мне в голову на тему «чудесных исцелений». С наилучшими пожеланиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

1. Bitter (ed.), Gut und Böse in der Psychotherapie (1959), отчет собрания в Цюрихе осенью 1958 г. Работа Юнга, “Good and Evil in Analytical Psychology” теперь в CW 10.
2. Б. редактировал отчет двух других собраний в Штутгарте в мае и октябре 1958 г., опубликованный как Magie und Wunder in der Heikunde (1959). Письмо Юнга было напечатано (с мелкими выпусками) первым.
3. Случай описан в “Crucial Points in Psychoanalysis”, CW 4, par. 581, и полнее в Memories, pp. 118f./119. (Возраст пациентки в двух сообщениях отличается, но случай, очевидно, одинаковый.)
4. См. “Synchronicity”, CW 8, par. 843 и appendix, par. 982: когда пациентка рассказывала о сне, в котором ей дали золотого скарабея, в комнату влетел скарабеоидный жук.
5. = источник источников.

Джозефу Райклаку, 27 апреля 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой мистер Райклак,

В своем обучении я был подвержен философским влияниям Платона, Канта, Шопенгауэра, Эд. ф. Гартмана[1] и Ницше. Эти имена, по крайней мере, характеризуют предмет моего изучения в философии. Точка зрения Аристотеля никогда особенно мне не нравилась; и Гегеля, который, по моему весьма некомпетентному мнению, вообще не настоящий философ, а неудавшийся психолог. Его невозможный язык,[2] который он разделяет со своим кровным братом Хайдеггером, указывает, что его философия – это крайне рационализированная и чрезмерно украшенная исповедь его бессознательного. Тот факт, что я использую термин «диалектическая процедура»[3] или что-то в этом роде, делает меня уязвимым для неверного понимания, будто я имею в виду интеллектуальную процедуру, а не практический метод работы с весьма конкретными утверждениями, перед которыми нас ставит бессознательное. Это очень важный раздел психотерапии. Поскольку невроз заключается в диссоциации личности, всегда сталкиваешься с противоположностью или vis—a—vis, с которым нужно считаться; это факт, неизвестный только тем, кто не знает ни о чем другом, как о содержании своего сознания. Более того, наука всех движущихся, равно как и живых тел, основана на концепции энергии. Энергия сама по себе – это напряжение между противоположностями. Наша психология не исключение из принципа, который объемлет все естественные науки.

В том интеллектуальном мире, в котором я рос, гегелевское мышление не играло никакой роли; напротив, это был Кант и его эпистемология, с одной стороны, а с другой, строгий материализм, который я никогда не разделял, слишком много зная о его нелепой мифологии. Диалектика Гегеля, могу сказать с уверенность, никакого влияния не оказывала, насколько я себя знаю. Немецкий термин “Auseinandersetzung” [обсуждение, столкновение – нем.] я использовал в его разговорном смысле. Будучи эмпириком, а не философом, я выбирал термины, имеющие свой реальный источник в опыте; так что, когда я говорю об “Auseinandersetzung”, это может быть и дискуссия между мистером А. и его женой. Другое распространенное заблуждение в том, что я заимствую свою идею «архетипов» у Филона или Дионисия Ареопагита или св. Августина. Она основана исключительно на эмпирических данных, например, на том поразительном факте, что продукты бессознательного в современных индивидуумах могут почти буквально совпадать с символами, появляющимися у всех народов и во все времена при невозможности традиционной передачи или миграции, чему я привел множество доказательств.

Я никогда не изучал Гегеля должным образом, то есть его оригинальные работы. Возможность прямой зависимости от него исключена, но, как я сказал выше, Гегель излагает основные направления бессознательного и может быть назван “un psychologue raté” [неудавшийся психолог – фр.] Есть, конечно, поразительные совпадения между некоторыми положениями гегелевской философии и моими находками, связанными с коллективным бессознательным.

В надежде, что я удовлетворительно ответил на ваш вопрос, остаюсь,

Преданный вам, К.Г. Юнг

□ M.D., тогда директор клиники для лечения душевнобольных, связанной с университетом штата Вашингтон, теперь профессор психологии в университете Пердью, Индиана. – Согласно письму Р. от 16 янв. 70 г., цитируемого с его любезного разрешения, «‘вопрос’, в сущности был таков: «Какую роль философия Гегеля играет в вашем образовании?» и, более косвенно, «Что вы думаете о диалектике?» … Мой тезис заключается в том, что и Фрейд, и Юнг способствовали сохранению диалектической стороны человека (как метаконструкта) в этом столетии локковских образов человека (кибернетика, психология условных рефлексов и т.д.) Как и большинство диалектиков в истории, Юнг был вынужден сносить необоснованную критику за то, что якобы был неясным, мистическим и даже софистом, как раз потому что в наши дни не ценят диалектическое рассуждение». Письмо Юнга и диссертация Р. опубликованы в его A Philosophy of Science for Personality Theory (1968).

1. Эдуард фон Гартман (1842-1906) – немецкий философ. Одна из важнейших его работ – Die Philosophie des Unbewussten (1869).
2. Есть анекдот, согласно которому Гегель якобы сказал: «Только один человек понимал меня, и даже он не понял».
3. См. “General Problems of Psychotherapy”, CW 16, pars. 1 & 7, где Юнг описывает психотерапию как «своего рода диалектический процесс, диалог или обсуждение между двумя персонами» и «диалектическую процедуру в позднейшей фазе психотерапевтического развития». Его практическое терапевтическое использование термина «диалектика» совершенно отличается от гегелевского, для которого диалектический метод был чисто философским и абстрактным законом мышления.

Г. Крёнерту, 28 апреля 1959 г.

Дорогой доктор Крёнерт,

Если намерение отца было уникальным и изолированным фактором, как это обычно полагается, действительно было бы чудесно, если бы эмбрион это заметил и впоследствии испытал чувство недовольства.[1] Но намерение отца никогда не бывает уникальным и изолированным; это акт с предшествующей историей и сознанием, простирающимся на многие годы вплоть до настоящего момента. Отец не сделал это, а был этим большую часть своей жизни. Никакое деяние не появляется из ниоткуда и не может быть стерто. Это часть его сущности. Вот на что реагирует ребенок – на суть отца, не зная, что эта суть однажды проявилась в деянии. Нет ничего в нас, чего не было бы раньше, и нет ничего, что было раньше и исчезло.

Если вы как-нибудь окажетесь в Швейцарии, буду очень рад с вами познакомиться,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Обертзонтхайм, Баден-Вюртемберг, Германия.

1. К. спрашивал, может ли требование отца сделать аборт повлиять на эмбрион.

Жану Вонтобель-Рёшу, 28 апреля 1959 г.

Дорогой герр Вонтобель-Рёш,

Вы вполне правы: я тоже спрашиваю себя, почему не пользуюсь средствами, которые, кажется, есть в моем распоряжении, чтобы хоть немного бороться с жестокостями, творящимися в мире.[1] Я не могу найти этому рациональных причин. В таких вопросах я обычно жду приказа изнутри. Ничего такого я не услышал. Мировая ситуация зашла так безнадежно далеко, что даже самые энергичные слова ничего не значат. Было бы более уместно, или мне так кажется, если бы каждый из нас был уверен в собственном отношении. Но индивидуум, который думает, что его голос слышен далеко, лишь подвергается подозрению, что он из того рода людей, что говорят что-нибудь, лишь бы доказать себе, что сделали что-то, тогда как, на самом деле, они не сделали ничего. Слова стали слишком дешевыми. Быть – это гораздо труднее, и потому заменяется разглагольствованием. К сожалению, это все, что я могу сказать по этому поводу.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Винтертур.

1. В.-Р. спрашивал, почему Юнг не протестовал против несправедливой оккупации Тибета китайцами и ее последствий.

Сандору Тёрёку, 29 апреля 1959 г.

