Марвин Шпигельман
Юнгианская психология и страсти души
Предисловие
Кто не боролся со страстями души? Это, кажется, обычное состояние человека – бесконечно метаться по морям желаний, защищая самоограничением наши маленькие суденышки свободной воли, опасаясь, что они перевернутся и потонут, и мы потеряем наши слабые огни сознания. Книги всех мастей из серии «Помоги себе сам» учат нас способам укрощать гнев, направлять наши фантазии к достижению востребованных, иногда недосягаемых объектов и идеалов, которые, как мы надеемся, удовлетворят нас. Даже если мы достаточно спокойны внутри, наши предприятия на дорогах жизни делают нас уязвимыми по отношению к жестокости и пренебрежению, чужим страстям, которые так же могут бросить нас в это море, как в результате эмоционального заражения, так и непосредственного воздействия.
Даже без токсичных воздействий многолюдной современной городской жизни, мы оказываемся атакованы изнутри. Возникающие образы и фантазии также выводят нас из нашего спокойствия или привычного состояния и толкают нас на сомнительные поступки или ведут к еще большим фантазиям. Мы ведем бессознательный диалог с самими собой, пытаясь контролировать эти страсти каким-то конструктивным образом.
Но наши страсти не только темные и разрушительные. Они радостные и восторженные, приятные и наполняющие, иногда с «объектами» (в психоаналитическом смысле), иногда просто в виде эмоций самих по себе. Мы, конечно же, искатели удовольствия, в понимании Фрейда, но мы и также больше, чем только это. Мы так же движимы стремлением к власти, как это понимал Адлер, но, прежде всего, как обнаружил Юнг, мы – существа, нуждающиеся в смысле. Без смысла и цели, без связи с высшим принципом, который направляет нас и придает смысл, мы тоже утонем, но на этот раз в море бессмысленности и хаоса.
Но наши желания не очень уж четкие и определенные. Все мы точно хотим счастья, но ему не так-то просто дать определение. Одним из самых счастливых периодов моей жизни было время во второй половине 1950х годов, когда мы с женой жили в Цюрихе, Швейцария. Наконец, мне выпал шанс учиться в Институте К.Г. Юнга, снова пройти анализ, и проходить подготовку вместе с другими соискателями со всего мира, в профессии, которую я выбрал. Моя работа в качестве аналитика была далеко не гладкой; она была заполнена, как и положено, переживаниями всех видов. Однако, несмотря на депрессии, несмотря на разочарования, я был счастлив как никогда. Почему? Я мог концентрироваться на душе, и моя жизнь была полна смысла. Я ощущал себя на Омфале, как выражаются греки, в месте, где находится «Пуп земли». Когда человек сосредоточен на собственной Самости, центральном ядре своего бытия, он сосредоточен не только на своем пупке, так сказать, он, действительно, в Центре Мира, в союзе со всеобщими глубинными аспектами наших душ. Быть погруженным одновременно в свой внутренний мир и во внешний мире Европейской традиции и культуры для меня было подобно пребыванию одновременно и в состоянии укорененности, погружения, и в состоянии поиска. Делить эти искания и стремления с людьми из Египта, Швеции, Франции, Германии, Великобритании, Америки и др. было все равно, что, в конце концов, ощутить нашу всеобщую единую великую Самость. Это был подарок Юнга для многих из нас, и особым преимуществом было то, что некоторые из нас могли страдать/радоваться в те последние годы, когда его дух и его непосредственные последователи смогли занять достойное место в мировом порядке вещей.
Аналитическая психология К.Г. Юнга не была тогда популярна. Это был период, предшествующий бурным 60м годам, когда жизнь, по крайней мере, в Америке, была относительно спокойной, консервативной, и в значительной мере материалистичной. Было великолепно познакомиться в Институте Юнга с единомышленниками со всего света, ощущавшими вовлеченность во всеобщий духовный поиск. Наша современность еще более материалистична, сейчас материалистический взгляд на вещи преобладает в большей части мира. Поэтому мы снова нуждаемся в этом «рае», где внутренний смысл и внешнее устройство находятся в определенной гармонии. Всякий раз, когда это состояние преобладает, расщепление преодолевается, и мы испытываем счастье и удовлетворение.
