Лекция первая 12 октября 1932 г

Карл Густав Юнг

Семинар по Кундалини йоге

Лекция первая

12 октября 1932 г.

Д-р Юнг: Леди и джентльмены, мы только что провели семинар по тантра-йоге,[i] и поскольку после таких событий всегда возникает некоторое непонимание, я посвящу некоторое время обсуждению и прояснению любых вопросов, которые у вас есть. Даже те, кого там не было, могут быть заинтересованы, я полагаю, поскольку я уже говорил о чакрах раньше.[ii] Более того, в наших занятиях с видениями мы уже достигли стадии, где начинают действовать символы, подобные символам тантрической йоги. Вспомните, мы видели, как видения нашего пациента в их естественном и вполне независимом развитии привели к появлению первой мандалы. На последнем часу нашего весеннего семинара я показывал вам мандалу, создавшую саму себя, мандалу ребенка внутри кругов и попытки пациента соединиться с этим ребенком.[iii] То есть с вхождения в мандалу начинается подлинный символизм тантра-йоги. Так что наше обсуждение вполне уместно; оно имеет отношение к тому, что мы тут делали. На самом деле, наш первый семинар вел нас к психологии тантрической йоги, которую я до поры называл психологией мандалы.

Для начала я отвечу на вопрос миссис Бейлуорд: «Я понимаю, что klesa asmita «содержит семя становления личностью», а klesa dvesa «желание быть двумя», или ненависть.[iv] Имеет ли профессор Хауэр в виду личность или индивидуальность? Если ненависть построила индивидуальность, как она может быть вырвана с корнем?»

Что ж, есть klesa разделения и различения, обретения личности, эго, где присутствует также аспект ненависти. Клеши – это побуждения, естественная инстинктивная форма, в которой либидо появляется из бессознательного, то есть психологическая энергия, или либидо, в простейшей проявленной форме.[v] Итак, согласно тантрическому учению, существует побуждение к произведению личности, чего-то находящегося в центре, отделенного от других существ, и это klesa различения. Это то, что в западных психологических терминах можно описать как побуждение или инстинкт индивидуации.

Инстинкт индивидуации можно найти в жизни повсюду, ведь на земле нет жизни, которая не индивидуальна. Каждая форма жизни естественным образом проявлена в отдельном существе, иначе жизни не существует. Внутреннее побуждение жизни в том, чтобы произвести индивидуума настолько завершенного, насколько возможно. Например, птица со всеми ее перьями, цветами и размером принадлежит к таким отдельным особям. Так что entelechia, побуждение к реализации, естественным образом толкает человека к самому себе. Получив шанс быть собой, он вероятнее всего обретет собственную форму при условии отсутствия помех и подавлений самого разного рода, которые препятствуют ему стать тем, кем он намеревался быть. Так что klesa, содержащая зерно личности, может быть также названа klesa индивидуации, ведь то, что мы называем личностью, является аспектом индивидуации. Даже если вы не достигаете полной самореализации, вы все равно остаетесь личностью; у вас есть определенная сознательная форма. Конечно, это не целостность; это лишь часть, возможно, а ваша подлинная индивидуальность все еще остается по ту сторону экрана – но то, что проявлено на поверхности, без сомнения, является некой единицей. Вы не обязательно осознаете целостность, и возможно, другие люди лучше вас видят, кто вы на самом деле. Так что индивидуальность присутствует всегда. Она повсюду. Все живое индивидуально – собака, растение, все живущее – но, конечно, далеко от осознания этой индивидуальности. Собака, очевидно, обладает крайне ограниченным представлением о себе по сравнению с общей суммой ее индивидуальности. Как большинство людей, не важно, что они о себе думают, являются эго, в то же время они индивидуумы, как если бы они индивидуализировались. Ибо они некоторым образом индивидуальны с самого начала жизни, хотя и не осознают этого. Индивидуация происходит только тогда, когда вы ее осознаете, но индивидуальность присутствует всегда с самого начала вашего существования.

Миссис Бейнс: Я не поняла, какую роль играет ненависть, dvesa.

Доктор Юнг: Ненависть – это то, что разделяет, сила разделения. Это так, когда два человека влюбляются; поначалу они почти идентичны. Здесь есть место participation mystique, так что им нужна ненависть, чтобы отделиться друг от друга. Через некоторое время все сводится к дикой ненависти; они обретают сопротивление друг против друга, чтобы друг друга оттеснить – иначе они останутся в общей бессознательности, которой просто не вынесут. Это можно увидеть и в анализе. В случае усиленного переноса через некоторое время возникает и соответствующие защиты. Это тоже некоторая ненависть.

Древние греки использовали слово phobos, страх, вместо ненависти. Они говорили, что перворожденной вещью был или Эрос, или phobos; некоторые считали, что Эрос, другие, что phobos, согласно собственному нраву. Есть оптимисты, которые считают, что единственно реальна любовь, и пессимисты, утверждающие, что реален только phobos. Phobos разделяет сильнее ненависти, поскольку страх заставляет бежать, удаляться от места опасности.

