Морин Мердок
«Дочери своих отцов»
ГЛАВА 2. Тип личности: Что значит быть дочерью своего отца
В своей борьбе за независимость, свободу, индивидуальность мы обращаемся к опыту наших отцов – но слишком часто наша битва тут и заканчивается, у папы на коленках. И тогда мы понимаем, что отец – это не мост в мир, он сам и есть мир.
Сигна Хаммер, «Страстные привязанности»
Мечты наших отцов – это тяжкое бремя. Отцы хотят, чтобы их дочери были воплощением мужской доблести, успеха и независимости. Для многих женщин борьба за высокое положение в обществе становится единственным способом привлечь к себе внимание отца.
Оливия Харрис, «Отец Небесный»
С ранних лет ребёнок видит, что папа отличается от мамы. Наблюдение за этими различиями помогает дочери отделить своё «я» от матери. Исследования, проведённые доктором Т. Берри Бразелтоном в Гарвардском университете, показали, что уже в возрасте шести месяцев девочки реагируют на голос и прикосновения отца иначе, чем на контакт с матерью1. Именно от отца девочка получает сигналы, по которым она судит, хорошо это или плохо быть женщиной. Более того, наблюдая за взаимодействием отца с матерью и с ней самой, дочь понимает, что значит быть женщиной вообще. Отношение отца к её гендерной принадлежности во многом предопределяет, будет ли дочь воспринимать себя адекватно.
Девочка строит своё понимание того, что значит быть женщиной, наблюдая, какие качества нравятся ее отцу. Отец может дать понять, что любит свою дочь, только когда она сильная, успешная и независимая, или, напротив, только когда она послушная, кроткая и милая, или когда она трудолюбива и деятельна. Или же единственным условием папиной любви может быть привязанность дочери к нему. В любом случае, девочка понимает, что такое «хорошо», и, если она – дочь своего отца, она начинает изо всех сил стараться соответствовать его невысказанным требованиям. Это постоянное желание угодить папе будет сказываться на её способности справляться с проблемами привязанности и независимости всю её оставшуюся жизнь.
Хорошие девочки
Уже в первые месяцы своей жизни большинство дочерей понимают, что быть «хорошей девочкой» выгоднее, чем быть плохой. Хорошие девочки учатся быть тихими, послушными, надёжными и преданными – взамен отцы их ласкают, обнимают и одаривают своим вниманием. Ещё совсем маленькими они уже умеют слушать, смотреть в глаза, радостно улыбаться и кивать в знак согласия. Одним словом, они знают, как порадовать папочку.
Отец поощряет хорошее поведение своей дочери, приучая её быть ласковой, покладистой и самоотверженной. Она получает от него вознаграждения за демонстрацию своего лёгкого характера и за сохранение мира в семье. Она очень хочет угодить. С самого детства она привыкает жить так, чтобы быть олицетворением идеала женщины для своего отца. Она редко спорит с отцом – разве что о вопросах, находящихся в им же установленных рамках. Вместо этого она восстаёт против матери.
Хорошая девочка редко нарушает правила или обманывает, а если она всё же делает это, то сначала она должна удостовериться, что её не поймают. В школе она хорошо учится и вовремя выполняет все задания. Если дома отец поощряет её интеллектуальное развитие, то в школе она будет чувствовать себя достаточно уверенно. Однако если ей дают понять, что хорошую девочку должно быть видно, но не слышно, то на уроках она будет предпочитать отмалчиваться, пока её не вызовут к доске, не будет задавать вопросов или спорить с учителем.
Те дочери своих отцов, которые в детстве были «хорошими девочками», став взрослыми, понимают, что их по-прежнему не видно и не слышно. Они продолжают чувствовать себя детьми. Они не хотят выделяться, чтобы не подвергаться критике и осуждению. Им трудно обрести собственный голос, потому что большую часть своей жизни они только слушали и повторяли слова своих отцов. Они хотели бы разрушить этот фасад покорности, но боятся оказаться в изоляции, которая последует, если они прекратят вести себя так, как от них ожидают. И хотя им грустно жить в постоянном молчании и повиновении, любезная улыбка навсегда застывает на их лицах.
Плохие девочки
Непослушные, своенравные, дерзкие, шумные, не по годам сексуально активные дочери – это плохие девочки. Обычно родители отвергают их потому, что с ними очень трудно справиться. Однако если отец сам пренебрегает условностями, ценит смелость и даже непокорность, он может поощрять свою дочь именно за то, что она ведёт себя как плохая девочка. Если он нарушает правила, ей тоже можно. Такой отец воспитывает в дочери бесстрашие, упрямство и силу духа, одобряет, когда она бросает вызов авторитетам, особенно авторитету матери.
Мой отец был ещё молод, когда я родилась. Он играл в семье роль бунтаря, и я привыкла отождествлять себя с ним в этой роли. Моему отцу нравилось создавать имидж плохого парня, которому сходят с рук все его невинные шалости. Он рассказывал мне уморительные истории о том, как в армии он подделывал пропуска для себя и своих друзей, чтобы сбежать в увольнение на выходные. У него вечно были «проблемы» с моей матерью. Она в семье была «тяжёлой артиллерией», поборником дисциплины и строгим родителем, а отец занимал позицию непослушного мальчика.
