Карл Кереньи
Аполлон
Ветер, Дух и Бог
Глава 2
4 исследования
II Дух
Пару лет назад, когда кто-то говорил о “кризисе”, имелись в виду преимущественно антиковедение (classical studies термин из вики). Теперь уже говорят о кризисе гуманитарных наук. Фактически, мы испытываем ничего другого кроме кризисов. Но что вообщем-то означает “кризис”? И каково его значение в отношении наук? Так как во время этих “кризисов” мы страдаем от разного рода путаницы понятий, разрешите мне сначала разобрать саму основу кризиса, прежде чем я обращусь к вопросу о том, понятна ли еще более сложная концепция духа без путаницы и ошибок.
“Кризис” это дословный перевод греческого слова krisis. Оно означает разделение, деление, раздор, селекция, а также решение и суждение, т.е. вынесение приговора. Кризис это ситуация в которой никакие значения не имеют неоспоримой действительности, никакое поведение неоспоримо правильно. Кризис сначала должен быть определен и именно потому, что он должен быть сначала решен и что ничто другое не является самоочевидным, уже решение от обратного , решение, ведущее к указанию осуждения, приговора. Но кем выноситься этот приговор? С какой судейской скамьи?
Если этот критерий подходит везде, то подходит также и здесь. История мира, это мировой трибунал (суд), или если сформулировать с меньшим почтением к силам, которые формируют историю: это путь мира который решает так, что должно быть решено заново с учетом действительности и точности. В отношении наук, кризис обозначает ситуацию в которой сделано общественное мнение по обоснованию этих наук и в отношении ценностей, полученных от них, и без учета того, нравится ли это научным экспертам. В худшем случае, это решение делается мертвой тишиной.
Это еще не самый худший знак , хотя уже показатель кризиса, когда книга по классической филологии названа “ Наука о том, Чего-не-стоит знать“. Гораздо хуже если современные гуманитарные науки не вызывают тот критицизм, который задолго до появления вышеупомянутой маленькой книги , Ницше практиковал в классической филологии и исторической науке в целом; так как кризис может быть настолько серьезным, что только посвященные могли говорить об этом. Тем временем, общественность молчит, и кстати могут найти все потенциальные открытия гуманистических наук настолько неинтересными, что и вовсе не захотят знать их современный статус.
Так чем же занимаются гуманитарные науки? Природоведы озабочены структурой природы. Но эти заботы сами по себе принадлежат области, отличной от природы , области не противоречащей природе и у которой также есть другое не пространственное расширение. Это Королевство Духа. Природовед также входит в это королевство; он создает духовное явление из природного явления, минимум научного “труда” даже в самом скромном естественнонаучном утверждении. Гуманитарные науки же, напротив , озабочены “трудами” — не только научными трудами, но и всеми трудами которые производил когда-либо человек, и они наверняки делают это с учетом современного понятия наук, в полном равнодушии к ценности своих объектов.
Филологические и антикварные науки старого стиля казалось испытывали триумф духа при коллекции каждого лингвистического труда, включая даже те, с чуточкой артистичности, и без нее и даже абсолютно бесполезные, так долго как они могли бы быть собраны как духовные труды и следовательно как предмет гуманитарных наук. Включены туда были не только великая поэзия и философия, но и каждый трактат написанный о поэзии или философии, не только работы мастеров, но также и некачественные труды их учеников; на самом деле, все массово производимые труды неталантных всех возрастов.
Собирание всех этих трудов, как если бы они были последствием духа, и последующий кризис гуманитарных наук именно там где произошел триумф духа : разве это не удивительная последовательность событий? Многое, возможно, способствовало кризису, но отнюдь не дало по-настоящему высокую оценку духа и его подлинно триумфального превосходства. По правде говоря, это было обратное: доведение до абсурда, которое существовало аналогично уравнению не духовного с духовным , бездуховного с духом. В конце концов, это привело к борьбе против мнимого духа и к кризису гуманитарных наук.
Но что такое дух? Мы должны наконец-то задать этот вопрос в полной честности и ожидать такого же ответа, который должен относится к непосредственному опыту. Может ли существовать такой ответ? Мы также должны принять во внимание противоречивости и несоответствия, диссонанс, аналогичный музыкальной дизгармонии , которую мы к примеру замечаем когда литература широкого потребления не духовного плана характеризуется как “духовная литература”. Чисто теоретически , если истинно духовный опыт либо игнорируется либо ему противоречит , то c этим несоответствием еще можно примириться , то есть мы могли бы опознать “дух” как самый простой общий знаменатель для различных материалов, которые, по-видимому, применимы в этой рубрике. Но мы не стремимся к определению духа, который удовлетворит предвзятое мнение о его трудах или так называемой духовной жизни в множественности ее проявления (Николай Хартманн). Мы ищем определение, которое бы соответствовало психической реальности , к чему то, что мы непосредственно ощущаем и то что называется дух. Существует ли это? И можно ли понять это научно ?