Однажды индус задал мне философский вопрос: «Больше или меньше воплощений нужно человеку, любящему Бога, чтобы достичь спасения, чем тому, кто ненавидит Бога?» И что бы вы ответили? Я, конечно же, сдался. И он сказал: «Человеку, который любит Бога, нужно семь воплощений, чтобы стать совершенным, а человеку, который ненавидит Бога, только три, потому что он точно будет думать о нем и прицепится к нему гораздо сильнее того, кто любит Бога». Это в некотором смысле верно; ненависть потрясающе скрепляет. Так что в греческой формулировке phobos как принцип разделения лучше ненависти. В Индии было и есть больше места participation mystique, чем в Греции, а Запад обладает гораздо более разделяющим разумом, чем Восток. Таким образом, поскольку наша цивилизация в большей степени зависит от греческого гения, для нас это будет страх, а не ненависть.

Миссис Кроули: Однако в чакрах, по-видимому, самое важное действие заключается в изгнании страха.

Доктор Юнг: Да, но боги всегда носят и оружие, а оружие никакой особенной любви не выражает.

Мисс Вольф: У меня с собой заметки, и думаю, я знаю, что смутило миссис Бейлуорд. Профессор Хауэр сказал по-немецки hasserf?llte Zweiung, но это не означает становление двумя; это означает стать субъектом против объекта – появляются две вещи.[vi] Английский перевод не так ясен.

Доктор Юнг: Entzweiung означает разделение. А остальные вопросы?

Миссис Бейлуорд: Я имею в виду, считает ли йог состояние ненависти необходимым условием для построения индивидуальности?

Доктор Юнг: Да, он ничего не может с этим поделать, ведь весь процесс йоги, классической или йоги кундалини, имеет естественную тенденцию к индивидуализации, ведь и бог един, как брахман, как существующее несущее единство.

Продолжение вопроса: «Если ненависть построила индивидуальность, как она может быть вырвана с корнем?»

Мисс Вольф: Профессор Хауэр говорил о двух аспектах klesa.[vii] В несовершенном состоянии – аспект sthula – побуждение быть субъектом перед объектом смешано с ненавистью. Но в аспекте suksma то же побуждение – это сила быть личностью.

Доктор Юнг: Да, самая важная и сбивающая с толку вещь во всей этой терминологии в том, чтобы всегда проводить различие между аспектами sthula и suksma.[viii] Я не говорю об аспекте para, потому что это то, что профессор Хауэр называет метафизическим. Я должен признать, что эта область для меня окутана туманом – я не рискую в нее погружаться. Аспект sthula – это просто вещи, как мы их видим. Аспект suksma – это то, что мы о них полагаем, или абстракции или философские заключения, которые вы выводим из наблюдаемых фактов. Когда мы видим людей, которые пытаются объединить, укрепить себя, стать эго, и, следовательно, защищаются и ненавидят друг друга, мы видим аспект sthula, и мы осознаем только klesa ненависти, называемую dvesa. Но если мы взойдем выше, то внезапно поймем, что такой глупый тип ненависти, все эти личные защиты – всего лишь внешние аспекты весьма важных и глубоких вещей.

Обратимся к практическому случаю: когда человек жалуется, что он всегда в плохих отношениях с женой или людьми, которых он любит, и между ними разыгрываются ужасные сцены взаимных сопротивлений, анализируя этого человека, вы заметите, что он атакует ненавистью. У него живое participation mystique с теми, кого он любит. Он распространил себя на них, пока окончательно не отождествился с ними, что есть нарушение принципа индивидуальности. Потому у них естественным образом появляются защиты для того, что отделиться от него. Я говорю:

Конечно, достойно сожаления то, что вы постоянно сталкиваетесь с проблемами, но разве вы не замечаете, что делаете? Вы кого-то любите, вы отождествляетесь с ним и, конечно, господствуете над объектами своей любви и подавляете их своей вполне самоочевидной идентичностью. Вы обращаетесь с ними так, будто это вы сами, и естественно, встречаете сопротивление. Это нарушение индивидуальности этих людей, и это грех против вашей собственной индивидуальности. Эти защиты – самый полезный и важный инстинкт: вы сталкиваетесь с сопротивлением, ссорами и разочарованиями, чтобы достичь самосознания, и тогда ненависть исчезнет.

Это аспект suksma.

Если человек глубоко понимает это, он согласится и больше не будет беспокоиться. Иными словами, он знает, что когда он любит, вскоре он будет ненавидеть. Потому он смеется, когда идет в гору и плачет, когда спускается с нее, как Тиль Уленшпигель.[ix] Он осознает парадокс жизни – что он не может быть совершенным и не может всегда быть в ладу с собой. Это полностью наша идея о том, что можно всегда быть в ладу собой, сталкиваться с абсолютно ясными ситуациями в жизни. Но это невозможно – все это односторонне, а мы не односторонние. Видите ли, аналитический процесс вырывает ненависть с корнем, объясняя аспект suksma, а именно, аспект на уровне понимания, абстракции, теории, мудрости. И так мы узнаем: то, что было достойной сожаления привычкой, например, или невыносимым настроением или необъяснимыми разногласиями в аспекте sthula – все это оказывается чем-то иным в аспекте suksma.