Поскольку моему отцу нравилось нарушать правила, а я так сильно симпатизировала ему, то он поощрял и меня (хоть и не напрямую, конечно) нарушать запреты. Быть плохим было хорошо, на самом деле это было даже предпочтительно. И это было так волнующе. Он говорил мне, что самые интересные, творческие и весёлые люди всегда были «немного плохими». Но не слишком плохими. Приемлемая степень «плохости» оставалась неопределенной до тех пор, пока у меня не возникли серьёзные проблемы с моей матерью, когда в двадцать с небольшим лет я вернулась домой из колледжа – с дипломом, но беременной и без мужа, что было едва ли не преступлением в ирландской католической среде. Хотя я вышла замуж вскоре после этого, но в тот момент моя мама обрушила на меня весь свой гнев, а отец стоял и беспомощно молчал. Он не вмешивался в спор между мной и матерью и не защищал меня. Он предоставил мне расхлёбывать всё это в одиночку. Я была ошеломлена его молчаливой реакцией. Мой отец всегда не мог терпеть плохого эмоционального климата в семье, но в этот раз он ничего не сделал. Я понимала, что большинство отцов не придут в восторг, узнав, что их незамужняя дочь беременна, но я ожидала от него поддержки. Ведь он всегда хранил мои секреты и прощал мои ошибки. Теперь же его молчание означало неодобрение, а отказ защитить меня от матери был для меня предательством.
Семейный психотерапевт Бетти Картер пишет, что когда дочь идентифицирует себя с отцом и в союзе с ним выступает против матери, она противостоит матери в большей степени, чем сам отец. Дочь знает, что её конфликты с материю на самом деле не огорчают отца. Он даже подспудно провоцирует их. Но при этом дочь не понимает, что её родители крепко связаны взаимной зависимостью, поскольку они об этом не говорят. Если поведение дочери будет огорчать мать настолько сильно, что это станет проблемой для отца, то он встанет на сторону матери и даст понять дочери, что она перешла черту2. Эмоциональное отстранение моего отца от сложившейся ситуации было сигналом, что я нарушила эту границу. Я же чувствовала, будто он бросил меня. Дочь своего отца принимает статус его любимицы как должное, но когда отец в конце концов объединится против неё со своей женой, дочери придётся пересмотреть свои важнейшие убеждения.
Следующая история – о Пэм. Однажды Пэм поняла, что она не только копировала эпатажные манеры своего отца, но и постоянно выбирала таких же неординарных мужчин. А плохие парни, к сожалению, не мог быть надёжными спутниками жизни.
Пэм сорок три года, она работает администратором в некоммерческой организации, предоставляющей социальную помощь нуждающимся. Она рассказала, что считает себя дочерью своего отца и всегда подражала его хулиганским выходкам. Ребёнком она с восхищением слушала истории о проделках, которые он устраивал в юные годы вместе с группой своих друзей. Они называли своё тайное общество «Не парься», они были озорными и весёлыми, ничто и никогда не беспокоило их. Пэм говорит: «Естественно, я стала отождествлять себя с ними. Я всегда была такой же, как мой отец, – непослушной и шумной. Каждый раз, когда он говорил мне: «Не смей!» – это звучало для меня как вызов».
Пэм доказала, что она плохая девочка, начав встречаться с женатым мужчиной, который был партнёром её отца по бизнесу. Это произошло вскоре после смерти её папы. Пэм подозревала, что отец давно знал о её симпатии к его коллеге, но она не решалась начать отношения с этим мужчиной, пока её отец был жив. Когда она наконец сделала это, Пэм казалось, будто она слышит, как отец говорит ей: «Ты ждала, пока я умру, негодница?» И она отвечала: «Ну да, ждала». И ей нравилось это чувство.
Для Пэм мужчины всегда были скорее способом развлечься. С тех пор как она развелась к тридцати годам, её никогда больше не интересовали длительные отношения. Её самоотождествление с хулиганским имиджем своего отца полностью предопределило и значительно ограничило доступный ей диапазон взаимодействия с мужчинами.
Роль гендера в идентичности
Прежде чем мы приступим к изучению тех аспектов эмоционального развития, которые являются уникальными для дочерей своих отцов, мы должны рассмотреть более широкую социальную проблему: как гендерные различия влияют на эмоциональное развитие в целом. В большинстве семей девочкам позволяют плакать или выражать страх, поскольку считается, что девочки более эмоциональны. В то же время мальчикам дают больше свободы для проявления гнева и агрессии. Недавние исследования, проведенные командой учёных из Бостонского университета под руководством Джин Берко Глисон, показали, что родители усиливают гендерные стереотипы мальчиков и девочек, применяя разные языковые стандарты при общении с детьми разных полов. С девочками родители разговаривают более мягким тоном, смягчая выражения негативных чувств, а с мальчиками говорят более напористо и прямо. Например, сыну отец может сказать: «Немедленно прекрати!» – а обращаясь к дочери, он скажет: «Всё хорошо, дорогая, теперь давай обратим внимание вот на эту маленькую ошибку»3. Таким образом, дочь понимает, что открытая, жёсткая манера общения – мужская, а многословные уклончивые формулировки – для женщины.
