Карл Густав Юнг
Семинары о Ницше
ЛЕКЦИЯ 4
23 мая 1934 года
Др. Юнг: Миссис Бэйуорд задала такой вопрос: « Я так поняла, что в последний раз вы сказали, что силы внутри нас, которые мы называем словом «бог», это силы самообновления. То есть можно предположить, что если эти силы в нас активизируются, то мы избежим инфляции?»
Да, инфляция – это патологический процесс, и он имеет место только тогда, когда реальное творческое самообновление не может произойти; инфляция – это всегда симптом задержавшегося творческого процесса.
Есть еще два вопроса мистера Бауманна: «Почему танец является символом как творения, так и разрушения? Движущиеся и меняющиеся во времени материя или форма – это творение или разрушение?»
На самом деле вы спрашиваете, как понять то, что творческие силы одновременно являются и разрушительными, почему, собственно, танец является одновременно актом созидания и разрушения. Потому что в условиях примитивной культуры ритуальный танец являлся символическим; это всегда репрезентация творческих сил нашего бессознательного. Поэтому танец часто символизирует сексуальный акт или акт оплодотворения земли, или он используется для того, чтобы спровоцировать какой-то результат, неважно, созидательный или разрушительный. Невозможно созидать не разрушая: чтобы создать некое новое состояние необходимо разрушить прежнее. Наиболее полное творение неизбежно включает в себя акт разрушения. Типичный индуистский бог созидания и творения – это Шива, танцующий на кладбище; он – великий разрушитель именно потому, что творец, и в этом своем качестве является созидательным и разрушительным одновременно. Может, вам доводилось видеть индийских танцовщиков, приезжавших в Цюрих: они замечательно умеют передать эту идею творения. То, что у индийского божества множество рук, связано, естественно, с идеей экстраординарной эффективности: он работает не двумя руками, а множеством рук. Как бы то ни было, с психологической точки зрения жизнь творческой личности включает значительный элемент разрушения, даже саморазрушения.
Миссис Кроули: А в таком случае не может ли инфляция вмешаться в подобный творческий процесс, даже при том, что он до известной степени разрушительный?
Др. Юнг: Инфляция вовсе не является нормой, и отнюдь не всегда она становится частью творческого процесса, хотя, к сожалению, весьма нередко бывает с ним связана. Но творческий человек ведь может творить и не воображая себя творцом. Он может творить потому, что это, черт возьми, его предназначение, что он не может этого не делать. Такой творческий процесс протекает без возвеличивания эго; как только вмешивается возвеличившееся эго, тотчас возникает инфляция: вы воображаете себя творцом, а значит – богом; вы себя ощущаете на десять тысяч долларов, если у вас находится время подумать об этом. Если у вас такое время находится, то вы уже тем самым отсоединятесь от творческого процесса, вы любуетесь собой и приговариваете: «Разве этот парень не молодец? Разве он не велик?» И на этом все заканчивается, вы уже живете в своей биографической легенде, вы видите ее напечатанной: «В таком-то году такого-то числа его посетило вдохновение». Таким образом вы нарушили свой творческий процесс и получили взамен вполне здоровую инфляцию[1].
Миссис Кроули: Вы говорили о могучих архетипических силах в Ницше. Как он мог бы создать Заратустру, если бы не идентифицировался в архетипическими силами, ожившими в нем?
Др. Юнг: Эти силы должны были бы ожить не в нем, это он должен был бы слушаться их; вот наиболее естественный ответ.
Миссис Кроули: Как если бы это был танец?
Др. Юнг: Именно. Это вы у них, так сказать, в руках, это вы танцуете под их дудку, под их мелодию. Но когда вы говорите, что творческие силы находятся в Ницше, во мне или в ком-то еще – вы создаете инфляцию. Потому что человек не распоряжается творческой силой, это она распоряжается человеком, вот в чем суть. И если он позволяет этой творческой силе захватить себя безоглядно, не задавая вопросов, никакой инфляции нет; стоит только подумать: «Я тот, который…» — тотчас возникает инфляция.
Вопрос: Можно ли этого избежать?
Др. Юнг: Только полностью подчинившись, не пытаясь смотреть на самого себя. Нужно быть в известной степени наивным.
Мистер Бауманн: Это случается автоматически?
Др. Юнг: Автоматически случается то, что вы вспоминаете себя; в противном случае вы исчезаете, как если бы дотронулись до проводов высокого напряжения.
Мистер Бауманн: И этого нельзя избежать?
