Марвин Шпигельман
Юнгианская психология и страсти души
Глава 11
Сестры: Сердце и Живот
«Я – Сестра Живота, голодная, нуждающаяся. Я нуждаюсь, я хочу, я желаю. Я жажду принять внутрь, наполнится. Но в своем наполнении я разоряюсь, ибо, чем больше я беру, тем больше я хочу. Это не абстракция, не просто мыслительная форма, которая приходит в парадоксах, это – реальность моей жизни, моей любви. Да, я любила. Я любила такого мужчину, как Эрос, я любить подобное создание во плоти. И чем больше я любила его, тем больше я его хотела. Больше, Больше, Больше. Больше его, меньше меня. Наполни меня! Это мой крик. Эгоистичная, некоторые говорят обо мне, но это не правда. Ибо любить – это нуждаться. Нуждаться есть следствие любви. Я нуждаюсь лишь в тех, кого люблю, ни в ком другом. И моя любовь делает меня более нуждающейся. Мне нужно отдавать тоже, хотя другие вокруг меня могу не думать так. Мне нужно отдавать себя, чтобы восполнить потребности других. Но я говорю от моей напряженности внутри. Я говорю от страсти, вожделения, жажды, голода, пустоты, томления, желания. Наполни меня или убей меня, иначе я поглощу тебя, убью тебя! О боль, я – сестра Живот, в мучениях».
«Я – Сестра Сердца, ищущая, соединяющая. Я даю, я ищу. Я тоже желаю, но желаю установить связь, вовлечь другого, найти его точки бытия и становления, увидеть его потребности, его состояние. Я жажду утешить его, заботиться о нем, общаться с ним. Я жажду единения. Люди не считают меня эгоистичной, они видят меня отдающей. Но я так же эгоистична, как и моя сестра. Моя потребность настолько же напряженна, как и у нее, но это – потребность в объединении с другим, распознании его уникальности и становлении целостным с ним. Но я добра, я не давлю, я не поглощаю. Моя любовь – выходящая вовне, а не принимающая вовнутрь».
«Я, Сестра Живота, я снова страдаю от боли. Мой живот болит, потому что меня не понимают. Даже моя сестра не понимает меня. Она видит меня только жадной, какой я и являюсь, эгоисткой, какой я и являюсь, и пожирающей, какой я и являюсь. Но она не видит, что она – такая же, что все остальные – такие же. Я – дьявол, я – ведьма. Но я одна признаю, что я – темная и пожирающая. Такими же являются и остальные, но они не признаются в этом. Накормите меня, накормите меня. Накормите меня кровью чужих эмоций, страсти чужой любви, молоком связи со мной, моими мечтами, моими фантазиями, моими желаниями! Накормите меня! Но не давайте мне суррогата безэмоциональных, бесчувственных продуктов, которые только раздувают желудок и не насыщают центр! Накормите меня!»
«Она кричит, Сестра Живота. Всегда здесь, всегда здесь. Она не может увидеть никого другого, кроме себя; она не может соединиться ни с кем, кроме как через ее собственные фантазии, ее собственное вожделение. У нее нет эмпатии, нет понимания. Она оскорбляет меня. Она называет меня лгуньей, она называет меня невинной и обманывающей саму себя дурой. Я называю ее беспощадной, эгоистичной сучкой, ненасытной шлюхой! Она опровергает мои мотивы, мою заботу, мой путь. Она делает это потому, что не понимает этого. Она ниже, она менее осознанна. Она утверждает сознание темных глубин, но она неосознанна относительно себя и того, что она делает по отношению к другим. Что еще хуже, она мешает мне, когда я ищу другого. Она вторгается в мое глубокое желание соединиться с другим; она просачивается, поддерживая свой непрекращающийся голод соединения. Это превращается в пожирание, ярость, если они отступают перед давлением ее подобного стервятнику голода, и я остаюсь с болью. Меня недопонимают, искажают, оставляют и предают из-за нее!»
