Предисловие К.Г. Юнга

Эта книга основана на некоторых важных предпосылках. Отсутствие зна
комства с ними может привести к недоразумениям, поэтому я хотел бы обратить
внимание читателя на этот факт, что материал второй части представляет собой
терапевтический диалог, который продолжался в течение восьми лет. Партнеры
по этому диалогу приняли с самого начала обязательства быть насколько это
возможно открытыми, точными и давать полные описания. Подобное согла-
шение может быть исполнено ровно настолько, насколько позволяют пределы
возможностей сознания. Признавая это ограничение, партнеры поставили пе-
ред собой дополнительную задачу рассмотреть любые бессознательные реак-
ции, сопровождающие их сознательные высказывания. Однако это требуемое
усилие могло быть полностью реализовано только в том случае, если бы все
бессознательные реакции обоих партнеров были полностью учтены. Такой,
«биографический», диалог представляет собой нечто совершенно уникальное
и мог был быть реализован только при исключительно благоприятных обсто-
ятельствах. Учитывая чрезвычайные трудности и препятствия в такой задаче,
автор заслуживает нашей признательности и благодарности за то, что записала
хотя бы три четверти диалога со всей необходимой обстоятельностью и дета-
лизацией. Ее успешная попытка получит признание всех тех, кто интересуется
подлинной жизнью души, тем более, что она опирается на клинический опыт
и обширный мифологический и литературный материал при иллюстрирова-
нии общей для мужчин проблемы. Каждая приведенная история такого рода
следует какому-то базовому архетипическому образцу. Однако значимость
каждого отдельного случая, в первую очередь, в его уникальности. Фокуси-
ровка автора на уникальности случаев становится положительным критерием
объективности изложения. Истинным носителем реальности является инди-
вид, а не представления о «вероятном» или «типичном». Таким образом, ав-
тор реализует подлинное восприятие материала ограничивая описание двумя
лицами. Живая личность имеет свой смысл и ценность только в своей уни-
кальности, а не измеряется в коллективных или статистических качествах.
Последние являются лишь свойствами человеческого рода и, следовательно,
безусловными требованиями надличностной природы. Ограничение описания
двумя личностями может оставить впечатление ненаучной атмосферы субъек-
тивности, но это означает психологическую объективность: вот как обстоит
дело с реальной жизнью души; вот что истинно произошло. Любой аспект,
который может быть осмыслен теоретически, может принадлежать к общим
принципам психологического процесса и может быть также наблюдаем при
различных обстоятельствах и у других индивидуумов. Научное озарение — это
в значительной степени побочный продукт личного психологического диало-
га. И тогда он обретает требуемую свободу выражения. Истинное и ложное,
правильное и неправильное — понятия этически связанные, но не измеряемые
универсальной истиной или правильностью. Истинный и правильный коммен-
тарий в этой ситуации только о том, переживается ли субъектом происходящее
похожим образом.

Таким образом, читатель становится невидимым слушателем в серьезном
диалоге между двумя образованными людьми нашего времени, которые де-
лятся друг с другом возникающими между ними вопросами. Оба свободно
и в меру своих возможностей вносят свой вклад и остаются верными своему
обязательству на протяжении всего диалога. Это заслуживает особого внима-
ния. На самом деле, ни в коем случае не предполагается, что разговоры ведутся
адекватно. Часто они заканчиваются преждевременно, когда один или другой,
или оба партнера, по тем или иным причинам, прекращают диалог. Часто они
уходят друг от друга, как только возникает какая-то трудность. Еще одна за-
слуга автора в том, что она зафиксировала длительное содержание дискуссий
в двух уровнях. Последовательность мыслей и событий, которые она описы-
вает, представляет собой чрезвычайно показательный человеческий феномен.
Однако из-за своей уникальности она подвергается опасности быть неправиль-
но понятой и отвергнутой как чрезмерно субъективная или фантастическая.
В сущности, мы имеем здесь дело с теми аспектами человеческих отношений,
которые Фрейд обобщил понятием переноса и охарактеризовал как инфан-
тильные фантазии. Такое обесценивание привело к тому, что эти аспекты че-
ловеческой связанности пали жертвой рационального предрассудка, который
затемнял их значительную важность как события или явления трансформации.

Научный грех этого упущения — всего лишь звено в длинной цепи недооцен-
ки человеческой души; недооценки, для которых нет адекватных доказательств.
Тот факт, что она в значительной степени упустила из виду чрезвычайную
важность души как основы человеческого существования, является серьезным
симптомом близорукости, даже бессознательности, естественнонаучной эпохи.
Какая польза от технических усовершенствований, когда человечество все еще
должно трепетать перед лицом нелепых, инфантильных, ужасающих тиранов,
подобных Гитлеру? Такие люди обязаны своим могуществом исключительно
ужасающей незрелости современного человека, его духовной бедности и вар-
варской бессознательности. Мы больше не можем позволить себе недооцени-
вать психический фактор в мировых событиях или пренебрегать душевными
процессами и попытками понять их. На самом деле, наша единственная наде-
жда состоит в том, что массы пробудятся к подлинной человечности. Однако
мы еще не достигли той точки, когда можем ясно видеть, где в нас находится
дефект. Таким образом, этот диалог представляет собой лишь попытку; одна-
ко все истинное переживание возникает из таких попыток. Без конкретного,
специфичного, личного опыта никогда не может быть никакого действитель-
ного общего понимания.