Большинство из нас переживают эти периоды счастья и удовлетворенности ограниченно, не постоянно: иногда этот период длится месяцы или годы, иногда – только мгновения, иногда эти периоды не возникают никогда. Рай часто бывает на земле, но уж точно не чаще, чем ад. На самом деле, большую часть времени большинство из нас переживают разные этапы Чистилища. И это чистилище – наша борьба с собственными страстями.
Краткий Оксфордский словарь английского языка сообщает нам, что слово «passion» («страсть»), от латинского «passionem», означает «страдание». Далее словарь дает три значения, в которых «страсть» может пониматься как: (1) страдание от боли, как от какого-то телесного недуга, или Страсти Христовы (пишется с заглавной буквы С); (2) быть пассивным, или подвергаться воздействию со стороны внешних сил; (3) аффективное состояние сознания: охваченность сознания любой яростной, властной, или подавляющей эмоцией; в психологии и искусстве, любое состояние, которое повлияло на сознание и под влиянием которого совершались действия, например, такие, как амбиции, жадность, желание, надежда, страх, любовь, ненависть, радость, горе, гнев, месть. Два последних употребления происходят также от греческого «pathos», что также означает эмоции или глубокое чувство. И, отсюда образуется слово «пациент» — тот, кто переносит боль, страдает от боли, терпит боль.
Исходя из этих определений становится совершенно правильным для психотерапевта и юнгианского аналитика писать о «душевных страстях», ведь они – наш хлеб насущный, как говорится, который мы едим и усваиваем вместе с нашими пациентами. Мы надеемся преобразовать и быть преобразованными страстями и страданиями, появляющимися в ходе нашей работы, приходящими изнутри и снаружи, заставляющими нашу душу страдать и делающими нас отличными от животных.
Возможно, именно с этого и стоит начать: животные не переживают таких страданий, как мы. Они – верные твари Божьи, делающие то, что должны делать, следующие путем инстинктов, проложенным для них. Они не обязаны страдать, будучи распятыми между противоположностей, таких как нравственность против желания, похоть против любви, амбиции против доброты. И именно поэтому сопоставление приведенных выше определений страсти, связанных с активностью и пассивностью, выглядит странно с точки зрения определений, но так верно психологически.
Но, как это часто происходит в психологической дискуссии, я должен внести поправки относительно сказанного о животных. Я писал эти слова, а на память мне пришло одно сновидение, в котором я видел несколько маленьких животных, очень теплых и красивых, они уткнулись друг в друга и были в хорошем настроении. Внезапно эти животные столкнулись с неизвестной угрозой и тогда у них обнаружились крылья и, замахав ими, они улетели в небо. Это событие вызвало во мне сильный трепет, и я понял, что эти маленькие похожие на собак животные были ангелами!
Размышляя над этим сновидением, я понял, что ангелы, духовные существа, тоже существуют на уровне инстинктов, как говорил Юнг. В своей основе дух и инстинкт – едины. Но в нашей жизни моменты, когда мы, действительно, осознаем, что противостояние инстинкта и духа, животной и духовной природы – это, в действительности, борьба противоположностей, у которых одна общая основа, – это лишь мгновения. Справедливости ради тогда нужно отметить, что наши собратья-животные, конечно, не просто механические существа, как думал Декарт. Однако процесс эволюции сделал представителей вида homo sapiens отличными от них в некоторых отношениях.
С тех пор, как у наших предков развился слой новой коры больших полушарий (неокортекс), или, согласно альтернативной версии, с тех пор, как Адам и Ева приняли решение нарушить божественные правила, существует конфликт между инстинктивными движениями нашей души (например, желанием) и культурным и психологическим осуждением их принятия и удовлетворения (духом). Действительно, взаимодействие между духом и инстинктом переживается в душе или психике, это то, чем наполнена наша жизнь. Страсть ведет нас к слову «эмоция», которое означает «быть выведенным из», и эмоция, действительно, выводит нас за пределы нашей обыденной повседневности. Это также психофизиологическая связь между нашими телесными инстинктами и нашими мыслительными конструкциями, воплощенная в образах.