Итак, второй вопрос: «Есть ли психологический эквивалент tattva[x] и samskara?[xi] Что ж, tattva, сущность вещей, психологически опять-таки является аспектом suksma вещей. Термин либидо, или энергия, это хороший пример tattva. Она не материальна, это абстракция. Энергия не наблюдается в природе; ее не существует. В природе существует естественная сила, вроде водопада, или света, или огня, или химического процесса. Здесь мы применяем термин энергия, но энергия сама по себе не существует, несмотря на тот факт, что вы можете купить ее в электротехническом магазине. Но это лишь метафорическая энергия. Энергия должным образом определяется как абстракция физической силы, некоторый объем напряженности. Это концепция естественных сил в их аспекте suksma, в нем они уже больше не проявления, а tattva, сущность, абстракция. Видите ли, восточный разум конкретен – когда он приходит к заключению или возводит абстракцию, последняя уже материальна; она почти видима или слышима – ее почти можно потрогать. Но для нас этот процесс скорее иллюзорен, например, когда концепция вроде энергии оказывается широко известной, так что о ней говорит каждый рабочий. Тогда люди, естественно, начинают считать ее чем-то, что можно положить в бутылку – ее можно купить или продать, так что она должна быть чем-то осязаемым. Так к нам приходит это конкретизирующее качество восточного разума. Ведь в реальности энергия не субстанциональна: это согласованность вещей, например, или мощность различных физических или материальных процессов. На Востоке, когда говорят о tattva, считают ее уже существующей и, заметьте, завершенным существованием – как если бы tattva действительно оказалась для них видимой. Не знаю, видел ли кто-нибудь tattva, но это возможно, ведь они могут визуализировать любую концепцию, не важно, сколь абстрактную. Так что tattva, которая на Востоке является конкретной вещью, для нас является аспектом suksma – это абстракция, идея. Концепция энергии весьма подходящий пример, но есть, конечно, и другие идеи подобного рода, вроде принципа гравитации, или идеи атома, или электронов – это эквиваленты tattva. В психологии, как я говорю, это было бы либидо, которое тоже является концепцией.

Тогда samskara, будучи понята как нечто конкретное, не имеет для нас никаких аналогий. Мы не способны конкретизировать такие вещи. Это совершенно иное психологическое учение, которое для нас имеет весьма ограниченную обоснованность в той мере, в какой мы верим в переселение душ, реинкарнацию или какое-то внетелесное существование. Наша идея наследственности схожа с идеей samskara, как и наша гипотеза о коллективном бессознательном. Ведь разум ребенка ни в коем случае не tabula rasa. Бессознательный разум наполнен богатым миром архетипических образов. Архетипы – это условия, законы или категории творческой фантазии, и потому являются психологическим эквивалентом samskara. Но заметьте, в восточном разуме доктрина samskara настолько отличается от такого определения, что, возможно, индус возразит моим попыткам сравнения. Но архетипические образы действительно самая доступная для нас вещь.

Доктор Рейхштейн: Я хочу спросить об аспекте sthula. Я считал sthula более физическим аспектом, а suksma скорее психологическим, а не только абстрактным. Ведь он не может быть воспринят одним интеллектом; это особый род связи с вещами.

Доктор Юнг: Вы вполне правы, но психологический аспект вещей предполагает за ними и некоторую философию. Например, возьмем психологический аспект стула: у него есть и аспект sthula, и аспект suksma. Это физическое явление, и оно очевидно находится в аспекте sthula. Но в аспекте suksma оно не столь очевидно: аспект suksma – это идея. Как в платоническом учении об эйдолоне, эйдос вещи – это аспект suksma. Но у Платона мы еще находим конкретизации: он говорит, что все вещи – это производные, или несовершенные имитации эйдолов, которые сохраняются в некоем небесном хранилище, где пребывают модели всех существующих вещей. Так что все формы нашего эмпирического мира происходят от эйдолов. Эта идея – аспект suksma, или, вы можете сказать, психологии вещей. Но для нас платонические идеи, которые Платон полагал реально существующими, это психологические концепции, или даже лишь иллюзии или предположения. Ведь даже если мы предположим, что существует такое небесное хранилище вещей, мы ни на миг в этом не можем быть уверены; такое мышление не производит вещи. Если примитивный разум думает о вещи, она есть. Сон, например, для них столь же реален, как этот стул. Они должны быть очень осторожны, думая об определенных вещах, ведь мысль очень легко может стать реальностью. Мы до сих пор такие – говорим вслух, и в то же время касаемся дерева.

Миссис Дибольд: Соответствует ли аспект suksma кантовской вещи в себе [das Ding an sich]?

Доктор Юнг: Да, как и его использование термина ноумен. Ноумен – это идея, духовная сущность вещей. Видите ли, Кант уже был очень критичным человеком, и в своей «Критике чистого разума»[xii] он говорит, что вещь в себе, das Ding an sich, это чисто негативная пограничная концепция, которая не гарантирует, что такая вещь вообще существует. Он просто создает такую концепцию, чтобы выразить тот факт, что за миром феноменов существует нечто, о чем мы ничего не можем сказать. Но в своих психологических лекциях он говорил о множественности ноуменов – что существует множество вещей в себе – что противоречит его «Критике чистого разума».[xiii]

Миссис Кроули: А это не архетип на самом деле?