Также девочки узнают, что чувства, которые дозволено испытывать женщине, лежат в позитивном диапазоне и связаны с любовью. Если они ласковы, благодарны, довольны, спокойны, покладисты, счастливы, отзывчивы и миролюбивы, родители поощряют и любят их. Те же девочки, которые часто выражают гнев, злость, непокорность, страх, чувственность или агрессию, быстро понимают, что эти чувства неприемлемы для женщины. Таких дочерей называют «трудными».
Большинство мужчин, которые сегодня являются отцами, выросли в те времена, когда демонстрация своих эмоций была недопустима для мальчиков. Им не разрешалось плакать, показывать страх, выражать неуверенность или бурную радость. Когда мальчику было страшно, больно или грустно, родители говорили ему: «Веди себя как мужчина», или «Вытри сопли». Так мальчик учился прятать боль за успехами, страх – за самоуверенностью и одиночество – за энергичностью. Он учился проглатывать свои радости и печали, всегда иметь готовые ответы на все вопросы перед лицом неизвестности и подменять грусть смехом или яростью. Неудивительно, что большинству сегодняшних отцов трудно справляться с эмоциями – своими или чужими.
Если отец плохо осознаёт собственные эмоции, он не способен понять эмоции своей дочери и сопереживать им. Вместо этого он защищается от эмоций. Например, если сам отец старается справиться с чувством грусти, то, когда его дочь плачет, он может не воспринимать это всерьёз, дразнить ребёнка, игнорировать или попытаться отвлечь, рассказав какую-нибудь историю. Он может просто сказать ей пойти в свою комнату и там поплакать в подушку. Так дочь понимает, что лучше не выказывать своих чувств при папе, он просто не поймёт.
В случае дочерей своих отцов эта тенденция проявляется ещё сильнее. Поскольку отец отождествляет себя с дочерью, он не позволяет ей испытывать или выражать те эмоции, которые он считает нежелательными для себя самого. Фактически отец стремится управлять чувствами своей дочери –такими как гнев, грусть, страх, неуверенность, – гася их с помощью рациональных аргументов. Если с ней не хотят общаться подружки, папа скажет: «Не грусти, дорогая. Эти девчонки ничего не понимают». Если дочь злится на них – «Не трать своё время на этих идиоток. Успокойся». Если она чувствует неуверенность – «Не беспокойся о будущем, родная. Ты сделаешь так, как захочешь». Таким образом, девочка учиться не понимать свои чувства и не справляться с ними, а только прятать их, становясь замкнутой и одинокой, или же притворяться, что ей не больно. Однако неразделенные, нежелательные эмоции никуда не уходят. Они скапливаются в укромных уголках её психики и однажды начинают жить своей собственной жизнью4.
Если девочка постоянно держит свои переживания в себе, у неё развиваются специфические качества. Она становится настоящим экспертом по части отрицания, домыслов, вытеснения и бунта. Став взрослой, она начинает глушить свои чувства работой, алкоголем, едой или сексом, чтобы не чувствовать боль или растерянность. Ей приходится советоваться с друзьями, чтобы понять, обоснованы ли её чувства: она часто спрашивает других, как бы они чувствовали себя в той или иной ситуации. Когда ей больно, она молча дуется или надолго затаивает обиду. Свой вытесненный гнев она проецирует на других, возлагая на них всю вину за свои неудавшиеся отношения.
Дочь своего отца получает установку, что она не только должна защищать папу от своих негативных переживаний, но и нести ответственность за его собственные эмоции. Она должна не давать ему грустить, злиться, чувствовать себя разбитым или разочарованным. Она становится амортизатором для его раздражения и огорчения, особенно в его отношения с женой, матерью девочки. Дочь защищает отца от дурного настроения, выслушивая его, утешая, успокаивая и пытаясь ничем его не огорчать. Дочь своего отца чувствует себя несчастной, когда подводит его, поэтому она бессознательно старается восполнить его эмоциональный вакуум.
Мой отец испытывал большие эмоциональные трудности из-за ранней смерти его собственного отца, поскольку не был способен выразить свою скорбь. Позднее я поняла, что это заставляло меня пытаться успокоить его боль, вызванную чувством утраты. Мой дедушка умер, когда моему отцу было тринадцать. Из-за этого он был должен пойти работать, чтобы обеспечивать свою мать, старшего брата и младшую сестру. Он стал мужчиной в семье. Параллельно он учился в торговом колледже и совмещал работу с учёбой: неделя через неделю. В семнадцать он получил диплом и с тех пор работал всё время непрерывно до семидесяти лет. Он часто говорил мне, что ему «некогда было играть», поэтому он так и не научился. Даже став уже состоявшимся человеком, он продолжал думать, будто не может освободить от работы немного времени, чтобы освоить теннис или гольф. Теперь, когда он наконец-то вышел на пенсию, он чувствует себя инвалидом, пытаясь сыграть во что-нибудь с другими мужчинами на досуге. Его чувство ответственности заставляло его посвящать работе всё время и силы, что порождало изоляцию, а она, в свою очередь, ещё больше подпитывала трудоголизм. Работа стала для него отдушиной, а на то, чтобы разбираться со своими чувствами, просто не осталось времени.
