Карл Густав Юнг
Современная психология: лекции в швейцарской политехнчиеской школе Цюриха
Том 2
К сведению читателя
Этот конспект лекций, прочитанных на немецком языке в Швейцарской политехнической школе Цюриха, не претендует на то, чтобы являться дословным отчетом или стенограммой. Он направлен на то, чтобы стать четким изложением основного содержания каждой лекции.
Текст не корректировался ни самим профессором Юнгом, ни каким-либо другим профессиональным психологом. Однако, мы благодарим мисс Тони Вольфф и доктора К.А. Майера за любезную помощь с некоторыми выкладками. Мы также воспользовались заметками мисс Уны Томас, которые она вела с января по июль 1935 года.
Этот конспект был создан в условиях значительной нехватки времени для небольшой группы англоговорящих людей. Однако, возрастающий спрос потребовал издания уже вполне определенного тиража. Мы пересмотрели и переписали ранее сделанные заметки, и хотели бы, чтобы эти записи смогли распространиться на более широкую аудиторию. Трудность, порождаемая работой с двумя языками[1], еще более усложнила и без того невозможную задачу надлежащей интерпретации очень богатого содержания оригинальных лекций.
Барбара Ханна
Элизабет Уэлш
Январь 1937 года
Летний семестр 1934 года
Л Е К Ц И Я I
20 апреля 1934 года
Я начну с того, что объясню вам, как возникли те идеи, о которых я говорил в прошлом семестре. Когда мы говорим о психологии, мы входим в бесконечно широкую и сложную сферу. Это не похоже на другие науки, имеющие вполне определенные границы. Весьма существенно, что Американский университет, ежегодно издающий сборник трудов по психологии, называет его «Психология 1904 года» и так далее. Психология состоит из ряда индивидуальных убеждений, а не из фиксированных систем, но верования всегда стремятся стать общепринятой истиной, и эти убеждения зачастую становятся преувеличенными. Существует множество различных мнений о психологии, ведь в ней так много аспектов. Психология занимается вопросами психэ, откуда все изначально и проистекает. Не существует ничего, что когда-то не было связано с психэ. Эта парта, к примеру, когда-то была образом в чьем-то сознании. Это здание сначала появилось в фантазиях какого-то архитектора. То есть оба этих предмета сначала возникли в чьем-то психэ. Нет ничего такого, что человек создал, подумал или предпринял, и это изначально не возникло в психэ. Весь наш опыт тоже прежде всего есть опыт психический. Фактически, мы можем проживать что-то только через психику. Единственное, что моментально воспринимается нами – психическое, психический образ, и это – единственная основа опыта. «Я считаю, что это так и вот так» — это первичная истина. Реальность – это реальность нашего опыта, нашего восприятия. Это именно наше восприятие, являющееся реальным, окрашивает для нас реальность в определенные цвета. Если вы способны сформулировать свой опыт, свои переживания, значит, у вас есть очертания вашего собственного психэ. Понятно, что существует внешний мир и вещи, находящиеся за пределами нашей психики, но психология – это, по сути, наука о непосредственном опыте и переживании, а все остальное, что может произойти, не является прямым и непосредственным. Когда вы, скажем, обжигаетесь о раскаленный утюг, то возникающий при этом процесс не прост, он очень сложен. Боль порождается определенными воздействиями нервной системы, мозга и так далее, но большая часть всей этой реакции бессознательна; никто не знает, как именно выглядит боль и где она находится в нервной системе или мозге.
Поскольку психология – столь фундаментальный предмет, то вполне естественно, что она затрагивает другие науки: к примеру, педагогику и философию. Ее «широкая душа» приводит к многочисленным недоразумениям. Каждому человеку кажется, что психэ – это нечто, отражающее реальность, и требуется весьма длительный самообразовательный процесс, чтобы увидеть, что собственный опыт – это не всеобщий опыт. Это настолько сложная задача, что некоторые люди вообще сразу сдаются пред ее ликом, и по этой причине они рады ограничить психологию и сдерживать ее в определенных рамках. Здесь я должен указать на парадоксальную истину: психэ – это всеобщее явление, но также это сущность личная, персональная. Нет ничего живущего за пределами человека, нет никакой другой жизни, кроме жизни индивидуальной, но, поскольку человек – это носитель жизни, она также универсальна. Психэ проживает само себя и в то же время представляет собой всеобщее явление. Все существующее зависит от этого факта.