Доктор Юнг: Да, эйдос у Платона – это, конечно, архетип. Термин «архетип» идет от св. Августина, использовавшего его в этом платоновском смысле. В этом отношении он был неоплатоником, как и многие философы тех дней. Но у них это не было психологической концепцией; идеи конкретизировались – то есть гипостазировались, весьма подходящее слово. Видите ли, ипостась – это не гипотеза. Гипотеза – это предположение, которое я делаю, идея, которая у меня сформировалась, как попытка объяснения фактов. Но я все время знаю, что я лишь предположил ее, и что моя идея еще нуждается в подтверждении. Слово «гипотеза» означает положить нечто, чего здесь нет, подо что-то; немецкий термин для этого Unterstellung. Подходящего английского слова с точно таким же смыслом нет, насколько я знаю. Это может быть предположение, или оно может обладать некоторым отрицательным оттенком непокорности. Далее, ипостась означает, что существует нечто под тем, что является субстанциональным, на чем покоится все остальное.

Мистер Делл: От какого корня происходит слово «ипостась»?

Доктор Юнг: Histemi – это греческий глагол, означает «стоять», а hypo означает «под». Тот же корень в греческом слове иконостас в греческой православной церкви, это задний план за алтарем, где стоят статуи святых. Образ или изображение святого называется икона, а иконостас – это место, на котором оно стоит, обычно возвышение или стена, на которой они помещаются. Создать ипостась означает выдумать объект, висящий в воздухе. У него нет основы, но вы предполагаете, что она есть, и называете его реальной вещью. Например, вы выдумываете идею о tattva и говорите, что это ни в коем случае не просто слово, дуновение ветра, за которым ничего не стоит. Вы говорите, что tattva – это сущность; это нечто субстанциональное – нечто нижестоящее, держащее на себе. Ипостась всегда содержит предположение, что вещь действительно существует, и естественный примитивный разум всегда гипостазирует. В наши лучшие моменты, когда мы немного суеверны, мы тоже гипостазируем.

Мистер Делл: Ипостась гравитации заставляет яблоко падать.

Доктор Юнг: Да, вы предполагает, что вещь существует, и заставляет яблоко падать. Или. например, Кант говорит в своем знаменитом обсуждении предположения о Боге, что «Бог есть, Бога нет» — что когда некто говорит «Бог есть», он просто так говорит, но его слова не означают, что он есть. Он может сказать «Бог есть», но, возможно, его нет. Но когда вы гипостазируете, тогда говоря «Бог есть» вы предполагает, что Бог действительно существует. Вы создали Бога, так что он реален. Можно породить самые неудачные ситуации, лишь утверждая, что вещи таковы. Это и есть то, что делает анимус и как возражает тот, в ком он говорит. «О, я думала…» — а затем дом сгорает дотла, потому что вы думали, что потушили огонь. Но, к сожалению, дом уже сгорел.

Миссис Бейнс: Разве все эвристические принципе не сводятся в конечном счете к ипостасям?

Доктор Юнг: Такой риск существует, определенно. Как только гипотеза получила доказательство своей применимости, на стремится к тому, чтобы стать истинной, стать ипостасью – и мы совершенно забываем, что это всего лишь гипотеза, намеренная, произвольная теория, выдуманная нами.

Доктор Крейнфельдт: Сексуальная теория Фрейда может быть названа гипотезой, которая затем стала ипостасью.

Доктор Юнг: Точно: она получает подтверждение в некотором объеме фактов, и затем человек предполагает, что она истинна. Ну что ж, это лишь концепции, а в тантрической йоге были вещи, которые требовали дальнейшего объяснения с психологической стороны.

Миссис Сойер: Когда профессор Хауэр говорил о чакрах, он называл ею только рисунок внутри каждой мандалы. Не можем ли мы назвать всю чакру мандалой?

Доктор Юнг: Да, чакры иногда также назывались мандалами. Определенно, профессор Хауэр не придавал мандале такого технического смысла, как мы. Он называл все изображение падмой, лотосом, или чакрой.[xiv] Мандала означает кольцо, или круг. Это может быть, например, магический круг, или это может быть цикл. Существуют ведические сутры, в который последовательности глав образуют цикл, называемый мандалой, например, третья мандала, глава 10, стих 5 – мандала просто служит названием для цикла.

Миссис Сойер: Но он называл квадрат мандалой.[xv]

Доктор Юнг: Да, он называет его мандалой, и на самом деле все внутри мандалы тоже, именно это вы увидите на ламаистских изображениях:[xvi] мандала, лотос, внутри, как и храм, и монастырь с квадратными стенами, все это окружено магическим кругом; наверху боги, а внизу горы. Термин мандала получил для нас важность, которой не обладает в Индии, где это лишь одна из янтр,[xvii] инструмент поклонения в ламаистском культе и в тантрической йоге. И заметьте, тантрическая школа мало известна в Индии – опросите миллион индусов, и они не будут иметь ни малейшей идеи о том, что это такое. Это все равно что опросить почтенных граждан Цюриха о схоластике; они будут знать о ней столько же, сколько индусы о тантрической йоге. И если вы спросите индуса о том, что такое мандала, он скажет, что это круглый стол, или что-то округлое. Но для нас это специфический термин. Даже в границах тантрической школы мандала не имела такой важности, какую она имеет для нас. Наши идеи о ней схожи с идеями ламаизма, тибетской религии, но о ней мало известно, а ее тексты были переведены лишь совсем недавно, около десяти лет назад. Один из фундаментальных источников – это Шричакрасамбхара, тантрический текст, переведенный сэром Джоном Вудроффом.[xviii]

Доктор Баркер: Профессор Хауэр сказал, что во второй чакре водной области человек безоговорочно погружается в жизнь.[xix] Но эта область еще далеко над нами. Трудно поверить в эту интерпретацию, поскольку, когда молодой человек вступает в жизнь безо всяких ограничений, это как если бы он опускался от высшего к низшему.