Др. Юнг: Если только вы достаточно просты. Ницше, конечно же, не мог устранить свой собственный взгляд; кроме того, он был слишком переполнен сожалениями, ведь творческая сила крадет ваше время, высасывает вашу силу, и что в результате? Ну, может быть, книга. А где ваша личная жизнь? Все ушло. Поэтому такие люди чувствуют себя страшно обманутыми. Они возражают против этого, другие должны потакать им во всем, чтобы как-то компенсировать то, что было у них украдено богом. А это творческая сила отняла у них личную жизнь; именно поэтому они предпочитают персонифицировать ее, воображать, что они и есть Шива, чтобы по крайней мере испытывать удовольствие, занимаясь творчеством. Поэтому если вы знаете, что вы человек творческий и наслаждаетесь этим, вы все равно будете потом распяты, потому что любой, идентифицирующий себя с богом, будет расчленен. Старый патриарх церкви епископ Синезиус сказал, что spiritm phantasticus, творящий дух в человеке может пронзать глубины и высоты вселенной, подобно богу или подобно великому демону, но в отместку за это ему придется претерпеть и божественное наказание. Это может быть расчленением Диониса или распятием Христа. Мы сейчас подойдем к этой проблеме у Заратустры.
А вот следующий вопрос мистера Бауманна: «Установление отношений с толпой требует спуска на более низкий уровень сознания. Необходимо ли вступать в бессознательные отношения с людьми, впадать в своего рода идентификацию или participation mystique с толпой, или же достаточно показать, что у тебя есть низшая часть?
Нет, вовсе не нужно показывать, что у тебя есть низшая часть, об этом и так все знают. Вы можете быть уверены, что вокруг вас всегда найдутся люди, которым точно известно, в чем именно вы несовершенны; у них есть замечательное качество замечать недостатки других, и вот только не обращать внимания на свои собственные. Так что нам не стоит особенно беспокоиться по этому поводу, наши недостатки и так заметны, нет необходимости специально акцентировать их. Единственное, что мы должны, так это признаться в них самим себе; мы и есть своя собственная невидимая и неслышимая больше никому аудитория. Далее: спуститься вниз можно только в том случае, если до этого человек находился на более высоком уровне. А Заратустра – человек или дух, который после нисхождения вниз, заката в течение веков, теперь начал подниматься. Старик, которого мы встретили в лесу – это традиционный христианский дух, постепенно растворяющийся в природе, кажется, вот-вот – и он исчезнет совсем, но этого не случится до тех пор, пока существует человек, в котором дух мог бы проявиться. Таким образом, исчезая, он возрождается, и эта вновь появляющаяся часть – Заратустра. Одна его часть уходит, но при этом возрождается новый дух, по сути тот же самый. Заратустра пребывал высоко в горах, но теперь он спускается вниз к обычным людям.
Если мы редуцируем этот феномен, чтобы применить к личной психологии Ницше, то увидим следующее: Ницше был профессором в Базеле около десяти лет, потом он покинул свою профессиональную деятельность и жил в Ницце и Рапалло, в Силс Марии и Энгадине. Так сказать, горный символизм Заратустры возник во многом благодаря этой географии. Он гулял по горам и написал о них много прекрасных стихов. Его воображение ответственно за то, что он чувствовал себя изолированным на вершине высокой горы, откуда свысока взирал на будущее человечества, а также наблюдал за его жизнью внизу, под ним. И именно там он получил свой инсайт, свое, так сказать, новое евангелие. И тогда, подобно тому, как Моисей спустился с Синая, он тоже сошел вниз, чтобы принести свое евангелие людям. Вот таким образом Ницше переживал это, но поскольку он не делал этого наивно, не делал не понимая, что он, собственно, делает, а ровно наоборот, то потому он и идентифицировался с этим творящим духом; он знал о нем слишком много — и впал в инфляцию. Таким образом, Ницше частично идентифицирован с Заратустрой. А как может такой, пусть даже частично «надутый» человек, спуститься вниз к людям? Только в облике проповедника, который стоит на кафедре и учит. В своей первой проповеди он стоит на возвышении и оттуда, сверху вниз, обращается к людям, но его проповедь неэффективна, так как он находится на другом уровне. Если бы в нем была наивность, то он и не заметил бы, сколь велико его послание, он просто разговаривал бы с первым встречным на улице, спросил бы его, как тот поживает или что-нибудь в таком духе, и в ходе разговора просто выложил бы то, что у него на сердце, и вот тогда его собеседник был бы до самого основания потрясен. Вот тогда был бы эффект. Но вы можете разглагольствовать о самых грандиозных вещах, но если вы говорите свысока, то никто не слышит их. Они не производят никакого впечатления, потому что вы говорит слишком напыщенно и только совершенно неподходящие люди услышат вас. Поэтому когда «Заратустру» прочли в первый раз, только неправильные люди поняли, что это на самом деле означает. Все эксцентрики в Европебыли переполнены Заратустрой, но ничего из этого не воспоследовало.
Как видите, это вовсе не случайность, что мы только сейчас приступили к анализу «Заратустры», нам понадобилось все знание психологии, чтобы понять, что же это на самом деле означает. Вторую часть «Фауста» тоже никто не понял. Понадобилась длинная и мучительная подготовка, чтобы проникнуть в его суть — пророческую, по большей части. А тут нам понадобился опыт воины и послевоенных социальных и политических явлений, чтобы проникнуть в смысл того, что означает «Заратустра». Итак, если бы Ницше не осознавал того, что он делает, вот тогда у него был бы шанс спуститься вниз на Землю. О Ницше-человеке сказать особенно нечего, потому что его лишили всего, он жил всецело ради того, чтобы Заратустра мог говорить, а собственная жизнь Ницше была предельно бедна и обездолена: несчастное существование больного невротика в пансионатах Ривьеры и Энгадина, и наконец в Турине он уже навсегда попал в объятия дьявола.
