Вполне может быть задан вопрос: «Зачем нужна еще одна история Древнего Египта и почему автор считает себя компетентным написать ее?» Я сам задал эти вопросы и постараюсь ответить на них, тем самым попытаюсь дать какое-то обоснование для книги перед вами. Мне предложили написать историю Египта после радушного приема моей более ранней книги «Создание Египта», где анализировалось происхождение египетского государства, она была опубликована в 1990 году. В ней была предпринята попытка собрать воедино имеющийся в настоящее время материал о самых ранних этапах истории Египта, периоде, всегда особенно интересующего меня.
Я думаю, что «Создание Египта» была необычной в том смысле, что она была попыткой объединить некоторые идеи К.Г. Юнга, основоположника аналитической психологии, что привели к изучению Древнего Египта. По мере написания книги я все больше и больше убеждался в правомерности применения многих концепций, разработанных Юнгом к изучению развития египетского государства во время его зарождения и первого расцвета, хотя в первую очередь они были задуманы для анализа личности.
Я, конечно, осознаю, что репутация Юнга в некоторых интеллектуальных кругах претерпела определенную степень затмения. Думаю, это, неизбежно для человека, обладающего разносторонними талантами, кто, особенно в последние годы жизни, часто полагался не только на анализ, но и на интуицию и вдохновение. Верно также и то, что многие из его наиболее ярких представлений о происхождении обществ были получены в результате кратчайшего знакомства с людьми, кого он считал «примитивными» — африканскими племенами, индейцами пуэбло, например, — но, тем не менее, эти идеи являются мощными и, я считаю, что это совершенно справедливо при изучении человека как социального животного, наделенного двусмысленным даром сознания. В «Создании Египта» обращено внимание на качество, а им часто пренебрегали ранние египетские технологии, и, в частности, подчеркнута важность наблюдений за звездами в основных культах, возникших в долине Нила примерно в начале истории Египта. В ней также была предпринята попытка поместить Египет в более широкий контекст Древнего Ближнего Востока, это соображение не всегда имело вес среди некоторых египтологов и других авторов, писавших о Древнем Египте, кто не совсем необоснованно, сосредотачивали свой анализ уникальных достижений Египта в пределах его собственных границ.
Когда я приступил к написанию «Наследия Египта», решил, что бессмысленно просто пытаться написать еще одну историю Египта. Нет недостатка в прекрасных, современных обзорах истории Египта, многие из них написаны учеными, гораздо более квалифицированными, чем я, чтобы фиксировать как мелочи, так и великие события этого богатого наследия. Поэтому я решил написать историю Двух Царств, предлагающую очертания основных событий и главных лиц, участвовавших в ней, но написанную с определенной давно меня интересовавшей точки зрения.
Мне повезло в том, что мне удалось на всю жизнь щедро увлечься Древним Египтом, поскольку в тех краях я провел большую часть своей профессиональной жизни. Поэтому, глядя на Египет, как с севера, так и с востока, я был способен, прежде всего, размышлять о том, почему он так долго оставался такой важной страной.
Этот вопрос в частности исследует «Наследие Египта» с подзаголовком «Архетипы западной цивилизации 3000–30 гг. до н. э. », потому, что при рассмотрении хода истории Египта исследуется то, что я называю психологическими императивами, лежащими в основе и действительно в значительной степени определяющими основные события этой истории, они, в свою очередь, по-видимому, впервые дали выражение наиболее знакомых компонентов того, что мы обычно называем «цивилизацией».
Величайшее наследие Египта миру, пришедшее после него, — это идентификация и наименование архетипов, они, как я считаю, возникли из коллективного бессознательного, народов долины Нила.
Одним из наиболее убедительных открытий К.Г. Юнга было осознание того, что коллективное бессознательное является общим для всех людей, во все времена и во всем мире. Изучение мифологии всего мира и огромная масса антропологических свидетельств, полученных как из сложных обществ, так и из тех, что Юнг без чувства политической корректности классифицировал бы как «примитивные», неопровержимо подтверждают это утверждение. Признание общей психической наследственности человечества глубоко волнует, поскольку позволяет нам начать понимать мотивы целого ряда мифических систем верований, что и так сбили с толку наш несчастный вид, благословенный и проклятый, в равной мере, как иногда бывает, с этой способностью сознания.
Если принять этот принцип, а именно то, что можно начать понимать психологические императивы, чем руководствовалось человечество в целом на протяжении всей его истории, из этого следует, что тот же принцип может быть с успехом применен к изучению истории, записи истории человечества, рассматривая человеческие общества и действия людей вместе. Очевидно, что исторические обстоятельства, факторы окружающей среды и условия, применяемые к индивидам (когда они могут быть идентифицированы) всеми обществами, будут влиять на конкретные случаи, но в общих чертах этот принцип останется неизменным. То, что возникло как система анализа психозов индивидов, может быть применено, с соответствующими оговорками, к изучению группы и, следовательно, обществ, рассматриваемых в связи с их историческим опытом. Роль группы в определении существенных поведенческих характеристик очевидна: с учетом общего психологического наследия человечества иначе и быть не могло.