Так как мы имеем делос психической реальностью, нас может выручить психология. Дух, как явление психическое вполне можно определить психологическими терминами, которые вполне различимы от других психических феноменах. Появление термина “дух” конечно же недостаточно, так как это слово не всегда взывает именно к психической природе этого явления, и даже не является одним и тем же словом в разных контекстах. Так к примеру, немецкое слово Geist уже подразумевает что-то негативное , так как оно оторвано ото всех значений в контексте чего-то ощутимого, или же наоборот в опыте дыхания и дутья. Geist как “некоторый порывистый фантомный бриз” для северных немецких моряков — рудиментарная особенность из более древнего светского использования. Лютер, в своем переводе Библии в особенности заботился чтобы в одном знаменательном параграфе Иоана, к которому мы вскоре обратимся , он употребил греческое слово Пневма Pneuma в своем духовном значении как “ветер”, в то время как он сам вторя Мейстеру Экхарту говорил о том же ветре, как der Geist geistet wo er will (Ветер дует куда ему хочется ).
Эти различия и ограничения основаны на теории, на хорошо устоявшемся христианском мировоззрение. В одном контексте, слово Geist означает дух, (или духи), в другом, сущность вещество (телесное существо). Однако, не- теоретические параграфы в священных христианских текстах настолько прямолинейны, что запрос о полноте духа должен происходит именно оттуда. Эти параграфы незаменимы для науки, не только из за своей манеры с которой они рассуждают о духе, но и потому что и более поздняя история понятия “духа” определяется ими. Я предлагаю ниже два определяющих параграфа в переводе, и места где упоминается “дух ” также в скобках на оригинальном греческом языке:
Был один мужчина из Фарисеев, его звали Никодим , член высшего совета евреев. Он пришел к Иисусу однажды ночью и сказал “Рабби, мы знаем что ты послан от бога как учитель так как никто не может делать эти знаки, которые делаешь ты без божьей помощи . Иисус ответил ему “Истинно, Истинно я скажу тебе, если только кто-то не рожден наверху он не может увидеть царства божия” . Никодим сказал ему “Как может быть рожден кто-то когда он уже стар ? Как может кто-то войти в утробу матери дважды и быть рожденным ? Иисус ответил “Истинно Истинно я скажу тебе , если кто-то не рожден водой и духом (ean me gennethei ex hydatos kai pneumatos), он не может войти в царствие божие . То что рождено от плоти — плоть, что рождено от духа — это дух. (to gegennemenon ek tou pneumatos pneuma estin)
Гётингенский анализ (возможно имеется ввиду Септуагинта, Гетингинский проект по переводу древне-греческого варианта Библии https://www.logos.com/product/4951/gottingen-septuagint?fbclid=IwAR2siGkVpy3HC6ImHcxbwsukwjdyaRqjO4Rm6nVevFJVwTQFzUFATpP5cpU)
правильно подчеркивает основную тему этого отрывка — потребность понять Иисуса и его слова полностью — но понимание все же остается независимым по отношению к исторической подлинности этого диалога. Персонаж Никодима служит в первую очередь примером той большой разницы между тем что Иисус проповедует и то что даже самый лучший из иудеев может понять. Во всем диалоге, и комментаторы тут правы , прослеживается особенно ясное и глубокое чувство реальности, как и истинное осознание ответственности по отношению к реальности. Иисус хотел, чтобы фундаментальный и отчаянный затворник Никодим, погруженный в фантазии своего учения, увидел, то что есть. В силу этого чувства реальности, понятие “рождения свыше” описан как появляющийся не только “из воды”,но и “из духа”. Никодемий должен понять метод через который сущность другого мира, который “наверху”, может появляться здесь внизу с нами, посредством слова, которое в Арамейском и Греческом имеет базовое значение “ветра”. В последующем отрывке, я действую противоположно Лютеру в том, что повторяю слово Geist, чтобы обеспечить слову“pneuma” единообразие , однако я также хочу обратить внимание, что это слово может означать “ветер”.