Доктор Юнг: Задавая такие вопросы, вы играете роль мирового возмутителя спокойствия.[xx] Здесь вы затрагиваете нечто действительно сбивающее с толку, ведь пытаясь перевести этот материал на психологический язык, вы получаете удивительные заключения. Возьмите муладхара-чакру,[xxi] которая кажется весьма простой. Ее психологическое расположение в промежности. Вы предполагаете, что все знаете о ней, что такое муладхара психологически? Вы думаете о ней, как об области ниже брюшной полости, связанной с сексуальностью или всякого рода отвратительными вещами. Но это не муладхара; муладхара – это нечто совершенно иное. Возможно, нам стоит сначала обратиться ко второй чакре.[xxii]

Океан с морским чудовищем находится вверху в системе чакр, но на самом деле мы всегда находим его внизу в нашей психологии – мы всегда спускаемся в бессознательное. Потому муладхара должна быть чем-то совершенно не тем, что мы могли бы заключить. Вы когда-нибудь были в муладхаре? Некоторые из вас могли бы сказать, что были в бессознательном, в океане, и там видели левиафана. Давайте предположим, что вы действительно совершили ночное путешествие по морю, сражались с огромным чудовищем. Это означает, что вы были в свадхистане, втором центре, водной области. Но тогда были ли вы и в муладхаре? Здесь возникает огромная сложность. Вы, вероятно, будете озадачены, если я подеюсь с вами моей концепцией муладхары. Видите ли, муладхара – это весь мир; каждая чакра[xxiii] — это целый мир. Возможно, вы помните изображение пациентки, которое я показывал, где она была запутана в корнях дерева, а затем тянулась к свету.[xxiv] Итак, где была эта женщина, когда запуталась в корнях?

Ответ: В муладхаре.

Доктор Юнг: Да, и в каких условиях это случилось бы в реальности?

Мисс Ханна: А самость спала?

Доктор Юнг: Конечно же, самость тогда спала. И на какой стадии самость спит, а эго сознательно? Здесь, конечно, в этом сознательном мире, где мы все разумные и уважаемые люди, адаптированные индивидуумы, иными словами. Все движется плавно; мы собираемся поужинать, у нас есть должности, мы совершенно нормальные граждане определенного государства. На нас лежат определенные обязательства, и нам от них не сбежать, не став невротиками; мы должны исполнять свой долг. Так что у всех нас есть корни, мы опираемся на поддержку корней. («Поддержка корней» — это буквальный перевод муладхары.) Мы в корнях прямо в этом мире – когда вы покупаете билет о кондуктора в общественном транспорте, например, или в театре, или платите официанту – это реальность, с которой вы соприкасаетесь. И тогда самость спит, а это означает, что все вещи, связанные с богами, тоже спят.

Теперь, после этого поразительного утверждения, мы должны понять, обоснована ли такая интерпретация. Я нисколько не уверен. Я даже убедился, что профессор Хауэр не согласен со мной в этом месте. Чтобы сделать такие вопросы подходящими для нашего западного разума, нужна немалая толика психологии. Если мы не будем сильно стараться и осмелимся наделать ошибок, ассимилируя их к нашей западной ментальности, мы просто отравимся. Ибо эти символы обладают способностью прилепляться. Они как-то задевают бессознательное и цепляются к нам. Но они чужеродное тело в нашей системе – corpus alienum – и они препятствуют естественному росту и развитию нашей психологии. Они вроде вторичного отростка или яда. Потому нужно сделать почти героическую попытку овладеть этими вещами, сделать что-то с этими символами, чтобы подавить их влияние. Возможно, вы не вполне осознаете то, о чем я говорю, но примите это за гипотезу. Это более, чем гипотеза, это попросту истина. Я слишком часто видел, насколько опасным может быть их влияние.

Если мы предположим, что муладхара, будучи корнями, это земля, на которой мы стоим, она с необходимостью должна быть нашим сознательным миром, потому что мы тут, стоим на земле, и вот четыре угла этой земли. Мы в мандале земли. И все, что мы говорим о муладхаре, верно для этого мира. Это место, где человечество становится жертвой импульсов, инстинктов, бессознательности, participation mystique, мы в темном и бессознательном месте. Мы несчастные жертвы обстоятельств, наш разум не способен практически ни на что. Да, когда все тихо, если нет важной психологической бури, мы кое-что можем сделать при помощи техники. Но затем приходит буря, скажем, война или революция, и все рушится, и мы оказываемся нигде.

