Привлечение чудовищного
Мы рассматривали стихи и примеры из истории, которые
описывают тончайшие уровни coniunctio как союз, не остав-
ляющий следа, относящийся к цельной уникальности. Однако
также жизненно важно, чтобы мы не впали в интеллектуальный
идеализм, держа в голове сложные выводы Хиллмана, Эдин-
гера и Миклема так, чтобы не пропустить наиболее животные
аспекты бессознательного, о которых постоянно напоминает
клинический материал.
описывают тончайшие уровни coniunctio как союз, не остав-
ляющий следа, относящийся к цельной уникальности. Однако
также жизненно важно, чтобы мы не впали в интеллектуальный
идеализм, держа в голове сложные выводы Хиллмана, Эдин-
гера и Миклема так, чтобы не пропустить наиболее животные
аспекты бессознательного, о которых постоянно напоминает
клинический материал.
Странность и трудность в связывании себя с чудовищным
приходит во множестве разных форм. Работа с темнотой бес-
сознательного показана в двух разных, но относящихся к этому
примерах. Первый — о психологе, который в поразительных
снах открывает образ Черного солнца:
приходит во множестве разных форм. Работа с темнотой бес-
сознательного показана в двух разных, но относящихся к этому
примерах. Первый — о психологе, который в поразительных
снах открывает образ Черного солнца:
Я сижу дома в кресле. Я понимаю, что у меня есть
прыщик на подошве левой ступни. Я переворачиваю свою
ступню так, чтобы посмотреть на него ближе. Я пово-
рачиваю свой взгляд направо Привлечение, чтобы взять салфетку,
и когда снова смотрю назад, черная жидкость идет
из прыщика. Я думаю: «О, это странно», я надавливаю
снова, и черные волокна выходят из прыщика… Я быстро
хватаю их, у них эластичная текстура. Я пытаюсь выта-
щить их, но они засели еще глубже и крепче, чем я думал.
Я не понимаю, и смотрю ближе, наклоняя голову как
можно ближе к ступне. Прыщик больше не прыщик,
это — дыра, через которую что-то дышит и там есть
еще несколько дыр, которые я до этого не заметил.
Пока я смотрю ближе на ступню, пытаясь понять, что
происходит, и пока слежу за черной паутиной, моя нога
становится прозрачной, это также есть в моих обеих
ногах! Я слежу за своей ногой, и все тело становится
прозрачным. Я смотрю на кисть руки, на руки, она
распространила свои тонкие щупальца-паутинки везде
внутри меня, как тонкая странная сеть. Мне становится
страшно. Я пытаюсь найти начало этой паутины. Пока я
делаю это, мое туловище также становится прозрачным.
Теперь я могу видеть его. Центральная начальная точка
находится в середине туловища, в солнечном спле-
тении. Это черная голова, которая выглядит как детская
сладость из лакрицы. Я наклоняю голову над туловищем,
чтобы посмотреть еще ближе и понимаю, что у «него»
есть глаза и оно говорит! Я спрашиваю: «Что ты там
делаешь?» «Ты звал меня», отвечает он/она. «Я служу
тебе (tu — фр.), и я не служу вам (vous — фр.)». Он/
она улыбается и его/ее глаза спокойно мигают, приятно
и нежно. Он/она засыпает, пока я медленно возвращаю
голову в вертикальное положение.
прыщик на подошве левой ступни. Я переворачиваю свою
ступню так, чтобы посмотреть на него ближе. Я пово-
рачиваю свой взгляд направо Привлечение, чтобы взять салфетку,
и когда снова смотрю назад, черная жидкость идет
из прыщика. Я думаю: «О, это странно», я надавливаю
снова, и черные волокна выходят из прыщика… Я быстро
хватаю их, у них эластичная текстура. Я пытаюсь выта-
щить их, но они засели еще глубже и крепче, чем я думал.
Я не понимаю, и смотрю ближе, наклоняя голову как
можно ближе к ступне. Прыщик больше не прыщик,
это — дыра, через которую что-то дышит и там есть
еще несколько дыр, которые я до этого не заметил.
Пока я смотрю ближе на ступню, пытаясь понять, что
происходит, и пока слежу за черной паутиной, моя нога
становится прозрачной, это также есть в моих обеих
ногах! Я слежу за своей ногой, и все тело становится
прозрачным. Я смотрю на кисть руки, на руки, она
распространила свои тонкие щупальца-паутинки везде
внутри меня, как тонкая странная сеть. Мне становится
страшно. Я пытаюсь найти начало этой паутины. Пока я
делаю это, мое туловище также становится прозрачным.
Теперь я могу видеть его. Центральная начальная точка
находится в середине туловища, в солнечном спле-
тении. Это черная голова, которая выглядит как детская
сладость из лакрицы. Я наклоняю голову над туловищем,
чтобы посмотреть еще ближе и понимаю, что у «него»
есть глаза и оно говорит! Я спрашиваю: «Что ты там
делаешь?» «Ты звал меня», отвечает он/она. «Я служу
тебе (tu — фр.), и я не служу вам (vous — фр.)». Он/
она улыбается и его/ее глаза спокойно мигают, приятно
и нежно. Он/она засыпает, пока я медленно возвращаю
голову в вертикальное положение.