Вот тут есть дополнение мисс Корнфорд: «Заратустра является как танцовщик, что диаметрально противоположно христианскому монаху. Вместо того, чтобы «умерщвлять плоть, как учат монахов, он живет в теле, осознает тело и пользуется им. В то время как аскет подобен железному камню, неподвижно стоящему в потоке воды, танцовщик подобен растению, которое отзывается на каждое движение воды. Поэтому вполне естественно, что проповедник новой религии явился как танцовщик, ведь он принес движение в противовес ригидности».
Да, движение в противовес ригидности — это еще одна оппозиция, пара противоположностей, играющая свою роль. Здесь множество таких побочных линий, но это уведет нас слишком далеко.
Еще есть вопрос мисс Ханна: «Я всегда считала, что Самость — это своего рода объективный, хотя и индивидуальный бог, которого я надеялась в себе обнаружить; но когда вы говорите – «создайте нечто, что лежит вне нас» ( Я должен заметить, что это не я так сказал, а Заратустра: я никогда бы не осмелился от своего лица выдать такую формулировку), вы подразумеваете Самость? И если да, то это достигается через перерождение? А в ходе перерождения мы подвергаем себя природным процессам по своей воле или это куда более активный процесс?»
Что вы имеете в виду под «более активным процессом?»
Мисс Ханна: «Я имею в виду, это мы должны с этим что-то делать или это делается с нами?
Др. Юнг: Это скорее пассивный процесс.
Мисс Ханна: Если вы подчиняетесь ему, то тогда он пассивный, в этом смысле?
Др. Юнг: Да, но вы также можете подчиниться по собственной воле и очень активно. Хорошо, давайте представим, что Сверхчеловек – это то, как Ницше понимал Самость. Тогда он утверждает, что «сотворить нечто, что лежит вне нас самих» означает создать Сверхчеловека, и согласно собственной воле. Он даже говорит, что человек должен иметь волю к этому, что означает, что для него Супермен это тот, кого своим действием создает сам человек. Но мы не можем творить вне самих себя, тогда мы должны были бы быть богами. Из этого яасно, что Ницше идентифицируется с процессом творения. Но правомерно, однако, будет утверждать, что творческий процесс, происходящий в вас, не является тем, что делаете вы, он только берет и использует вас. Это воля, отличная от вашей собственной. И тогда вы понимаете, что это нечто вне вас является творящим; это то, что совершенно непреложно находится вне вас. Потому что творящие силы были до акта творения и будут после него; они были тогда, когда вас не существовало, когда вы были бессознательны; и то, что вы производите, непременно вне вас самих, как и творческие силы вне вас самих. Вы не можете управлять ими, они творят то, что они пожелают. Конечно, вы можете идентифицироваться с ними в той или иной степени, но это ребячество; вы уподобляетесь упрямому ребенку, который, несмотря на все предупреждения не карабкаться на стул, все-таки делает это и, естественно, падает. Вы ему говорите: «Вот видишь!» А он: «Но я хотел туда залезть!» Это заблуждение – идентифицироваться с этими процессами. Таким образом, формулировка «сотворить нечто, лежащее вне нас» исходит из идеи, что мы способны творить; мы не способны творить, мы являемся только инструментом творческого процесса; он творит через нас, посредством нас.
Теперь давайте продолжим рассмотрение третьей главы, в которой впервые упоминается канатный плясун. Заратустра говорит: «Даже мудрейший среди вас есть только разлад и помесь растения и призрака. Но разве я велю вам стать призраком или растением?» Как вы понимаете это странное выражение? В каком смысле «мудрейший среди вас есть только разлад и помесь растения и призрака»?
Мистер Бэйнз: Ницше говорит здесь о мудрейших среди христиан или среди всего человечества?
Др. Юнг: Речь идет о мудрейших среди этой толпы, о людях нашего времени. Ницше характеризует особый вид мудрости, и я хочу знать, что означает эта помесь растения и призрака?
Мистер Натхолл-Смит: До тех пор пока в человеке разделено духовное и земное, они не едины.
Др. Юнг: Но гибрид вовсе не разделен; дело в том, что это единство, просто состоящее из двух частей. Растение-гибрид – это помесь, тем не менее составляющая единство, как иногда составляют в одно латинское и греческое слово.
Реплика: Это единство вегетативного и духовного.
Др. Юнг: Но Ницше не говорит «дух», он говорит – «призрак».
Реплика: Между ними животное?
Миссис Адлер: Животное не между ними, животное отсутствует.