Я помню, что в детстве каждый раз, когда отец показывал мне дедушкины золотые карманные часы, я чувствовала, как ему больно. Он был сыном без отца, а теперь он стал отцом без сына. Он говорил о своём отце с гордостью и восхищением и никогда не показывал, что ему грустно, но я видела всю глубину его утраты. И то, что у него не было сына, каким-то образом усугубляло его скорбь по отцу. Я начала думать, что должна компенсировать это. Я старалась никогда не позволять ему грустить или чувствовать себя одиноким, а ещё я старалась быть «крутой», как мальчик. Отец терпеть не мог демонстрации «женских» эмоций, таких как слабость или страх. Когда я пыталась рассказать ему о том, как мне было трудно справляться с гневом моей матери, он всегда отвечал: «Будь выше этого», или «Учись быть терпеливой». Моя боль не находила выхода. Отец был хорошим учителем. Его пример научил меня вытеснять чувство одиночества и собственной уязвимости, погружаясь в работу – социально приемлемый наркотик для мужчин.
Зеркало чувств своего отца
Стиль эмоционального реагирования, усвоенный дочерью своего отца в детстве, сохраняется и когда она взрослеет. Большинство таких женщин становятся просто зеркалом чувств своего отца. Они прячут слабость за гневом, страх – за самоуверенностью, одиночество – за трудоголизмом. Они хорошо умеют заполнять внутреннюю пустоту активностью и предпочитают действовать, а не чувствовать. Они будут скорее отрицать свою уязвимость, чем признают, что у их возможностей есть предел. Они научились не обращать внимания на своё здоровье.
Нэнси – одна из дочерей своих отцов. Ей тридцать, и она давно поняла, что её отец терпеть не может уныния, зато не имеет ничего против злости. Ведь когда она сердилась, он мог сделать хоть что-то – например, поспорить. Нэнси никогда не видела, чтобы отец как-то выказывал свою грусть или неуверенность, а когда в расстроенных чувствах пребывала она сама, то отец говорил: «Я не хочу этого слушать! Иди в свою комнату и закрой за собой дверь». Он просто не мог видеть проявлений её слабости, поэтому отгораживался от неё эмоционально. Однако, если Нэнси злилась, он реагировал совершенно иначе. «Отец говорил, гнев – это нормальное чувство, потому что мы можем бороться с ним на рациональном уровне, – вспоминает Нэнси. – Но грусть казалась ему проявлением инфантильности, и он не хотел никак в этом участвовать».
Отец Нэнси был адвокатом. Он умер, когда ей было всего одиннадцать лет. Нэнси решила пойти по его стопам и стать юристом. Когда она пошла работать в адвокатскую контору, она обнаружила, что большая часть мужчин на фирме были такими же, как её отец – агрессивными, суровыми и твёрдыми в своих чувствах.
«Мужчины, которые работают со мной, никогда не выказывают грусти или неуверенности, у них всегда есть ответы на все вопросы. Лучший способ справиться с грустью для них – это злиться. И они злятся очень часто. Таким образом, я нахожусь в среде, где грусть неприемлема, зато гнев и агрессия воспринимаются как норма при взаимодействии с людьми. А ещё всегда нужно быть уверенным во всём. Юрист не может признаться, что он чего-то не знает. То есть, я иногда признаю это, но мои коллеги – нет».
Нэнси выбрала работу, где её окружают мужчины, похожие на её отца, поэтому она вновь столкнулась со специфическим стилем эмоционального реагирования, который был свойственен её отцу. Когда Нэнси пыталась понять, каким же образом выражает эмоции она сама, она сталкивалась с необходимостью сначала разобраться с реакциями её отца. Отец Нэнси нормально воспринимал гнев, и именно эту эмоцию она научилась выражать лучше всего. Но потом Нэнси захотела исследовать весь спектр своих чувств, которые она привыкла прятать глубоко внутри себя, и это породило её желание заняться литературным творчеством.
Если отец Нэнси подменял все свои переживания гневом, то отец Луэллы топил свои чувства в работе. Луэлла стала художницей, и в свои сорок лет ей пришлось приложить значительные усилия, чтобы не дать работе полностью поглотить её жизнь.
Отец Луэллы был настоящим ковбоем с юга. Во время Второй мировой он служил лётчиком на Филиппинах. Он выглядел как двойник легендарного Клинта Иствуда – так, будто всегда был на боевом задании. Он привносил элемент безрассудного риска в любую ситуацию, но никто не ставил под сомнения его действия. Луэлла была его «старшим лейтенантом» и всецело разделяла его систему ценностей.