Дорогой сэр,

На ваш вопрос о тоске по дому я могу ответить только с точки зрения эмпирического психолога. Тоска по дому в таком смысле – это особое явление, возможно, симптом, имеющий два аспекта: либо человек цепляется за воспоминания о первоначальной родине, либо он думает, что цепляется за этот образ из памяти, но бессознательно проецирует в него представление о давно желанной цели. Так бывает во всеми теми людьми, которые, вернувшись на родину, или к ситуациям, по которым тоскуют, оказываются горько разочарованы. Есть люди, которые из-за своей тоски по дому не могут привыкнуть к любой новой ситуации. Но они бы никогда не приспособились и к своей родине. Другие, кто отождествляется со своей родиной, юностью и истоками, принимают их за своего рода потерянный рай и жаждут снова вернуться. Каббалист сказал, что после грехопадения Бог перенес рай в будущее.[1] Они хотят вернуться, но не знают, что хотят будущего. Иные, опять-таки, перевернули свою тоску по дому и трудятся под заблуждением, что все будет лучше в будущем, чем в настоящем. Но все они разделяют одно заблуждение, что цель можно найти где-то во внешних вещах и условиях, не осознавая, что психологически уже несут ее в себе и всегда несли. Если бы они это знали, то вопрос о тоске по дому получил бы ответ раз и навсегда.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Будапешт.

1. Mysterium, par. 338, n. 676.

Анониму, 9 мая 1959 г.

Дорогой герр N.,

Будучи благодарным за ваши интересные оттиски,[1] я бы хотел также ответить на ваши вопросы, насколько позволяют мои литературные способности.

Перенос в клиническом смысле не всегда требует личностных отношений как моста, но может иметь место через книгу, обрывки слухов или легенду. В вашем случае очевидно, что бессознательные содержания навязались вам, что привело к ситуации, которая так хорошо известна на Востоке, например, в Индии, ученика, принимающего необходимое наставление от гуру (учителя). Поскольку я оказался ближайшим под рукой, то был ассимилирован этим архетипом по-восточному.

Похоже, что, по крайней мере, один важнейший пункт – концепция архетипов – перенесся на вас. Возможно, это предрассудок – думать, что мир человеческих идей обусловлен архетипами, но это также средства постижения психологии другого организма. Таким путем человек может немало узнать о различиях между этим организмом и собой, хотя в теории ему никогда не удастся сформировать образ Weltanschauung саламандры. «Учения» — это инструменты, а не истины; точки зрения, которые откладывают в сторону, когда они сослужили свою службу. Всяких систематизаций следует избегать. Мы бы ходили вокруг каждого учения бесконечными кругами, если бы не находили постоянно новых способов вырваться из них. Так окружение избавляет нас от власти архетипов, а архетипы избавляют от сокрушительного влияния окружения.

Как и животное, человек тоже вовлечен в конфликт между архетипическими импульсами и окружающими условиями. Решение – это всегда компромисс. Я осторожен со всеми предварительными обобщениями. Для меня архетип означает: образ возможной последовательности событий, привычный поток психической энергии. В этой степени он может быть приравнен биологического шаблону поведения. Если точное наблюдение, например, шаблона испуга, показывает, что человеческий и животный шаблон идентичны, мы, согласно принципу principia explicandi non sunt multiplicanda praeter necessitatem,[2] не имеем причин полагать (никогда нельзя исключать ошибки!), что должен действовать другой принцип только потому что мы имеем дело с животным, а не с человеком. Было бы предрассудком полагать, что поведение рыбы, например, с необходимостью не может сравниваться с поведением другого живого организма. Для этого нужно предложить убедительные причины.

Если выделить один способ смотреть на вещи, даже тот, который на практике оказался лучшим, а затем расширить его до бесконечности, то вы придете к бессмыслице. Это тот болезненный интеллектуализм, который может себе позволить философ, но не эмпирик, который прекрасно знает, что все его взгляды условны и не могут быть верны на веки вечные. Потому бессмысленно рассуждать о том, что было бы, если вернуть все проекции. Возвращение проекций – это, очевидно, истина, верность которой имеет ограниченное применение. Совершенно точно, что вернуть их можно только в той степени, в какой человек осознан. А насколько он может быть осознанным, никто не знает. Мы можем изменить число проекций. Много это или мало, и реальное это продвижение или только кажущееся, известно только ангелам. А каким может быть абсолютное сознание, мы не можем представить даже в самых необузданных мечтах.

Мои замечания о переводе образного языка алхимии на современную научную терминологию и о том, что это просто еще один образный язык, были сделаны частью ad hoc, а частью как выражение моего сомнения, что мы со своими достижениями действительно покорили последнюю вершину. Как правило, бывает так, что слывущее за глубочайшее знание и окончательную истину на первом уровне, понимается и осмеивается как глупейшее невежество на следующем, и думают, что теперь-то мы пришли к верным прозрениям. Когда мы достигаем третьего уровня, происходит то же самое. Мы не знаем, как можно достигнуть универсально верного взгляда на мир таким образом. Вы можете, если хотите, назвать эти взгляды интеллектуальной игрой с природой, но природа имеет неприятное качество временами играть с нами, хотя едва ли мы тогда отважимся назвать это «игрой».

Несмотря на эти сомнения, было бы, однако, неправильно вдаваться в нетерпеливый нигилизм и, интеллектуально ожидая худшего, сбросить со счетов все научные достижения человека как никчемные. С наукой вы действительно можете к чему-то прийти, пусть даже не достигнете окончательного философского озарения. Мы вообще не достигаем никаких «окончательных истин», но на пути к ним мы обнаруживаем множество поразительных частных истин. Вы можете называть это прогрессом, и это действительно прогресс в пределах ограниченной области влечения к человеческому знанию. Если бы мы знали смысл всего, то знали бы и насколько велик или мал наш прогресс. Но поскольку мы таким знанием не обладаем, то приходится ограничиваться чувством удовлетворения, служащего нашей наградой за каждое увеличение знания, даже малейшее. С наилучшими пожеланиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Швейцария.

1. Некоторые зоологические сочинения. N. в то время был студентом.
2. См. Фришкнехт, 7 апр. 45 г., прим. 2.

Карлтону Смиту, 12 мая 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой господин президент,

В ответ на ваше письмо я хотел бы предложить тему, которая затрагивает каждого на всех путях его жизни:[1]

Кто или что мешает человеку мирно жить на этой земле? Крайне несопоставимые имена, которые вы упомянули в качестве гостей симпозиума, действительно трудно объединить под одним главным вопросом, но я думаю, что предложенный мной вопрос как раз тот, что может достучаться до сердца каждого из них.

В надежде, что вы и ваша семья в добром здравии, остаюсь, дорогой господин президент,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

1. С., президент Фонда Национальных Искусств (США), просил Юнга предложить тему для симпозиума, проводимого под их началом. Среди имен он упомянул в качестве возможных участников Эдлая Стивенсона, миссис Элеанору Рузвельт, Нельсона Рокфеллера, Эрнеста Хемингуэя, Дж. Роберта Оппенгеймера и Андре Мальро. Симпозиум не состоялся.

Игнацу Тауберу, 22 мая 1959 г.