Более того, когда мы в этом трехмерном пространстве, говорим со смыслом и делаем, по-видимому, осмысленные вещи, мы неиндивидуальны – мы просто рыба в море. Только временами мы получаем намек на следующую чакру. Нечто действует на определенных людей воскресным утром, или, возможно, один день в году, скажем, на Страстную Пятницу – они ощущают мягкую необходимость пойти в церковь. У многих вместо этого появляется желание пойти в горы, на природу, где они получат другие эмоции. Итак, это слабое шевеление спящей красоты; нечто в бессознательном, о чем заранее нельзя предположить. Некая странная нужда снизу заставляет их делать какие-то необычные вещи. Так что мы можем предположить, что место, где самость, психологическое не-эго, спит – это самое банальное место в мире – железнодорожная станция, театр, семья, профессиональная ситуация – здесь спят боги; здесь мы лишь разумны, или же неразумны, как бессознательные животные. И это муладхара.

Если это так, тогда следующая чакра, свадхистана, должна быть бессознательным, символизируемым морем, а в море гигантский левиафан, который угрожает уничтожением. Более того, мы должны помнить, что люди создали эти символы. Тантрическая йога в своей древней форме – это, конечно, творение мужчин, так что стоит ожидать избытка мужской психологии. Потому неудивительно, что во второй чакре огромный полумесяц, который, конечно, является женским символом. Кроме того, все это в форме падмы, или лотоса, а лотос – это йони.[xxv] (Падма – это просто иератическое имя, метафора для йони, женского органа.)

Миссис Сойер: Профессор Хауэр сказал, что полумесяц был не женским символом; он принадлежал Шиве.[xxvi]

Доктор Юнг: Так на Востоке, и если вы спросите индуса об этих вещах, он никогда не признает то, что вы поместили муладхару на свадхистаной. Их точка зрения совершенно иная. Если вы спросите их об аналогии солнца, они и это отвергнут, можно показать, что здесь присутствует и символизм солнечного мифа.

Миссис Кроули: Их символизм не такой, как у нас; их боги в земле.

Доктор Юнг: Естественно. Видите ли, индус нормален, когда он не в этом мире. Потому если вы ассимилируете эти символы, если вы погрузитесь в индийскую ментальность, вы словно перевернетесь вверх тормашками, все в вас будет неправильно. У них бессознательное сверху, у нас снизу. Все наоборот. Юг на всех наших картах снизу, но на Востоке юг вверху, а север снизу, а восток и запад меняются местами. Там все совершенно иначе.

Итак, второй центр обладает атрибутами, которые характерны для бессознательного. Потому мы можем предположить, что путь из нашего существования в муладхаре ведет в воду. Мой знакомый, не занятый анализом, видел интересные сны, в которых это изображалось довольно часто, и все они были одинаковые. Он оказался идущим по некой дороге, или маленькой улице или тропе, то на машине, то пешком – сон всегда начинался с движения – а затем, к его великому удивлению, все эти дороги неизбежно вели в воду, во вторую чакру.

Потому самое первое требование мистического культа всегда заключалось в том, чтобы идти в воду, в крестильную купель. Путь к любому высшему развитию ведет через воду с опасностью быть поглощенным чудовищем. Сегодня мы скажем, что с христианским крещением дела обстоят не так – нет никакой опасности в крещении. Но если вы изучите прекрасные мозаики в баптистерии православных в Равенне (который датируется четвертым или началом пятого столетия, когда крещение еще было мистическим культом), вы увидите на стене четыре сцены: две описывают крещение Христа в Иордане; а на четвертой св. Петр, тонущий в озере во время бури, и Спаситель вытаскивает его.[xxvii] Крещение – это символические утопление. Есть некоторые секты в России, которые, чтобы сделать его реальным, погружают людей под воду, пока они иногда не тонули. Это символическая смерть, из которой рождается новая жизнь, новорожденный ребенок. Посвященных часто кормили после этого молоком, как в культе Аттиса, в котором после крещения людей восемь дней кормили молоком, как младенцев, и они получали новое имя.[xxviii]

Так что символизм свадхистана-чакры – это широко распространенная идея о крещении водой со всеми ее опасностями утонуть или быть пожранным макарой. Сегодня вместо моря или левиафана мы говорим об анализе, который равно опасен. Человек идет под воду, знакомится там с левиафаном, и это либо источник возрождения, либо разрушения. И если эта аналогия остается верной, тогда и солнечный миф тоже верен, ведь вся история с крещением заключается в солнечном мифе. Вы видите, что солнце после полудня становится старым и слабым, и потому оно тонет; оно погружается в Западное море, путешествует под водами (ночное путешествие по морю), а затем поднимается утром возрожденным на востоке. Так что можно назвать вторую чакру чакрой или мандалой крещения, или возрождения, или разрушения – не важно, какие последствия будут у крещения.