Автор сделала правильный ход, представив сначала, почти как введение,
широко известный в литературе случай, а именно Райдера Хаггарда, который
показал аналогичную проблему Анимы. Райдер Хаггард являет, без сомнения,
классический пример писателя, имеющего дело с мотивом об Аниме, которая
проявляется и осознается уже гуманистами пятнадцатого или семнадцатого
века. Так, например, Гипнэротомахия Полифила Франческо Колонны; она
также появляется как психологическое понятие или как поэтическая фигура
в духовном воинстве Fedeli d’Amore, что согласуется с Божественной комедией.
Литературное произведение Райдера Хаггарда является прекрасным введением
к основной цели этой книги, поскольку оно предлагает почти исключительно
изобразительное представление проблемы Анимы и ее символизма. Его книга
«Она», однако, является лишь начальным шагом без продолжения, так как
реальность, так и не достигается. Все остается подвешенным в фантазии и за-
стрявшим в символическом ожидании. Райдер Хаггард ничего не знал о своих
духовных предках. Следовательно, он не сознавал, что столкнулся с задачей,
которую решала не только философская алхимия, но и последний из великих
шедевров, «Фауст» Гете, который был способен изобразить ее как «завер-
шенную» только в посмертии главного героя.

Для Райдера Хаггарда значимый мотив Анимы разворачивается в самой
чистой и наивной манере. На протяжении всей своей литературной деятель-
ности он без устали остается верным своему диалогу с ней. Преданный свое-
му делу, он был сдержанным рыцарем своей госпожи, последним трубадуром
или рыцарем Святого Грааля. Словно из ниоткуда, он попал прямо в середину
Викторианской эпохи. Он воплощает ее, он был захвачен ею и служит ее ти-
пичным представителем. Ему ничего не оставалось делать, кроме как придать
своему чудесному рассказу о былых временах современный вид, в некотором
роде это посредственная форма небылиц. Тем не менее, он истинный наслед-
ник бардов и поэтов, которые были усладой рыцарей двенадцатого и тринад-
цатого веков. Не столь безобидным был романтический проект его немецкого
современника Рихарда Вагнера. Затем в проект был вовлечен опасный гений
Фридрих Ницше, и через него возвысил голос Заратустра, которому не хва-
тало мудрой женщины для беседы. Этот могущественный голос принадлежал
холостяку, который — на шесть тысяч футов выше добра и зла — встретил
своего «Дуду и Сулейку» только после того, как сошел с ума. Дуду и Сулейке
он делал признания, которые его сестра старалась скрыть так тщательно, что
в его медицинской карте не осталось их следов. Они могут не казаться ни хо-
рошими, ни прекрасными, но это часть взросления — слышать и интегриро-
вать в картину реальности ужасные диссонансы, производимые настоящей
жизнью человека. Истина и реальность, в самом деле, не являются небесной
музыкой, но красотой и ужасом природы. К сожалению, психологическое по-
нимание не может принимать во внимание эстетические потребности. Таким
образом, величие и значение мотива, такого, как мотив Анимы, не определя-
ются его отношением к форме выражения. Если Райдер Хаггард использует
скромную литературную форму «небылиц», это не умаляет содержание его
высказываний. Тот, кто ищет развлекательную литературу или искусное ис-
пользование языка, может легко найти что-то более возвышенное. Однако тот,
кто ищет понимания и прозрения, найдет в «Она» богатый материал именно
из-за простоты и наивности взглядов, лишенных преднамеренного психоло-
гического подтекста.

Конечно, самый богатый урожай собран во второй части книги, и это уро-
жай сновидений, которые — ни придуманные, ни воображаемые — являют-
ся спонтанным продуктом природы. В сновидениях психологический процесс
выражается непосредственно, без существенного изменения односторонними,
импульсивными или произвольными тенденциями субъективного сознания.
Можно, однако, сказать, что это богатство раскрывается главным образом
тому, кто понимает язык животных и растений. В этой мысли есть истина,
и любой разумный человек может также обрести понимание и проницатель-
ность до тех пор, пока он обладает хоть каплей интуиции и некоторым здоро-
вым сопротивлением общим доктринам. Интуиция следует за потоком образов,
присоединяется к ним и эмпатически преобразует их, пока они не начинают
говорить и проявлять свой смысл. Они проявляются, но не обнаруживают себя
явно и достоверно. Интуиция сопровождает образы, инстинктивно ощущая
их истинность. Доверяя предчувствию того, что в древние времена интуиция
заново открывала забытые или стертые пути, по которым уже многие прошли
давным-давно, по которым, возможно, путешествовал даже партнер по диа-
логу. Распознав следы тропинки, партнеры идут бок о бок. Таким образом они
научаются следовать естественной структуре психики.

Автор преуспела также в зарождении внутри сознания сновидца интуи-
тивной установки, которая необходима для следования по следам своего бес-
сознательного процесса развития. Интерпретация не основана на какой-либо
теории, но реагирует на символически рассматриваемые намеки сновидения.
Всякий раз, когда вводятся психологические понятия, такие, как Анима, мы
не должны рассматривать это как теоретическую предпосылку, поскольку
Анима в данном случае должна быть не абстрактной идеей, а эмпирическим
понятием или именем, обозначающим множество наблюдаемых и типичных
событий. В таком расширенном диалоге мы обнаруживаем, что интерпрета-
ции — это лишь переходные фазы и предварительные формулировки, которые
в конечном счете должны были бы проявить себя в целом. Независимо от того,
достигли ли они этого, становится очевиден только конечный результат. И он
покажет, был ли кто-то на правильном пути или нет. Такой постоянный диа-
лог — это всегда творческий риск, когда должно предлагать в каждый момент
лучшее, что знаешь. Только тогда может совершиться Великая Работа и —
с Божьей помощью — трансформация увенчается успехом.

Апрель 1959