ПАРАГРАФЫ 1-12
ЭГО
Aion» начинается с главы, посвященной эго. Книга
выстроена по той же структуре, что и психика, и поэтому
она начинается с эго — структуры, с которой мы встречаемся
в себе или в других в первую очередь, когда впервые прикаса-
емся к психической реальности. Юнг начинает этот параграф
с ценного определения:
выстроена по той же структуре, что и психика, и поэтому
она начинается с эго — структуры, с которой мы встречаемся
в себе или в других в первую очередь, когда впервые прикаса-
емся к психической реальности. Юнг начинает этот параграф
с ценного определения:
«Эго мы понимаем как комплекс, с которым соотно-
сится все содержимое сознания. Оно, по сути, образует
центр поля сознания; а поскольку этим полем охватыва-
ется эмпирическая личность, эго выступает субъектом
всех личностных актов сознания. Отношение некоего
психического содержания эго служит критерием его
осознанности, ибо это содержание осознано не раньше,
чем субъект получит представление о нем.»
сится все содержимое сознания. Оно, по сути, образует
центр поля сознания; а поскольку этим полем охватыва-
ется эмпирическая личность, эго выступает субъектом
всех личностных актов сознания. Отношение некоего
психического содержания эго служит критерием его
осознанности, ибо это содержание осознано не раньше,
чем субъект получит представление о нем.»
Затем Юнг продолжает описание эго, базирующегося
на двух китах — телесной и психической реальности. В пара-
графе 6 он пишет:
на двух китах — телесной и психической реальности. В пара-
графе 6 он пишет:
«Представляется, что оно впервые возникает из стол-
кновения соматического фактора с окружающей средой
и, однажды установившись в качестве субъекта, разви-
вается на основе дальнейших столкновений с внешним
и внутренним миром.»
кновения соматического фактора с окружающей средой
и, однажды установившись в качестве субъекта, разви-
вается на основе дальнейших столкновений с внешним
и внутренним миром.»
Мы используем термин «эго» очень вольно, а иногда
и весьма поверхностно, хотя такой подход не вполне верен,
поскольку когда мы размышляем об эго, о том, чем оно является
и о самом его существовании, мы видим, что эго представляет
одну из сокровенных тайн бытия. Мы можем лишь определить
его как центр сознания. Полное сознание должно быть зафикси-
ровано эго, дабы оно могло существовать.
и весьма поверхностно, хотя такой подход не вполне верен,
поскольку когда мы размышляем об эго, о том, чем оно является
и о самом его существовании, мы видим, что эго представляет
одну из сокровенных тайн бытия. Мы можем лишь определить
его как центр сознания. Полное сознание должно быть зафикси-
ровано эго, дабы оно могло существовать.
На протяжении длительного времени нам было неведомо
о существовании эго. В истории западной культуры осознание
эго в полной мере впервые было открыто Рене Декартом.
Конечно же, определенное чувство индивидуальной идентич-
ности возникло значительно раньше, но полное осознание эго
было раскрыто и определено только Декартом в его «Рассуж-
дении о методе» опубликованном в 1637 году.
о существовании эго. В истории западной культуры осознание
эго в полной мере впервые было открыто Рене Декартом.
Конечно же, определенное чувство индивидуальной идентич-
ности возникло значительно раньше, но полное осознание эго
было раскрыто и определено только Декартом в его «Рассуж-
дении о методе» опубликованном в 1637 году.
Декарт начал свои философские размышления с сомнений
в существовании всего. Он утверждал, что все наше знание
сводится к тому, что некое злое божество поместило нас в состо-
яние сна, и таким образом все, что нам видится — не более чем
иллюзия или фантазия, и мы не можем быть уверены в суще-
ствовании чего бы то не было, за исключением единственной
абсолютно определенной вещи: мы не можем сомневаться
в существовании своего собственного эго. Главный результат его
размышлений, выраженный в одной фразе, «Cogito ergo sum»,
обычно переводится как «я мыслю, следовательно, существую»,
что не вполне верно. Более точно было бы перевести: «я осознаю,
следовательно, существую». Это краеугольный камень индиви-
дуального бытия каждого из нас: мы не можем отрицать, что эго
существует, потому что оно есть центр сознания. Все остальное
может быть подвержено сомнению, но только не это.