“Не удивляйся”, как повествует продолжение
“Что я сказал тебе, что ты должен быть рожден свыше. Ветер дует туда куда хочет , и ты слышишь его звук, но ты не знаешь откуда он или куда он идет ” (to pneuma hopou thelei pnei, kai ten phonen autou akoueis, all’ ouk oidas pothen erchetai kai pou hypagei; в Вульгате ( *Biblia Vulgata «Общепринятая Библия») — латинский перевод Священного Писания, основанный на трудах Иеронима Стридонского wiki.) pneuma обеспечена единообразием не ventus но неоднозначным spiritus : Spiritus ubi vult spirat et vocem eius audis sed non seis unde veniat et quo vadat ). Таким образом это для всех, которые рождаются из духа (Houlous estin pas ho gegennemenos ek tou pneumatos sic est omnis, qui natus est ex spiritu ) ( Иоан 3: 7-8 )
Это означает, что тот, кто пережил то, что проиллюстрировано здесь , полностью поглощен ветром, внезапное вторжение которого он свидетельствует. Он испытывает бурное присутствие чего-то совершенно отличного от ‘“высшего”, это то, что тянет, будто ветер от неизвестного источника, и ведет к неизвестному концу. Тем не менее, пока он продвигается как ветер, это все таки что-то что еще даже принадлежащее самому себе, даже в тот момент когда вы это переживаете Это Geist — ветер и дух, который “дует ” и “также это для всех, рожденных от духа”. В этом случае и в связи с этими обстоятельствами , ярое существование выходит вперед. Даже figura etymologica в греческом тексте к pneuma pnei имеет специальный смысл сохраненный дословно в словах “der Geist geistet” со смыслом “ порыв ветра дует” (gust gusts ) и “дух существует” (spirit spirits) . Он подчеркивает возникновение турбулентного движения его присутствия и именно в его фундаментальном значении ветра , слово “pneuma” вызывает тут тот тип события, который можно выразить на языке Симиле (подражания), иначе это был бы событие которое нельзя выразить (описать). Действительно, если бы если бы это было бы рассказано прямо как событие , рассказчик бы испытывал трудности избегая использования языка подражания.
“Когда пришел день Пентекоста”, повествует далее рассказ
Они все были собраны в одном месте, как внезапно с небес сошел большой порыв ветра, как будто ураган, и наполнил весь дом в котором они гостили , им появились языки, как будто бы огня, которые распространялись и оседали на каждом из них. Затем они все были наполнены божественным духом ( eplesthesan pantes pneumatos autois) и стали говорить на страных языках когда дух дал им речь. (kathos to pneuma edidou apophthegesthai autois) Действие 2 1-4
Здесь мы можем (должны) пренебречь историчностью события и исследовать это с точки зрения того, кто повествует. Он хочет описать невыразимое событие, лицезрение (опыт) духа, который для него Святой Дух и именно это он делает когда говорит вначале об урагане как чем-то предшествующем огню. Он делает это посредством своего “сильного воображения и неторопливости” (обдумывания), как утверждает Гёттингенский комментатор , так что для него удачно использовать прямоту того, что нетеоритично. Ответ на наш первый вопрос, было ли там нечто что можно назвать духом, которого можно лицезреть или испытать непосредственно, можно найти и подтвердить в Новом Писании. Если бы это было просто рычание и порывы ветра а не что-то совсем иное, турбулентное присутствие , разве бы древние не подтвердили бы этого, называя это атмосферное явление можно было бы вызывать нечто совершенно иное ?
Комментатор Деяния Святых Апостолов мог бы с легкостью сравнить пре-Христианский концепт theia epipnoia, theion, hieron pneuma, adflatus or flatus divinus и другие философские доктрины, которые на них основаны. Эти сравнения, будучи правильно истолкованы, неизбежно — что всегда способствует пониманию вопроса — аллюзии к архетипическим человеческому опыту, который может быть описан только с помощью языка симиле, в этом случае через симиле дующего ветра. Архетипическое переживание не только отражает первобытный опыт , но также опыт который человек получает в абсолютной непосредственности с вневременными основами жизни. В этом смысле, любовь и смерть также архетипичный опыт. Повествование архетипического опыта языком подражания симиле , т.е. метафорическое повествования, мы называем мифологией. Но мифологическое метафорическое переживания отличаются от не-мифологического тем, что мифологическое относится конкретно к чему-то вечному и раскрывают аспект, который постоянен и не меняется. Это конечно не одно и тоже что постоянство и неизменность. Они позволяют человеку взглянуть на вечность сходства, и люди сами путешествуют в это безвременье.