Моральные и религиозные предположения – важный фактор нашей жизни, мы зависим от них. Некоторые из них мы сознательно принимаем, некоторые отторгаем, против некоторых сражаемся, и все же они влияют на нас. Они произрастают из нашего окружения, культуры, речи. Более того, на психэ влияет и земля. Человек сильно обусловлен тем, где он рожден: европеец, родившийся в колонии, будет колониальным, в нем будет что-то, не очень созвучное с Европой. Из этого факта возникают очень сложные психологические проблемы. Это особенно хорошо заметно у англичан, родившихся в колониях, и у американцев из-за индейцев – коренных жителей своей земли. Эти вещи чрезвычайно важны, поскольку необходимо рассматривать этих людей по-разному. Англичанину требуется совсем другое обращение, чем французу. Различные условия способны даже повлиять на структуру скелета. В семье из семи детей четверо родились в Гамбурге, а трое – в Америке, и последние выглядели как настоящие американцы.
Как-то я наблюдал за мужчинами, выходившими с фабрики в Буффало и размышлял о том, насколько сильны в них должны быть индийские крови, однако американский врач, находившийся со мной, заверил меня, что у них ее нет ни капли. У них изменились даже черепа, они приобрели индийскую форму. Когда я был в Африке, я увидел вновь вернувшиеся ко мне сны, а еще заметил, что многие европейцы, поселившиеся на этих землях, пребывали в нервном состоянии. Так работало снадобье «местного колорита» внутри них. Можно было увидеть признаки этого у них в домах: сколотая посуда, перекошенные картины, все было неопрятным и выглядело весьма обветшалым. Туземцы никогда не смотрят в глаза, лишь лекари способны на это, а остальные, возможно, опасаются сглаза. Европейцы, проходящие процесс «местной колоризации», тоже не станут смотреть на вас, развивая вместо этого какое-то странное вращающее движение глазами. Туземцы способны видеть многое, что скрыто от взора европейца. Мой друг чуть не погиб от укуса мамбы[2], которую он не увидел, но она была вполне заметна для коренных жителей. Как-то я бродил в джунглях, изучая растения, и вдруг заметил, что мои собственные глаза перемещаются в разных направлениях, будто бы бессознательное управляло этим процессом, чтобы выявлять скрытые в джунглях опасности.
Одно из наиболее распространенных предположений относительно психологии заключается в том, что она – своего рода кулинарная книга с рецептами, способная сказать «как следует делать это». Однако в действительности никакой кулинарной книги быть не может, а нам придется создавать собственные рецепты. В противном случае мы будем похожи на американскую мамочку, которая садит ребенка к себе на колени, чтобы наказать, но ей приходится удерживать его там, пока она ищет в своей книге о воспитании тот самый фрагмент, рассказывающий, что же делать дальше! Психология – не произвольная и не случайная материя, она, скорее – феноменология, состоящая из множества реалий, которые следует принимать такими, какие они есть. Это чрезвычайно сложно. В психологии есть много раздражающих фактов. Трудно помочь кому-то, сказав: «Это не должно быть так, это должно быть иначе», потому что этот кто-то воспримет это лишь как удар или тычок, имея при этом свое собственное суждение о сложившейся ситуации.
Другой значительной трудностью в психологии является представление ее фактов и материала. Мы обязательно должны представлять их на обычном повседневном языке, но это порождает образ в высокой степени неудовлетворительный для аудитории. Действительно, приходится описывать каждый из этих фактов на своем собственном языке, чтобы сделать факт понятным. Эти вещи для каждого проявляются по-разному, да и языки, используемые нами, весьма слабы для психологических нюансов. Французский язык – худший из всех, он слишком ясен и определен, английский получше, немецкий сравнительно хорош из-за своего неопределенного характера, а лучшим для этих целей был бы китайский. Фундаментальные принципы психологических истин не могут быть выражена в понятиях или идеях, для них подошла бы лишь очень неопределенная формулировка. Чем более определенной и точной будет формулировка, тем меньше она будет выражать психологическую идею. В психологии нет ничего простого, любая психологическая единица – это всегда сложность, ничто психическое не может быть изолировано. Поэтому крайне сложно выразить себя в терминах, которые в действительности что-либо описывают. В психологии нас окружают противоположности, а это значит, что используемый нами язык должен позволять выражать двоякий смысл.