Др. Юнг: Животное стало бы оппозицией, противоположностью. Ницше позднее будет говорить о белокурой бестии;но здесь важно то, что сверхчеловек противопоставлен именно растению и призрачной мудрости. И я хочу узнать, почему речь идет именно о растении и призраке. Он говорит, что даже мудрейший — это дисгармония, это разлад; по-немецки разлад — это Entzweiung, что означает диссонанс, несоответствие. Гибрид — это объединенное несоответствие, вариант единства противоположностей. Растение – это то, что целиком бессознательно, а у призрака нет плоти, нет тела, и этот метафизический призрак объединяется с растением, и они образуют единство — нечто в высшей степени бессознательное и близкое к природе.
Миссис Бауманн: Не означает ли жизнь растения символически духовное развитие? И если у растения тем не менее имеется натуральная жизнь, то призрак – мертв, в этом смысле они слишком далеки.
Др. Юнг: Плоть умирает и появляется призрак. В каком-то смысле этот гибрид поначалу натуральным образом развивается, но в середине цикла нечто умерло, плоть умерла, и остался только дух. Изначальный полноценный дух, имевший плоть, в котором anima Christiana некогда воплощалась, исчез; а остался только гибрид растения си призрака, печальное завершение человеческой жизни. Я обращаю ваше внимание на эту необычную метафору, потому что Ницше восстанавливает среднюю часть, он снова проповедует плоть. Иными словами, «белокурая бестия» появляется здесь, чтобы восполнить брешь таким образом, чтобы растение и призрак оказались опять соединены, но теперь уже Ницше концентрируется на той средней части, которая до того была опущена. Иногда всю философию Ницше можно разглядеть через мельчайшие детали его метафор.
Давайте снова обратимся к тексту. Здесь Ницше приступает собственно к философии, интерпретирую сверхчеловека как смысл земли. «Пусть же ваша воля говорит: да будет сверхчеловек смыслом земли!» Он императивно настаивает: вы должны сделать его таковым! Ибо очевидно, что у земли может быть много других смыслов; и то, что именно сверхчеловек является смыслом земли, – не самое очевидное умозаключение, которое можно сделать. Скажем, биологические науки, современные Ницше, делали совершенно другие выводы. Итак, в каком смысле сверхчеловек является смыслом земли? Как вы понимаете это?
Миссис Кроули: Земля такова, какой ее делает человек; в ней тот смысл, который в нее вкладывает человек.
Др. Юнг: То есть вы имеете в виду, что это дело человека наделять землю тем или иным смыслом; и это человек должен показать, что земля является смыслом. Но все-таки почему земле назначается такой смысл?
Миссис Кроули: Потому что с точки зрения Ницше, земля – это своего рода эмбрион, в ней заключена потенциальность.
Др. Юнг: Нет, вопрос стоит так: каково отношение Ницше к земле?
Др.Эшер: Она располагается между растением и призраком; земля – в центре, это плоть.
Др. Юнг: Да, вместо того, чтобы называть эту середину плотью или животным, Ницше называет ее землей; земля есть тело. Таким образом, тело является посредником между растением и призраком. Вы видите – растение еще не является животным телом, а призрак им уже не является; животное тело человека располагается между ними. Как вам известно из символики сновидений, земля часто обозначает тело; вообще все, связанное с материей, обычно передается через образы кишечника или нижних частей тела. Так в каком же смысле сверхчеловек является телом? Ведь до этого мы предположили, что он символизирует самость?
Мисс Ханна: Значение всегда связано с тем, что человек утратил, а Заратустра утратил тело, разве нет? Он забрался слишком высоко.
Др. Юнг: Тело потерял тот человек, который слился с лесом, это он скрылся и покинул землю, а Заратустра стремится ее отыскать и проповедует о земле. Ницше-человек потерял тело до известной степени, но здесь мы имеем дело с Заратустрой. Это дух из леса утратил землю, сделался бесплотным. Ведь тело – это, в сущности, ужасная помеха, и оно было преодолено. Мы можем иметь дело с духовной стороной вещей куда легче без этого обременительного тела. Если вы понимаете сверхчеловека как самость, то как самость может выразить себя? Или если вы только дух, то как вы можете выразить себя?
Мисс Ханна: Дух может быть виден единственно с помощью тела.
Др. Юнг: Если вы дух, вы можете быть кем угодно, ведь вы лишены формы, очертаний, вы летучи; вы можете принять любую форму, быть там или здесь; вы способны по своей воле трансформироваться бог знает во что; и верить в то, что спасет вас. Верьте, если можете! Тут-то и заключается загвоздка. Что вам мешает верить? Наличие тела. Если бы вы были духом, вы могли бы находиться где угодно, но, черт возьми, факт в том, что вы привязаны к этому месту, вы не можете выпрыгнуть из кожи; у вас есть целый ряд обусловленностей. Вы не можете отменить свою сексуальную принадлежность, цвет глаз, факт здоровья или болезни своего тела, вашу физическую выносливость. Это те определяющие факты, которые составляют вашу индивидуальность, делают вас тем, кто вы есть и никем другим. Будь вы духом, вы могли бы поминутно менять вашу форму, но, находясь в теле, вы – в ловушке, поэтому тело является таким бременем и неустранимой помехой. Все люди, заявляющие о своей духовности, стремятся уйти от факта нахождения в теле, оно хотят разрушить его, чтобы стать чем-то иллюзорным, но им никогда этого не удастся. Потому что тело не позволит им этого, оно будет против. Они думают, что могут обойтись без секса и еды, без обычных человеческих надобностей, но это ложь, ошибка, и тело опровергнет их убеждения. Именно это здесь имеет в виду Ницше. Сверхчеловек, самость – это смысл земли; и это опирается на тот факт, что мы сделаны из земли.