Как если бы они сами были бы вечными , они также достигают особой формы существования. Мифологическая ночь не только переживание которое повторяется ежедневно, но и нечто как безвременная ночь как что-то предшествующее свету. Будучи сформированным с каждым становлением и которое следует за каждым Уходом. Эта ступенька в существовании или в этом способе существования, не зависит от своих каждодневных материализаций , не связана со временем в общем, почти нечто вроде субстанции, которая всегда возвращается к нам из другого царства. Процесс и форма существования духа похожи, с разницей в том что с духом мы не подразумеваем чувственного переживания, как с ночью, но всегда как нечто связанное с “другим царством”. Слово “дух” Geist уже мифология, с архетипическим симиле вызывающим архетипическое переживание , оно не происходит от Христианства, но с незапамятных времен может достигать этого уровня вещественности.
Если мы хотим уточнить детали архетипического переживания, мы должны исследовать языческие тексты которые содержать экстремально вызывающие силы мифологии где симиле и симиле-похожие отрывки используются в описании иначе неописуемых событий и действий. Пример такого текста это описание Вергилия Откровения Аполлона Сибиле в 6 книге Аенеид . Я опишу только самые яркие его характеристики.
Прежде всего, кажется существенным ожидать откровения в месте у которого много выходов и входов. Здесь это знаменитая пещера на склоне холма в Кумае :
Quo lati ducunt aditus centum, ostia centum
Unde ruunt totident voces, responsa Sibyllae
Где сотня широких входов и сотня ртов ведущих вниз
Откуда рвется много звуков , ответы Сибиллы
В действительности, это шахты которые пронзают коридоры этого священного гротто и впускают свет. По описаниям Вергилия , там есть двери чье назначение открыться в момент откровения. Сибилла дает понять, что она уже чувствует Бога :
Poscere fata
Tempus ,, ait, deus ecce deus
Настало Время спросить о судьбах, сказала она
Бог! Узрите! Бог!
И продолжает:
Cui talia fanti
Ante fores subito non voltus, non color unus
Non comptae mansere comae, sed pectus anhelum
Et rabie fera corda tument maiorque videri
Nec mortale sonans , adflata est numine quando
Iam propriore dei. Cessas in vota precesque
Tros, ait, Aenea? Cessas? Neque enim ante dehiscent
Attonitae magana ora domus
Когда она проговаривает эти слова стоя у входа
Ее лицо и ее цвет внезапно меняются
Ее волосы разлетаются , ее груди вздымаются
И ее дикое сердце разрывается от восторга. Она как будто выросла
В размере и производила нечеловеческие звуки. Она вдохнула
Приближающегося Бога. “ Вы не решаетесь молится
И клясться , Троянский Эней” она спросила “Не правда ли?”
До тех пор пока вы не будете молится, двери не отворятся”
Божественное присутствие раскрывает себя в ветре, которые взъерошивает ее волосы, заполняет ее изнутри и делает ее надутой как парус. Но и этого недостаточно, как будто перекошенное молнией и громом, все святилище сотрясено, это attonitae, которое напоминает “порыв который дует сдувает как будто ураган в Акте Апостолов, и этим порывом открываются ворота и двери сами собой. Слова Энея также относятся к большим порывам ветра:
Foliis tantum ne carmina manda
Ne turbata volent rapidis ludibria ventis:
Ipsa canas oro
Только не доверяй своих предсказаний листьям
Я опасаюсь, что быстрые , игривые ветра могут смешать их
Я умоляю, спой их погромче
Это не игривый бриз, который здесь ожидается, но скорее яростное присутствие Бога , тоже самое, что вызывает женскую природу бурных страданий Сибиллы:
At Phoebi nondum patiens immansi in antro
Bacchatur vates magnum si pectore possit
Excussisse deum tanto magis ille gatigat
Os rabidum fera corda domans fingitque premendo
Но пророчица еще не сдалась ужасу Аполлона
она металась по пещере, как будто могла
Вытряхнуть великого бога из своей груди. но тем сильнее
он мучил ее бредовое самообладание, подавляя ее жестокое сердце
дергая и буксируя поводья
Это священное как могущественный порыв ветра, внезапно распахнул огромные двери святилища, и божественное присутствие явилось через бушующий ветер :
Ostia iamque domus patuere ingentia centum
Sponte sua vatisque ferunt responsa per auras
И теперь сто дверей огромных дверей распахнуты
Сами по себе и выражают ответы прорицательницы через воздух
Что здесь происходит? Нет никаких сомнений, это “духи” . Те же самые особенности мы нашли в описание духов в 2х параллелей в новом Завете. Помимо этого, там есть также другой момент, который более понятен для психологов чем ветренность, беззаботность этого переживания , хотя даже в этом, по-видимому, элементарном явлении имеется сходство. Эта внезапное самооткрывание того что было закрыто . Этот путь теперь свободен и открыт , неожиданное, или по крайней мере неизвестное и ожидаемое, выходит или заходит. Кажется здесь мы очень близки к бессознательному и становится психологически возможным хотя бы взглянуть на тропинку по которой проходит дух.