Л Е К Ц И Я I I
27 апреля 1934 года
В психологии нет ничего простого, психические реакции тоже непросты, так что даже элементарная вещь оказывается сложной. К примеру, в тесте на ассоциации вопросы достаточно простые, но реакции психэ – нет. Можно провести простой эксперимент. Допустим, я вывесил красный квадрат. Каждый видит один и тот же объект, для всех он красный. Каждый человек уверен, что он абсолютно одинаковый для всех остальных, но теоретически каждый видит индивидуальную вариацию одной и той же вещи. Никто не может просто воспринимать этот квадрат, но видит его по-своему, причем этот факт человеком не осознается. Эксцентричный король Баварии Людвиг провел интересный эксперимент. Он пригласил нескольких художников и попросил их написать одну и ту же сцену в саду Тиволи. Результаты получились чрезвычайно разнообразными; некоторые из работ сторонним наблюдателям показались очень далекими от реальности, поскольку в работах проявился не только сам объект, но и художник-субъект. Таким же образом каждое речевое выражение имеет различные значения для разных людей. Каждое слово имеет для нас наше личное значение и, ко всему прочему, может подкрасться бессознательное содержание и еще больше усложнить ситуацию. Все это усиливает упомянутую в прошлой лекции сложность поиска адекватных слов в повседневной речи, чтобы описывать хотя бы внешние процессы. Когда же дело доходит до внутренних процессов, все становится еще сложнее. Наши выражения ограничены. Если я скажу: «Я в порядке», то решу, что я сказал что-то, но это утверждение каждый воспримет по-своему.
За пределами нашего сознания существует огромная сфера бессознательных процессов, и когда мы делаем простое осознанное утверждение, всевозможные вещи могут вдруг всплыть и скрыть смысл. Бессознательное всегда рядом, оно более живое и бодрствующее по сравнению с сознанием. Треть нашей жизни мы проводим во сне, а в оставшиеся две трети мы более или менее сознательны. Бдительная осознанность – очень редкое состояние, оно выматывающее и «дорогое», а раз для него требуется столь значительное количество энергии, то мы предпочитаем жить в состоянии, подобном апатии, оцепенению, безразличию. Нам нравится позволять себе погружаться в подобие сна, где, по крайней мере, мы можем наблюдать за своими мыслями, но некоторые люди не могут достичь и этого, они не могут сказать, о чем они размышляли. По сути, это первобытное состояние человека. Первобытные люди проводят в этом состоянии большую часть своей жизни и очень сердятся, если их спрашивают о том, что они думают. Если мы ослабим свое внимание, то попадем в сновидение, постоянно происходящее в бессознательном, однако потребуется специально обучиться навыку наблюдения и записи такого сна.
Все то, что мы не осознаем, хранится в бессознательном, и, несмотря на то, что это состояние темное и дремлющее, оно всегда активное, а иногда оно хватает содержимое сознания и утаскивает его к себе. Скажем, если я вдруг допускаю оговорку, то это значит, что слово было «утянуто» бессознательным, а вместо него подставлено нечто иное. Если бы бессознательное перестало существовать, то в сознании ничего бы не происходило, потому что все, приходящее к нам на ум, исходит из бессознательного. Нормальное сознание весьма узкое, оно не способно удерживать в фокусе одновременно множество вещей, если их число больше какого-то порогового, а если это число становится слишком большим, то вся ясность теряется, что может привести к патологическим симптомам.