Дорогой коллега,

Критика доктора Якобсона[1] – это действительно фатальный удар, который, впрочем, можно было предвидеть. Мне жаль, что я принес вам дурные вести. Даже без Якобсона я мог бы сказать, что вы неверно используете метод амплификаций, но не хотел скрывать экспертное мнение научно подготовленного египтолога, который в лучшем положении, чем я, чтобы находить пробелы в материале. Я полностью осознаю свою некомпетентность в области египтологии, в очевидном отличии от вас. Вы слишком скоро отмахиваетесь от всякого позитивного знания египтологии с ошибочным рассуждением. Ваше использование метода амплификации некритично, потому что вы амплифицируете не на основании знания, приличествующего египтологу, а так, как вздумается, так сказать, по вашим знаниям о средневековом и современном уме. Когда мы амплифицируем современный сон, содержание которого сначала не понимаем, амплификации выбираются не случайно, а поддерживаются либо ассоциативным материалом самого сновидца, либо традицией, ему доступной, либо, уходя дальше, традицией его исторического окружения, и, наконец, фундаментальными представлениями более общей природы, например, о Троице, квартерности и других универсальных мифах-мотивах. Имея дело с определенно историческим текстом, крайне необходимо знать язык и всю доступную традицию данной среды и не добавлять амплификаций из более поздней культурной среды. Так можно делать тогда и только тогда, когда смысл уже вполне установлен при помощи методов, обоснованных самой исторической средой. Только тогда можно добавить для сравнения амплификации из других времен и мест, но ни при каких обстоятельствах нельзя использовать их для объяснения текста. Здесь нужно быть чрезвычайно осторожным.

А теперь о ваших снах. Сон о серебряных проводах, завязанных на зубы, можно истолковать так: зуб, понимаемый как орган перемалывания, например, у хищников, здесь представляет концепции, посредством которых вещи ухватываются[2] и расщепляются, т. е. различаются, но этому напрасно мешают «серебряные провода», которым не место во рту. Эти провода чуждые и ненужные придатки, которые не связаны с естественной функцией зубов и неуместно введены снаружи. Это именно то, что я критикую в вашем методе.

Другой сон указывает на грядущий шок, полное потрясение вашего взгляда на мир, в результате чего вы и ваша анима падаете в бездну — в катакомбы. Они, как языческие храмы, означают истоки христианства, две церковные башни которого остаются нерушимыми. С этим падением в бездны вы оказываетесь на твердом историческом основании, на котором покоится христианство. Встав на этой твердое основание, вы можете восстановить историческую непрерывность, от которой, очевидно, отрезали себя, будучи сбиты с толку своей интуицией. Она завлекла вас в бездонную систему спекуляций, которые снова и снова обрушиваются на ваши уши.

Так что, если вы хотите переработать свою диссертацию в поэму, я не могу возражать, ведь тогда поэтическая вольность сослужит вам хорошую службу, и вы сможете дать волю своей интуиции, поскольку она больше не требует научной точности. Интуиция — это опасный дар, который снова и снова искушает нас безосновательными спекуляциями. Интуиция требует необычно большой доли трезвой критичности, иначе она очень скоро приведет к такому катастрофическому опыту, что выпал на вашу долю.

Сон о катакомбах кончается на обнадеживающей ноте, и я очень надеюсь, что этот негативный и болезненный опыт обратится вам на пользу. С дружескими приветствиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

1. Т. отправил Юнгу работу по египетской мифологии, которую он, с согласия Т., передал доктору Я. для экспертной оценки.
2. См. Кочниг, 16 апр. 36 г.

Трауготту Эглофу, 8 июня 1959 г.

Дорогой герр Эглоф,

Я очень обязан вам за любезный дар.[1] Он пробудил старые воспоминания из юности, когда я читал книгу Кюгельгена. Маленькая книга, которую вы мне передали, это ценный документ из эпохи, когда новая философия только пускала первые нежные ростки.

Вы правы, когда говорите, что «истина», на самом деле, смотрит нам в лицо, но очень часто мы словно поражены слепотой, так что не видим ее. Все можно было бы сказать гораздо проще, но эта простота — как раз то, чего не хватает нам и другим, так что нам труднее говорить действительно просто, чем запутанным и окольным путем. Простейшее труднее всего, потому что в процессе достижения сознания оно разбивается на множество индивидуальных аспектов, в которых ум запутывается и не может найти им подходящее простое выражение. Проблема может быть и в языке, которому так же недостает необходимой простоты, как и нашим концептуальным силам. Только нуминозные переживания сохраняют свою первоначальную простоту или единство, которые до сих пор дают нам указания на Unus Mundus.[2]

Андрогинность анимы[3] может на определенной стадии появиться в самой аниме, но на более высоком уровне она заимствует ее из единства самости. Как наше мужское сознание – это конкретизированный аспект маскулинного, так и анима — конкретизированный аспект феминного. Ее феминный аспект выражен очень ясно в фигуре анимы в Песни Песней: «грозная, как полки со знаменами».[4] Эти противоположности в действительности едины в непредставимой, поскольку трансцендентной, самости, которая в процессе осознания снова разделяется на противоположности через поступательное раздвоение.

Снова с благодарностью,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

1. Книга W. Kunz, Johann Georg Schröpfer, ein Magier des 18. Jahrhunderts (1957). Шрёпфер был немецким масоном и спиритуалистом (1730-1774). Его личность описывается в Wilhelm von Kügelgen, Jugenderinnerungen eines alten Mannes (1870).
2. См. Анон., 2 янв. 57 г., прим. 1.
3. Речь идет о некотором материале бессознательного, предоставленном Э.
4. Песн. 6:10.

Питеру де Бранту, 20 июня 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой сэр,

Имея дело с пространством,[1] человек создал с незапамятных времен круг и квадрат, которые связаны с идеей укрытия и защиты, местом очага, скопления семьи и мелких животных, а на более высоком уровне символом quadratura circuli как обиталища «внутреннего человека», жилища богов и т. д. Первоначальная концепция претерпела множество изменений, поскольку человек оказался отделенным от природы и богов, создавая храмы продолговатой формы, где боги на одном конце, а человеческое собрание на другом. Самые выразительные в этом отношении христианские церкви, за исключением древних баптистериев,[2] в которых подтверждается первоначальное единство человека с Богом. Всякое развитие, ведущее дальше от круга и квадрата, становится все более невротичным и неудовлетворительным, особенно это так, когда элементы здания, т. е. комнаты, теряют свое приближение к кругу или квадрату. Некоторая взаимосвязь круга и квадрата, похоже, просто незаменима.

Это все, что я могу сказать вам об «архитектурных архетипах».

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Лондон.

1. Б., студент-архитектор, спрашивал о «психологии реакции человека на пространство, создаваемое архитектурным планированием» и о возможном существовании «архетипических пространственных форм».
2. Наземный план большинства баптистериев — это мандала с крестильной купелью в центре.

Э.А. Беннету, 28 июня 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой Беннет,

Я выбрал название Aion, потому что содержание немецкого издания преимущественно связано с психологическими изменениями, характерными для перехода из одного исторического эона, т. е. Эпохи, или сегмента исторического времени, к другому. Другое эссе, “Passio S. Perpetuae”, принадлежит М.-Л. фон Франц и описывает психологические явления, сопровождавшие преображение языческого мира античности к раннехристианской ментальности. Мой вклад в книгу касается особых исторических трансформаций, которые происходят внутри христианства в последнее время. Конечно, очевидно, что история обретает новый аспект, если ее рассматривать не только с точки зрения нашего сознательного рассудка, но и с точки зрения явлений, обязанных своим существованием бессознательным процессам, всегда сопровождающим peripeteia сознания.

Поскольку доктор фон Франц в основном озабочена христианским преображением язычества, моя работа посвящена преимущественно трансформации христианских учений в саму христианскую эру. Так как историческое христианское образование оказывает глубочайшее влияние на нашу практическую жизнь, мы также подвержены светским переменам в основных христианских доминантах, например, расколу христианской Церкви и развитию антихристианских черт. Развитие в таком масштабе возможно, только когда индивидуум, т.е. много индивидуумов, преображаются в своей личной психологической жизни, а этот факт не может иметь места без глубокого потрясения умственного мира. Именно это и происходит сегодня, и тут вступает в дело психиатр. Вот почему я пытаюсь показать запутанное положение современного ума через его анамнез.

Я благодарен вам за то, что вы готовы сказать несколько полезных слов в British Medical Journal.[1]

В надежде, что мой ответ достаточен, остаюсь

Искренне ваш, К.Г. Юнг

P.S. Я только получил письмо от доктора Фордхэма,[2] в котором он говорит, что просил у вас обзор на Aion для Journal of Analytical Psychology. Не нужно говорить, как я ценю то, что уравновешенный ум напишет обзор об этой книге, которая преимущественно пробудила субъективные эмоции, но едва ли объективную оценку. Я знаю, как много вы должны сделать, и мне неудобно отягощать вас этой обременительной задачей.

