Карл Густав Юнг
Семинары о Ницше
ЛЕКЦИЯ 5
Юнг: Вопрос мисс Ханна: «Мне кажется чрезвычайно странным, что Заратустра употребляет выражение « внутренности Непознаваемого». Разве «внутренности» нечто-то, связанное с землей?
Как раз мне это выражение кажется совершенно уместным, так как «внутренности» всего лишь означают вместилище; что касается Непознаваемого, то Ницше здесь имеет в виду неизвестного бога, который умер. На протяжении всего «Заратустры» нас преследует странное ощущение, что бог, про которого говорится, что он умер, вовсе даже и не умер. Он каким-то образом соскользнул в пространство, где стал Великим и Неизвестным богом, о котором не следует говорить и принимать его во внимание — он слишком опасен, чтобы его упоминать. Поэтому это своеобразное выражение, что вам не стоит интересоваться «внутренностями Непознаваемого», означает, что есть кто-то, на кого наложено табу. Это психологически объясняется тем фактом, что Ницше называет себя атеистом, а всякий, кто называет себя атеистом, является просто отрицающим теистом; разумеется, человек не стал бы отрицать нечто, если бы это нечто не имелось в наличии, иначе что бы он тогда отрицал? К чему тогда приставка «а»? Называя себя атеистом, вы тем самым признаете бога; потому что неважно принимаете вы какую-то вещьили отрицаете, главное, что вы признаете, что она есть: невозможно отрицать вещь, не придавая ей тем самым статуса существующей. Где-то она все равно существует, даже если этовсего лишь вумах других людей. Если она существует в умах других людей, это означает, что она существует. Поэтому бог Ницше где-то существует, и у него есть свое содержание, но следует быть осторожным, дабы не упоминать его.
Нам все еще неясно, чтоатеист чрезвычайно озабочен проблемой бога, мы все еще остаемся варварами в этом вопросе. Понятия Востокав этом смысле кудаболеедифференцированны. Там говорят, что человеку, который любит бога, нужно семь воплощений, чтобы достичь освобождения или нирваны, но человеку, ненавидящему бога, требуется всего лишь три. Почему? Потому что ненавидящий бога думает о нем во много раз больше, чем тот, кто любит его. Поэтому ненавидящий бога атеист в известном смысле является куда лучшим христианином, нежели тот, кто бога любит. Ницше – куда лучший и куда более моральный христианин, чем те, кто были до него и придут после. На самом деле это многое объясняет в «Заратустре», это ведь глубоко моральная книга. Если кто-либо попробует применить это учение на практике, то обретет весьма поразительный опыт и почувствует себя гораздо более укорененным в христианстве, чем до того.Он может после этого купить себе нимб для единоличного употребления и объявить самого себя первым и единственным святым своей собственной церкви.
Далее. Верно, что мы употребляем слово «внутренности» в контексте связи с землей, и в психологическом смысле это означает содержание бессознательного,которое мы мыслимрасполагающимся внизу. Однако для христианства такое не может быть внизу, это то, чему положено располагаться в ярко сияющих небесах. Все принципы и установления католической церкви являются по сути содержаниями бессознательного, но в свое время бессознательное было спроецированона горний мир, и лишьза последние четыре сотни лет оно спустилось в более низкие области, на землю, в пищеварительную систему, в кишечник, в сферу симпатической нервной системы.
Вопрос миссис Бэйлуорд: «Является ли художник человеком, который способен поймать творческую силу в сети здесь-и-сейчас? Не то же ли самое делает тело по отношению к самости? И подвержена ли самостьзакону единичности и неповторимости каждого момента во времени?»
Вопрос чрезвычайно философский. Художник, несомненно, способен поймать творческую силу в сети здесь-и-сейчас. Творческая сила проявляет себя в художнике, он способен отобразить актуальный момент через акт творчества именно потому, что является творческим человеком или инструментом творческой силы, что одно и то же.Будучи творческим, человек создает то, что обретает существование именно в данный конкретный момент, а до этого существовало лишь в потенции. И тело в известном смысле делает то же самое для самости, тело является выражением предсуществующей уникальности, как если бы оно было сформированоэтой самой предсуществующей уникальностью. Это реализация единства жизни. Разумеется, это не биологический способ объяснения. Биологическая наука стремиться объяснить тело через цепь физиологической причинности, связанной с биологической трансформацией тела. Точно также как мы пытаемся объяснить эволюцию некоторых форм в разных климатических условиях через физические и физиологические аспекты. Все это не слишком удачные объяснения, возникающие из-за нашей нехватки знаний. Почему в тот или иной геологический период превалируют те или иные виды животных? Всегда имелись море и суша, но в некоторые моменты преобладали морские животные, в другие – живущие на суше; мы можем только констатировать, что морские животные постепенно выбрались на сушу и превратились в земноводных, а потом в тех, которые предпочитают исключительно твердую почву.Но как и почему так произошло остается для нас совершенно непостижимым. Мы не можем представить, как это рыба вдруг превратилась в зверя, который ходит на четырех лапах и дышит легкими; должно было случиться нечто беспрецедентное, чтобы обеспечить животных легкими. Почему вместо этого они все попросту не вымерли? Даже дарвиновская теория не объясняет этого. Если бы, к примеру, море постепенно обмелевало и высыхало, если бы вода там становилась все более соленой, то рыбы бы вымерли, потому что они могут жить лишь при определенном проценте содержания соли в воде. Нет же рыбы в Красном море, она не может там выжить.