«Она говорит, она жалуется, она винит меня, что Сердце-сестра. Она, настолько неосознанная относительно своей собственной потребности, постоянно стремится вовне и совершенно не замечает меня, моего голода. Постоянно выходя вовне, она не осознает себя, а я плачу цену! Я презираю ее… и я ей завидую. Я завидую ей, потому что другие, подобные ей, думают о ней хорошо, и винят только меня, когда выражается нужда, что-то требуется. Но без меня не было бы никакой напряженности, только бесстрастная связь без чувств, без индивидуальности».
Я, Дочь Гвиневры должна сказать. Вы обе воюете и сражаетесь во мне! Я жертва вас обеих! Вы ссоритесь и презираете друг друга. И мое бедное бытие движется от голода к разочарованию, от гнева к бессилию. Нет ли какого-то утешения для меня?
«Нет утешения для тебя. На это мы обе можем согласиться!»
Я, Дочь Гвиневры, оседаю. Я падаю и плачу. О, Эрос, теперь ты видишь это. Эти две сестры, из Живота и Сердца, они сражаются, они ищут свой собственный путь, каждая за счет другой. В чем они согласны? Только в том, что я не буду иметь никакого милосердия, ни мира, ни покоя. О, Эрос, ты принес их мне, ты позволил им существовать во мне. Ты можешь успокоить, укротить их? Ты можешь заставить из сотрудничать хоть немного? Чтобы не разрывать меня на части? Эрос, Эрос, умоляю тебя! Помоги мне с ними справиться!»
«Почему ты так легко сдаешься, Дочь Гвиневры? Почему ты терпишь крах, когда они просто так провоцируют друг друга? Почему ты не отвечаешь, когда они соглашаются, что нет никакого утешения для тебя? Не должна ли ты задать им этот вопрос, как я задаю тебе?»
Я об этом не подумала. Но потом, я не достаточно думаю. Я чувствую, я интуитивно понимаю, я ощущаю, но я не так много думаю. Эрос, ты просишь меня думать, рассуждать, противостоять им. Но они тоже не думают. Так, Сестры Живота и Сердца, вы согласились не давать мне утешения, но почему? Почему вы согласны только в этом?»
«Каждая из нас должна иметь свой путь; каждая из нас должна сказать свое слово».
Вы можете иметь свой путь, вы можете сказать свое слово. Но не могли бы вы поделиться немного? Должно ли это быть все или ничего?
«Правильно! Правильно! Все или ничего! Так говорю я, Сестра Живота! Все или ничего! Я предпочла бы иметь все, совокупность входящей, проникающей, любящей силы с одним мужчиной, одним Богом-мужчиной, и я должна иметь всего его, также. Не потерплю конкуренции! Пока я не получу его, лучше ничего не иметь».
«Все, все! Я, Сестра Сердца, я отдам все, не требуя ничего! Я отдам все единому Богу-мужчине, единственному мужчине, которого я полюблю. Я не собственница, ревнивица и пожирательница, как она, я абсолютно преданна. Правда, я буду плакать и страдать, если любовь не вернется, но это все. Я отдам все или ничего. Но лучше все, чем ничего. И все себя в любом месте, если смогу».
Я, Дочь Гвиневры, я ошарашена, озадачена, недоумеваю, бессильна, беспомощна. Я должен быть велики Всем, чтобы охватить вас обеих! Но я чувствую себя Ничем, потому что я не могу. Но вы обе объединяетесь лишь в согласии не дать мне покоя. Хорошо, тогда вы обе не получите Ничего. Ибо если я разрушена вами, поглощена вами, истощена вашей жаждой и поглощением, даванием и выходом вовне, то скоро никого не останется вообще. Действительно, тогда у вас ничего не будет!
«Браво, Дочь Гвиневры! Я, Эрос, аплодирую тебе! Пусть отвечают на это!»