1. См. Беннет, 22 мая 60 г., прим. 1.
2. Доктор Фордхэм в то время был редактором The Journal of Analytical Psychology (Лондон). Обзор Б. появился в vol. V, No. 2 (июль 1960).

Ллойду У. Вульфу, 25 июля 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой сэр,

Могу понять, что людям довольно трудно ответить на ваши предложения. Вы используете термины, которые сами по себе крайне противоречивы.

1. Так, например, «Бог», затем «магический», «религиозный» и т.д. Я бы предложил термин «нуминозный» вместо «магический» или «религиозный», которые весьма определенным образом пристрастны.
2. Всякий убежденный христианин сегодняшнего дня оспорит ваше предположение, что его религия не динамична. Хотя я думаю, что такое утверждение о слабости нашей религии едва ли несправедливо.
3. Вполне бросается в глаза, что творцы современного искусства не осознают смысл собственных творений.
4. То, что выражают современные художественные формы, спорно. Это определенно нечто превосходящее всякую до сих пор верную форму понимания.

Ваш общий вывод, что современные западные художники бессознательно создают образ Бога, спорен, так как совсем нельзя быть уверенным, что всякая непостижимость может быть названа «Богом», если только не называть «Богом» все, ведь все заканчивается в непостижимости. Но если называть «Богом» все непостижимое, то термин «Бог» теряет всякий смысл. По моему мнению, следует скорее сказать, что термин «Бог» должен применяться только в случае нуминозной непостижимости. Поскольку термин «Бог» всегда включает в себя значение непревзойденно сильного аффекта коллективной природы, я не убежден, что всякий образец современного искусства отвечает этому постулату. Очень часто легко заметно, что в действии весьма низменные факторы.

Простите за задержку с ответом,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Американское посольство, Кито, Эквадор.

Г. Ричарду Медесу, 3 августа 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой сэр,

Большое спасибо за ваше интересное письмо.[1] Я вполне согласен с вами, что лучше всего бы нам собраться и сказать: «А теперь давайте будем разумными». Но, к сожалению, такого не бывает, и я не могу представить, как такое событие было бы возможно искусственными средствами. Печальный факт в том, что нынешние люди не разумны. Зная это, не будет разумным надеяться на разумное решение, которое, как мы знаем, не может быть принято разумным путем. Старайтесь изо всех сил!

Я не верю, что человек, каков он сегодня, способен избежать порочного круга, в котором движется, пока остается таким незрелым, как сейчас. Единственное, что я могу – это изо всех сил стараться быть разумным в собственной жизни и пытаться помочь другим также быть разумными. Даже если с нами случится великое бедствие, могут выжить немногие, научившиеся быть разумными благодаря серьезным усилиям стать немного более осознанными, чем их сомнамбулическое окружение. Я думаю, даже лучше готовиться к великой катастрофе, чем надеяться, что она не произойдет и что нам дозволено продолжать жить в сонном состоянии нашей незрелости. Может быть, я слишком пессимист, но это выглядит не слишком хорошо, не так ли?

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Лексингтон, Массачусетс.

1. М. предположил, что функция Государства в том, чтобы «управлять так, чтобы позволять высшую возможную степень индивидуальной свободы передвижения, образования и выражения».

Сьюзан М. Маргулис, 15 августа 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогая мадам,

Будучи ученым, я предпочитаю не быть пророком, если этого возможно избежать. Я не в том положении, чтобы устанавливать факты будущего.[1]

Преданный вам, К.Г. Юнг

1. Американский журнал Esquire (членом редакторской коллегии которого была М.) готовит «исследование о значимых людях … с замыслом указать наиболее волнующие направления развития в будущем десятилетии» и просил комментариев о подобном развитии в области психологии.

Вильгельму Биттеру, 23 августа 1959 г.

Дорогой коллега,

С данным письмом я возвращаю вам рукопись[1] с примечаниями на полях, о которых вы просили. Архетипичность коммунизма – это, с одной стороны, общее владение благами, как в первобытных сообществах, а с другой, неограниченная власть племенного вождя. Якобы все блага принадлежат всем. Всякий имеет свою долю. Но поскольку все представлены в одном человеке, вожде, только один человек управляет всем. Практически каждая революция ищет убежища в этих двух изначальных образах, потому что вера человека в то, что все некогда пребывало в райском состоянии, похоже, неистребима. С сердечными приветствиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

1. “Das Gewissen in der Tiefenpsychologie”, впоследствии опубликованная в Gut und Bose in der Psychotherapie. Б. просил комментариев на ту часть эссе, которая посвящена совести в экономике и политике.

Дж. О. Пирсону, 29 августа 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой мистер Пирсон,

Отсутствие снов имеет разные причины: обычная причина в том, что человек не заинтересован во внутренней ментальной жизни и не обращает внимания на все подобное. Другая причина в том, что человек еще не разобрался с проблемой в сознании и ожидает снов, так чтобы бессознательное что-то с ней сделало; и третья причина в том, что сны, так сказать, перебрались в человека в нашем окружении, который, таким образом, видит сны необычным образом.[1] Наконец, четвертая причина может быть в ментальном состоянии, в котором сны избыточны, поскольку в компенсации установки сознания нет нужды. Легкий сон – это, конечно, самое благоприятное состояние для запоминания сновидений.

Конечно, между снами огромная разница. Согласно первобытной классификации, есть большие сны и малые. Описанный вами пример[2] – это, очевидно, большой сон особенно важного значения. Малые сны – это обычный материал бессознательных фантазий, которые становятся доступны восприятию особенно в легком сне.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Констанция (Капская провинция), Южная Африка.

1. Ср., например, 8-летнего мальчика, «которому снилась эротическая и религиозная проблема его отца» в CW 16, par. 106. «Отец не мог припомнить ни одного сна, так что некоторое время я анализировал отца через сны его восьмилетнего сына».
2. П. описал пример сна «ужасающей интенсивности … в нем был всем, временем, пространством, это все равно что стать залом, аудиторией, музыкантами, музыкой, т.е. словно можно быть каждым участником оркестра в одно и то же время. Чудесно, восхитительно, ужасающе, поскольку чувствуешь себя будто атомом перед расщеплением». Он спрашивал, почему подобные интенсивные сны так редки.

Анониму, Боллинген, август 1959 г.

Дорогая N.,

Как и обещал, постараюсь набросать мою «реакцию»:[1] я был вовлечен в сон, который один только есть, и в котором нет больше «я» и «ты». Он начинается с великих родителей, Короля и Королевы, которые владеют многими лесами, полями, лугами и виноградниками. Позже кто-то обнаруживает свое наследие, маленький кусочек земли, где выращивает виноград и древо жизни (vita = жизнь, vitis = виноград, vinum = вино). Он вынужден приобрести его, потому что был изгнан из рая и больше ничего не имеет, или имеет, но не знает об этом. Кусочек земли окружен, как священное место. Здесь он видит все, что когда-то случалось с ним: солнце и дождь, жара и холод, болезнь, раны, слезы и боль, но также плодовитость и прибыток, сладость и опьянение, а к тому же доступ ко Всему, Целому. Хотя он этого не знает, кто-то еще здесь, старик, который знает, но не говорит. Когда человек долго смотрит и работает, то познает себя и стареет. – «Тайна жизни» — это моя жизнь, которая разыгрывается вокруг меня, моя жизнь и моя смерть; ведь когда виноград стареет, его вырывают с корнем. Все усики, не дающие винограда, обрезают. Его жизнь беспощадно вырезают до самой сути, и сладость винограда превращается в вино, сухое и крепкое, сына земли, который своей кровью служит приумножению и вызывает опьянение, соединяющее разъединенное и возвращающее воспоминания об обладании всем и о царствовании, времени освобождения и времени мира.