Вообще палеонтология заявляет странные вещи: что в новую эпоху появилось большое количество новых видов, полностью сформированных и завершенных, и нам не найти даже следов тех периодов, когда эти виды находились на полпутик формированию; они просто разом появились и все. Последнее времялюди, занимающиеся этими проблемами – биологи и зоологи – склонны предполагать, что жизнь способна к такому удивительному творчеству – неведомым образом производить новые виды. Сходную аналогию представляет так называемая мутация растений, когда возникает совершенно новый вид в его законченной форме; как те знаменитые буки с красными листьями, которые стали распространяться с середины 19 века.Существует и множество других примеров мутаций деревьев. Все это заставляет биологов думать, чтожизни присуща способность к спонтанному творчеству.
Если применить эту идеюболеешироко, то мы придем к выводу, что есть некая предсуществующая уникальность или единство жизни,создающее то или иное тело в соответствии с его изначальной специфической уникальностью; в точности так, как творит художник, соотносясь со своим предварительным видением; и если предположить, что тело создается самостью, а самость всегда уникальна, то таким образом мы и уподобляем эту уникальность уникальности момента творения. Отчасти это подтверждается тем фактом, что уникальность того момента во времени, когда рождается тот или иной человек, определяется связанным с этим моментом определенным набором качеств; именно поэтому гороскоп вполне способен описать характер личности. Если было бы невозможно определить характер человека по его гороскопу, то тогда трудно было бы утверждать, что уникальная самость связана с уникальным моментом появления человека на свет. Однако практика показывает, что на гороскопможно положиться, он способен описатьхарактер человека самым поразительным образом.
Давайте продолжим работу над текстом, последняя часть проповеди Сверхчеловека.
«Не ваш грех — ваше самодовольство вопиет к небу; ничтожество ваших грехов вопиет к небу!
Но где же та молния, что лизнет вас своим языком? Где то безумие, что надо бы привить вам?
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он — эта молния, он — это безумие!»
Здесь снова встречается выражение «великое презрение». Несколькими параграфами выше говорится, что одна из величайших вещей, которые может пережить человек, является час великого презрения. Заратустра так настаивает на этом, что наверняка тут кроется какой-нибудь непреложный психологический факт. Как вы считаете, чтоздесь подразумевается?
Миссис Байнс: Не означает ли это достижение такой точки зрения, когда вы готовы отказаться от самого ценного, что у вас есть?
Др.Юнг: Давайте посмотрим, насколько годится эта гипотеза. Когда я задаю людям вопрос, чего они желают больше всего, что для них является самым ценным, большинство людей отвечают: быть счастливыми. Целый континент больше всего желает быть счастливым и беспечным, да и все мы желаем этого в известной степени. Другие скажут, что они больше всего жаждут справедливости. Вы знаете, что богиня справедливости была возведена на трон в Нотр Дам вместо бога – по-моему, это было в 1796 году. Согласно чьим-то еще убеждением, следует желать добродетели. Праведность восхваляется многими людьми как ценность, которой они хотели бы обладать. Не менее важным является уважение, потому что если к вам относятся с уважением, значит, вы в достаточнойстепени праведны. Но самой замечательным качеством изо всех является сострадание,лежащее в основе христианской любви. Сострадание ко всем живым существам является также сущностью буддизма. Там это заходит столь далеко, что каждое утро священник обходит храм с метлой не для того, чтобы удалить пыль, а чтобы аккуратно вымести насекомых, которые могли там расположиться на ночь; насекомых приглашают покинуть сакральную обитель, чтобы их маленьким телам не могли причинить вреда.Итак, существует некоторое количество весьма благородных вещей, которые человечество полагает наиболее ценными. Таким образом, гипотеза, выдвинутая миссис Бейнс, по всей вероятности, предполагает презрение ко всем упомянутым добродетелям. Но почему все-таки час презрения к самым благородным идеям, к самым почитаемым и ценным вещам должен стать величайшим часом в жизни?
Ответ: Потому что все эти качества являются всего лишь компенсацией тени.