Мы также можем кое-что сказать о деталях этой чакры. Огненно-красный цвет понятен, муладхара темнее, цвета крови, или темной страсти. Но этот алый цвет свадхистаны содержит гораздо больше света, и если вы предположите, что здесь есть какая-то связь с движением солнца, это могут быть солнечные лучи на закате или восходе – цвет зари или последние лучи солнца – это гораздо более влажный оттенок красного. Далее, за вторым центром мы можем ожидать проявления новорожденной жизни, проявление света, энергии или высокой активности, и это будет манипура.[xxix] Но прежде чем говорить об этом центре, мы должны сполна исчерпать вторую чакру. Интересно отметить, что на Востоке эти чакры располагают не под нашими ногами, а над ними. Мы бы поместили муладхару выше, поскольку это наш сознательный мир, а следующая чакра была бы ниже – это наше чувство, поскольку мы на самом деле начинаемся выше. У них все перемешано; мы начинаем в нашем сознательном мире, так что можем сказать, что наша муладхара должна быть не ниже живота, а в голове. Видите, это все переворачивает.

Миссис Сойер: Но в бессознательном то же самое.

Доктор Юнг: А, вот теперь появляется бессознательное, где les extr?mes se touchent. Здесь все и да, и нет, и здесь муладхара вверху, но и внизу тоже. Мы находим аналогию в тантрической системе чакр. Какова аналогия между аджной,[xxx] высшим центром, и муладхарой? Это очень важно.

Миссис Фирц: Соединение Шакти и Шивы.[xxxi]

Доктор Юнг: Да. Кундалини соединена с линга в муладхаре[xxxii] в состоянии спящей красавицы, и то же условие преобладает выше, в центре аджна, где деви вернулась к богу, и они снова едины. Они снова в творческом состоянии, но в совершенно иной форме. Как они едины внизу, так они едины и вверху. Так что два центра можно поменять местами.

Видите ли, адаптируя эту систему к себе, мы должны осознавать, на чем мы стоит, прежде чем сможем ассимилировать такую вещь. Для нас это нечто совершенно иное; мы не восходим к бессознательному, мы в него спускаемся – это катабазис. Это всегда было так. Древние мистические культы часто располагались под землей. Можно увидеть в древних христиански церквях крипту под алтарем – подземную церковь. Та же идея в митраистском spelaeum, который был пещерой или комнатой под землей, или же настоящим гротом. Культ Аттиса тоже действовал в гротах. Грот, в котором Христос родился в Вифлееме, говорят, был spelaeum.[xxxiii] Затем вы вспоминаете, что св. Петр в Риме теперь стоит там, где некогда проводились taurobolia, кровавые крещения в культе Аттиса. Кроме того, высшие жрецы культа Аттиса имели титул Пап, а папа, который раньше был просто епископом Рима, принял этот титул. Сам Аттис – это умирающий и воскресающий бог, являющий преемственность истинной истории.

Мистер Бауман: Профессор Хауэр упоминал, что человек может идти в бессознательное двумя путями – правым или левым. На одном пути он встречает чудовище и оказывается им пожран, а на другом пути он заходит сзади и нападает на морское чудовище.[xxxiv]

Доктор Юнг: Это тонкости индийской системы. Довольно нам и того, чтобы суметь переварить и ассимилировать этот материал в самых грубых чертах. Что ж, я объяснил, почему на Востоке бессознательное вверху, тогда как у нас внизу. Так что мы можем все перевернуть, как если бы мы спускались от муладхары, как если бы она была высшим центром. Конечно, мы можем так ее расположить. А потом можем сказать, что поднимаемся вверх.

Миссис Сойер: Во всех видения, с которыми мы имели дело на английском семинаре, сначала человек идет вниз, а затем вверх. Я не понимаю, как вам удастся это изменить.

Доктор Юнг: Начиная с муладхары, вы идете вниз, ведь теперь муладхара вверху.

Миссис Сойер: Но муладхара находится под землей.

Доктор Юнг: Нет, она не обязательно под землей, она лишь связана с землей. Это fa?on de parler [фигура речи]. Мы на земле или в земле. Та женщина, запутавшаяся в корнях, просто запуталась в своей личной жизни. На самом деле, она представила себя крайне запутавшейся в жизненных обязанностях, в отношениях с семьей и так далее. Для нее пойти на анализ определенно означало подниматься вверх. И прохождение через христианское крещение – это подъем вверх, но это не мешает ему быть изображенным как погружение в воду. Христос не карабкался на Иордан.

Миссис Кроули: Вы не думаете, что восточная идея о бессознательном отличается от нашей? Это иной род бессознательного.

Доктор Юнг: Да, у них совершенно иная идея, но бесполезно ее обсуждать, потому что мы не знаем, что это за идея.

Миссис Кроули: Но вы можете ее понять из санскритских текстов – ведических текстов.

Доктор Юнг: Я много их не читал, но они не ясны. Я только знаю, что они видят вещи совершенно иначе. Например, у меня была переписка с одним индийским пандитом о мандала-чакрах. Он сообщил мне, что они связаны с медициной, что они анатомичны и не имеют никакого философского смысла. Такая идея ему вообще не являлась. Он был человеком, который читал санскритские тексты. Я не знаю его лично; он профессор университета в Дакке.

Миссис Кроули: Они столь же разделены на типы, как и мы здесь.