За этим следует многое, но оно уже не может быть рассказано.

Всегда ваш, К.Г. Юнг

□ Женщине из Швейцарии.

1. Парафраз фантастической истории от N. о ростке винограда.

Миссис К., 24 сентября 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогая миссис К.,

…

Сон об Х. прежде всего означает, что вам было бы желательно обратить на себя такое же любящее внимание, как и на то, что Х. значит внутри вас. Иными словами: беспокойтесь о себе больше, чем о других; смотрите и понимайте, что вы делаете, а не то, что, как вы полагаете, делают другие. Иначе вас обвинят в воле к власти. Последняя будет компенсацией за неприятное чувство неполноценности. Потому будьте доброй, терпеливой и понимающей по отношению к себе. Если вы не чувствуете себя самодостаточной, дайте себе возможность воспринимать себя как самодостаточную, даже если вы в это не верите, но постарайтесь оказать себе такую любезность. Вы не сможете применить доброту и понимание к другим, если не применили к себе. Это очень серьезно. Мы никогда себя не удовлетворяем. Каждый несет этот груз: жить ту жизнь, которую приходится жить. Так что будьте добры по отношению к малейшей из своих сестер, то есть к себе.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Англия.

Матери-настоятельнице Созерцательного Ордена, сентябрь 1959 г.

[Оригинал на английском]

Преп. мать-настоятельница,

Надеюсь, вы простите такую долгую задержку с ответом на ваше любезное письмо от 24 июля. Оно пришло, когда я был очень усталым, и с тех пор я ждал подходящего момента. Я очень стар, и есть слишком много людей, которые хотят меня видеть.

Я очень благодарен за духовную помощь, которую вы на меня простираете. Я нуждаюсь в ней с этим гигантским непониманием, которое меня окружает. Все богатства, которыми я будто бы обладаю, это также моя бедность, мое одиночество в мире. Чем большим я обладаю, тем больше придется потерять, когда я буду готов приблизиться к темным вратам. Я не искал своей жизни с ее неудачами и достижениями. Она пришла ко мне с силами, мне неподвластными. Все, что я обрел, служит задаче, которую я не предвидел. От всего нужно избавиться, ничто не должно остаться моим. Я вполне согласен с вами: непросто достигнуть крайней бедности и простоты. Но они встречают вас непрошенными на пути к концу этого существования.

Я рад, что вы сообщили мне новости о деятельности отца Уайта. Благодаря этому я знаю, что он не полностью отверг мою работу.[1] Я слышал о его ужасном несчастном случае.[2] Но новостей с тех пор не было, и я буду очень благодарен получить какие-то сведения о состоянии его здоровья.

Я благодарю вас за непрошеную любезность вашего письма. В этом мире так много зла и горечи, что нельзя вполне отблагодарить за то доброе, что случается время от времени.

Преданный вам, К.Г. Юнг

□ Мать-настоятельница знала отца Уайта много лет, и он был в тесном контакте с ее монастырем. Она отправила Юнгу поздравления с днем рождения и рассказала об огромном влиянии, которое ее сочинения, переданные через отца Уайта, оказали на нее и ее общину.

1. См. Уайт, 31 дек. 49 г., прим. 11 и 2 апр. 55 г., прим. 1.
2. У. попал в серьезную катастрофу на своем мотоцикле в апр. 1959 г.

Гюнтеру Виттверу, 10 октября 1959 г.

Дорогой герр Виттвер.

Ваш вопрос оправдан: кто на самом деле стоит за написанными мной книгами?[1]

Ответить на этот вопрос гораздо труднее, чем вы можете подумать. Чтобы ответить на него удовлетворительно, мне нужно точно знать, кто я, нарисовать вам соответствующий образ и, наконец, доказать, что мое описание – не просто словесный звон. Даже если вы ограничите свой вопрос моей «религией» или «взглядами на жизни», это все равно затрагивает всю мою личность, ведь я убежден, что «взгляды на жизнь» могут быть подлинными, только если проистекают из столкновения всего человека с его миром. Иначе это все просто болтовня. Но поскольку мое сознание узко и не способно постигнуть все свои части, всякое утверждение – это только мозаика. Мы, к сожалению, всегда только части целого, хотя проблески его возможны.

Я не могу позволить себе произвольно верить в вещи, которых не знаю. Я считаю это дерзким и непозволительным. Всякий человек, про которого я бы вот так поверил, что он лжец и вор, плохо воспринял бы мое отношение, и точно так же он с жалостью рассмеялся бы, если бы я поверил, что он святой. Вы легко найдете в моих книгах, что я думаю о религии (например, «Психология и религия»). Я не проповедую никакой «веры». Я знаю, что есть переживания, которым необходимо уделить «религиозное» внимание. Есть много разновидностей таких переживаний. На первый взгляд единственное, что у них есть общего – это нуминозность, то есть их захватывающая эмоциональность. Но при более близком рассмотрении обнаруживается и их общий смысл. Слово religio происходит от religere, согласно взглядам древних, а не от патристического religare. Первое означает «учитывать или тщательно наблюдать». Такое происхождение придает religio верную эмпирическую основу, а именно, религиозное поведение в жизни, отличающееся от простого легковерия и подражания, которые представляют собой либо религию, полученную из вторых рук, либо заменитель религии. Этот взгляд крайне неудобен для «теолога», и он подозревает его в психологизме, хотя, в действительности, оказывается, что он очень низкого мнения о душе, этой центральной точке религиозного опыта. Вот почему ему гораздо ближе взгляды Фрейда, чем мои, поскольку позволяют отметать весь неудобный опыт посредством интеллектуализации. Сам я чувствую себя преданным таким переживаниям и интеллектуально, и этически. Они бывают разными, как я сказал. Мои книги дают детальные сведения о них. Вы также можете заметить из моих сочинений, что я не играю с религиозной проблемой в какую-то интеллектуальную или эстетическую или иную нравоучительную игру.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Берн.

1. В. еще в школе прочитал несколько книг Юнга и был ими глубоко впечатлен. Он хотел знать, «кто стоит за этими словами, какие убеждения вас поддерживают?»

Отцу Виктору Уайту, 21 октября 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой Виктор,

Из вашего письма я с большим удовлетворением вижу, что вы на ногах и снова деятельны.[1] Искренне надеюсь, что вы не получили никакого непоправимого ущерба.

Что касается моих сомнений в вашем подходе в целом, я должен упомянуть в свою защиту, что вы публично[2] выразились так негативно о моей работе, что я действительно не знал, каково же ваше реальное отношение.

Спасибо вам за любезное письмо.

В надежде и с пожеланиями полного восстановления, остаюсь,

Ваш, К.Г.

1. 18 окт. У. поблагодарил Юнга за письмо матери-настоятельнице с пожеланием поскорее восстановиться после аварии. Он упомянул, что из-за его одобрения работы Юнга будущее его стало неясным и добавил: «Но я думаю, что вы согласитесь – ваша работа закончится, если исчезнет несогласие с ней и некоторое Auseinandersetzung от людей разного происхождения и опыта – и, может быть, даже с иной типологией!»
2. См. Уайт, 24 ап. 55 г., прим. 1 и 25 мар. 60 г., прим. 3.

Чарльзу Э. Скенлену, 5 ноября 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой сэр,

Большое спасибо за ваше познавательное письмо.[1] Очевидно, что моя точка зрения не теологическая. Я не делаю метафизических утверждений. Моя точка зрения чисто эмпирическая и имеет дело с психологией таких утверждений.