Др. Юнг: То есть вы полагаете, что Ницше на самом деле разыскивает все то темное, что прячется позади этих прекрасных добродетелей, как если бы эта темная изнанка перевешивала то добро, которое могло возжелать человечество?Это еще одно предположение.
«Не ваш грех — ваше самодовольство вопиет к небу; ничтожество ваших грехов вопиет к небу!»
Таким образом, презрение возникает из того факта, что тень столь велика и необъятна, чтоначинаешь презирать всю добродетель, которую человечество превозносило в прошлом. Почему так? Потому что вследствие этого и возникла темная, как вся преисподняя тень, и она столь мощна, что поистине теряет смысл восхвалять прежние добродетели. Несопоставимо большая частьреальности остается в темноте, а вовсе не освещается этими идеями добра и красоты. То,что он говорит «ничтожество ваших грехов вопиет к небу», означает, что все эти идеалы представляются ему уверткой, убежищем против греховности человека. Все это представляется ему грехом, как сказали бы христиане. Ницше до сих пор находится под тенью церкви,ограничен ее сакральными границами и потому все еще чувствует себя богохульником. Дело в том, что те темные вещи, которые понимаются им как грех,являются грехом только в том случае, если вашей точкой отчета является приведенный выше список положительных качеств. Если человек в самом деле полагает, что этосамые высокие идеалы, к которым можно стремиться, то тогда очевидно, что все, что является менее положительным, — греховно, аморально и темно. Поэтому Заратустра желает поразить людей молнией, чтобы они избавились от этой презренной простоты, чтобы они очнулись и поняли, кем на самом деле является человек. Ницше полагает, что этой молнией, которая может поразить людей, является Сверхчеловек.
В образе молнии можно усмотреть языковую метафору, описывающую ситуацию, в которой люди так или иначе спят и не осознают, что происходит, а потом случается нечто, что их пробуждает –страшная катастрофа, непереносимая боль – то, для чего молния послужила бы хорошим сравнением. Но в образе молнии содержится нечто большее. Эта метафора повторяется в одном китайском тексте, который, несомненно, был незнаком Ницше. Это стихотворение — я не могубуквально его процитировать, но в нем говорится, что человечество периодически впадает в необъяснимое состояние ступора или сна, в точности, как это происходит в природе перед грозой. Воздух тяжелый,человека и зверя тянет в сон; деревья не шевелятся, и все становится точно мертвым. Китайский текст говорит, что в мире разливается нечто необъяснимое. И тогда следует призыв к дракону с требованием, чтобы он поднялся; он лежал себе где-нибудь, свернувшись кольцами в своем укрытии, но теперь он должен подняться и ударить своим хостом-молнией так, чтобы природа очнулась. Эта та же самая метафора, но здесь символизмболее прозрачен. Что означает дракон?
Миссис Кроули: Если бы речь шла об Индии, то он бы означал кундалини.
Др. Юнг: А его китайское значение?
Миссис Фирц: Янский принцип.
Др. Юнг: Да, потому что предшествующая ситуация полностью была иньской, где все существовало в проявленной форме. Все было реальным, конкретным и несомненным. Но когда вещи проявились, они погрузились в сон. Это состояние спячки показывает, что иньский принцип полностью поглотил янский. Это все равно, что землю накрывает темное облако, и оно уже содержит в себе скрытую молнию, готовую ударить. Ян ударяет, облако взрывается, начинается дождь, воздух становится свежим, реки начинают оживать, прорастают новые растения и возникает новая жизнь. Таким образом, это сравнение наверняка апеллирует к психологическому состоянию, символический смысл которого хорошо виден в китайском тексте. Как верно заметила миссис Кроули, это близко по смыслу к змее Кундалини, которая тоже изначально пребывает свернутой в кольца в состоянии спячки, в глубине, в темноте, в пещере, но когда приходит момент, когда нечто должно случиться, она внезапно поднимается, шипит и производит нечто, подобное вспышке молнии, — внезапно жалит. Эта специфическая особенность кундалини обозначает психологический момент разрушения старого порядка, а он начинает рушиться из-за вспышки мгновенной интуиции; у человека случается вспышка интуиции, и она становится той самой молнией, которая разрушает всю сложную ситуацию, которая, казалось бы, собиралась тянуться вечно.