в существовании всего. Он утверждал, что все наше знание
сводится к тому, что некое злое божество поместило нас в состо-
яние сна, и таким образом все, что нам видится — не более чем
иллюзия или фантазия, и мы не можем быть уверены в суще-
ствовании чего бы то не было, за исключением единственной
абсолютно определенной вещи: мы не можем сомневаться
в существовании своего собственного эго. Главный результат его
размышлений, выраженный в одной фразе, «Cogito ergo sum»,
обычно переводится как «я мыслю, следовательно, существую»,
что не вполне верно. Более точно было бы перевести: «я осознаю,
следовательно, существую». Это краеугольный камень индиви-
дуального бытия каждого из нас: мы не можем отрицать, что эго
существует, потому что оно есть центр сознания. Все остальное
может быть подвержено сомнению, но только не это.
Один хорошо образованный человек, имевший некоторые
познания в латыни, как-то увидел сон, связанный с этой темой.
Ему приснился афоризм Декарта «Cogito ergo sum», и эта
фраза имела необычное продолжение: «ergo scivio deo gratias,
deus est», что полностью означает «Я осознаю, следовательно
я есть, следовательно, по милости Божией я знаю, что Бог есть».
Можно сказать, что это интересное окончание, дополняющее
открытие Декарта, произведено современным бессознательным.
познания в латыни, как-то увидел сон, связанный с этой темой.
Ему приснился афоризм Декарта «Cogito ergo sum», и эта
фраза имела необычное продолжение: «ergo scivio deo gratias,
deus est», что полностью означает «Я осознаю, следовательно
я есть, следовательно, по милости Божией я знаю, что Бог есть».
Можно сказать, что это интересное окончание, дополняющее
открытие Декарта, произведено современным бессознательным.
Картезианское открытие эго было заново повторяется
в детстве каждого из нас. Ребенок поначалу говорит о себе
в третьем лице, и затем, примерно к трем годам, начинает
использовать местоимение «я». Однако это еще не означает,
что ребенок имеет осознанное понятие об эго, которое приходит
позже, если приходит вообще. У Юнга такой опыт случился в
возрасте одиннадцати лет, о чем он рассказывает следующее:
в детстве каждого из нас. Ребенок поначалу говорит о себе
в третьем лице, и затем, примерно к трем годам, начинает
использовать местоимение «я». Однако это еще не означает,
что ребенок имеет осознанное понятие об эго, которое приходит
позже, если приходит вообще. У Юнга такой опыт случился в
возрасте одиннадцати лет, о чем он рассказывает следующее:
«Я шел в школу из Кляйн-Хенингена, где мы жили,
в Базель, как вдруг в какой-то момент меня охватило
чувство, будто я только что вышел из густого облака
и теперь наконец стал самим собой! Как будто стена
тумана осталась за моей спиной, и там, за этой стеной,
еще не существовало моего «я». Теперь же я знал,
что оно есть. До этого я тоже существовал, но все, что
случалось, случалось с тем «я». Раньше со мной что-то
делали, теперь это я делал что-то. переживание было
очень важным и новым: я обладал властью.»
чувство, будто я только что вышел из густого облака
и теперь наконец стал самим собой! Как будто стена
тумана осталась за моей спиной, и там, за этой стеной,
еще не существовало моего «я». Теперь же я знал,
что оно есть. До этого я тоже существовал, но все, что
случалось, случалось с тем «я». Раньше со мной что-то
делали, теперь это я делал что-то. переживание было
очень важным и новым: я обладал властью.»
Столь ясное понимание, как у Юнга, случается лишь у неко-
торых людей, для большинства этот опыт бывает несколько менее
выражен, а многие не переживают его совсем. Лично у меня не
было столь пронзительного и ясного опыта, подобного описан-
ному выше. Я помню только, что где-то в возрасте одиннадцати
или двенадцати лет я был зачарован местоимением «я» и его
значением. Я повторял это слово вновь и вновь, пока предо мной
не открывался темный и таинственный внутренний ландшафт.
Целостное представление о себе как об отдельной, сознательной
индивидуальности, носителе уникального сознания, отличающе-
гося от всего мира, пришло ко мне из глубокого таинства, которое
я пережил в этом возрасте постоянно повторяя слово «Я».