Главным его жизненным приоритетом было всегда занимать активную позицию. Он ценил занятость, производительность и реальные проекты. Всё время с рассвета до заката он трудился на своей ферме. Луэлла послушно следовала по его стопам. Долгие часы она проводила на работе в рекламном агентстве, уверяя себя, что там всё держится на её исполнительности, и видела в этом своё «боевое задание». Со временем её трудоголизм привёл к психосоматическим заболеваниям, что и заставило её начать проходить терапию. Когда мы обсуждали отношения Луэллы с её отцом, вот что она вспомнила:
«Самый эмоционально насыщенный эпизод в моём общении с отцом произошел, когда мне было двадцать шесть. До этого момента я была просто его отражением, я всецело разделяла его трудовую дисциплину, выжимая себя по максимуму. Это случилось в День благодарения. Я взяла с собой свою собаку и вместе с двумя моими младшими сёстрами отправилась на папину ферму, которая находилась за городом, довольно далеко от нашего дома.
Мой отец заметил, что в мусоре за забором фермы рылся медведь или лиса, поэтому он разбросал там куски мяса со стрихнином, и забыл сообщить мне об этом. Телефона на ферме не было, так что предупредить меня он не мог. Не трудно догадаться, что произошло: моя собака отравилась и умерла. Наш сосед мистер Колман помог мне похоронить её. Колман ненавидел моего отца, и воспользовался этим случаем, чтобы еще раз высказать, насколько его раздражает папина безответственность. Но я встала на сторону моего отца и защищала его. Когда я возвращалась домой, я встретила папу на дороге. Он стоял там, рыдал и говорил, что любит меня. Я была потрясена».
Это был первый раз, когда Луэлла видела, чтобы её отец плакал. И также первый раз, когда ей пришлось по-настоящему заплатить за его поступки. Смерть собаки глубоко впечатлила Луэллу, и после этого она начала ставить под сомнение принципы своего отца. Всё, что он делал, всегда было очень важно, очень срочно, и Луэлла поняла, что она была настолько же компульсивной. До сорока лет она просто топила свои чувства в алкоголе и работе, и только после смерти отца она смогла разрешить себе испытывать весь спектр эмоций. В детстве и юности она идеализировала отца до такой степени, что ей казалось, будто она убережет его от смерти, если будет во всем ему подражать.
Выражение эмоций в треугольнике «отец – дочь – мать»
В треугольнике, который складывается между дочерью своего отца, её отцом и её матерью, мать, как правило, эмоционально отстранена или эмоционально непривлекательна для отца. Она может быть подавленной, больной, злой, холодной и далёкой, вечно занятой, нервной или слабой. Дочь отождествляет себя с отцом, потому что он кажется ей более доступным, более «хорошим» родителем, которому хочется подражать. Относительно матери же дочь принимает решение ни в чем не быть на неё похожей.
Поскольку большинство отцов не выражают никаких эмоций, кроме удовольствия или гнева, то невыраженные, «теневые» их эмоции, такие как уныние, разочарование, беспокойство, печаль, приходится нести в себе их женам. Мужья попросту проецируют эти эмоции на жён. В любой семье, отношениях или группе, когда один человек проявляет определенный набор чувств, то другие люди ощущают гораздо меньше необходимости выражать те же самые чувства.
Например, когда мать беспокоится о своей безопасности в конкретной ситуации, другие члены семьи, которые в действительности могут испытывать такое же беспокойство за себя, отрицают свои собственные чувства, и вместо этого заботятся о матери или высмеивают ее. Таким образом, они проецируют на неё своё чувство тревоги, которое считают для себя неприемлемым. Каждому члену семьи обычно «раздают» определенный набор чувств, которые они могут выражать. Сын может быть злым и угрюмым, в то время как дочь должна быть весёлой и милой. Если отец доминирует в семье, он решает, кому какие чувства дозволено испытывать.
Если дочь встаёт на сторону отца, она начинает отрицать в себе те «неприемлемые» чувства, которые выражает её мать. Она отделяется от своего собственного горя, гнева, страха и одиночества. Она находит «негативные» эмоции своей матери отталкивающими и ограничивает свою способность испытывать и выражать любой негатив. Отец кажется ей светлым человеком (без негативных чувств), безгрешным и возвышенным, а матери остается нести тёмные (неприемлемые) чувства, поэтому она кажется запятнанной и несовершенной.
На нижеизложенных примерах мы увидим, как влияет на дочь такой контраст между идеализацией отца и восприятием матери как депрессивной, злобной, завистливой и слабой личности. В каждом из этих примеров дочери отождествляли себя с отцами и усваивали их манеру эмоционального реагирования, при этом отвергая формы выражения эмоций, свойственные их матерям.
Когда мать эмоционально подавлена, эмоциональная реакция отца может строиться по принципу Поллианны. Он может снисходительно относиться к настроениям своей жены, чтобы облегчить её депрессию. Он может просить дочь быть внимательнее к маме и помогать ей – ведь у мамы «проблемы». Такие просьбы могут сопровождаться подмигиванием, указывающим на неполноценность матери по сравнению с её очень способным мужем и их дочерью. Дочь учится быть милой с материю, но в итоге терпеть её не может.