Идея Сверхчеловека понимается Ницше именно в этом смысле. Он знает, что человек привык к тому, что жить стоит именно во имя всех этих перечисленных добродетелей, идеалов и разных красивых вещей, и потому он никогда не изменится. Все давно упорядочено, человек стоит на определенной позиции, и эта позиция словно укоренена на веки. Видите ли, любой договор заключается так, как если бы он заключался на века; ни государство, ни церковь не могут быть основаны, если они основываются не на века; здесь просто подразумевается желательное условие, что нечто должно существовать вечно, несмотря на то, что всем очень хорошо известно, сколь долго обычно существуют договоры. Но снова и снова человек жаждет учредить нечто навечно. И это отнюдь не смешно, потому что смысл и цивилизации, и культуры в том, что они могут и должны оказывать сопротивление времени; это характерно для всего, чего коснулся человек — все это должно сопротивляться всеразлагающему действию времени и природы. Поэтому мы строим дома, а не довольствуемся шалашами под деревьями или палатками или любым другим видом временного прибежища, мы производим вещи настолько прочные, насколько возможно, чтобы снова утвердить победу человека над природой и над преходящестью вещей в природе. Если вы создаете философию на ближайшие две недели, она не имеет никакого смысла; имеет смысл создавать философию, будучи уверенным в том, что истина, которую вы собираетесь донести, просуществует как минимум несколько тысяч лет. Таким образом, создание любой формы цивилизации – политической, социальной, религиозной – всегда несет в себе претензию на прочность, на сопротивляемость времени и природе. Например, мы сформировали свои религиозные и философские убеждения на Новом Завете. Этот высший авторитет породилопределенную социальную форму и мораль, определенные социальные и философские убеждения. Даже если отрицать эти старые верования, они были и остаются такими, какими они были всегда.Ницше творил в спящую эпоху, как я уже говорил, и она должна была быть взорвана идеей Сврхчеловека. Его появление означает, что человек способен меняться, проходить через трансформацию и преобразовываться во что-то иное.
В сущности, это ведь очень давняя христианская идея – идея обращения. В ранние времен христианства придерживались того же самого убеждения, что если человек проходил через mystenumили sacranentum(это синонимы: раннехристианская церковь предпочитала называть это mystenum,позднеедревние мистические ритуалы называли sacranentum,но это один и тот же процесс) то такой человек, пройдя через подобную трансформацию, становился сакральным или мана. Его целиком погружали в воду, а потом доставали оттуда, как из утробы, и человек менялся, он выходилдругим — уподоблялся Христу, получал новое тело, превращался в божье чадо, в бессмертное существо.Без крещения и без святого причастия у человека отсутствуетpharmakonathanasias, прививка бессмертия, он также смертен, как и животное, у него нет души. Подобное убеждение заходило так далеко, что Тертуллиан полагал, что если человек крещен, то он больше не может совершить греха, а если же он все же оказывается способен грешить впредь, то значит, что-то было не так с обрядом крещения и надо провести его повторно. Его бесконечно удивляло, что находились люди, способные грешить и после повторного обряда крещения; в этом случае он решал, что это дети сатаны, навсегда потерянные для спасения и следует их оставить. Сегодня если человек в том или ином религиозном сообществе не ведет себя согласно правилам, он считается невротиком и идет к аналитику. И возникает справедливый вопрос: а что же может сделать аналитик, разве он могущественнее бога?
До сих пор жива вера в то, что благодаря обращению мы становимся совершенно другими существами. Кто-то становится христианским сайентологом, и предполагается, что вступив на этот путь, он претерпел тотальное изменение: раньше он былотъявленным шельмецом, а теперь полюбуйтесь на него — он бросил пить и не швыряет деньги на ветер, волочась за женщинами, -стало быть, христианская сайентология истинна.Методисты, баптисты – и еще полсотни других организаций выходят на авансцену и заявляют, что всеих членыстали кардинально другими людьми. Стало быть, все эти движения также содержат истину. Но вот какую истину? Испокон века это понимают так, что это некая живая истина, способная полностью изменить человека. То, что человек изменился, становится критерием этой истины, подразумевающей, что в данной форме веры или убеждениях присутствует некая тайная магия. Так считали ранние христиане, и Ницше заявляет ту же самую идею: что Сверхчеловек станет молнией, которая нарушит сонное состояние мир, и человек сможет измениться. Это не то же самое, что трансформация посредством бога или крещения — данная трансформация произойдет посредством человека: потому что если бог умер, то он снова непременно возникнет в том, кто его убил, в него переселитсябожественная творящая сила. Вот тогда у обычного человека откроется способность трансформироваться в Сверхчеловека; и речь не идет о простом приращениидостоинств, но о том, чтобыпревзойти сегодняшнего человека каков он есть, превратившись вкардинальноиное существо, способное иметь дело со всем темным в человеческой природе.
Др. Рейхштайн:Мне кажется, что эта идея раньше всего была сформулирована в древнем иранском мифе о некоем первейшем примордиальном человеке, который спит и должен быть разбужен.
Др. Юнг: Да, это схожая идея; существуют также поверья о первой человеческой паре или о первом божестве, которые должны быть разбужены.
Когда Заратустра говорил так, один из людей воскликнул: «Мы уже наслушались достаточно о канатном плясуне! Теперь пришло время увидеть его!» И люди стали смеяться над Заратустрой. Канатный плясунрешил, что речь идет о нем, и начал свое представление.
О каком канатном плясуне здесь идет речь?