Я полностью согласен, что Бог не ограничен, потому что, будь Он ограничен, то не был бы Богом. Отсутствие ограничений – это логическое следствие предположения о высшем существе, о котором человек не может на самом деле судить. Он может делать более или менее обоснованные заявления, отвечающие на некоторые нужды его природы. Естественно было бы полагать, что Бог также знает будущее. Но если мы делаем такое утверждение, то все стремится к будущему. Иными словами: оно необходимо и неизбежно. Тем самым мы объявляем, что мировой процесс не заключает в себе проблем, поскольку все движется предначертанным образом, и мы в полном противоречии с утверждением о свободе воли.

Peccatum originale [первородный грех – лат.] породил значительное изменение человеческого статуса, так что человек до грехопадения отличается от человека после грехопадения. Потому Христос и Его мать принадлежат к иному порядку вещей, нежели павший человек. Когда вы называете их людьми, этот термин имеет двойной смысл. Поскольку большинство моих пациентов так же невежественны in theologicis [теологически – лат.], как и я, мы прежде всего пытаемся понять теологические догматы как психологические утверждения, а также избежать вопиющих противоречий вроде вышеупомянутого.

Нам известно, что метафизические утверждения неоспоримы, потому что ни один человек не может знать вне своих пределов, только Бог может знать истину.

Поскольку злу в этом мире нет конца, и поскольку зло – это неизменный участник антитезы добро-зло, будет произвольным ограничением представления о Боге полагать, что Он только лишь благ, и тем самым лишить зло реального бытия. Если Бог только благ, все благо. Нигде нет тени. Зло бы просто не существовало, даже человек был бы благ и не мог произвести ничего злого. Это еще один парадокс, психологию которого надо прояснить для нашей же пользы, поскольку вопиющие софизмы, связанные с обсуждением вещей вроде privatio boni портят понимание и принятие религиозных представлений. Поскольку метафизические концепции не затрагиваются психологическим обсуждением (как раз в силу своей неоспоримости), я остаюсь в рамках оспоримых вещей.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Кембридж, Массачусетс.

1. С. возразил на некоторые утверждения Юнга, особенно о природе первородного греха, с точки зрения католической церкви. Он поддерживал «католическую позицию … что Бог не ограничен, но бесконечен и всемогущ, а также всеблаг».

Джеймсу Киршу, 12 ноября 1959 г.

Дорогой Кирш,

Рад слышать о вашей деятельности на радио.[1] В наши дни таков способ достучаться до публики. Лично мне он противен, но я все больше принадлежу к прошлому и больше не могу приспособиться к беспокойству и поверхностности современной жизни. Это вне моего понимания, как можно говорить об «Иове» на радио, не вызывая непонимания, особенно если такой банальный мыслитель, как Х., предшествует вам со своим выступлением, ведь аргументы этой книги тончайшие, какие можно себе представить. Потому желаю вам удачи в этом непредсказуемом предприятии. Однако, есть одна вещь, которую я не могу недооценивать, и это – для меня – поразительная и неожиданная проницательность американской публики, впечатляющий пример которой я получил по случаю своих лекций в Йельском университете.[2] Небольшая книга[3] имеет постоянные, хотя и ограниченные продажи в США. Я страстно желаю услышать о вашем опыте. Возможно, вы сможете начать «войну», которая, конечно, однажды разразится, чем темнее становится политическое небо. Мое появление на британском телевидении,[4] похоже, было значительным и неожиданным успехом. С наилучшими пожеланиями,

Всегда искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Опубликовано (в пер. К.) в Psychological Perspectives, III:2 (осень 1972).

1. В окт. и нояб. 1959 г. К. записал серию из четырех лекций о «Психологии и религии», последняя из которых, названная «Иов», была пространным рассуждением об Ответе Иову Юнга. Лекции были переданы по радио в апр. и мае 1960 на радиостанции KPFK, Лос-Анджелес.
2. Лекции Терри, опубликованные как Psychology and Religion (1937); пересмотренная и расширенная версия теперь в CW 11.
3. Предположительно, издание лекций в Yale U. Press, хотя может подразумеваться американское издание Ответа Иову 1956 г.
4. См. Брук, 16 нояб. 59 г., прим. 1.

Валентину Бруку, 16 ноября 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой сэр,

Как вы узнали из сведений господина Ричардсона,[1] я раздражающий человек. Я имею дело с сомнениями и взглядами, которые сбивают с толку современный ум как осознанно, так и бессознательно. Я то тут, то там наступаю на чью-то мозоль. В результате значительное количество времени я вынужден раздавать извинения и объяснения за то, что говорю вещи, указывающие на факты и идеи, неизвестные читателю. Более того, читатель ограничен своей позитивистской убежденностью, что истина проста и может быть выражена одним коротким высказыванием. Но «ничто не верно, и даже это не совсем так», как сказал Мультатули. Психолог, занимающихся лечением умственных расстройств, постоянно помнит об иллюзорности наших вербальных формулировок. Несмотря на все трудности, выпавшие на моем пути, я буду пытаться объяснить свою точку зрения.

Все, что я воспринимаю снаружи или изнутри – это представление или образ, психическая сущность, вызванная, как я верно или неверно полагаю, соответствующим «реальным» объектом. Но я должен признать, что мой субъективный образ лишь grosso modo [в общих чертах – лат.] тождественен объекту. Всякий портретист согласится с этим утверждением, а физик добавит, что называемое нами «цветами» лишь длины волн. Разница между образом и реальным объектом показывает, что психика, воспринимая объект, изменяет его, добавляя или исключая некоторые детали. Образ, таким образом, не полностью вызван объектом; на него также влияют некоторые предшествующие психические условия, которые можно изменить только частично. (Мы не можем, например, убрать цветовосприятие.) Более того, мы знаем по опыту, что все акты апперцепции находятся под влиянием предсуществующих шаблонов воспринимаемых объектов (например, исходная посылка причинности), особенно очевидном в патологических случаях (представляющих собой преувеличения или искажения так называемого «нормального» поведения). Это исходные предпосылки, присущие всему человечеству. История человеческого разума дает безграничное количество примеров (например, фольклор, сказки, религиозный символизм и т.д.) Чтобы объяснить спонтанное происхождение такого параллелизма, теории миграции[2] недостаточно. Я называю их архетипами, т.е. инстинктивными формами умственной деятельности. Это не унаследованные идеи, а ментально выраженные инстинкты, формы, а не содержания.

Они влияют на наше создание образов. Как показывает опыт, архетипам присуща особая энергия, без которой они не вызывали бы таких каузальных эффектов. Так что когда мы пытаемся сформировать образ факта, называемого «Богом», то это во многом зависит от присущих, предсуществующих способов восприятия, тем более, что это восприятие изнутри, без посредства наблюдения физических фактов, которые могли бы придать видимые формы нашему образу Бога (хотя таких случаев множество).

«Бог», таким образом, это прежде всего умственный образ, наделенный инстинктивной «нуминозностью», т.е. эмоциональной ценностью, придающей образу характерную автономию аффекта.

Это мое основное утверждение. Люди, не привыкшие к строгому мышлению, полагают, что это последнее утверждение. Ни одно научное утверждение не окончательно: это скорее формулировка наблюдения и анализа. И она простирается только в пределах научного утверждения. Но научное утверждение не говорит и не может сказать, что такое «Бог»; оно только определяет, что Он в нашем уме. Ум – это ни мир сам по себе, ни воспроизведение его точного образа. Тот факт, что у нас есть образ мира, не означает, что есть только образ и никакого мира. Но именно таков аргумент тех, кто полагает, что, когда я говорю об образе Бога, то имею в виду, что Его не существует, так как он только образ.

Наши образы – это, как правило, образы чего-то, и даже бред – это «образы» чего-то, как убедительно показала современная психология. Если, например, я представлю животное, которого в реальности, какой мы ее знаем, не существует, то сформирую картину мифологической сущности, следуя древнему занятию наших предков по представляю волшебных зверей и «лечебных животных». Я действую в рамках архетипа. В таком случае я под его сильным влиянием. (У архетипа есть действенность.) И хотя мы можем быть вполне уверены, что такого животного в физической реальности не существует, тем не менее, есть реальная причина, которая подтолкнула к созданию дракона. Образ дракона – это ее выражение.