Многие наши повседневные действия бессознательны, например, движения наших тел, выражения наших лиц, и такие автоматические жесты, как, скажем, посмотреть время на часах и опустить руку, не запомнив увиденное время. Мы видим и производим действия, забывая «отразить» их. Все, что когда-либо случилось, тлеет на пороге сознания, но нет того самого мостика, который сделал бы все это быстро доступным. Некоторые вещи настолько глубоки, что сознательная воля практически не имеет силы, чтобы прикоснуться к ним, их можно затронуть лишь косвенно без нашего сознательного участия, мы случайно вспоминаем о них, думая о чем-то другом. Приведу вам конкретный пример. Человек шел по дороге и вдруг отчетливо вспомнил события из своего детства. Он решил вернуться на некоторое расстояние обратно, пройдя часть своего пути практически по своим же следам. Мужчина увидел ферму, мимо которой прошел несколько минут назад. Он был поражен запахами гусиного двора, напоминавшему ему о ферме, где он вырос. Его нос учуял этот запах, когда путник проходил мимо фермы, но это оставалось на бессознательном уровне в течение следующих нескольких минут, пока запах не настиг его косвенно.
Многое в бессознательном навсегда останется для нас неизвестным. Вот почему мы так мало знаем о нашей собственной жизни. Мы не знаем, как оценить многие вещи, которые когда-то были сознательными, позволяя им уйти от нас. Бессознательное, кажется, обладает особым чувством оценки важности вещей. Многие события, произошедшие с нами в детстве, кажутся нам довольно тривиальными, но бессознательное, осознавая их важность, сохранило их. Этот факт имеет большое значение, потому что он показывает нам, насколько важен получаемый нами опыт, ведь даже то, что мы не проживаем сознательно, проживается всей нашей психикой. Если один человек прочел тысячу книг, но полностью забыл их содержание, а другой вообще ничего не читал, то может показаться, что они в этом смысле ничем друг от друга не отличаются, но это не так. В бессознательном регистрируется абсолютно всё, у него невероятная память, поэтому все, что прочел первый человек, сохранилось там. Обнаружить это можно через гипнотическую практику. Имел место случай с женщиной, страдавшей от полной амнезии в течение двух дней. Ее бессознательное запомнило точное время на часах, когда она поступила в больницу, несмотря на то, что в этот момент она была в глубоко бессознательном состоянии.
Форель[3] описывает случай мужчины, сидевшего в одном кафе Цюриха и читавшего в газете заметку о человеке, пропавшем и разыскиваемом в Австралии. Внезапно он осознал, что этот человек – он сам. Он отправился к Форелю и рассказал ему об этом. Форель загипнотизировал мужчину, и в ходе сеанса выяснилось, что в результате тропической лихорадки, случившейся в Австралии, пациент потерял память, отправился в Сидней и там купил себе билет в Европу. Другие пассажиры на борту парохода заметили лишь, что он молчал, вел себя отстраненно и много читал. Так он оказался в Цюрихе. Это ни в коем случае не единичный случай, при потере памяти могут исчезнуть воспоминания о всей прожитой жизни, но бессознательное сохранит все ее образы.
Как-то я занимался случаем девятнадцатилетней девушки, у которой подозревалась шизофрения, она содержалась в психиатрической больнице два года. Она страдала от галлюцинаций и странных симптомов, типичных для тех, кто полностью живет во внутреннем мире. Ее зрачки всегда были расширены и сужались лишь тогда, когда ее внимание пробуждалось ко внешнему миру. У меня было ощущение, что она проживает какой-то внутренний сон. Он выходил наружу очень медленно, со скоростью примерно три слова в час. История происходила на луне. Я спросил, почему ей было так сложно рассказать мне об этом, на что она ответила: «Я затрудняюсь, это так сложно, ведь это все никогда не происходило на словах». Следовательно, думать словами – это усилие и напряжение. Такие внутренние драмы и сны не могут быть доставлены в сознание усилием воли, к ним можно получить доступ либо через специальные тренировки, либо через гипноз. Это не слова или отдельные эпизоды, это – река событий. Кант называл эту сферу территорией «смутных представлений», и когда мы смотрим на этот бессознательный мир нашим сознательным миром, то видим, что последний плавает в первом, словно остров в океане. Наше сознание не может быть нашим психэ, оно – лишь очень маленькая частичка психэ, но психэ – это целое. Если человек целостен, его бессознательное также должно иметь право голоса. Настоящее бытие случается в бессознательном. Если мы хотим познать целостную личность, нам придется подождать до тех пор, пока не заговорит бессознательное. Студентам следовало бы увидеть своих друзей пьяными, прежде чем предполагать, что они их действительно знают. Могут произойти такие вещи, которых мы не увидим в другие моменты, иногда они будут хуже, а иногда лучше, чем то, что нам уже известно.