Даниэль – привлекательная энергичная женщина, немного за сорок, медицинский социальный работник. Она вырастила четверых детей и просто излучает позитивные чувства по отношению к своей семье и друзьям, а также больным раком, с которыми она работает. Она выросла на северо-востоке страны и впитала сильную трудовую этику настоящих янки. Её мать была домохозяйкой, воспитывала шестерых детей (четырех девочек и двух мальчиков). Отец же был адвокатом и имел в семье привилегию приходить домой и уходить, когда ему было угодно.
Даниэль описывает свою семью, как нечто вроде старого раздолбанного автомобиля, который периодических глохнет посреди дороги. «На самом деле таким автохламом была моя мать, мой отец был за рулём, а я на переднем сиденье. Мои сёстры и братья размещались на заднем сиденье или просто играли вокруг. Когда мама болела или впадала в депрессию, наш драндулет ломался, нам приходилось всё бросать и склоняться над ней. Её потребности становились первостепенными для всех. Только она могла выражать своё дурное настроение или упадок сил. Тогда папа покорно заботился о ней, а дети были предоставлены сами себе. Я идентифицировала себя с отцом, который был милым, приветливым, общительным, всегда приободрял нас и никогда не был в дурном настроении. На самом деле я никогда не видела его грустным, кроме как в тот день, когда его мать умерла. В нашей семье все негативные эмоции отыгрывала только мама, и эти чувства полностью поглощали её.
Из двух моих родителей мне всегда больше нравился отец. Он всегда выглядел элегантно и опрятно, носил галстук-бабочку. К тому же, в нашем маленьком городке он был лучшим профессионалом в своем деле. Сравните эту яркую фигуру, словно сошедшую с обложки журнала, с моей матерью, которая вечно носила полуботинки с белыми носочками и волочила на себе всю работу по дому. Она постоянно была угнетённой и подавленной. Отождествить себя с ней значило для меня отождествить себя со всеми негативными чувствами, с грустью, с увяданием. Отец же всегда возвращался домой полным энергии. На первом этаже здания, где располагался его офис, была пекарня, поэтому он всегда приносил с собой целую охапку свежей выпечки.
Только теперь, когда мне уже исполнилось сорок, я стала понимать, каким огромным ресурсом энергии может быть гнев. Я осознала, что мне необходимо обрести свой собственный голос. И я начала чувствовать гнев по отношению к моему отцу. Теперь я вижу, насколько обманчивой была его беззаботность, ведь он фактически контролировал мою мать: он не позволил ей продолжать работать медсестрой, а это было её профессией. Она была полностью лишена всего, что могло бы дать ей хоть какое-то чувство собственного достоинства. Они оба стали жертвами культуры своего времени. Сейчас моя мать кажется мне трагической фигурой и жертвой обстоятельств».
Даниэль выучилась быть милой и приветливой, как её отец. Больше всего она боялась стать похожей на свою мать. По сей день Даниэль чувствует себя неуверенно, если ей не удаётся всем угодить. Её мать в семье или игнорировали, или пыталась поскорее успокоить, поэтому Даниэль боится, что от неё тоже все отвернутся, если она будет «недостаточно милой». Она никогда не задумывалась, почему она так стремится быть «хорошей девочкой», пока не осознала, что её попытки не выражать самой никаких негативных эмоций заставили её выйти замуж за человека, который всё время злился. Развод помог Даниэль найти себя.
Большинство женщин предшествующих поколений имели мало влияния в обществе и чувствовали, что мужья их игнорируют, а дочери их отвергают. Они злились на отсутствие статуса и власти в семье и обществе и завидовали привилегированному положению и потенциалу своих дочерей. Частично их гнев способствовал появлению феминистского движения: дочери своих отцов выбрали не быть такими же злыми и завистливыми, как их матери, а добиться власти, которой обладали их отцы.
Следующая история – о семье, где у матери было два грозных соперника за любовь её мужа: их дочь и свекровь, – обе вызывали в ней ревность и гнев. Дочь научилась манипулировать чувством соперничества между двумя взрослыми женщинами и с помощью этого отвлекать внимание отца от матери.
Днём Элизабет – служащий банка, а по вечерам – комедийная актриса. Она была единственным ребенком в семье, стройной красивой девочкой с длинными светлыми волосами. Её отец, привлекательный харизматичный мужчина, работал дипломатом заграницей и всегда баловал её. С самого детства отец окружал её вниманием и заботой, при этом совершенно игнорируя свою жену. В этом плане Элизабет подражала своему отцу: она никогда не слушала свою мать и часто отказывалась ей подчиняться. С отцом же она вела себя как истинная леди. Так мать и дочь с самого начала стали друг для друга злейшими врагами.