«Я знаю, Дочь Гвиневры. Я, Сестра Живота, буду говорить. Ничего так ничего – таков мой ответ. Я не боюсь ни смерти ни ничтожества! Я и так была полусуицидальной большую часть своей жизни. Поэтому такие угрозы и имеют смысла для меня, никакого значения».
«И я, Сестра Сердца, буду говорить также, Дочь Гвиневры. Угроза получить Ничто не является также угрозой для меня, ибо я рада быть уничтоженной! Я была бы рада потерять себя, исчезнуть. Ибо, если я не могу объединить себя с Другим, если я не могу иметь полное единенияе, лучше не иметь ничего, лучше не существовать вообще!»
«Ты видишь, Дочь Гвиневры? Не плачь и не будь такой раболепной! Они, Живот и Сердце, готовы умереть за их Единственность. Они хотят все, но готовы быть Ничем. Разве ты не видишь?»
Я вижу только то, что я разорвана на части. Они хотят все или ничего. Я не могу быть всем, так что должна быть ничем, хотя и не могу выносить этого. Я не могу отдохнуть лишь умерев. Так что я остаюсь разорванной на части. Я продолжаю пребывать в глупом, несведущем, раздирающем, болезненном состоянии сестер, которые являются противоположностями, хотя подобны. Они обе хотят Единого, единого Бога-мужчину, который может их удовлетворить. Что ж, Эрос, тогда я предлагаю их тебе! Я предлагаю их Единому. Я не стану жертвой, разрушенным полем битвы для их военных игр преданности, я предложу их тебе!
«Ты смеешься, Дочь Гвиневры. Ты думаешь, что лучше для Бога быть жертвой, жертва для противоположностей, чем для несчастной смертной тебя, да? Ну, тогда пусть приходят ко мне, если они могут. Позволь им найти их Единственного во мне, если смогут! Но они не станут, потому что они обе хотят меня исключительно, постоянно, собственнически, индивидуально, и они не смогут. Они не будут!»
Они обе кивают, Эрос. Они слышат тебя и они знают, что ты говоришь правду. Они кивают и соглашаются только травить, но не подчиниться тебе. Ну, значит, я чувствую нечто подобное тому, что испытывала моя мать, Гвиневра. У нее, Королевы, было две любви. У меня – тоже две, но два врага, две сестры, которые не любят меня, они борются, чтобы подчинить меня! Что ж, тогда я раздавлю их головы, их сердца и животы! Они подчинятся, они подчинятся!
Ты слышишь, Сестра Сердца? Ты слышишь, Сестра Живота? Вы не будете иметь гегемонию! Вы не будете иметь все. Вы будете подчиняться более высокому центру, высшему единству, высшему союзу. Ваш собственный центр не будет абсолютным, единственным путем! Я буду настаивать на этом. Вы можете умереть, если хотите, это ваш выбор. Но я буду служить целостности, которой и мой Господь, Эрос, служит! Я заявляю это: я, Гвиневра, душа, буду служить совокупности всех центров. Я не позволю ни одному центру обладать тотальным господством. В этом я буду служить моему Богу и себе. В этом я буду чувствовать себя справедливой и цельной. Я заявляю это, в гордости и смирении.
«Дочь Гвиневры, ты не видишь? Вы примирила этих двух сестер в себе. Служа себе и служа Богу, ты служишь обеим из них. Служа Богу внутри обоими способами, и Богу вовне обоими способами, ты превзошла их. Посмотри теперь! Они обе смиренно кланяются. Живот, Сестра Желания и интроспекции, вступает в брак с Буддой, Богом Живота, Богом отсутствия желания, «не-видения». Сестра Сердца, Служение-Поиск-Забота, объединяется с тем, кто борется, преданно преследует. Она сочетает себя с Иаковом, тем, кто боролся с Богом. Таким образом, это Живот-Живот и Сердце-Сердце соединяются. И они соеединяются, Дочь Гвиневры, когда ты соединяешься!»