торых людей, для большинства этот опыт бывает несколько менее
выражен, а многие не переживают его совсем. Лично у меня не
было столь пронзительного и ясного опыта, подобного описан-
ному выше. Я помню только, что где-то в возрасте одиннадцати
или двенадцати лет я был зачарован местоимением «я» и его
значением. Я повторял это слово вновь и вновь, пока предо мной
не открывался темный и таинственный внутренний ландшафт.
Целостное представление о себе как об отдельной, сознательной
индивидуальности, носителе уникального сознания, отличающе-
гося от всего мира, пришло ко мне из глубокого таинства, которое
я пережил в этом возрасте постоянно повторяя слово «Я».
Дальнейшее философское развитие этой темы находится
у Шопенгауэра (следовавшего за идеями Канта), крайне
важного для Юнга автора. Здесь мы приводим начало основ-
ного шедевра философа «Мир как воля и представление»:
у Шопенгауэра (следовавшего за идеями Канта), крайне
важного для Юнга автора. Здесь мы приводим начало основ-
ного шедевра философа «Мир как воля и представление»:
«„Мир есть мое представление“: вот истина, которая
имеет силу для каждого живого и познающего суще-
ства, хотя только человек может возводить ее до рефлек-
тивно-абстрактного сознания; и если он действительно
это делает, то у него зарождается философский взгляд
на вещи. Для него становится тогда ясным и несомненным,
что он не знает ни солнца, ни земли, а знает только глаз,
который видит солнце, руку, которая осязает землю; что
окружающий его мир существует лишь как представление,
то есть, исключительно по отношению к другому, к пред-
ставляющему, каковым является сам человек. Если кака-
я-нибудь истина может быть высказана a priori, то именно
эта, ибо она — выражение той формы всякого возмож-
ного и мыслимого опыта, которая имеет более всеобщий
характер, чем все другие, чем время, пространство и
причинность… распадение на объект и субъект служит
общей формой для всех этих классов. ибо это распро-
страняется на самое время и пространство, в которых
только и находятся все эти различия. Все, что принад-
лежит и может принадлежать миру, неизбежно отмечено
печатью этой обусловленности субъектом и существует
только для субъекта. Мир есть представление.»
имеет силу для каждого живого и познающего суще-
ства, хотя только человек может возводить ее до рефлек-
тивно-абстрактного сознания; и если он действительно
это делает, то у него зарождается философский взгляд
на вещи. Для него становится тогда ясным и несомненным,
что он не знает ни солнца, ни земли, а знает только глаз,
который видит солнце, руку, которая осязает землю; что
окружающий его мир существует лишь как представление,
то есть, исключительно по отношению к другому, к пред-
ставляющему, каковым является сам человек. Если кака-
я-нибудь истина может быть высказана a priori, то именно
эта, ибо она — выражение той формы всякого возмож-
ного и мыслимого опыта, которая имеет более всеобщий
характер, чем все другие, чем время, пространство и
причинность… распадение на объект и субъект служит
общей формой для всех этих классов. ибо это распро-
страняется на самое время и пространство, в которых
только и находятся все эти различия. Все, что принад-
лежит и может принадлежать миру, неизбежно отмечено
печатью этой обусловленности субъектом и существует
только для субъекта. Мир есть представление.»
Тема, которую так ярко и живо раскрывает Шопенгауэр —
различие между субъектом и объектом. Для юнгианской
психологии эта идея является одной из ключевых, поскольку
предоставляет источник типологии Юнга, утверждающей
наличие экстраверсии и интроверсии. Экстравертом является
тот, кто прежде всего устанавливает связь с объектом, интро-
верт — связывает себя прежде всего с субъектом. По моему
опыту, это различие легче воспринимается интровертом, нежели
экстравертом; зачастую мне казалось, что экстраверт и вовсе
не способен понять это различие. Однако именно это различие
мы должны осознать прежде всего, если мы хотим сознательно
обособиться от варева коллективных представлений, состояния
мистического соучастия с миром и всеми объектами которые
в нем наличествуют. Проницательное понимание разницы
между субъектом и объектом есть аспект хорошо развитого эго.