Если мать говорила: «Просто подожди, пока твой отец придёт домой», – Элизабет с нетерпением ждала его возвращения в своей комнате. Когда он наконец появлялся, дочь обычно уговаривала его пойти с ней на прогулку и развлекала его рассказами о своих друзьях, чем заглушала недовольство, всегда исходившее от её матери. Отец со своей стороны также поддерживал их с дочерью союз, показывая, что не принимает жалобы матери всерьёз. Он часто подмигивал Элизабет. Мать видела их сговор, чувствовала себя униженной и злилась.
Бабушка Элизабет значительно усугубляла ситуацию, поощряя восстание дочери против матери. Бабушка всегда чувствовала, что мать Элизабет украла у неё любимого сына. Элизабет вспоминает: «Она говорила, как было бы замечательно, если бы мы могли вырвать папу из рук этой тиранки». Элизабет рано научилась манипулировать другими, ведь её саму заставляли быть участником эмоциональной драмы, разыгрываемой взрослыми. В результате, когда Элизабет выросла, её эгоцентризм, желание делать всё по-своему и неспособность идти на компромисс в отношениях стали ограничивать её личность.
Элизабет обучалась в Гарварде по математической специальности, поэтому она описала отношения между собой, своим отцом и своей матерью с помощью терминов геометрии: «Треугольник образуют три точки. Мой отец, который значил для меня больше, чем жизнь, был первой точкой. Затем, по касательной от него находилась я, его копия. А на другой стороне, под прямым углом – ведь у треугольников может быть прямой угол – моя мать. Она была прямо напротив моего отца и на очень большом расстоянии».
К сожалению, понимание Элизабет остается чисто теоретическим. Она не захотела отказаться от идеализированного образа своего отца, и поэтому не может проанализировать свои собственные чувства. В тридцать с небольшим лет у Элизабет уже было два неудачных брака, а близких дружеских отношений с женщинами она вовсе не хочет заводить. Как дочь своего отца она считает женщин враждебно настроенными и бесполезными, поэтому предпочитает манипулировать мужчинами, чтобы получить от них желаемое. Это женоненавистничество проистекает из её привязанности к отцу. Бетти Картер пишет, что такие дочери «постареют, но никогда не повзрослеют»5.
Во всех предыдущих рассмотренных нами случаях отцы в целом воспринимались как привлекательные, позитивные фигуры. Они с благодарностью принимали привязанность своих дочерей, которые в ответ идеализировали их. Теперь мы обратимся к описанию придирчивого, контролирующего отца и мужа, чья жена реагирует на его поведение пассивно.
Такой отец обычно освобождает любимую дочь от своего агрессивного контроля, которому подвергаются его жена и остальные дети. Поэтому дочь такого отца поначалу не воспринимает его гнев и считает, что во всём виновата её мать. Она видит свою мать слабой и бесполезной, обижается на её пассивность и в итоге становится очень критично настроенной по отношению к ней и женщинам ы целом. Учитывая особый статус, который имеет для отца его любимая дочь, она никогда не отождествит себя с матерью, предпочитая ей отца, наделенного властью. Она может даже перенять некоторые жёсткие качества характера своего отца и проявлять агрессию по отношению к своей матери, другим членам семьи и друзьям. Вместо того, чтобы противостоять контролирующему отцу и бороться с его гневом, дочь такого отца учится задабривать его, тем самым помогая поддерживать его власть.
В следующем примере гнев отца был направлен в первую очередь на его жену, которая спасалась бегством в алкоголизм. Ее дочь, по-видимому, на протяжении всего детства была тесно связана с отцом, но тем не менее перенимала его жестокое обращение с матерью, а затем начала относиться так же к себе самой.
Лорен тридцать девять лет, она работает медсестрой, и считает себя дочерью своего отца, хотя её отец был настоящим тираном. Отец был одним из лучших врачей в их пригородном посёлке. Он подспудно контролировал всю семью, подавляя домашних своим гневом. Услышав, как вечером скрипнула дверь гаража, все бросались в рассыпную. Даже брат Лорен, который был аутизмом, реагировал на этот звук и прятался. Когда все члены семьи разбегались, Лорен встречала папу в дверях и пыталась успокоить его расшатанные нервы.
«Моя мама пила, потому что не могла выносить, когда отец был дома, – рассказывает Лорен. – Он орал по любому поводу. Что бы мы ни делали, ему ничего не нравилось. Я была единственной, кто мог его успокоить, но и это было ненадолго.
Отец всегда жаловался на то, что мама пила, но в действительности он никогда не хотел, чтобы она бросила. Он ругал её за то, что у неё не такой сильный характер, как у жены соседа, которая «справлялась» с собой. Однако он наливал ей рюмку каждый вечер даже прежде, чем наливал себе. А потом, когда она теряла контроль, он начинал злиться и обвинять её, называть слабой и бесполезной. Если бы она бросила пить, у неё была бы своя жизнь, но отец предпочитал, чтобы она оставалась слабой, потому что это давало ему власть над ней».