Да будет так, Эрос. Позволь им соединиться в их центрах, и позволь им примириться с тобой тоже, ибо ты в Диафрагме являешься посредником между ними, не так ли? Ты, кто говорит со мной, опосредствуют их от меня. И я буду служить тебе и им. Поступая так, я служу себе, как ты и сказал.
После этого постижения от моего Господа, Эроса, и после моего самоутверждения и достижения некоторой независимости от Сестер Живота и Сердца, я почувствовала необходимость задуматься над тем, что я узнала. Ранее меня задела необходимость осознать, что я не достаточно размышляла. Я была чересчур существом созданием своих чувств и импульсов, совсем как Сердце и Живот. Мне нужно было подумать о случившемся. Если Живот по-настоящему будет связана с Буддой, об этом должны быть некоторые Сутры, не так ли? Некая Дхарма, какой-то порядок, какое-то понимание должно произойти, даже если человек живет данным моментом, в Бытии. И если моя Сестра Сердца будет супругой Иакову, Израилю, который был соединен с Богом, тут должно быть некоторое понимание – какие-то правила, возможно, какое-то постижение слова. Ибо, если Иаков-Израиль не имеет отношения к слову, что тогда он есть?
Итак, я размышляла. Сестра Живота: тебе известны жажды и желания, и потребность в единстве; что нужно быть накормленным внутри себя. Какой союз может стать лучшим для тебя, чем соединиться с Буддой Живота? Какое единение может стать высшим для тебя, чем быть с тем, кто полностью пребывает в моменте, как и ты, но абсолютно лишен эго, лишен «я»? Он подобен тебе в своей центрированности в животе, но противоположен в смысле эго. Он может самозабвенно изучать то, что происходит, он может объективную констатировать то, что есть. Он может быть безличным, необъятным, полностью Единым. Ты, Сестра Живота, можешь быть личностной, настолько узкой, насколько захочешь сама, единой с самой собой. Хороший союз, который будет служить Единству Бытия, служить тому, что Существует в потаенных глубинах Бытия, но при этом не будет поглощен ни эгоизмом, ни альтруизмом. Теперь я вижу ее, Сестру Живота, сидящей в медитативной позе лицом к Будде. Она настолько же значима, как и он, настолько же жизненна, как и он. Она не просто служит ему, она готова соединиться с ним. Я вижу, как они объединяются, как они сидят в свои медитативных позах. Они медитируют лицом к лицу в стиле Риндзай*. Но они приблизились, они подходят все ближе и ближе, как будто они практикуют вид Тантрической йоги, медитативное сексуальное соитие. Они объединяются и становятся Одним. С этим мой живот начинает свободно дышать. Образ сидящих в медитативном Соединении Будды и Сестру Живота равна служению Господу Бытия, и это успокаивает разбушевавшийся голод.
Теперь я перехожу к Сестре Сердца, той, что тянется к любви, к необходимости союза с другой. Она активная, теплая, общительная. Может ли она быть подходящей супругой для Иакова, который, в действительности, тот, кто борется с Богом? Может ли она, что хочет объединиться, что чувствует и заботится, но не борется, может ли она, как Руфь из Ветхого
* первая дзэн-буддистская школа в Японии
Завета, соединиться с этим преданным, нацеленным на одно соперником Бога? Она тянется к Богу внутри другого человека. Иаков тянется ни внутрь, ни наружу. Подобно Будде, он Един с Господом вовне и Господом внутри. Но он имперсонален, даже с самим собой. Не он ли стал Израилем? Он несет в себе символ для целого народа, избранного народа, как инструмент Бога. Он служит, он любит, но он безличен в своей ярости, борьбе и любви. Как Будда, он един в своей преданность. Сестра Сердца также преданна, но она личностна, индивидуальна, она хочет, она хочет этой уникальности того человека там вовне. Могут ли они соединится на самом деле? Может Сестра-Сердце и Иаков-Сердце объединится? Конечно, могут, так же, как Сестра-Живот и Будда-Живот соединились! И так же, ибо здесь мужское огромно, безлично, преданно. А женское – конкретно, личностно, уникально. Пусть они соединятся. Эрос, мое сердце открывается, и я свободно дышу, провозглашая необходимость и просьбу их соединить.