Реплика: О Заратустре?
Др. Юнг: Я должен сказать, что это не совсем ясно. Мы только знаем, что есть человек, который в самом деле является канатным плясуном. И когда люди зовут канатного плясуна, тот принимается за свою работу. Здесь присутствует некое смешение реального и символического канатного плясуна.
Миссис Бауманн: Скорее всего, это Сверхчеловек.
Др. Юнг: Пожалуй. Ведь обычного человека трудно сравнить с канатным плясуном: обычные люди живут в добротных домах в безопасности городов, их охраняет полиция, у них имеются законы, границы между государствами – вполне отлаженные условия существования. А вот канатный плясун ходит по проволоке в воздухе, исполняя акробатический трюк, и если он сорвется – то погибнет. Это невероятный риск, символ крайне опасного перехода. Вполне можно было бы сказать, что Сверхчеловек находится в ситуации канатного плясуна и также рискует жизнью, как это делает канатный плясун. Здесь словно существует недоразумение между публикой и говорящим. Люди думают, что Заратустра говорит о настоящем канатном плясуне, в то время как на самом деле он говорит о Сверхчеловеке,а канатный плясун является всего лишь его символом.
Мы пока в основном читали проповеди и размышления Заратустры, но действия было очень мало; но вот здесь мы снова сталкиваемся с действием, как в том случае, когда Заратустра спустился с гор и повстречал мудрого старца. Всегда, когда разговор трансформируется в действие, для этого есть причина. Как вы думаете, что это за причина? Почему разговор вдруг превращается в действие?
Миссис Фирц: Это может быть в том случае, когда то, что должно быть сказано, не совсем ясно,до конца не осмыслено, чтобы быть выраженным в словах, и тогда их заменяет символическое действие.
Др. Рейхштайн:Речь всегда одностороння, а действие может выражать реакцию бессознательного на только что произнесенную речь. Он учит в основном с янской позиции, и действие может быть реакцией его иньской стороны.
Др.Юнг: Да, это в целом совпадает с тем, что сказала миссис Фирц. Очевидно, что в проповеди чего-то недостает. В словах: «Я учу вас о Сверхчеловеке», достигается определенная кульминация, и в данный момент Заратустра не может двигаться дальше. Он говорит, что он есть молния и безумие, и понятно, что проповедь должна идти дальше и объяснить, с чего все это начинается,чем чревата молния и безумие, как и в чем это проявляется. Однако тут Заратустра спотыкается, и проповедь сворачивается. Это напоминает паузу в разговоре, когда у человека мысль внезапно иссякает, и ему нужно что-то предпринять, — тогда на помощь приходит действие, и это действие может быть вполне выразительным и символичным по отношению к произнесенным словам.
Мр. Натхолл-Смит: Это может случиться, когда он устает говорить.
Др. Юнг: Заратустра не так-то легко устает от разговоров!
Мр. Натхолл-Смит: Да, но люди устают.
Др. Юнг: Он не обращает ни малейшего внимания на людей, и мы находим доказательство этому в следующей главе, где говорится: «Заратустра же глядел на народ и удивлялся». Вы видите, он продолжает, нисколько не боясь утомить людей своими разговорами; и потому, что Заратустра продолжает говорить, канатный плясун не может начать свое выступление.Но тут Заратустра словно спотыкается обо что-то, он ударяется о какое-то невидимое препятствие, и за этим кроется, разумеется, попытка перейти к тому, как же эта идея будет осуществляться, что она означает для человека вообще и в особенности для него самого. Когда человек говорит без запинки, а потом вдруг внезапно останавливается и не может найти следующего слова, выможете быть уверены в том, что он наткнулся на что-то внутри самого себя, что вызвало задержку. Когда человек заявляет, что по его святому убеждению вещи всегда следуетделатьтолько так и никак иначе, а потом вдруг не знает, что добавить, это происходит оттого, что дьявол поймал его на крючок и вопрошает: «Тебе в самом деле известны твои убеждения?». «Ты именно это имеешь в виду?» И оратор уже не может вспомнить, о чемон только что говорил и каковы его убеждения. Так часто случается, когда люди говорят больше, чем они в состоянии сами переварить, тогда нечто их словно атакует снизу, и они забывают, что они хотели сказать, потому что бессознательное словно аннулировало это. Они только что плавно скользили по воде, это была самая обычная морская прогулка, и вдруг внезапно сели на мель, в том месте, где бессознательное выступает на поверхность и препятствует движению. В таких случаях за этим обычно следуют символические или симптоматические действия. И здесь в точности такой момент. Заратустра колеблется, смотрит на людей, словно он удивляется им, но на самом деле ему следует удивляться самому себе. Он мог бы говорить и дальше, но в это время начинает разворачиваться символическое действие. Канатный плясун, несомненно, тесно связан с Заратустрой, он и является его символическим действием, я уверен, что мы едва ли ошибемся, предположив, что он представляет низшую сторону самого Ницше, потому что вся его озабоченность этой фигурой в последующих главах свидетельствует о том, что для него чрезвычайно важен этот персонаж и что он видит в нем самого себя. Если человеку снится кто-то, кто стоит ниже его, то можно предположить, что это тень, низшая часть его самого. Здесь вмешивается именно низший аспект самого Ницше, который вопрошает: «Так как насчет превращения в Сверхчеловека? Как ты можешь стать Сверхчеловеком? Потому что прежде всего это ожидается от тебя, Заратустра, лично от тебя, Фридрих Ницше! Как ты преодолеешь свои мигрени, рвоту и бессоницу, хлорал и прочие наркотики, свою гиперчувствительность и раздражительность?» А все это может случиться с каждым из нас. Он снова принимается говорить о Сверхчеловеке, но при этом задумывается, что лично для него означает идея Сверхчеловека. В тоне размышления он произносит: «Человек – это канат, натянутый между животным и Сверхчеловеком, канат над пропастью». Это его ответ на сомнения, как человек может перейти к Сверхчеловеку, какие средства необходимы для этой преображения и почему оно должно быть совершено. Все это сомнения низшего человека, и дальнейшее звучит практически в тоне предостережения.
«Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка.
В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель».
Он говорит:
Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут они по мосту.
Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы тоски по другому берегу».
Этими словами он подбадривает самого себя, объясняет самому себе, почему стремление к Сверхчеловеку, к преодолению человеческогоявляется куда большим достоинством, чем оставаться обычным человеком, он говорит самому себе, как он любит тех людей, которые не остались теми, кем они были, но которые живут для того, чтобы меняться, живут, преодолевая самих себя ради становления.
«Я люблю тех, кто не ищет за звездами основания, чтобы погибнуть и сделаться жертвою — а приносит себя в жертву земле, чтобы земля некогда стала землею сверхчеловека».
Он отрицает христианскую идею самопожертвования во имя чего-то, лежащего за пределами мира, ради надмирской духовности. Он не видит никакой заслуги в том, чтобы убивать тело во имя духа, более того, человеку никогда не достичь изменения, если он приносит жертву только во имя духа.Его мысль состоит в том, что куда большей смелостью, куда большим достоинством, кода большим самопожертвованием является просто жить, принести жертву земле, реальности. Потому что если человек жертвует собой ради актуальной, конкретной реальности, то именно за счет этого он меняется и готовит путь для Сверхчеловека. Иногда приходится сталкиваться с подобными проблемами в анализе, особенно в случаях переноса. Бывает, что религиозные люди становятся невротикам и, к сожалению, вынуждены проходить анализ. И тогда – о боже! – они часто влюбляются в аналитика. Временами у них развивается наименее благоприятный религиозный перенос, когда они наделяют аналитика аспектами Христа. Они бы хотели целовать ему ноги называть его Иисус. Потом у них возникает сильное сопротивление против такого богохульного переноса. Но чем больше они сопротивляются проекции, тем больше она процветает; и вот аналитик уже почти раздавлен негативными христианскими проекциями. Таким образом,он становится Иисусом Христом и дьяволом в одном лице. Разумеется, таких людей разрывает внутренний конфликт. С ними происходит то, на что намекает Ницше: они становятся невротиками, потому что преувеличивают собственную духовность. Они идентифицируются с духом на небесах и самих себя воображают духами и никем больше. Но, к сожалению, они обладают огромной тенью. Внизу находится тело, которое совершенно не согласно с тем спектаклем, который разыгрывается наверху. Тело восстает против такой духовности, и люди превращаются в невротиков. Во время анализа, конечно, до них уже доходит тот факт, что существует такая вещь, как тело, что дух отнюдь не отвечает за весь спектакль. Что телу тоже придется нести ответ. Бессознательное сильно настаивает на физическом присутствии аналитика, смысл переноса в том, что такие люди должны осознать, что они проецируют религиозные содержание на вполне обычного человека, каким является аналитик. Естественно, они бывают счастливы, если аналитик оказывается не столь уж ординарен. «Такой великий человек!» Таким образом их раздутый ум допускает перенос, потому что если бы он осуществлялся на вполне заурядного человека, тобыл бы для них вообще непереносим. Но уверяю вас, великий ум аналитика тут ни при чем вовсе! После моей последней лекции в университете я спускался по лестнице позади двух девушек и услышал их разговор: «Я не поняла ни слова из того, что он сегодня говорил!» «Ты не поняла? Да это же ясно как день!» «Тогда объясни мне, пожалуйста, то-то и то-то». «Я сама не совсем это поняла, но я уверена, что он прав: он такой сильный и выглядит таким здоровым!»