Мое главное утверждение в «Наследии Египта» состоит в том, что Египет был единственным поистине нетронутым обществом, превратившимся в крупномасштабную, централизованно управляемую, последовательную политическую структуру, существовавшую на протяжении значительного периода истории. Он был иерархическим и, таким образом, прочно укоренился в человеческом прошлом, поскольку человеческие общества произошли в конечном итоге от группы приматов; его первозданная природа раскрывается в его роли в определении архетипов и придании им выражения.
На протяжении всей книги я пытался сопоставить основные события истории Египта с психологическими матрицами, определенными Юнгом. Я понимаю, что не все, кто читает книгу, примут этот подход, но надеюсь, что им понравится изложение истории Египта, обрисованное в общих чертах. Я попытался придать последовательности истории Египта в человеческом измерении, связав события, где это возможно, с жизнями личностей, по крайней мере, на более поздних этапах истории. Я открыто признаю, что это идиосинкразическая книга. Полагаю, что обзор хода истории Египта в целом соответствует современной египтологической мысли. Однако некоторые аспекты интерпретации этой истории более субъективны, возможно, спекулятивны.
Книга состоит из трех частей: первая посвящена главным образом некоторым общим принципам, лежащим в основе истории Египта, их, я считаю, особенно важными. Затем следует хронологическая последовательность течений египетских правящих династий. Здесь можно подумать, что я придаю особое значение более ранним периодам по сравнению с более поздними. Это правда, поскольку с учетом основной направленности книги станет ясно, что я считаю, что жизненно важные элементы исторического египетского опыта должны были иметь решающее значение для истории мира, произошедшего от него (он включает в себя большинство людей, кто, вероятно, будет это читать) были определены в первые два тысячелетия египетской истории, примерно с 3500 г. до н. э. до 1700 г. до н. э.. В третьей части, достаточно кратко рассматривается передача истории Египта на Запад и непрекращающаяся апелляция к «тайне Египта» на протяжении последних двух тысяч лет западной цивилизации.
Большую часть своей трудовой жизни я провел в государствах Аравийского полуострова и Персидского залива. Я исследовал некоторые области соприкосновения между мысами Персидского залива и поздним додинастическим Египтом, возвращаясь к этому вопросу здесь. Я все больше и больше убеждаюсь, что это было связано с появлением Царства в Южном (Верхнем) Египте. Полагаю, это был механизм, на самом деле вызвавший серию экстраординарных событий, истечение архетипов, положившее начало процессу индивидуализации общества в южных пределах долины Нила, что завершилось созданием египетского государства.
В течение двух тысяч лет Египет процветал, не имея себе равных ни в одном другом древнем обществе, после чего оставил ряд идей о том, каким должно быть сложное общество. Эти идеи стали доминирующей моделью, на ней все другие общества древнего мира сознательно или нет, основывали свой собственный опыт. В конце концов, те же архетипы, исходившие из египетского бессознательного, подобным же образом возникли из бессознательного других народов во всех частях мира. Знали они об этом сами или нет, они находились на пороге сложных иерархических обществ.
В этот период своей жизни я написал еще одну книгу, посвященную теме, что может показаться более загадочной, чем «Наследие Египта». Это «Сила быка», где рассматривается тысячелетняя озабоченность людей этим видом животных, особенно диким быком, bos primigenius. Египет — очень богатый источник всевозможных материалов, касающихся культов быка; некоторые из них появляются в приведенной книге. Особенно меня восхищает идентификация царя Египта как быка. Это была доминирующая идея в архаический период Древнего Царства, «Бык» оставался заметным в царском титуле на протяжении всей истории Египта.
Целью данного обзора вклада Египта в некоторые из наиболее известных аспектов развития сложного общества не является попытка возродить популярное в предыдущем поколении убеждение, что вся цивилизация возникла в долине Нила, а оттуда и распространилась по миру. Это явно не так; многие общества в разных частях мира развили 8 свои собственные цивилизации, из-за сходства условий, потребностей и окружающей среды часто демонстрируя формы, напоминающие впервые созданные египтянами. Случай пирамид в культурах Центральной и Южной Америки, процветающих спустя много веков после того, как Египет пришел в упадок, является наиболее известным примером этого явления; другой — создание чего-то вроде божественного царства в Китае примерно через три тысячи лет после его первого провозглашения в Египте.
Другие общества нашли возможности и решения своих проблем, сопоставимые с теми, что возникли в Египте. Эти реакции также являются следствием универсальной работы коллективного бессознательного, как впервые всесторонне выразил Юнг. В некоторых случаях, конечно, могло иметь место определенное прямое влияние, например, в Средиземном море и вокруг него, но его важность была скорее случайной, чем фундаментальной, и послужила для дальнейшего стимулирования способности коллективного бессознательного находить свой собственный уровень выражения. Само существование сопоставимости между Египтом и другими обществами демонстрирует тенденцию к воспроизведению одного и того же относительно ограниченного набора символов и форм в поисках решений дилемм, стоящих перед развитием сложных обществ. Египтяне наделили архетипами форму, содержание и имена. Если адаптировать комментарий Стравинского о композиции Le Sacre du Printemps, Египет был «сосудом, через который прошли архетипы».
Майкл Райс Одси, Кембриджшир