Глубинная психология в первую очередь концентрируется на этих психических страданиях. Более того, именно внимание к этим страстям привело З.Фрейда в итоге к открытию бессознательного и механизма подавления, этой уловки, которую мы проворачиваем по отношению к самим себе, когда хотим избежать столкновения с болезненными переживаниями, ранившими нас в прошлом. Пойдя глубже, Фрейд обнаружил, что миф лежит в основе таких страстей как любовь и похоть, открыв Эдипов комплекс. Зафиксировавшись на одном мифе, который основой его собственной психологии, он не смог увидеть, что вся основа психики – и ее способность вызывать страсти – покоится в мифах. Юнг обнаружил, что психические и, следовательно, и поведенческие паттерны объединяются вокруг мифологических историй и что они великолепно представлены в религиях человечества. Поэтому неудивительно, в итоге, что слово «страсть» должно писать с заглавной буквы и используется как имя собственное, как название главного мифа Западной культуры о страданиях ее выдающегося божественного представителя.
Юнг также продемонстрировали нам, что истории культуры, в виде мифов, сказок и религиозных сюжетов, показывают нам внутреннюю работу души. Однако, нам нужен ключ, верный подход к этим историям, чтобы мы могли лучше понять их символическое значение. Имея такой ключ, мы сможем смягчить наши страсти, уменьшить наши страдания. Как правило, это становится возможным с помощью «ритуала»: поведение представляет собой исцеляющий способ получить доступ к сути историй, без необходимости разбираться в них. (Снимаю шляпу перед бихевиористами!) Когда ритуала больше недостаточно, когда в действиях больше не заключен смысл, тогда нам необходимо найти путь к истокам ритуала. Путь – это символ, как глубинная психология показала нам, а обычай – это его интерпретация. Можно сказать, что мы повторно переводим истории на язык метафоры и символа.
Юнг помог основателям Общества Анонимных алкоголиков, высказав идею о том, что «жажду» алкоголика можно понимать как страстную тоску по «духу». Конкретизация символа «дух» в «дУхах» (алкольных напитках), ведущих к формированию зависимости, объясняется отсутствием высшего принципа, без которого невозможно связаться с «духом» (в смысле божества). Отсутствовали так же участие в групповой жизни и в исполнении ритуала. Поэтому, не случайно, что это открытие помогло создать один из самых эффективных противоядий этому бичу современности, алкоголизму,– Общество Анонимных алкоголиков с их программой «Двенадцать шагов». Юнг знал, что для этой борьбы была необходима равнозначная сила «духа».
И, наверное, не случайно, в наши дни, когда мы становимся свидетелями отказа от эффективного влияния религиозных «историй», также наблюдается сопутствующий ему рост зависимостей. Разрушение наших мифов приносит как возвращение к фундаментализму (стремление к порядку и определенности), так и хаос в результате охваченности страстями (например, наркомания).
Одним из ответов на такое положение дел, особенно для юнгиански-ориентированного психотерапевта, является изучение индивидуальной души, чтобы помочь каждому человеку в обнаружении и установлении связи с его или ее собственным мифом. Этот поиск также может стать страстью. Чем глубже мы спускаемся с каждым человеком, тем больше мы обнаруживаем, что его/ее миф, по правде говоря, также связан с мифами всего человечества. Рассказы о душе имеют глубочайшее сходство, и оказывается, что теперь не так уж неожиданно, что в самом своем основании мы, по сути, весьма похожи. Парадоксально, но эти усилия также обнаруживают одинаково глубокую индивидуальность. Общность уравновешивается различиями, и мы обнаруживаем это, в том числе, изучая мировые религии.