Поэтому это достаточно жуткая штука обнаружить, что все твои ценности спроецированы на самого обычного человека, имеющего тело, особенно если речь идет о религиозных ценностях. Уверяю вас также, что если у этого человека имеется ум, то это становится величайшим препятствием, а ни в коем случае не преимуществом, потому что вам придется отбросить этот прекрасный ум, чтобы увидеть тело. Признавать великие религиозные ценности за телом – весьма чудовищное открытие для хорошего христианина. Именно это имеет в виду сам Господь, говоря, что его можно увидеть и в самом малом и последнем из наших собратьев, что в самом малом из наших собратьевмы должны быть способны распознать бога. Мудрые слова, однако наиболее ненавистные христианину. Оно не принимаются, потому что они хотят всего лишь в лучшем случае жалеть самого малого и последнего из собратьев, а мысль о том, чтобы признать за ними высокие религиозные ценности представляется слишком опасной.
Однажды я попытался это объяснить на конференции теологов в Страсбурге, но они все отвели глаза и постарались обойти это. Для них эта приправа слишком остра, они не отважатся даже попробовать ее, хотя, разумеется,это насущнейшая проблема нашего времени, и Ницше она также весьма беспокоила. Он полагает признание и принятие земного человека куда более высоким самопожертвованием, нежели жертву во имя духа. Он усматривает в этом принятии конкретного реального человека, идентичного со своим телом, величайшее значение для нашего времени, потому что подобная жертва ставит современного человека практически перед непреодолимым затруднением. Мы готовы принять в этом мире все, что угодно, любого дьявола и любой ад, но только не самих себя во всей нашей подробной конкретности. Это то, чего мы боимся более всего. Дело в том, что бытие ведь штука даже не слишком греховная, в нем трудно отыскать что-либо выдающееся по части грехов, оно просто дьявольски банально, досадно неупорядоченно и совершенно неинтересно. Мы бы предпочли иметь выдающиеся грехи, нежели быть самими собой во всей той банальности, которую мы собою являем.
Поэтому онговорит: «Я люблю того, кто живет для познания и кто хочет познавать для того, чтобы когда-нибудь жил сверхчеловек. Ибо так хочет он своей гибели».Имеется в виду гибель иллюзи на свой собственный счет, опустошительная потеря иллюзий и приращение знания. Без потери иллюзий вы никогда не приобретете знания; без знания вы никогда не достигнете нового уровня осознания, а без осознания вы никогда не изменитесь: живя бессознательно, вы навсегда остаетесь таким же, как были.
«Я люблю того, кто трудится и изобретает, чтобы построить жилище для сверхчеловека».
Это новый человек, который обладает знанием, чье сознание исключительно индивидуально, если уж однажды он сумел проглотить факт самого себя. Он спускается вниз в конкретную реальность. Он снова становится человеком и разотождествляется со своими идеалами. Другими словами, он создает новый идеал, совпадающий с реальным человеком, человеком имеющим тело.
«Я люблю того, кто любит свою добродетель: ибо добродетель есть воля к гибели и стрела тоски».
Снова приближение к земле, к человеку, как он есть. Суть устремления – изменение, способность выйти за пределы себя прежнего, потому что принимая себя таким, каков он есть, человек стремитсяк изменению, и это движет вперед весь мир. Мы не хотим быть самими собой, потому что мы неспособны вынести самих себя, мы не прогрессируем в развитии, потому что мы не в состоянии принять единственную вещь, которая могла бы стать движущим мотивом нашего изменения. Только тогда, когда мы признаем то, что для нас отвратительно, только тогда мы обретаем реальную волю к перемене, не раньше.
«Я люблю того, кто не бережет для себя ни капли духа, но хочет всецело быть духом своей добродетели: ибо так, подобно духу, проходит он по мосту».
Это означает, что он любит того, кто обладает предрасположением к этому, кто по крайней мере интуитивно способен ухватить смысл этого качества и в духепересекает мост.
«Я люблю того, кто из своей добродетели делает свое тяготение и свою напасть: ибо так хочет он ради своей добродетели еще жить и не жить более».
Это демонстрирует, что это истинное самопожертвование, потому что вы либо рискуете продолжать жить, либо рискуете умереть. Это предприятие, обладающее риском реального предприятия, того, что включает потенциальную опасность. Это amorfati. Такое отношение превалирует сейчас в Германии. Это внутренне значение национал-социализма. Они живут,ради того, чтобы продолжать жить, илиже – смерть. Когда вы слышите разговор по-настоящему серьезных людей, вы осознаете, что Ницше просто предчувствовал подобный поворот дел. Они восхваляют состояние готовности и, естественно, любой рационалист спросит: аготовности к чему? Вот в этом-то все и дело – никто не знает, к чему. У них нет программы, у них нет карт, которым они следуют. Они живут ради настоящего момента. Они не знают, куда они идут. Влиятельные и компетентные люди из этой партии признают, что они не знают, но одна вещь несомненна: возврата нет, они должны рискнуть. Рационалист спросит: рискнуть чем? Ответ: рискнуть. Они не знают, чем они рискуют, они просто принимают это как должно, что они должны рискнуть все равно чем. Разумеется, с рационалистической точки зрения все это чистейшее безумие, и это именно то, что и имеет в виду Ницше. Поэтому он и говорит, что Сверхчеловек — это молния или безумие. Можно назвать это патологией, можно демоническим или божественным безумием, но это именно то безумие, которое имеет в виду Ницше. Таким образом, он явился в известном смысле великим пророком того, что происходит в Германии.