Поэтому когда мы изучаем символы индивидуации, мы обнаруживаем, что никакая индивидуация не может обойтись без животного — я имею в виду символически – очень темного животного, поднявшегося из глубин первобытной слизи и ила; которое непременно заступит на территорию духа. Земля, этот темный локус, совершенно неотделим от яркого блеска духовности. Иногда у людей бывают фантазии, что самость состоит из частиц или молекул железа или свинца или какой-то другой тяжелой субстанции. Это та же самая мысль: все эти тяжелые металлы являются душой земли; центр земли состоит из тяжелых металлов, поэтому они символически представляют элементы, из которых состоит самость. А то, что конституирует тело, из того и состоит самость. Кроме тела, нет никаких других ограничителей; но как только вы вступаете в пространство духа, ваша самость исчезает – с человеческой точки зрения, конечно. Разумеется, с иной точки зрения, она вечна и не может исчезнуть, но персональный Атман в индуистском учении действительно персональный; это дух, живущий в этом конкретном теле, и именно тело делает его уникальным.
Именно сущностный метафизический смысл земли наделяет вещи специфичностью, делает их дистинктивными. Объекты приобретают качества дистинктивности только во времени и в пространстве, здесь они приобретают специфические физические и химические свойства, которые позволяют их различать. В противном случае вы не были бы уверены в том , что что бы то ни было вообще существует или предполагается, что существует. На Востоке говорят, что вначале бог пребывал в абсолютном одиночестве и чувствовал себя крайне неважно, потому что он не знал, кто он. И тогда, чтобы выяснить, кто он такой, он сотворил вселенную. Он сотворил различные сущности, в которых мог бы отразиться. Вы никогда не узнаете, какой вы, если только не увидите себя со стороны; вам необходимо зеркало, чтобы увидеть свое лицо и узнать, как вы выглядите. Если вы живете в пустыне, где нет зеркала и нет никого, кто бы отражал вас, откуда вы узнаете, кто вы такой? Философы давних времен полагали, что бог лишен противоположности, но она ему необходима для того, чтобы он смог осознать самого себя.
Сейчас это означает разделять, различать вещи во времени и в пространстве. И, конечно, подобное различение, связанное с самой идеей самости, не могло бы ну минуты существовать, не будь тела, чтобы создавать и поддерживать это различение. Можно предположить, что если тело исчезает и распадается, то самость в известном смысле тоже распадается, потому что теряет свои границы. Это легко наблюдать в случае мистического соучастия, если ваше сознание в определенный момент не вполне осознает присутствие тела со всеми его данностями, то тогда ваша психика полностью подавит тело и смешается с психической реальностью других, и вы уже не будете знать точно, кто вы такой, вы с тем же успехом могли бы быть кем-то други. Опыт показывает, что иногда мы ведем себя так, словно в самом деле являемся другими: нашей матерью, отцом, братом, да любым человеком, с которым у нас имеется более или менее тесный контакт. Люди, не осознающие своего тела, страдают от некоторой нереальности жизни из-за этой втянутости в отношения мистического соучастия, они не знают, когда они голодны, они не ощущают базовых потребностей тела. У меня был случай 28летней пациентки, которая не слышала звука собственных шагов на улице. Ее это пугало, и она пришла ко мне. Ей однажды приснилось, что она летит на воздушном шаре, но находится не в привязанной к нему корзинке, а прямо на самом верху, в воздухе, внизу она увидела меня с ружьем, стреляющего в нее. В конце концов мне удалось ее подстрелить. Это та самая девушка, — я уже рассказывал вам о ней — которая никогда не видела своего тела. Я предположил, что, наверное, она время от времени моется, но она рассказала, что воспитывалась в монастыре, где монашки объяснили ей, что смотреть на свое тело есть грех и что мыться она должна, прикрываясь специальной льняной тканью, поэтому она никогда не видела себя. Я велел ей пойти домой, раздеться, встать перед большим зеркалом и как следует разглядеть себя. Вернувшись, она сказала: «Это не оказалась таким уж страшным, но, по-моему, у меня слишком волосатые ноги». Именно так чувствуют и думают люди с подобными симптомами.
Перейдем теперь к другому параграфу: «Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле». Что это означает — оставаться верными земле?
Мисс Ханна: Это то, что вы сказали: человек может быть кем угодно, но он должен оставаться в своем теле.