Мы часто испытываем понятность напрямую в мифологии, потому что даже сегодня мифологические рассказы ошеломляют нас. Читая Вергилия, мы тронуты не столько метаниями Сибиллы, сколько своим сочуствующими ощущениями к этой одухотворенной атмосфере, вездесущему окружению эмоционального волнения, которое завершается открытием и откровением. И именно так, современный человек визуализирует дух, тот самый упорный , самый неразрешимый мифологем европейской культуры — то есть полностью мифологическим повествованием.
Через Виргилия мы уже достигли сферы Аполлона. Женственное сопротивление Сибиллы ее духовным силам, которое также воздействует на нас в своем экстремальном мятежном поведении, говорит о сообщенных амурных неудачах. Эти мифологемы сами по себе влекут за собой психологическую проблему, но и еще одно поэтическое представление, Делийское прозрение Аполлона, указывает на самую большую проблему, которую опыт духа будет представлять психологии, и это регулярная ссылка на «дух» как вещество, которое является абсолютным количеством, но в то же время проявляет себя как субъект и объект событий. Для этого вещества не может быть найдено лучшего слова, чем наш неологизм spiriting (одухотворение)«духа». В Делосе это Аполлон который прибывает, и самооткрывание дверей, передают духу особенность открытой и взволнованной атмосферы. И в то же время он является объектом духовного опыта и наблюдения тех немногих, кто уже выбрали себе во благо и способны или заслуживают такого опыта.
Разве Христос не сказал Никодиму “Мы говорим то что знаем, и свидетельствуем о том что видели ” (ho heorakamen ) , но ты не принимаешь наших свидетельств ? Это всегда лишь маленькая толпа, которая может узреть краем глаза ту благодать, которая указывает на духовность.”
Самая большая проблема психологии временами это обращать внимание на объективное содержание духовного опыта и не лишать его этого титула, потому что в своем появлении это психическая реальность — и имеет очень важное внутреннюю ценность, то есть важно не суббектировать его и потом не пытаться психоанализом рационально все объяснить. В мифологии, сущность менее комплексна , так как “дух” это очевидно что “Бог”, и как объект он очевидно божественен. Я цитирую здесь невыразимо изысканное описание Делийской епифании в Калимахусе “Гимны Аполлону”
Как мечется саженец лавровый Аполлона
Как трясется весь его храм! Прочь прочь зло
Это должно быть Феб стучащий своей праведной ногой
Разве не видишь Делийская Пальма нежно кивает
Внезапно, лебедь красиво поет в воздухе
Болты дверные, толкайте себя назад
Ключи — отворяйте двери! Так как Бог уже не далеко,
Так что, молодые люди, готовьтесь к песням и пляскам
Аполлон появляется не всем, а только хорошим
Тот кто его видит, великолепен, кто не видит, тот низок
Мы увидим тебя, Работник из далека, и мы никогда не будем низки
Я мог бы закончить здесь — и хотя более древнее тексты включающее Аполлона, в основном Гомерические гимны, могли бы завести нас еще глубже в секреты духа — но вначале главы я упомянул кризис гуманитарных наук. Кризису предшествовал ложный триумф духа. Из за искусственного различия, дух был отделен от глубокой серьезности напрямую прожитых реалий жизни, и поэтому не было ощущения духа как архетипического переживания любви, и не все могли разделить это одинаково. Есть тонкая грань за которой уже неприлично говорить о любви или о духе. Те которые занимаются гуманитарными науками имеют прежду всего доступ к ресурсам, где арехитипическое переживание течет не просыхая, и это постоянное течение и наливание опыта или переживания, что по сути является минимальным признаком духа, и отличает настоящую работу духа. Они должны вести нас обратно к этому опыту снова и снова если мы хотим чтобы гуманитарные науки приобрели квалификации как духовные науки.