Как они объединятся, Эрос? Как эти двое, Иаков-Сердце и Сестра-Сердце объединяться? Они подошли близко друг к другу, они стоят рядом. Они не сидят и размышляют, как Будда. Они стоят и обнимаются. Грудь к груди, сердце к сердцу. Так же, как Будда и Сестра Живота соединились орган к органу, живот к животу, теперь Иаков-Сердце и Сестра-Сердце соединились, будучи груди к груди, сердце к сердцу. Он чувствует тепло ее груди, питающей, кормящей, имеющей необходимость найти и накормить потребность другого. Она чувствует биение его сердца, страстное, глубокое, сильное, ритмичное, поток жизни и течение крови по его венам и артериям, повторяющееся во всем теле, в голове и фаллосе, в горле и пальцах ног. Прежде всего, в его центре – груди. Они соединяются в объятиях, и их любовь романтическая, страстная, заботливая. Они удовлетворены, и я могу свободно дышать. Сестры объединились с Братьями, и я, Дочь Гвиневры, которая должна вмещать их, могу дышать свободно.
Эрос, любовь моя, мой центр, тот, что обитает между животом и сердцем, кто связывает Сестру и Сестру, Брата и Брата, Эрос, я тебя почитаю, я поклоняюсь тебе.
Сестры едины, но не друг с другом, определенно, но все же едины, с супругами их центров, с братьями их сущности. Объединены и не воюют, по крайней мере, на данный момент. Но этой ночью мне приснилось следующее:
Мне приснилось, что я была на корабле, или в комнате, и я увидела, что это также было какой-то школой. Там было множество детей, которых обучали мужчины и женщины. Учение было особенным, тяжелым, и как я узнала, невообразимым. Детей учили ничего не чувствовать. Эти холодные, умные учителя учили этих детей ничего не чувствовать! Я с ужасом смотрела, как маленькой девочке, возможно, лет пяти, сказали, что ее Мать умерла. Она не обратила внимания и продолжила четко, холодно разговаривать, используя слова, характерные для более старшего возраста, с интеллектом, выходящим за пределы нормы, но без чувств вообще. Здесь не было сердечного чувства, заботы, беспокойства и печали, и не было боли живота, голода, тоски, потери. Я проснулась ошеломленной и испуганной.
Что это был за сон, задавалась я вопросом? О, Эрос, где ты? Это ответ на разрешение проблемы Живота и Сердца? За этим разделением враждующих сестер должна следовать смерть матери без способности скорбеть, бесчувственность? Эрос не отвечает, поэтому я размышляю о сновидении. Пятилетняя девочка – плод союза, который у меня был, любви, которая умерла. Только несколько дней назад я поняла, что там не было никакой любви, не было заботы об отношениях. Любовь умерла и возлюбленный ушел. Маленькая девочка, внутренний ребенок этих отношений, осталась жива, но осиротела. И те учителя, холодные, обезличенные и интеллектуальные, они учат ее не чувствовать. Не чувствуй, ребенок, потому что чувствовать – это испытывать, чувствовать – это страдать. Страдать без облегчения ужасно, лучше не чувствовать вообще! Возможно, так говорит моя голова, так говорит мой разум, так говорят те, казалось бы, равнодушные и бесчувственные части. Но это тоже ужасно! Что ты скажешь, Эрос?! Что скажешь ты, Господь Любви, мой Брат и Возлюбленный? Примиритель и избавитель?