Доктор Юнг: Естественно – у них много различных точек зрения, и Восток в целом имеет об этих вопросах взгляды, отличные от наших. Они не признают бессознательное, и столь же мало они знают о том, что мы называем сознанием. Их картина мира совершенно отличается от нашей, так что мы можем понять ее только в той мере, в какой попытаемся понять ее в наших терминах. Потому я пытаюсь подобраться к вопросу с психологической точки зрения. Прошу прощения, что запутал вас, но вы еще сильнее запутаетесь, если воспримете эти вещи буквально. (Лучше вам не делать этого.) Если вы думаете в тех терминах, вы построите по видимости индийскую систему с психологией западного разума, а вам это не удастся – вы просто отравитесь. Так что если уж вообще иметь с этим дело – а мы, боюсь, должны это сделать, потому что похожие структуры есть и в нашем бессознательном – мы должны сделать это нашим образом. Мы должны осознать, или хотя бы принять к сведению, что муладхара здесь, это жизнь на земле, и здесь спит бог. А затем вы погружаетесь в krater[xxxv] — используя старую цитату из Зосимы – или в бессознательное, и это понимается как высшее состояние относительно предыдущего, потому что здесь вы приближается к другому роду жизни. И вы продвигаетесь туда только с помощью пробудившейся Кундалини.[xxxvi]

Итак, теперь нам нужно поговорить о Кундалини, о том, кто она такая или как ее пробудить.[xxxvii] Как вы помните, профессор Хауэр сказал, что Кундалини пробуждает некоторое побуждение сверху, и он также сказал, что нужно иметь очищенный buddhi[xxxviii] или очищенный дух, чтобы ее побудить. Так что продвижение во вторую чакру возможно, только если вы подняли змея, а змей может быть поднят только правильным подходом. Выражаясь психологически, это означает, что вы можете приблизиться к бессознательному единственным путем, а именно, очищенным разумом, правильным подходом и с благословения небес, которое и есть Кундалини. Нечто в вас, побуждение в вас, должно вести вас к этому. Если этого нет, тогда все искусственно. Так что в вас должно быть нечто особенное, ведущая искра, некий стимул, который заставляет вас идти в воду и к следующему центру. И это Кундалини, нечто абсолютно неосознаваемое, которое может явиться, скажем, как страх, как невроз, а также, по-видимому, как живой интерес; но это должно быть что-то превыше вашей воли. Иначе вам через это не пройти. Вы обратитесь обратно при первой же трудности; увидев левиафана, вы побежите назад. Но если эта живая искра, это побуждение, эта необходимость, хватает вас за шиворот, вам не повернуть; вам придется выдержать все.

Я дам вам пример из средневековой книги, той знаменитой Hypnerotomachia, или Le Songe de Poliphile,[xxxix] которую я цитировал раньше. Она была написана в пятнадцатом столетии христианским монахом из знаменитой римской семьи. Он погрузился в бессознательное, как бы сказали мы. Это вроде начала «Ада» Данте, но выраженное совершенно иными словами. Он описывает себя путешествующим по Черному Лесу, который в те дни, особенно для итальянцев, был ultima Thule, где еще жил единорог, столь же дикий и неизведанный, как для нас леса центральной Африки. И он сбивается с пути, а затем появляется волк. Сначала он напуган, а потом следует за волком до источника, где пьет воду – аллюзия на крещение. Затем он приходит к развалинам древнего рисского города, проходит сквозь ворота и видит статуи и странные символические надписи, которые цитирует, которые крайне интересны с психологической точки зрения. Затем ему неожиданно становится страшно; все становится жутким. Он хочет вернуться, и пытается снова пройти сквозь врата, но там теперь сидит дракон, преграждая путь, и не обратиться назад, остается только идти вперед. Дракон – это Кундалини. Видите ли, Кундалини в психологических терминах – это то, что заставляет вас пускаться в величайшие приключения. Я говорю: «Проклятье, зачем я вообще это сделал?» Но если я поверну, тогда все приключение уйдет из моей жизни, и моя жизнь станет ничем; она потеряет весь свой вкус. Только это путешествие делает жизнь достойного того, чтобы ее прожить, и это Кундалини; это божественное побуждение. Например, когда рыцарь в средние века совершал чудесные подвиги, вроде подвигов Геркулеса, когда он сражался с драконами и освобождал девственниц, все это было ради его Госпожи – Кундалини. И когда Лео и Холи отправляются в Африку, чтобы увидеть Ее,[xl] и Она понуждает их на самые невероятные приключения, это Кундалини.

Миссис Кроули: Анима?

Доктор Юнг: Да, анима – это Кундалини.[xli] Вот поэтому я считаю второй центр, несмотря на то, что индусы интерпретируют луну как мужской символ, в высшей степени женским, ведь вода – это лоно перерождения, святой источник. Луна – это, конечно, женский символ; и, более того, у меня дома есть тибетское изображение, на котором Шива изображен в женской форме, танцуя на трупах на кладбище. Во всех случаях луна всегда считается приемлющей души мертвых. Они переселяются на луну после смерти, и луна дает рождение душам в солнце. Сначала она заполняется мертвыми душами – это беременная полная луна – а затем отдает их солнцу, где души обретают новую жизнь (манихейский миф). Так что луна – это символ перерождения. Потому луна в этой чакре не вверху – она внизу, как чаша, из которой течет подношение душ чакрам выше, манипуре и анахате. Видите, здесь снова появляется солнечный миф.

Иллюстрации

1. Чакры

2. Муладхара-чакра

3. Свадхистана-чакра