Др. Юнг: Да, он говорит здесь о «надземных» надеждах, что означает попытку перевести внимание от реальной индивидуальной жизни к духовным возможностям вне ее рамок. Дух состоит из возможностей, можно сказать, что мир возможностей это и есть мир духа. Дух может быть чем угодно, но земля может быть только чем-то определенным. Поэтому оставаться верным земле означает поддерживать сознательные отношения с телом. Не убегайте, не теряйте осознанности в отношении собственного тела, потому что именно это удерживает вас в реальности и не дает потерять свой путь в мире возможностей, ослепляющим вас. Разумеется, это весьма односторонняя рекомендация, и для людей, которые целиком отождествлены с телом, она не годится. Не следует забывать, что подавляющее большинство людей представляют собой только тела. Поэтому все это предназначено только тем, кто их потерял, кто обманулся духом, подобно Клагесу, который объявил душу врагом тела, первенство души над телом, потому что он ошибочно предположил, что большинство людей, подобно ему, утратили ощущение реальности тела. На самом же деле существует масса людей, полностью живущих в теле, и, собственно, именно к ним взывало раннее христианство или, по крайней мере, языческие боги.
Дело в том, что истина никогда не бывает абстрактной, она только тогда истина, когда конкретно работает, а когда этого не происходит – тогда это не истина, а ложь, она недействительна. В этомсмысле философия и религия похожи на психологию: и там, и там невозможно выдвинуть абсолютных суждений; то, что будет верно на одном этапе развития, будет ложно на другом. Поэтому это всегда вопрос момента развития, времени: наипрекраснейшая истина сегодня превратится в яд завтра. Через подобные вещи природа показывает, что она аристократична и эзотерична, а вовсе на такова, какой ее желал бы видеть наш либеральный ум, полагающий, что одна и та же истина хороша всегда и везде… На так называемую истину никогда нельзя полагаться; мы сталкиваемся с абсолютной невозможностью сформулировать некую общеприменимую истину. Я часто думаю во время анализа, что если бы этот пациент услышал, что я говорю другому пациенту, он бы выпрыгнул из собственной кожи, он не вынес бы этого, я часто говорю своим сотрудникам: смотрите, вот для этого человека это будет богохульство; часто такие пациенты идут один за другим, и мне приходится сразу же выворачиваться наизнанку и на белое говорить черное. Но это абсолютно необходимо. Много лет назад я понял, что существуют этапы, ступени, своего рода лестница. Наконец у людей разные способности, и необходимо это учитывать. Если вы что-то объясняете или чему-то учите вообще, то следует быть предельно внимательными и формулировать вещи таким образом, чтобы не просто быть понятом, но чтобы это понимание невозможно было извратить. И даже это не всегда помогает. Вообще это весьма неблагодарное ремесло преподавать религию, философию или психологию.
Миссис Бауманн: А нельзя ли сказать, что новая духовная жизнь должна в каком-то смысле вырасти из натурального, природного ума? В том смысле, что натуральный ум исходит из земли?
Др. Юнг: Да, Заратустре есть что сказать по этому поводу. В этом месте он просто критикует, замечая, что не надо слушать тех, которые учат надземным надеждам. Но вот что говорит сверхчеловек и весьма настаивает на этом: он говорить, что самая ужасная вещь это хулить землю и переоценивать непознаваемое против вещей, как они есть – а этом и заключается смысл земли. Индивидуальность земли состоит в тот, что вещи именно таковы, каковы они есть и никакие другие. Только тому понятен месседж Заратустры, кто слишком долго находился под властью иллюзии, что вещи могут отличаться от того, чем они являются. Только ум истинного христианина или настоящего спиритуалиста (неважно, исповедует ли он христианство) способен почувствовать экстраординарную новизну в заявлении Заратустры. И такой человек отнюдь не приветствует это, он это ненавидит. Ему кажется, что это дичайшее богохульство против духа утверждать необходимость быть верным земле или ставить тело выше души. Однако совершенно естественно, что после отрезка времени, исчерпавшего дух, должно наступить отмщение плоти, она должна победить и даже захватить дух на время. Мы выражаем все эти вещи с помощью слов «дух» и «материя», даже толком не понимая, что стоит за этими словами. В классической китайской философии речь шла бы о ян и инь и говорили бы, что они поменялись местами, согласно законам неба. Такова суть вещей. Китайцев все это сильно не огорчает, так как они наблюдали этот процесс значительно более долгое время. Но наша история недостаточно стара, поэтому нас удивляет, что дух поедает плоть, а потом плоть поедает дух. Это именно этот процесс. Нас учили, что это уникальное событие в истории, что Бог послал своего Сына одолеть плоть с помощью духа, а теперь мы учимся обратной истине: плоть поедает дух; и мы до сих пор не в состоянии в это поверить, хотя теперь это более очевидно, чем тогда, когда это первый раз проявилось – во времена Реформации.
Др. Рейхштайн: Вы говорите, что дух состоит из своего рода неопределенных возможностей, но дух ведь может быть и вполне непреложным законом, устанавливающим вполне определенные границы. Мне кажется, что дух, о котором здесь идет речь, в каком-то смысле выродился.