«Не говори со мной, Дочь Гвиневры. Поговори с Афродитой, Богиней Любви, существующей как Мать и Дочь, также, как и Сестра и Возлюбленная. Как Мать она живет в глазах, в этих жестоких и заботливых, глубоких и светящихся зеркалах души. Как Дочь она обитает в гениталиях. Ибо не была ли она зарождена из Фаллоса Бога? И не она ли – Женщина и Возлюбленная первого и последнего? Она является ими всеми, спрашивай ее. Любой, кто хочет узнать про подобные темы, кто ищет ответы на вопросы о Матери и Дочери, жизни и смерти, о душе и теле, должен поговорить с ней».
Но как я найду ее, Эрос? Как я смогу поговорить с твоей собственной Матерью-Дочерью-Сестрой-Возлюбленной?… Мои слова к Эросу были подобны пустоте, ибо он исчез так же, как и появился. Вместо этого я обнаружила себя глядящей в очень теплые и светлые глаза. Два открытых и теплых глаза обратились ко мне и захватили меня. Они, кажется, окружили меня своей заботой, своей теплотой. Невидимая паутина нежных хлопковых нитей, которые тянутся вокруг меня. А теперь я вижу, что это птица, которая ткет эти потоки вокруг меня. Это голубка. Голубка берет эти нити и ткет мягкость вокруг меня, как будто это одеяло. Она ткет и ткет, в игре и чувстве любви. Но теперь, пока он ткет, я чувствую сдавливание и удушье, ибо я одинока в своей любви. Я одна в моей нужде. Я потеряла своего возлюбленного, своего партнера, того, кто будет сопровождать меня в путешествии через земли по морю. Я одна и задыхаюсь в паутине любви. Ибо любовь одна в сети подобна мухе в паутине паука. Она умирает, задушенная и поглощенная. И таково, я полагаю, мое переживание Богини, когда я одинока: я без моего любимого и знаю Богиню как ведьму, как ткачиху паутины, которая только душит и убивает, не удовлетворяет и на наполняет. О, Богиня, своим способом без слов ты рассказываешь это мне. Своими теплыми и светящимися, и при этом острыми и страстными глазами души ты говоришь мне, как женщина женщине, бытие бытию. Ты говоришь мне, что твой Глазной центр – для того, чтобы объединять душу с душой, сущее с сущим, и что твое желание – чтобы двое, два глаза, две любви видели и объединились в одно целое. Два глаза дают ширину и глубину зрению и любви. Но любовь, которая ушла, оставляет меня одиноким ребенком, задыхающимся и отчаявшимся.
Так приходят учителя, эти холодные и расчетливые учителя ума. Как машины они развеивают чувства и тем самым развивают любовь. Это помощь или помеха? В некотором смысле, Богиня, я вижу, что они хотят освободить меня от боли, и я хотела бы этого. Но освободиться от чувства? Никогда! Ужасно! Расскажи мне, помоги мне!.. Ты не отвечаешь. Твои глаза лишь продолжают смотреть.
Но теперь мои глаза опускаются вниз. Мой взгляд опускается и я достигаю гениталий Богини Любви. Округлость и мягкость, холм, так верно названный в честь ее римской формы, ее звездного образа, Венерой. Не Небесная ли Афродита, Афродита Урания, низошла и стала Афродитой Пандемос, любовью в мире, любовью среди людей, любовь не духовной, но плотской? Безусловно, это так. Но, глядя на эту бессмертную вагину, эту восхитительно мягкую, округлую и прохладную пещеру, в которую дух Богов и людей входит и из которой выходят созидательные дети, глядя на нее, я вижу, что здесь – третий Глаз, восприимчивое начало, которое не смотрит вовне, оно смотрит вовнутрь! Оно принимает и вбирает вовнутрь, оно отвечает на внутренние движения и ритмы.