«Я люблю того, кто не хочет иметь слишком много добродетелей. Одна добродетель есть больше добродетель, чем две, ибо она в большей мере есть тот узел, на котором держится напасть».
Это очень мудрые слова, потому что чем больше достоинств вы взыскуете, тем дальше вы от своей реальной задачи. Только одно по-настоящему важно – жить согласно тому, кем вы являетесь на самом деле.
«Я люблю того, чья душа расточается, кто не хочет благодарности и не воздает ее: ибо он постоянно дарит и не хочет беречь себя».
Здесь идея дарения себя, растрачивания жизни. Мы всегда стараемся удерживать, экономить нашу жизнь, но ту — проповедуется расточительство, расточать самого себя. Это опять-таки означает – отдавать всего себя без остатка, снова речь идет о жертве судьбе, тем вещам, которые должны случиться по неясным причинам — полная сдача жизни и судьбе.
«Я люблю того, кто стыдится, когда игральная кость выпадает ему на счастье, и кто тогда спрашивает: неужели я игрок-обманщик? — ибо он хочет гибели».
Это ясно.
«Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел и исполняет всегда еще больше, чем обещает: ибо он хочет своей гибели».
Снова та же мысль – делать больше того, что человек имел в виду сделать. Это означает следование импульсу, который всегда присутствует на изнанке того, что мы делаем, инстинктивный органический импульс, носящий характер естественной реакции, как и все импульсы. Это означает пройти всю длину пути:вы намеревались пройти две мили, но вас потянуло прийти все пятьдесят, и вы поддались этому. Итак, никакого отступления. Вы не можете управлять судьбой, вы никогда не разберетесь с собой, если вы умеете собой управлять, если вы можете сказать богу: «Только это и ничего больше».
«Я люблю того, кто оправдывает людей будущего и искупляет людей прошлого: ибо он хочет гибели от людей настоящего».
Эта полная сдача нынешним потребностям прежде всего означает осуществление, искупление прошлых поколений и их нереализованных жизней, которые должны быть реализованы. Еслимы живем полностью, то мы искупаем такие нереализованные жизни, и мы готовим путь будущему поколению, потому что мы прожили нашу собственную жизнь, мы осуществили ее, и мы не оставили никаких сожалений и проклятий по сэкономленной жизни в наследство следующим поколениям.
«Я люблю того, кто карает своего Бога, так как он любит своего Бога: ибо он должен погибнуть от гнева своего Бога.
Я люблю того, чья душа глубока даже в ранах и кто может погибнуть при малейшем испытании: так охотно идет он по мосту.
Я люблю того, чья душа переполнена, так что он забывает самого себя, и все вещи содержатся в нем: так становятся все вещи его гибелью».
Это означает идти вниз, в реальность, падатьтуда, ведь он впутывается в нее, его легко ранить; его держит судьба и таким образом он становится реализованным. Это полное, совершенное принятие того, чем человек является, извлечение последнего урока из попытки быть тем, кто ты есть.
Вопрос: Это следует из того, что человек делает?
Др. Юнг: это разновидность религиозного учения, и оно вполне абсолютно.
«Я люблю того, кто свободен духом и свободен сердцем: так голова его есть только утроба сердца его, а сердце его влечет его к гибели».
Это признание. Через Заратустру говорит сердце, а не ум. Это ровно то, что происходит сейчас в Германии, Через их голову говорит сердце. А сердце жаждет разрушения, потому что мир с его старыми идеями должен быть разрушен. Не потому, что сердце выдумало идею разрушения, а потому что в сердце находится секретный источник воли, которую озвучивает голова. Но для Ницше это табу, он не касается этого.
Здесь мы сталкиваемся с образом распростертого над землей темного облака, в котором прячется молния.
«Смотрите, я провозвестник молнии и тяжелая капля из тучи; но эта молния называется сверхчеловек».
Это означает грядущего человека. Новое отношение, новый дух должны заполнить человеческую форму и переиначить то, что до сих пор превалировало в мире и в культуре. По мысли Ницше, Сверхчеловек является новым типом человека, носителем именно такой позиции.
Пер Елена Головина