различие между субъектом и объектом. Для юнгианской
психологии эта идея является одной из ключевых, поскольку
предоставляет источник типологии Юнга, утверждающей
наличие экстраверсии и интроверсии. Экстравертом является
тот, кто прежде всего устанавливает связь с объектом, интро-
верт — связывает себя прежде всего с субъектом. По моему
опыту, это различие легче воспринимается интровертом, нежели
экстравертом; зачастую мне казалось, что экстраверт и вовсе
не способен понять это различие. Однако именно это различие
мы должны осознать прежде всего, если мы хотим сознательно
обособиться от варева коллективных представлений, состояния
мистического соучастия с миром и всеми объектами которые
в нем наличествуют. Проницательное понимание разницы
между субъектом и объектом есть аспект хорошо развитого эго.
В этой главе Юнг пишет, что эго как субъект сознания
имеет два аспекта: с одной стороны, эго есть субъект восприятия
(перцепции) но с другой — агент Воли. Эта двойственность
поднимает вопрос о свободе Воли, к которому Юнг обращается
в параграфе 9:
имеет два аспекта: с одной стороны, эго есть субъект восприятия
(перцепции) но с другой — агент Воли. Эта двойственность
поднимает вопрос о свободе Воли, к которому Юнг обращается
в параграфе 9:
«Эго, по определению, подчинено самости и относится
к ней как часть к целому. Внутри поля сознания оно, как
мы сказали, обладает свободой воли. Под последней я
предполагаю не какое-либо философское понятие, а всего
лишь хорошо известный психологический факт «свобод-
ного выбора», точнее, субъективное ощущение свободы.
Но, точно так же, как наша свободная воля наталкива-
ется на необходимость внешнего мира, она обнаруживает
свои пределы и в субъективном внутреннем мире, вне
поля сознания, где наталкивается на факты, принадле-
жащие самости. И, в точности как обстоятельства или
внешние события «случаются» с нами, ограничивая нашу
свободу, так и самость воздействует на эго как на нечто
объективно происходящее и весьма слабо поддающееся
изменениям со стороны свободной воли.»[1]
к ней как часть к целому. Внутри поля сознания оно, как
мы сказали, обладает свободой воли. Под последней я
предполагаю не какое-либо философское понятие, а всего
лишь хорошо известный психологический факт «свобод-
ного выбора», точнее, субъективное ощущение свободы.
Но, точно так же, как наша свободная воля наталкива-
ется на необходимость внешнего мира, она обнаруживает
свои пределы и в субъективном внутреннем мире, вне
поля сознания, где наталкивается на факты, принадле-
жащие самости. И, в точности как обстоятельства или
внешние события «случаются» с нами, ограничивая нашу
свободу, так и самость воздействует на эго как на нечто
объективно происходящее и весьма слабо поддающееся
изменениям со стороны свободной воли.»[1]
Другим способом описания свободы воли является опреде-
ление ее как энергии либидо, находящейся в распоряжении эго.
Это очень важно как для самопознания, так и при работе анали-
тика с пациентами. Необходимо иметь представление, хотя бы
приблизительное, относительно предела своей свободы воли,
равно как и о границах свободы воли пациента. Бессмысленно
ждать, что пациент возьмет на себя ответственность за нечто,
что находится вне границ круга его свободы Воли.
ление ее как энергии либидо, находящейся в распоряжении эго.
Это очень важно как для самопознания, так и при работе анали-
тика с пациентами. Необходимо иметь представление, хотя бы
приблизительное, относительно предела своей свободы воли,
равно как и о границах свободы воли пациента. Бессмысленно
ждать, что пациент возьмет на себя ответственность за нечто,
что находится вне границ круга его свободы Воли.
В параграфе 11 Юнг говорит об ограничении свободы эго
зависимостью от бессознательного:
зависимостью от бессознательного:
«С открытием Самости, позиция эго, до тех пор
бывшая абсолютной, подверглась релятивизации: хотя эго
и удержало за собой свое качество центра поля сознания,
возникли сомнения в том, является ли оно центром
личности. Оно — часть личности, но не вся личность.
бывшая абсолютной, подверглась релятивизации: хотя эго
и удержало за собой свое качество центра поля сознания,
возникли сомнения в том, является ли оно центром
личности. Оно — часть личности, но не вся личность.