Теперь я снова понимаю, через невыраженное наставление моей Матери и Сестры, Афродиты. Она говорит мне, что сверху, в глазах, она как Сестра Сердца, глядящая вовне, видящая, заботящаяся, а также яростная, любящая активно, сознательно. А ниже, в области вагины, она как Сестра Живота, смотрящая вовнутрь и желающая. Здесь она смотрит одним глазом внутрь себя, настроенным на ритмы матки, настроенным на лунный свет внутри. Выше можно увидеть свет, солнечный свет; глазами можно увидеть многое, как мужчины чувствуют, где им обидно, на что они похожи. Но ниже можно принять мужчин, успокоить их, охладить их жар. Любовь души – выше, Урания Афродита, любовь плоти – ниже, Афродита Пандемос. Так она меня учит. Так моя Мать, Богиня, говорит мне, еще одной женщине, как она сама. Она говорит мне по-женски, без слов, но символами и чувствами, интуицией, взглядами и мягкими жестами. О, Богиня, продолжай говорить, продолжай говорить и расскажи мне больше!
Она далее объясняет, что, порой, Мать умирает. Нет больше души, только тело. Это ужас для женщины. Когда она обитает только во плоти, только во влагалище, то у нее нет души, она мертва. Это ад, что это агония Дочери без Матери, бесчувственная смерть в отсутствие единения. Тогда есть только холодная брутальность, ум, нет духа, плоть, но нет тела. Ибо единство – это создание. Сверху и снизу, справа и слева, единство – это создание. Расщепленность – это ужас.
Но думай, Афродита говорит мне, думай. Нижнее есть дочь верхнего, конечно, но только когда есть движение сверху вниз. Когда Боги движутся с высших небес, сверху вниз, в душу и плоть человека, это так. Затем Афродита движется от бытия на Небесах (разве она не была органом отца на небесах?), как Мать, вниз к Дочери, вплоть до глубин психики и влагалища от плоти. Но разве нет и другого движения в истории о Богини? Действительно, есть. Ибо Богиня, как девочка и маленькая дочь, с Неритом и множеством сестер, еще раз поднимается в небеса. Она восходит и присоединяется к Богам, возвышенная. Сейчас она становится больше, чем Мать, больше, чем Дочь, она становится Женщиной и Богиней! Спустившись с высот и уйдя в глубины, сейчас она снова поднимается и объединяет многих Богов, и становится архетипом Женщины и Влюбленной Женщины. Какой же еще должно быть Женщине, скажите на милость, чем не влюбленной? Что, действительно, еще может быть для души, чем не быть в любви? Это то, для чего существует душа: объединиться с другим и объединиться с Богом! Чтобы объединиться! С самим собой и с другим; это ли не высшая форма любви? Или Бытия?
И теперь, передав мне свое безмолвное послание, я вижу, что Богиня уходит. Она уходит, оставляя меня быть Матерью и Дочерью, Богиней и Женщиной. Она оставляет меня, чтобы понимать, справляться, любить, в союзе и в одиночку. Она оставляет меня, чтобы решить, буду ли я страдать или и умирать в бесчувственности. Приму ли я боль, и таким образом стану Женщиной и Богиней? Я приму и я буду.
О, Эрос, кто был сыном и братом Афродиты, кто был и Отцом ей также! Эрос, я услышала бессловесное послание Богини. Я понимаю, что однажды обручилась с Гермесом Посланником, и движется подобно ему, ибо она двигалась так в моей душе и я благодарна. Я чувствую себя женщиной больше, чем когда-либо. Потому что теперь я ощутила центры Глаз и Гениталий, я почувствовала активные движения Глаз вовне, любящих, заботливых и ищущих, и восприимчивый, обращенный вовнутрь глаз Вагины, идущий внутрь, созидающий матку, гнездо, пространство для новых рождений, как в духе, так и во плоти.
«Этого не достаточно, Дочь Гвиневры, не достаточно». Так сказал мой Господь, Эрос; так он сказал, но я не поняла.