Лорен никогда не могла выразить своё негодование по поводу действий отца, и только во взрослом возрасте она встала на сторону своей матери. Десятилетия обиды превратились в грусть, и Лорен было грустно очень долго. Она не может разрешить себе испытывать гнев ни в какой ситуации и всю жизнь выполняет роль опекуна. Вместо того, чтобы пытаться удовлетворить свои собственные потребности, она поддерживает в себе чувство безопасности, помогая другим. Её друзья говорят ей, что она путает любовь с самопожертвованием. Лорен не замужем и ко всем мужчинам, присутствующим в её жизни, относится как к братьям.
Лорен интернализировала контролирующий стиль эмоциональных реакций своего отца, она сама стала своим тираном и требует от себя совершенства. Ей крайне сложно отделить свои желания от мнений своего отца. Например, Лорен хотела бы обучиться иглоукалыванию, но её отец постоянно критикует её за интерес к альтернативной медицине. Он презирает любые подходы, которые лежат вне его компетенции. Поэтому Лорен сомневается в своем выборе и ей трудно заявить о своих интересах докторам в больнице, где она работает. «Мне трудно отстаивать то, во что я верю, если кто-то обесценивает это, – рассказала Лорен. – Это из-за моего отца. И сейчас для меня любой врач, который умаляет мои достижения в медицине, становится моим отцом. Он перестаёт быть просто кем-то, и становится кем-то очень могущественным».
Страх неодобрения и гнева отца заглушает собственный голос Лорен даже во сне. Когда она начала анализировать свои отношения с отцом в ходе психотерапии, ей приснился такой сон:
«Я навещаю своих родителей на праздниках и рожаю ребёнка в доме моего отца. Это было так реально: поток теплой крови, ощущение скользкости, пуповина ещё не перерезана. Я лежала там, я чувствовала ребёнка и думала, что он, должно быть, слишком маленький, чтобы выжить, потому что на самом деле я не была беременна. Я волнуюсь, что простыни испачканы кровью, но думаю, что могу спрятать их от моего отца. Ребёнок не двигается, и я наконец набираюсь смелости взять его на руки и на него посмотреть. Это девочка, отлично сложенная, чистая, одетая в распашонку и подгузник. Но она синяя. Как только я смотрю на ребенка, она становится розовой, открывает глаза и начинает плакать, как будто она внезапно оживает. Я охвачена подавляющей, тошнотворной паникой – страхом, что мой отец услышит её. Даже не задумываясь, я осторожно прикладываю большой палец ко рту ребенка, чтобы её успокоить, и в одно мгновение вся жизнь выходит из неё. Она синеет и умирает».
Ребёнок, которого Лорен родила во сне – это её собственная индивидуальность, и мысль, что её отец может узнать об этом, повергает Лорен в панику, поэтому она заставляет ребёнка замолчать и тем самым убивает её. Лорен говорила: «Я убила ребёнка, чтобы мой отец не узнал. А я-то думала, что я защитила себя от его власти, уехав жить за три тысячи миль». Как и для многих других дочерей своих отцов, для Лорен голос отца стал её внутренним голосом, и это мешает ей удовлетворять свои желания.
В каждом из рассмотренных нами примеров отец играет главную роль при определении эмоционального диапазона семьи, в то время как мать остается здесь бессильной. Дочь же встает на сторону отца и дистанцируется от матери. Но теперь должно быть ясно, что нет одного только определенного типа такого отца и такой дочери своего отца. Об этом важно помнить, когда вы читаете эту книгу. Дочери своих отцов могут выработать самые разные поведенческие и эмоциональные реакции в результаты слишком сильного отождествления с отцами, хотя в целом они обычно отрицают свои собственные чувства.
Отец Даниэль казался позитивным и привлекательным, а мать – вечно злой или подавленной. В итоге Даниэль научилась выражать только те позитивные чувства, которые нравились её отцу, и теперь она до сих пор пытается справиться с более мрачными чувствами, такими как гнев и горе. В пятьдесят три года она только начинает полностью выражать себя.
Отец Элизабет был харизматичным человеком, обладавшим политической и финансовой властью, и вокруг него вертелись его мать, его жена и его единственная дочь. Поэтому Элизабет научилась манипулировать своим отцом и затмевать в его глазах свою мать. Она научилась разговаривать так, чтобы удерживать внимание мужчины, и по сей день ревниво охраняет своё особенное положение среди других женщин.
Отец Лорен контролировал всю семью, подавляя их своим гневом, а её мать-алкоголичка была бессильна противостоять ему. Он был грозной силой, которую Лорен научилась умиротворять. Чтобы выжить, она должна была стать «хорошей девочкой», заставить замолчать свои чувства, свои желания и потребности. Она станет свободной только в том случае, если сможет отказаться от отождествления со своим отцом и его неодобрением и выбирать свою собственную жизнь.
У каждой дочери своя поведенческая реакция на отца, постоянно находящегося в фокусе её внимания. Дочь может научиться быть милой, или манипулировать людьми, или много работать, или опекать окружающих, но в каждой ситуации дочь своего отца так или иначе понимает, какие чувства можно выражать, а какие надо отрицать и подавлять. Поэтому эмоциональное развитие её личности ограничено диапазоном тех чувств, которые отец разрешает ей испытывать.