Образ Бога – это выражение фундаментального опыта чего-то такого, что недостижимо интеллектуальными средствами, т.е. научным познанием, если только не совершить непростительного нарушения.

Когда я говорю, что мне не нужно верить в Бога, потому что я «знаю», то имею в виду, что знаю о существовании образов Бога в целом и в частности. Я знаю, что это вопрос всеобщего опыта, и, поскольку я не исключение, знаю, что и у меня такой опыт тоже есть, который я называю Богом. Это опыт столкновения моей воли с другой, зачастую более сильной, волей, пересекающей мой путь с кажущимися катастрофическими результатами, помещающей странные идеи мне в голову и направляющей мою судьбу иногда в самые нежелательные направления или придающей ей неожиданные благоприятные повороты, недоступные моему знанию и намерению. Странная сила, действующая против или за мои осознанные склонности, хорошо мне известна. Так что я говорю: «Я Его знаю». Но зачем называть это нечто «Богом»? Я бы ответил: «А почему нет?» Его всегда называли «Богом». Прекрасное и действительно подходящее имя. Кто может искренне сказать, что его судьба и жизнь были результатом одного лишь сознательного планирования? Есть ли у нас полная картина мира? Миллионы условий в действительности нам неподвластны. В бесчисленном множестве случаев наши жизни могли принять совершенно иной оборот. Индивидуумы, которые полагают себя хозяевами судьбы, как правило, рабы своей участи. Гитлер или Муссолини могли считать себя такими выдающимися умами. Respice finem! [Не упускай из виду конца — лат.] Я знаю, чего хочу, но сомневаюсь и колеблюсь, того же мнения Нечто или нет.[3]

В надежде, что я прояснил для вас загадку,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Уэртинг, Суссекс.

1. 22 окт. BBC показало телевизионное интервью Юнга с Джоном Фрименом в серии передач «Лицом к лицу». В ходе интервью Фримен спросил: «Вы верите в Бога?», на что Юнг после долгой паузы ответил: «Мне не нужно верить, я знаю». Эти слова послужили началом значительных споров, и Б. отправил Юнгу довольно уничижительный обзор от Мориса Ричадсона в лондонском Observer, 25 окт. 1959 г., а также некоторые письма о словах Юнга, опубликованные в том же издании. Б. спрашивал об их точном смысле. Интервью с Фрименом опубликовано в C.G. Jung Speaking.
2. См. Флурнуа, 29 мар. 49 г., прим. 3.
3. Большая часть абзаца воспроизведена в Jaffe, The Myth of Meaning (1971), p. 53.

М. Сикецу, 19 ноября 1959 г.

Дорогой коллега,

Большое спасибо за ваше дружеское письмо. К сожалению, я могу ответить только на главный вопрос, касающийся сознания и самости. По определению, самость – это сочетание сознания и бессознательного, и потому она более всесторонняя по сравнению с эго. Только то, что связано с эго, может быть осознанным. Но поскольку эго – это только часть целого, я могу стать осознанным только отчасти. Целое постигается только целым. Потому, когда самость qua [зд.: как – лат.] целое что-то постигает, она постигает целое. Но это целое слишком велико для эго. О нем можно строить догадки, но это не постижение. Я не могу осознать целиком ни себя, ни мира. Я знаю, что Восток верит с сознание без субъекта и говорит, что личный атман способен объять знание целого. Тем не менее, Восток также говорит, что сон без сновидений – это высшая стадия познания. Для нас это непостижимый парадокс, поскольку сон без сновидений, но нашему мнению, вершина бессознательного состояния, в котором сознание отсутствует, каким мы его понимаем. Эмпирически мы не знаем, что в нем происходит, поскольку нет субъекта, который бы осмыслил его, по крайней мере, для нас. Возможно, есть трансцендентное сознание самости, которое осмысляет целое. Но поскольку я лишь смертный, а кроме того эмпирик, то не могу утверждать, что являюсь этой самостью и способен на такое познание. Напротив, я должен признать, что все мое познание частично, а эго далеко не способно осмыслить целое. Кроме того, я никогда не встречал ни в литературе, ни в беседах с людьми Востока какого-то познания, которое можно назвать познанием целого. Просто говорят, что оно есть, как мы, христиане, говорим, что искуплены от грехов Христом. К сожалению, я ничего подобного не замечал, равно как не встречал и познания самости как субъекта.

В надежде, что я прояснил свою точку зрения, с приветствиями коллеге остаюсь

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Амстердам (женщина-врач).

Хью Барнетту, 5 декабря 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой мистер Барнетт,

С стольких письмах подчеркивалось мое утверждение о «знании» (Бога), что я написал ответ человеку, письмо которого было особенно выразительно в этом отношении.[1] (Вы найдете приложенной копию.) Я объяснил, каково мое мнение о «знании Бога». Я знаю, это нетрадиционный способ мышления и вполне пойму, если это сочтут за признание, что я не христианин. Однако я считаю себя христианином, поскольку полностью основываюсь на христианских представлениях. Я лишь пытаюсь избегнуть их внутренних противоречий, вводя более скромный подход, который учитывает безграничную тьму человеческого ума. Христианская идея доказывает свою жизненность постоянной эволюцией, как и буддизм. Наше время определенно требует некоторых новых мыслей в этом отношении, так как мы не можем продолжать думать в античном или средневековом стиле, когда вступаем в сферу религиозного опыта.

Большое спасибо за прекрасные фотографии. Для самообразования полезно видеть некоторые неоспоримые свидетельства глупости выражения лица.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Продюсер интервью Фримену на BBC.

1. См. следующее письмо. Письмо, опубликованное в The Listener (Лондон), 21 янв. 1960 г., это сочетание писем Барнетту и Леонарду, и по этой причине было опущено.

М. Леонарду, 5 декабря 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой сэр,

Мистер Фримен в свойственной ему манере выпалил вопрос, на который вы ссылаетесь, несколько неожиданно,[1] так что я был сбит с толку и вынужден был сказать первое, что пришло в голову. Как только ответ слетел с языка, я понял, что сказал нечто спорное, запутанное и даже двусмысленное. Потому я просто ждал писем вроде вашего. Заметьте, я не сказал: «Бог есть». Я сказал: «Мне не нужно верить в Бога, я знаю». Это не означает: я знаю некоего Бога (Зевса, Яхве, Аллаха, Бога-Троицу и т.д.), а скорее: я знаю, что, по всей видимости, столкнулся с фактором, который сам по себе неведом, и я называю его «Богом» в consensu omnium (quod semper, quod ubique, quod ab omnibus creditur).[2] Я помню Его, я призываю Его, когда использую Его имя, объятый гневом или страхом, всякий раз, когда непроизвольно говорю: «О Боже». Это происходит, когда я встречаю кого-то или что-то сильнее меня. Это подходящее имя для сокрушительных эмоций в моей психической системе, подчиняющих сознательную волю и захватывающих контроль надо мной. Это имя, которым я обозначаю все вещи, пересекающие мой своевольный путь жестоко и безжалостно, все вещи, возмущающие мои субъективные взгляды, планы и намерения и меняющие течение моей жизни к добру или к худу. В соответствии с традицией я называю силу судьбы в этом позитивном, равно как и в негативном аспекте, в той мере, в какой ее происхождение вне моего контроля, «Богом», «личным Богом», поскольку моя судьба — это во многом я и есть, особенно когда она приходит ко мне в форме совести как vox Dei, с которым я даже могу общаться и спорить. (Мы действуем и, в то же время, знаем, что действуем. Человек и субъект, и объект.)