Сознание – это, по сути, орган восприятия у психэ, его глаз и ухо. Мы полагаем, что сознание находится в передней части головы, но индийцы за подобные мысли считают американцев совершенно безумными, поскольку индиец думает сердцем, а темнокожий – желудком. На уровне табу считается, что лишь желудок заставляет сердце биться, а больной кишечник — думать. Жизнь, проживаемая нами сознательно, проживается первобытным человеком бессознательно, он не может мыслить или действовать логически, он живет, чтобы испытывать страх или гнев, и крайне редки случаи, когда первобытный человек смог как-то отделить и выделить самого себя, чтобы оценить такие вещи, как красота природы.
Л Е К Ц И Я I I I
4 мая 1934 года
Сознание эго – это не универсальное состояние, его, скорее, можно назвать органом ориентирования, состоящим из функций. Рассматривая человека, вы, как правило, можете понять, каковы его сознательные функции, они стремятся сформировать неразделяемый «континуум» на протяжении всей его жизни. Сознательные функции – это органы наблюдения или восприятия. Эти функции предоставляют возможность внутреннему человеку наблюдать за внешним миром и наоборот. Поговорим сначала о наблюдениях внешнего мира.
Начнем с функции ощущения. Это – восприятие через чувства. Органы чувств передают то, что они восприняли, мозгу. Чтобы исследовать функцию, мы должны условно отделить ее от окружения. На самом деле не существует такой вещи, как чистое ощущение, либо какой-то иной функции, работающей сама по себе, поскольку происходит смешение с психическим содержимым определенного рода, поэтому чистое ощущение существует лишь теоретически. Ощущение обычно смешивается в определенной мере с примитивным мышлением, с тем, что означает вещь. В чистом виде ощущение дает нам картину той или иной вещи, но глаза не говорят, что это такое. В этот момент на сцену выходит мыслительная функция, чтобы сказать нам это. Мышление в чистом виде – это внутренняя функция, она лишь косвенно связана с впечатлениями от внешних объектов, поступающими от наших ощущений. Ощущение, а также его смешение с мышлением, как правило, тесно связано с чувствованием. Практически каждое ощущение имеет чувственный тон. Это чисто искусственное разделение, чтобы можно было рассмотреть не столь сильно окрашенное ощущение. Когда мышление в смысле ощущений более развито, чем чувствование, тогда за мыслью следует простой вид ощущения, а цель состоит в том, чтобы решить, что следует сделать с вещью: удержать или отбросить. Чтобы вещь понравилась, либо не понравилась, достаточно чувства в самой примитивной его форме. Мы говорим этой вещи «Да» или «Нет». Язык сам по себе нередко порождает путаницу в функциях. В немецком языке, например, сложно разделить «чувство» и «ощущение», в этих терминах путался даже Гете. У французов наоборот с этим все кристально ясно, как и у англичан.
С помощью этих трех функций мы знаем, что вещь существует, где она находится, что это такое и какова ее ценность, то есть уже есть значительное понимание и кругозор по отношению к миру, но еще нет «откуда» и «куда»: объект еще не рассматривается в полной взаимосвязи со своим окружением, своим местом и своими отношениями принадлежности. Отсутствует то, что невидимо, нет «окрестностей». И здесь, чтобы понять все это, нам требуется интуиция. Интуиция – это слово со вполне определенным значением в английском и французском языках, но в немецком слово «Ahnung»[4] выигрывает. Интуитивная основа знания признана философами, «durée créatrice»[5] Бергсона – это как раз такая интуиция, а он сам – интуитивный философ, разделяющий такие идеи. Он не стал их первооткрывателем, ведь они появились намного раньше, вы можете найти их прототипы в древней Персии. В Зороастризме существует идея Зервана Акарана о бесконечной продолжительности, через которую проходит все. Когда мы размышляем о ней, то это выглядит так, будто учитель, вразумляющий нерадивого ученика и пытающийся донести до него идею, выдумывает бесконечную змею, чтобы прояснить эту идею, но первобытный человек подходит к этому совсем по-другому: сперва он видит змею или другую картинку, а затем медленно приходит к размышлениям о том, что это вообще такое.