Как я уже сказал, попросту невозможно оценить, насколько
велика или мала его доля в ней, насколько оно свободно
или же зависимо от свойств вышеназванной «вне-созна-
тельной» психе. Мы только можем утверждать, что его
свобода ограничена, а его зависимый характер доказан,
и зачастую весьма убедительно. Мой опыт подсказывает,
что никому не следует недооценивать зависимость эго
от бессознательного. Конечно, нет необходимости напо-
минать об этом тем, кто и без того склонен переоцени-
вать важность последнего. Своего рода критерием меры
здесь могут послужить психические последствия неверных
оценок; далее мы еще вернемся к ним.»
велика или мала его доля в ней, насколько оно свободно
или же зависимо от свойств вышеназванной «вне-созна-
тельной» психе. Мы только можем утверждать, что его
свобода ограничена, а его зависимый характер доказан,
и зачастую весьма убедительно. Мой опыт подсказывает,
что никому не следует недооценивать зависимость эго
от бессознательного. Конечно, нет необходимости напо-
минать об этом тем, кто и без того склонен переоцени-
вать важность последнего. Своего рода критерием меры
здесь могут послужить психические последствия неверных
оценок; далее мы еще вернемся к ним.»
Последняя фраза заслуживает особого рассмотрения.
Я думаю, что слова «критерием меры могут послужить психи-
ческие последствия неверных оценок» весьма важны для анали-
тической работы.
Я думаю, что слова «критерием меры могут послужить психи-
ческие последствия неверных оценок» весьма важны для анали-
тической работы.
Что же это значит? Я считаю это своего рода призывом пред-
принять экспериментальный подход. Если мне точно не известна
степень свободы Воли пациента, я могу протестировать ее.
Например, попробовать определенную стратегию отношений
и затем понаблюдать за последствиями. Если мои оценки окажутся
ошибочными, я смогу скорректировать их. Самое важное сохра-
нять эмпирический подход, оставаться свободным для экспери-
ментирования. До тех пор пока человек сохраняет осознанность,
исправление допущенного промаха всегда возможно.
принять экспериментальный подход. Если мне точно не известна
степень свободы Воли пациента, я могу протестировать ее.
Например, попробовать определенную стратегию отношений
и затем понаблюдать за последствиями. Если мои оценки окажутся
ошибочными, я смогу скорректировать их. Самое важное сохра-
нять эмпирический подход, оставаться свободным для экспери-
ментирования. До тех пор пока человек сохраняет осознанность,
исправление допущенного промаха всегда возможно.
Вначале мы должны спросить себя: какой степенью свободы
воли обладает эго индивида, с которым мы взаимодействуем?
Затем, через определенное время стоит задать себе еще один
вопрос, тесно связанный с первым: к кому мы обращаемся на самом
деле? То, что человек сидит напротив нас, смотрит на нас, и может
быть даже улыбается нам, вовсе не означает что мы говорим
с его эго. Мы можем обращаться к отдельному комплексу этого
человека, к его тени, аниме или анимусу, даже Самости, а иногда
одновременно к нескольким инстанциям. По ходу общения фокус
энергии того, к кому мы обращаемся, может колебаться и изме-
няться. Не упуская данный вопрос из виду, мы способны осоз-
нанно менять манеру разговора соответственно собеседнику.
воли обладает эго индивида, с которым мы взаимодействуем?
Затем, через определенное время стоит задать себе еще один
вопрос, тесно связанный с первым: к кому мы обращаемся на самом
деле? То, что человек сидит напротив нас, смотрит на нас, и может
быть даже улыбается нам, вовсе не означает что мы говорим
с его эго. Мы можем обращаться к отдельному комплексу этого
человека, к его тени, аниме или анимусу, даже Самости, а иногда
одновременно к нескольким инстанциям. По ходу общения фокус
энергии того, к кому мы обращаемся, может колебаться и изме-
няться. Не упуская данный вопрос из виду, мы способны осоз-
нанно менять манеру разговора соответственно собеседнику.
[1] Читатель заметит, что в переводе «Эона» понятие «самость» пишется со
строчной буквы, если оно относится к архетипу. В данной книге, как и в большинстве
современных работе по юнгианской психологии, «Самость» начинается с заглавной
буквы, чтобы избежать путаницы с обыденным толкованием самости как эго.
строчной буквы, если оно относится к архетипу. В данной книге, как и в большинстве
современных работе по юнгианской психологии, «Самость» начинается с заглавной
буквы, чтобы избежать путаницы с обыденным толкованием самости как эго.