Др. Юнг: Мы говорим о духе как о чистой субстанции. Дух, который устанавливает определенные границы, это человеческий дух, а не тот, который отражается в нашем бессознательном, а там он именно что состоит из абсолютно неопределенных возможностей. Даже если какой-то дух устанавливает некоторое число определенных законов, и даже если это число ограничено, лишь очень немногие из них не будут свергнуты в скором времени. Ведь в то же самое время существует огромная потребность в новых законах, новых открытиях, то есть в новых точка зрения, которые до поры в нас скрыты, и именно в этом состоит жизнь духа, а вовсе не в законе, определенном раз и навсегда. Жизнь духа состоит из новой, каждый момент творимой жизни.
Др. Рейхштайн: Я не имел в виду, что в данный момент актуален дух, способный установить границы.
Др. Юнг: Не могли бы вы привести пример, чтобы я более ясно понял, что вы имеете в виду?
Др. Рейхштайн: К примеру христианский дух был актуален в свое время: он выбрал из большого количества возможностей только одну.
Др. Юнг: Да, конечно, это был дух, и он, несомненно, был актуален в свое время, но его актуальность относительна, он либо вытесняется другим духом, либо же Инь – противоположным принципом. Он может быть совершенно подавлен, пока не исчезнет окончательно. Между 4 и 8 веком были века непроглядной тьмы, но возможно, подобные времена случались и в другие периоды истории — у нас мало информации о временах, предшествовавших и следовавших за падением великих империй. Мы внезапно обнаруживаем новую цивилизацию, но времена, непосредственно предшествовавшие ее становлению, для нас покрыты тьмой.
Хорошо. Ницше часто говорит о презрении. «Некогда смотрела душа на тело с презрением: и тогда не было ничего выше, чем это презрение». Эта мысль о презрении является весьма странной. Здесь это почти технический термин. Ницше подразумевает под «презрением» ярко выраженное отрицательное отношение. Негативное отношение христианства было направлено на плоть – преодоление плоти считалось высшим идеалом. Но Ницше утверждает, что это отрицательное отношение касается также души; она стала «тощей, отвратительной и голодной», потому что потеряла тело. Это заявление отнюдь не согласуется с христианским учением, согласно которому чем более вы преуспели в преодолении тела, тем более должны стать красивее и толще для небес. Но с психологической точки зрения вы обнаружите, что в самом деле душа становится тощей, потому что она потеряла свой raison d’etre. To, что действительно становится красивым, большим и откормленным – это определенная система идей, называемых верой, убеждением, но ваша душа живет в этой системе убеждений лишь до тех пор, пока эта система нова, до тех пор, пока вы видите опасность, от которой убегаете. Как если бы вы преодолели горный перевал по очень опасным тропам и, достигнув равнины, воскликнули: «Какая прекрасная равнина!», имея в виду — в с сравнении с опасными горами, оставшимися позади. Потом вы понимаете, что в этой равнине нет ничего особенно привлекательного, но, оглянувшись на горы, где было так опасно, вы оцените, что на равнине по крайне мере гладкая дорога. Но стоит вам потерять из виду горы, как вы начнете тосковать по ним, потому что там ландшафт несравненно прекраснее, чем на равнине, здесь он ужасен, и вы уже сыты им по горло. И когда вы добираетесь до первых холмов, где вы можете немного забрать вверх вместо того, чтобы все время тащиться по ровной поверхности, вы благословляете этот момент. Такова правда. До тех пор пока христианская система идей работала, душа жила. Душа сама производила эту систему идей, поскольку в этих убеждениях была потребность.
Можно попытаться представить ситуацию поздних античных цивилизаций, например, греческую и римскую; каковыми были их доминирующие убеждения? Мы очень мало об этом знаем, мы даже не можем оценить высказывания Иисуса, поскольку нам неизвестно, к кому он обращался. Каких-то вещей мы вообще понять не в состоянии, потому что мы не можем восстановить условия, в которых это говорилось. Кто-то с удивлением заметил, что в хинаяне – одно из ответвлений индийского буддизма, по-видимому, вообще не было богов. Но если учесть, что поначалу Будда учил среди, так сказать, двухмиллионного пантеона индийских богов, то становится понятно, почему он не ощущал необходимости в создании новых. Он уже был сыт по горло всеми этими богами и прекратил говорить о них. Подобно тому, как устает от бога человек, который ежедневно так или иначе слышит о нем — в молитвах, в проповедях, в любых аллюзиях. Если человек вырос в слишком набожном окружении, он даже слово Иисус не может произнести без чувства раздражения и даже презрения. А Ницше был сыном священника, он слышал эти слова каждый день, и это объясняет то, почему он употребляет слово «презрение». Ранние детские и юношеские впечатления, разумеется, очень важны для человека. Поэтому вы не только должны принимать во внимание мир, к которому обращается пророк, но и условия, в которых он сам вырос. Но в известном смысле пророки всегда соответствуют своему времени. Ницше никогда бы не оказал такого влияния на дух нашего времени, не будь он сыном священника – представителя умирающей системы и умирающего духа. Поэтому он имел возможность прикоснуться к сути вещей самым непосредственным образом: он ухватил сущность своего времени.