История энергетики во многом интуитивна, она начинается с интуиции архетипов, сначала они были сущностями, теперь они являются математическими формулами. Старые архетипы или сущности были полны ощущений и магического эффекта; концепция маны чрезвычайно значима. По мнению первобытного человека, необыкновенная личность или событие обладают маной. Когда мы восклицаем «О Боже», первобытный человек кричит «Мана!». Мана также передает идею важности. Интуиция – это восприятие невидимых вещей. Вы думаете, что закрыли свою сумочку, но интуитивный взор заглядывает в нее, а заодно и вовнутрь вас, ведь никакие секреты не защищены от него. Явно выраженная интуиция обладает тем, что шотландцы называют «вторым зрением». Люди, обладающие ей, могут, например, предсказывать погоду, схожая возможность присутствует и у многих животных. Интуиция – это большая опасность, а заодно и сила в руках ее обладателя, она не совсем «законна» и не вполне вписывается в правила логики, совсем как женщина, у которой есть собственная логика.
Перед вами простая диаграмма, на нее, как на компас, нанесены функции в четырех точках. Функции могут перемещаться из точки в точку, но не в их отношении друг к другу, поскольку это фиксировано. В самом деле, между мышлением (T) и чувствованием (F)[6] существует извечная оппозиция, если не война. Если вы испытываете чувство по отношению к какой-то вещи, то ясно думать о ней невозможно. Представим, что есть некоторый приятный объект, вы ощущаете свое приятное расположение к нему. Тогда, чтобы поразмыслить о нем с «холодной головой» и объективно, вам придется оставить свое чувство позади, ведь у этого объекта, конечно же, есть и плохие характеристики, но вы не сможете их увидеть сквозь пелену своего положительного чувства. Если мышление видится прохладным со стороны чувствования, то чувствование, в свою очередь, видится со стороны мышления глупым. Требуется значительное количество времени, чтобы достичь той точки, где эти двое объединяются во что-то работоспособное. Думающий тип делает все возможное, чтобы не позволить себе оказаться под властью чувств, чтобы подавлять их, но порой, несмотря на все усилия, они врываются, да еще как! Поль Бурже[7] рассказывает историю супружеской пары, ожидавшей своей очереди в вестибюле парламентского бюро, при этом жена комментировала каждого, кто появлялся в помещении. Увидев умного профессора, она воскликнула: «Voilà un méchant homme, il est sûrement de la police secrète!»[8]. Вот как мышление видится чувствующему типу.
Интуиция (I) и ощущение (S)[9] столь же непоколебимо противопоставлены друг другу. Если вы хотите тщательно наблюдать за фактами, то может ли быть какой-то иной путь, кроме как затронуть всю суть дела? Следовательно, интуицию нужно запереть на замок. Взор чувствующего типа, как правило, сильно фокусируется на объекте, в то время как интуитивный тип не видит, он смотрит, его глаза сияют, словно что-то струится из них. Одаренный представитель интуитивного типа, кажется, смотрит сквозь вас, и вы не можете понять, куда именно он смотрит, но понимаете, что не на вас, не на ваше повседневное лицо, а в вашу атмосферу, или куда-то еще, лишь небеса ведают куда. Интуиция и ощущение постоянно блокируют друг друга. Интуитивный тип демонстрирует удивительную неспособность отражать факты ощущений, у них присутствуют необычные фантазии о вещах, они интуитивно догадываются, что именно находится внутри запертого ящика стола, но понятия не имеют, как выглядит стол снаружи.