Но я полагаю интеллектуальной аморальностью потакать вере в то, что Бог, как я его вижу, это универсальная метафизическая Сущность всех конфессий или «философий». Я не совершаю дерзости ни против ипостаси, ни высокомерного заключения вроде: «Бог может быть только благим». Только мой опыт может быть добрым или злым, но я знаю, что высшая воля покоится на основании, недоступном человеческому воображению. Поскольку я знаю о моем столкновении с высшей волей в моей психической системе, я знаю о Боге, и если отважиться на неоправданный застой моего образа, я бы сказал, о Боге по ту сторону Добра и Зла, обитающем как во мне, так и повсюду: Deus est circulus cuius centrum est ubique, cuius circumferentia vero nusquam.[3]

В надежде, что я ответил на ваш вопрос, остаюсь, дорогой сэр,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ King’s Colledge, Ньюкасл.

1. См. Брук, 16 нояб. 59 г., прим. 1.
2. «В которого верили всегда, везде и все». См. Анон., 6 янв. 43 г., прим. 3.
3. См. Фришкнехт, 8 фев. 46 г., прим. 13.

Мэри Луизе Эйнсворт, 23 декабря 1959 г.

[Оригинал на английском]

Дорогая мисс Эйнсворт,

Я с интересом прочитал ваше дружеское письмо.[1] Я особенно заинтересовался тем, что вы говорили о книге об Иове, т.е. божественном всеведении. Читая эту книжку, вы должны были постоянно осознавать тот факт, что все сказанное мной относится не к самому Богу, а скорее к представлению или мнению, которые человек составляет о Боге. Когда я использую термин «всеведение Бога», он означает: это то, что человек говорит о Боге, а не то, что Бог всеведущ. Человек всегда использует знание, найденное в себе, для описания своих метафизических фигур. Так что вы можете провести аналогию между присущим человеку забвением и схожим состоянием его Бога. Но это недопустимо, поскольку человек сам ввел догматическое утверждение, что всеведение Бога абсолютно и не подвержено человеческим недостаткам. Потому всеведение Бога означает на самом деле совершенное присутствие ума, и только тогда появляется вопиющее противоречие, что Он не советуется с ним или, похоже, не осознает. В этом смысле «Бог» весьма парадоксален, и я обращаю внимание читателя на подобные и иные противоречия, чтобы пробудить его, чтобы он осознал недостаточность своих представлений и, косвенно, необходимость их пересмотреть.

Это момент, который постоянно неправильно понимают: люди полагают, что я говорю о самом Боге. В действительности я говорю о человеческих представлениях. Так что, если вам будут говорить о моем Иове, лучше покажите им этот абзац.

С наилучшими пожеланиями Рождества и Нового Года, остаюсь,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Беркли, Калифорния.

1. Э. писала: «Если мы применяем по отношению к Богу такие же психологические процессы, как и к себе, что для Бога означает обращаться к своему всеведению? … Великая целостность Бога … должна предполагать совершенное равновесие деяния и знания. … Так что если Бог не обращается к своему всеведению, то он не целостен».

Хьюго Чартерису, 23 декабря 1959 г.

[Оригинал на английском]

Мой дорогой Чартерис,

Я был таким невыносимым? Мне очень жаль, ведь вы были таким скромным и так чрезвычайно впечатлились дикой уткой,[1] а также не упустили из вида камень[2] с греческой надписью. Три фото прекрасны. Для портрета[3] я бы предпочел поясной портрет с трубкой в руке. Это один из лучших моих снимков.

Желаю вам прекрасного Рождества!

Сердечно ваш, К.Г. Юнг

□ Английский писатель (1928-1970); посещал Юнга в Боллингене в авг. 1959 г. и написал статью об их беседе в Daily Telegraph (Лондон). Он отправил рукопись Юнгу для комментариев, и Юнг предложил много правок и изменений. Статья появилась 21 янв. 60 г.

1. Ч. нашел Юнга сидящим у озера с дикой уткой у ног.
2. См. Оакс, 31 янв. 56 г.
3. Фотография была опубликована со статьей.

Эвальду Юнгу, 30 декабря 1959 г.

Дорогой кузен,

Теперь, наконец, я могу вернуть тебе давний долг благодарности. Огромное спасибо за два фото портрета моего прадедушки;[1] на них видны явные семейные черты, по крайней мере, по моему мнению. В отличие от моего дедушки К.Г. Юнга,[2] он, похоже, был интровертом, что, очевидно, объясняет раздор между отцом и сыном и, вероятно, брачную проблему между Софией в девичестве Циглер[3] и Францом Игнацом. Вероятно, тут не обошлось без последствий обращение моего деда под влиянием Шлейермахера.[4] Также большое спасибо за фото Реймер-Юнг.[5] Тетя Анна сохранила свою красоту и в старости. У нее были аристократические черты, самый живой темперамент и ум, а также яркие голубые глаза. Она всегда украшала мое Рождество с “Pfefferkuchen” (по-английски: ginger-bread [имбирный пряник]). Я посещал ее в 1900 году в Штутгарте, а также познакомился с дядей Реймером, психиатром.

Я читал книгу о Г.А. Реймере[6] с большим интересом. Психическое расстройство Софии Циглер-Юнг снова поглотило меня. Единственные документы, повествующие об этом – имеющиеся у меня некоторые ее письма. Почерк не выказывает никаких шизофренических черт, а скорее, при всем своем характере, эмоциональную опустошенность, которую можно наблюдать при психогенной меланхолии. Пылкие отношения моего деда с ней полностью противоречат возможности шизофрении. Скорее они указывают на сильные отношения матери и сына, что, в свою очередь, могло послужить поводом к разладу с ее мужем. Сестры Циглер были живыми артистичными личностями, которые многое сделали для театра Мангейма во время замечательной премьеры Разбойников Шиллера[7]. И в то время перенос на Гете не может считаться невозможным; он мог даже навредить ее браку с Францем Игнацем и породить самые разные слухи,[8] если тут нет путаницы с Марианной Виллемер,[9] в девичестве Юнг. Определенно, изучение портрета Франца Игнаца делает определение его предков более вероятным. Я возвращаю фото Реймер-Юнг, но хотел бы пока оставить книгу о Г.А. Реймере на некоторое время, так как собираюсь сохранить копию некоторых отрывков о моем деде.

Я постепенно восстанавливаюсь после работы и тяжелого влияния фёна,[10] от которого в этот раз мне досталось больше обычного.

Снова благодарю и желаю всего наилучшего тебе и твоей жене в Новом Году,

Твой преданный кузен, Карл

□ См. Э. Юнг, 31 июля 35 г.

1. Франц Игнац Юнг (1759-1831) – немецкий врач.
2. См. Корбен, 4 мая 53 г., прим. 3.
3. См. Memories, p. 35/47, n. 1: «Жена моего прадедушки … София Циглер и ее сестра были связаны с театром Мангейма и дружили со многими писателями. История повествует о том, что у Софии Циглер был незаконнорожденный ребенок от Гете, и что этим ребенком был мой дед Карл Густав Юнг. … София Циглер-Юнг позже дружила с Лотте Кестнер, племянницей «Лотхен» Гете. Эта Лотте часто приходила повидать моего деда, как и, кстати, Франц Лист».
4. Карл Густав Юнг оставил римскую католическую церковь и стал протестантом. См. Корбен, 4 мая 53 г., прим. 2.
5. Анна Реймер-Юнг, дочь первой жены Карла Густав Юнга, Виргинии, в девичестве de Lassaulx (1804-1840). Она вышла замуж за психиатра Германа Реймера, сына Берлинского издателя и книготорговца Георга Андреаса Реймера.
6. Hermann Reimer, Georg Andreas Reimer. Erinnerungen aus seinem Leben (1900).
7. Трагедия Шиллера Разбойники были одной из самых успешных пьес периода «Бури и натиска» и получила энергичный прием во время премьеры в 1782 г.
8. См. прим. 3 выше.
9. Марианна фон Виллемер (1774-1860) – друг Гете; она вдохновила многие его стихи в Западно-восточном Диване (1819), где появилась как Сулейка.
10. Сильный теплый и сухой ветер с Северных Альп, часто вызывающий головные боли и другие психические раздражения.