Идея Ницше о том, что в результате всех теологических разглагольствований душа остается ненакормленной, очень проста: только ум ест, но душа весьма далека от того, чтобы насытиться. Напротив, она голодна и потому стремится к переменам, к новым идеям, которые напитают ее. И эти новые идеи пришли, поскольку изначальные условия, в которых христианство было совершенно правомерным, исчезли во мраке античного мира. Исходя из ситуации средневекового античного мира, требовались новые идеи, чтобы накормить душу в условиях, когда дух оказался переоценен. Требовалось учение, которое снова сделает акцент на теле и плоти. В своей новой книге“La Revolution Mondiale et la Responsabilite de I’Esprit» Кайзерлинг говорит о пробуждении теллурических сил, сил земли, и заявляет, что человек на 80-90 процентов состоит из теллурических сил. Его мысль заключается в том, что эта революция должна быть подавлена духом, что дух должен обуздать теллурические силы. Это абсолютно христианская идея, когда дух говорит: вы должны… Кайзерлинг замечает, что едва ли это увенчается успехом, но, однако, сам следует за этим духом. При этом он совершенно верно подмечает обратное: все духовные ценности разрушаются, и актуальной вновь становится земля и человек, как он есть, а не каким он должен быть или мы бы хотели, чтобы он был. Он снова появляется, каким он есть, и если мы станем подавлять его, то будет только хуже, ведь это существо требует признания — вот в чем заключается задача; а это в свою очередь приведет к совершенно новой оценке человека и к новой религиозной идее: признать человека, каков он есть и мир таким, какой он есть, убрав существовавшие до этого иллюзии и проекции. Все это будет продолжаться до тех пор, пока мир как он есть не будет более или менее принят, потом и эта истина перестанет быть питательной, и воспоследует что-то новое, более увлекательное.
Эти волны и составляют периодичность истории. Предположительно они совпадают с месяцами платоновского года, но у нас имеется опыт всего лишь трех месяцев, а это очень мало сравнительно с тем фактом, что платоновсский год длится 26 тысяч наших обычных лет. Но человек, несомненно, существует уже какое-то количество платоновских лет. Сознание человека восходит к сотням тысячелетий существования, и 26 тысяч лет в сравнении с этим лишь маленькая часть. Поэтому человек в своем сознательном состоянии множество раз прошел через все сезоны платоновского года и хранит опыт этих сезонных изменений.
Сейчас, например, мы переходим от весны с лету. Это не имеет ничего общего со звездами. Это просто проекция определенной цикличности в человеке, которая, в свою очередь, проявляется в перемене религиозных и этических ценностей, а также в изменении темперамента и структуре бессознательного. Немного дальше в этой главе Заратустра говорит: «Разве ваша душа не есть бедность и грязь и жалкое довольство собою?» Что означает это «жалкое довольство собою»?
Миссис Бейнс: Это означает, что люди предпочитают спать, нежели воспринимать жизнь как задачу.
Др. Юнг: Да, это тенденция человека просто жить и ни о чем не беспокоиться. Заратустра здесь вступает в конфронтацию с миром, который окончательно стал материалистическим. Тогда шел восьмой век, и люди не желали, чтобы их беспокоили, люди никогда не хотят, чтобы их беспокоили, оно всегда хотят, чтобы все было настолько легко и просто, насколько возможно. И те, кто не поймет, что означает «жалкое довольство собою» никогда не поймет смысл сверхчеловека. Ницше говорит, что это долг, наше высшее моральное обязательство – родить из самих себя сверхчеловека, того, кто превосходит нас самих. Конечно, этим не исчерпываются его соображения о сверхчеловеке, как мы убедимся далее. Здесь он подбрасывает нам новую мысль, он говорит, что сверхчеловек подобен морю: «Это море, где может потонуть ваше великое презрение». Что Ницше хочет передать через это сравнение сверхчеловека с морем?
Др. Рейхштайн: Вся жизнь вышла из океана, это коллективное бессознательное.
Др. Юнг: Да, океан всегда является символом коллективного бессознательного. Это всеобъемлющий универсальный символ, и самость – сверхчеловек – также является океаном, согласно Заратустре. Поэтому самость – это все коллективное бессознательное, начало и конец жизни, источник дождя и всех рек, целой вселенной, конец всякой разделенности.
Миссис Бауманн: Это не в смысле «меньше малого, больше большого»?
Др.Юнг: Да, это определение самости, здесь есть своеобразное соответствие идее самого маленького и самого большого. Самость является всеохватывающей, но при этом самой маленькой, это парадокс, лежащий за пределами нашего восприятия. Однако Ницше не рассматривает сверхчеловека просто как более высокий, более дифференцированный тип человека, хотя иногда кажется, что он делает именно это, но у меня есть некоторые догадки по этому поводу. В другом пассаже мы увидим, что все обстоит значительно сложнее.
[1] Юнг особенно восхищался поэтами или художниками визионерами, для которых творчество являлось инстинктивно-органичным опытом, таким как письмо под диктовку «неизвестных голосов» или интуитивное прозрение, жаждущее воплощения в форму. См. “Psychology and Literature”, Collective Works, 15.
Пер. Елена Головина