Таким образом, существует система из четырех функций, пересекающих друг друга. Мышление и чувствование имеют одну общую точку, это две рациональные функции, и они должны быть рациональными, но, если вы попытаетесь быть рациональным в ощущении-восприятии или в интуиции, вы оградите себя от возможности увидеть неожиданное, и в итоге не увидите вообще ничего. Вся суть последних двух заключается в том, чтобы увидеть то, что есть, каким бы неожиданным оно ни было. Это именно то, что делает настолько сложным для людей, обладающих «вторым зрением», его коммерциализацию. Если одаренный человек, либо человек со «вторым зрением» начинает пробовать зарабатывать на этом, то он обычно начинает обманывать, потому что нередко оказывается в ситуации, когда ничего не может увидеть, либо видит такие вещи, которые оказываются совершенно не тем, что хотели бы услышать клиенты. Именно поэтому такому человеку очень сложно оставаться честным по отношению к своим одаренностям.
Каждая из этих функций имеет фиксированное количество психической энергии, связанной с ней, а когда функция исчезает, то энергия исчезает тоже, она пропадает в бессознательном, а затем где-то проявляется обеспокоенность. Нет человека, который бы обладал всеми этими четырьмя функциями, развитыми равномерно. Чем более развита и используется одна функция, тем сильнее подавляется ее противоположность. По крайней мере, одна функция всегда подавлена, чаще – две, а иногда даже три. Думающий тип всегда держит чувства внизу табели о рангах, а когда он описывает свои изумительные чувства, то каждое слово показывает, насколько они ему неподконтрольны, они становятся абсолютно архаичными в бессознательном. А архаичное мышление чувствующего типа удивительно, он произносит речи с настолько развитыми оттенками в области чувств, что вам кажется, он должен располагать и высшими мыслями, а на деле обнаруживается архаичный нонсенс. Хорошо известно, что многие высокоразвитые интеллектуалы до того ненавидят женщин как существ низшего порядка, что женятся на служанках!
Функции не перестают существовать, поскольку они находятся в бессознательном. Функция продолжает работать, но уже автоматически. Вы все время что-то где-то чувствуете, даже если вы мыслящий тип, но это чувствует она, а не вы. Позже мы обсудим некоторые удивительные примеры того, как подавленная функция может работать с сознанием, совершенно не осознающим, что она делает. Функции не приостанавливаются в пустом пространстве, а соотносятся с эго. Эго – это еще один комплекс, являющийся для функций субъектом или объектом. Что есть эго? Большинство людей при ответе на этот вопрос укажут на себя и скажут: «Это я», но психические процессы – это неопровержимые факты. Вы можете с равным успехом говорить: «Я думаю», или «Я чувствую», но есть и другая точка зрения – «Мне подумалось», «Мне почувствовалось».
Среди этих четырех функций существуют промежуточные функции. Ученые – это, в основном, эмпирические мыслители, их мышление – это думание с ощущением. А такие мыслители, как Шопенгауэр – это созерцающие мыслители, размышляющие с интуицией.
[1] Юнг читал лекции на немецком языке, после чего данный конспект был издан на английском. – Прим. пер.
[2] Ядовитые древесные змеи из семейства аспидов (Elapidae). Встречаются в Африке, к югу от Сахары и живут в покинутых норах или грудах камней. Высокотоксичный яд содержит различные нейротоксины и обладает нервно-паралитическим свойством (жертва задыхается). Википедия: свободная энциклопедия. – Прим. пер.
[3] Огюст (Август) Анри Форель (фр. Auguste-Henri Forel, 1848-1931) — известный швейцарский невропатолог, психиатр и общественный деятель, авторитет в области гипнологии. Википедия: свободная энциклопедия. – Прим. пер.
[4] Представление, понятие, предчувствие, подозрение (нем.) – Прим. пер.
[5] Время созидания (фр.) – Прим. пер.
[6] T – от «Thinking», F – от «Feeling» (англ.) – Прим. пер.
[7] Поль Бурже (фр. Paul Bourget; 1852-1935) — французский критик и романист, который с консервативных позиций католицизма и монархизма возглавил, по выражению Чехова, «претенциозный поход против материалистического направления». Википедия: свободная энциклопедия. – Прим. пер.
[8] «А вот недобрый человек, он точно из тайной полиции!» (фр.) – Прим. пер.
[9] I – от «Intuition», S – от «Sensation» (англ.) – Прим. пер.