Так, индивидуальное ведет в коллективное, которое, в свою очередь, приводит к индивидуальному, и обратно. Вероятно, этот процесс – именно то, что божественное имело в виду для нас в первую очередь, по словам великого Суфийского мистика Ислама, Ибн Араби. Он считал, что каждый из нас несет в себе тайное Имя Божества, которое ждет возможности, чтобы реализовать себя в нашем собственном уникальном, индивидуальном бытии. Никто из нас, даже различные религии, не могут увидеть всю картину целиком, но сумма Имен образуют Имя Бога. Есть Бог в общем (Аллах) и наше конкретное Имя Господа (Рабб); наша задача – служить им обоим. Это сильно похоже на то, что часто люди обнаруживают в долгосрочной работе со своей душой. Они получают значительную пользу от поиска параллелей между своими сновидениями и фантазиями и различными религиозными идеями и системами верований.
Эта общность дает возможность читать и писать книги, в которых затрагиваются темы, которые беспокоят всех нас. Так мы подходим к тому конкретному способу, с помощью которого эта книга работает со страстями души. Я опишу, как пришел к этому, и затем изложу руководство, которое поможет читателю сделать этот материал более ценным для себя.
Юнг открыл способ работы со страстями, который он называл «активным воображением». Он описывает этот метод в своем эссе «Трансцендентная функция» в седьмом томе собрания сочинений. Барбара Ханна написала хорошую книгу «Встречи с душой» («Encounters with the Soul») об этой технике, и у меня есть два эссе об этом методе в моей маленькой книге «Нимфоманка». Метод Юнга заключался в установлении диалога с бессознательным, в том, чтобы вовлечь эго во все, что приходило в сновидениях и фантазиях, что было волнующим или тревожащим, не оставляло равнодушным, наподобие страстей. Например, если меня беспокоит моя яростная реакция, возникающая в ответ на то, что кто-то блокирует меня на трассе, я могу повернуться и посмотреть на свою ярость, а не начинать опасную конкурентную борьбу с этим парнем или показывать ему этот, так горячо любимый сейчас, знак рукой*. Я позволяю эмоции заполнить мое существо, но вместо того, чтобы выразить ее внешне, я стараюсь узнать, как она выглядит, каково ее предназначение, и др. Делая это, я вижу вращающееся пламя. Этот огонь является одновременно и горячим, и холодным. Я удивлен этому факту, и понимаю, что моя ярость, действительно, как горячая и всепоглощающая, так и холодная и безжалостная. В моей фантазии я кладу руку в это пламя, и, обнаруживаю, что я не сгорел. Возникает такое чувство, что это, не побоюсь этого слова, божественный огонь. Взволнованный этим, я понимаю, что мой гнев по отношению к сопернику-автомобилисту возник в результате чувства, что моя Самость была попрана, а не мое глупое эго. И этой Самости нет необходимости заниматься такими пустяками, как мстить этому несчастному существу. На ум приходят строки Уолтера Сэведжа Лэндора:
Никто не заслужил войны – и вот я вызов не бросал,
Я в жизненном огне свои ладони, руки согревал.
Как гаснет пламя, так и я готов уйти.
Осознание того, что это просто моя сверхготовность «сражаться» и что это бесполезно, успокаивает мою ярость, и я восстанавливаю связь с этим огнем в моей собственной душе и готов использовать его более эффективным способом, например, так, как делаю это здесь, работая над книгой.
Метод Юнга оказался очень ценным для тех, кто стремится вступить в постоянных отношения со своими страстями и своей психикой в общем. Так же как и я, на протяжении многих лет. Спустя примерно шестнадцать лет такой работы с собой, я обнаружил, что образы моего собственного активного воображения сейчас сами хотят рассказывать истории о своих собственных исканиях и переживаниях, и желают мое сотрудничество в том предприятии. В результате Я написал две книги в стиле своего рода «психо-фантастики». Книга «Дерево: сказки в Психомифологии» включает десять историй об индивидуации людей с различными религиозными убеждениями и чертами характера; все они имели определенную страсть к этому. В книгу «Поиск» («The Quest»), продолжение книги «Дерево», также вошли истории, связанные с мифами, но они были объединены в пары. Когда я уже завершил работу над этими двумя книгами, появилась еще одна фигура, именующая себя «Внук Рыцаря» и представляющая собой героя третьего поколения на этом духовном пути. Книга, которая появилась в результате, уже не относится к фантастике. Это, скорее, встреча с различными образами и мифами, имеющими отношение к страстям, особенно таким, как вожделение и любовь. Что и легло в основу настоящей книги.
Повествование в Части I ведется от имени внука рыцаря, который обнаруживает в своем собственном активном воображении фигуру Мага. Это замечательное существо в состоянии войти в контакт и оживить исторических, мифологических и литературных героев. Мучительная борьба Рыцаря с его страстями, тем самым, берет свое начало на более глубоком уровне. Его конкретный конфликт между двумя страстями, вожделением и любовью разворачивается в более масштабные темы моногамии и полигамии, монотеизма и политеизма, единого и множественного. Каждый из уровней затрагивает его страсть.
С помощью Мага, Рыцарь вначале взаимодействует с известной фигурой Дона Жуана, который воплощает в себе «множественность» в любви и вожделении. Промежуточным звеном в этом столкновении с темной стороной вожделения и власти становится знакомство со сказкой о Синей Бороде. В итоге проживания этих мрачных событий истории и мифа, неожиданно для себя, он попадает к Музам, которые помогают ему по-настоящему постичь эти бездны души.
После погружения в темную сторону страстей, рыцарь отправляется в путь противоположности, Крестный путь Иисуса Христа. Эти Страсти погружают его глубже в смысл Любви, но на этом история не заканчивается. Маг направляет далее его к сюжету истории о Богине любви, Афродите, и Рыцарь, благодаря этому этапу, может постичь женственные аспекты любви, утраченные в мужском понимании этого переживания. Появление, наконец, фигуры Эроса, позволяет Рыцарю прийти к решению своей проблемы единого и многого, любви и похоти, света и тьмы.
Часть II книги начинается с работы о дочери Гвиневры, своего рода алхимической сестре рыцаря. Она посвящена проблеме «пар», отношениям между противоположностями, в ее борьбе за индивидуацию. С этой целью, она проживает конфликт «сестер» (Живот и Сердце), и проходит сквозь многие истории о парах в древнегреческой мифологии и религии, например, об Отце и Сыне, Отце и Дочери (Зевс и Афина), Гекате, Муже и Жене (Зевс и Гера). Она также погружается в историю Матери и Сыне в христианском контексте. Она детально исследует тайны Девы Марии и ее Розария. Наконец, отношения Матери и Дочери разрешаются.
Второй том продолжает изложение, которое сейчас разворачивается как попытка создать «Восточно-Западное» Древо жизни, своего рода Западную психологическую Каббалу, в которой находится место как древнегреческим мифам, так и мифологическим историям о жизни Индуистского пантеона. Действительно, одним из самых неожиданных открытий данной работы является то, насколько греческие мифы и боги, включая их «стоянки», хорошо согласуются с системой Западных чакр (центров) и психическими функциями. Западная психика имеет свой скрытый порядок, сходный с тем, который более подробно описывается на Востоке.
Часть III рассматривает тему группы (после темы Одного в разделе о Рыцаре и Пары – в разделе о дочери Гвиневры). Теперь два героя объединяют усилия, как алхимические брат и сестра, во взаимном стремлении к целостности. Йогиня Майя, с Востока, приходит, чтобы помочь им, когда они берутся за поиск связей и интерпретацию историй о Дионисе, Аполлоне и Гере.
Часть IV, озаглавленная «Союз», представляет дальнейшее развитие идей данной работы благодаря включению мифов о Гее и Кроносе, Рее и Зевсе, Кроносе и Зевсе. Знания, полученные с помощью этих «встреч», вызывают к осознанию глубинное противостояние между архетипами Ведьмы и Дьявола, Судьи и Души. После этого, они совершают путешествие по всем центрам-чакрам, как в понимании Западного, так и в смысле Восточного подхода, таким образом, исцеляя себя.
Часть V, кульминационная часть данной работы, представляет схему всех центров, наряду с соответствующими богами, психологическими функциями, типами сознания и любви, животными и элементами. Включены так же «Гимны» для разных богов. Автор будет рад, если этот материал покажется читателю соотносимым с определенными идеями Каббалистического Древа Жизни или с соответствующими мистическими идеями, как, например, даны Дион Форчун в ее книге «Мистическая Каббала», ибо его цель – продолжить эту традицию, но со значительной примесью психологической информации, полученной в течение прошлого века благодаря работе, проведенной в русле глубинной психологии.
То, что началось как работа со страстями, превратилось в страстную работу. То, что начиналось, как история, воплотилось в теоретико-практическую схему, которая должна была быть включена. Истории Рыцаря и его друзей, ставшие для меня задачей, которую я начал решать около двадцати лет назад, нашли свое завершение в научной работе Внука Рыцаря и его друзей. Результат четырехлетнего труда вначале был воспринят с непониманием, но в последние годы показали, что в сознании людей произошли изменения.
Лучшей установкой читателя к материалу может быть представлена вторым значением слова «страсть» («passion»), а именно – «восприятие», «получение», «приятие». Ему/ей нужно просто сопровождать двух героев этой книги и реагировать так, как они делают это по отношению к богам и другим фигурам из литературных произведений и мифов, появившихся в результате усилий Мага. Если кто-то уже прочел «Дерево» и «Поиск», тем лучше, но это не обязательно. Возьмите в этот путь только собственную борьбу со страстями и прислушайтесь и послушайте, как алхимические брат и сестра взаимодействуют с ними.
Если читатели сочтут, что их собственные мифы активизированы этими рассказами и интерпретациями, тем лучше. Они могли бы использовать подсказки, приведенные здесь, и начать свои собственные путешествия, вероятно, используя последнюю схему как возможный компас. Достаточно, однако, просто впитывать и реагировать – «страстно»!
Необходимо добавить несколько слов о возможном ошеломляющем эффекте от того объема священных религиозных образов христианства, иудаизма, буддизма и индуизма, и равного объема образов древнегреческой религии и литературных источников. Я хотел бы заверить, что это связано не с проявлением неуважения к любой из этих традиций; напротив, я сам глубоко погружен в них и являюсь «верующим». Так как моя работа в качестве юнгианского аналитика предполагает религиозное отношение к психике и ее продуктам, я никоим образом не могу обесценивать или проявлять неуважение нашим всеобщим основам души, поскольку она проявляется в этих же великих религиях. Если появляется определенная «релятивизация», это не значит, что «нечто так же хорошо, как и все остальное», или что определенные истории имеют равную ценность. Сравнительный подход помещает душу в центр психики и признает ее выше всего остального. Если читатель, подобно мне, полагает, что душа создается божественным принципом и находит его проявление в своих образах, он/она поймет так же, что уважение ко всеобщему, целому не предполагает снижения ценности отдельного, частного. Каждый человек, каждая религия, должны найти свою собственную истину. Настоящая цель психологической работы в этой сфере, как мне кажется, – помочь нам выйти из нее с более глубоким пониманием и принятием различий и сходств. Собственно, сама задача, которую решают пара Рыцарь и Гвиневра – это задача вселенского характера, с кульминацией в «Мировом мифе», так сказать, без потери различий и индивидуальности. Если чьи-то религиозные чувства будут задеты, заранее прошу прощения, и надеюсь на то, что этот читатель позволит мне представить мою собственную символику, не утверждая, что кото-то обязан ей следовать. Бог говорит со всеми нами по-разному. Это, в действительности, и есть основная тема книги! Я думаю, однако, что не слишком утопично предполагать, что наша планета мучительно движется по направлению к такому «Мировому мифу», к уважению и почитанию, будем надеяться, все разновидностей наших индивидуальностей и религиозных традиций.
Дж. Марвин Шпигельман
Студио Сити, Калифорния
Весна 1989