Я испуган и в тоже время говорю себе, что нет
причины быть испуганным, поскольку если бы это было
опасно, я был бы уже мертв, и это там было всегда.
причины быть испуганным, поскольку если бы это было
опасно, я был бы уже мертв, и это там было всегда.
Тем не менее, я решил показать его доктору. Я иду
в госпиталь, где доктор мне говорит, что он некомпетентен
в этом вопросе, и дает мне маленький кусочек бумаги с
адресом, где я найду кого-то более компетентного.
в госпиталь, где доктор мне говорит, что он некомпетентен
в этом вопросе, и дает мне маленький кусочек бумаги с
адресом, где я найду кого-то более компетентного.
Я иду туда, и обнаруживаю, что это офис моего
аналитика. Пока я поднимаюсь по ступенькам снаружи,
я понимаю, что на дощечке больше нет его имени.
В самом деле, на ней теперь написано «Алхимик».
Мужчина открывает дверь, и я узнаю его. Он действи-
тельно алхимик, тот который однажды представил меня
«Черной Земле» и который умер несколько лет назад.
Я тронут, видя его снова, и наполнен уважением по отно-
шению к нему. Я спрашиваю: «Что я делаю здесь?»
«Ну», — говорит он, — «ты не знаешь? На этой
планете миллиарды людей и только двенадцать преу-
спели в своих путешествиях и добрались сюда. Ты здесь,
чтобы увидеть тишину».
аналитика. Пока я поднимаюсь по ступенькам снаружи,
я понимаю, что на дощечке больше нет его имени.
В самом деле, на ней теперь написано «Алхимик».
Мужчина открывает дверь, и я узнаю его. Он действи-
тельно алхимик, тот который однажды представил меня
«Черной Земле» и который умер несколько лет назад.
Я тронут, видя его снова, и наполнен уважением по отно-
шению к нему. Я спрашиваю: «Что я делаю здесь?»
«Ну», — говорит он, — «ты не знаешь? На этой
планете миллиарды людей и только двенадцать преу-
спели в своих путешествиях и добрались сюда. Ты здесь,
чтобы увидеть тишину».
Он проводит меня по коридору. В этом месте, и даже
когда я пишу об этом, слезы капают из моих глаз в экста-
тической удовлетворенности от чувства радости и утончен-
ности. Я чувствую благодарность Богу за это. Я открываю
дверь в комнату, в которой с потолка свисает мобильный
телефон с двумя ветвями. Над ветвями находится два
источника света. Слева солнце; снизу солнца двуглавый
солнечный топор. Справа луна, снизу маятник Фуко.
когда я пишу об этом, слезы капают из моих глаз в экста-
тической удовлетворенности от чувства радости и утончен-
ности. Я чувствую благодарность Богу за это. Я открываю
дверь в комнату, в которой с потолка свисает мобильный
телефон с двумя ветвями. Над ветвями находится два
источника света. Слева солнце; снизу солнца двуглавый
солнечный топор. Справа луна, снизу маятник Фуко.
Сон сложный, и может уйти слишком много времени, чтобы
объяснить его полностью. Все же я хочу сделать ударение
на некотором изложении сна и языке. Делая это, я буду близко
придерживаться образов, как они сами себя представляют, чтобы
услышать их говорящими феноменологическим образом, оставляя
в стороне большинство личных ассоциаций видящего сон.
объяснить его полностью. Все же я хочу сделать ударение
на некотором изложении сна и языке. Делая это, я буду близко
придерживаться образов, как они сами себя представляют, чтобы
услышать их говорящими феноменологическим образом, оставляя
в стороне большинство личных ассоциаций видящего сон.
Спящий находится в кресле, в несколько расслабленном
и непринужденном положении. То, что появляется первым,
это небольшой дефект на подошве его ступни. Крепкая связь
подошвы и души часто полезна во вхождении во внутренний
смысл и место сна. Происходит это не просто в его буквальной
ступне, но также в его сне или тонком теле. Что-то появляется в
критическом месте в душе, месте которое соединяет его с Землей,
с местом на котором он стоит, его основанием. Хотя то, что
происходит на этом месте, кажется малым, эго сна сводит себя
с ума, пытаясь увидеть это поближе. Этот жест во сне весьма
общий; второй взгляд отражает движение по направлению
к сознательному и показывает нечто большее видящему сон, чем
доступно на первый взгляд. Эго сна применяет к своему недугу
некоторое давление, как будто выдавливая что-то под поверх-
ностью. Из этой точки начинает вытекать как волокно черная
жидкость. Когда эго сна отворачивается с намерением просто
вытереть ее, чернота пропадает под поверхностью, как это часто
случается, когда имеешь дело с бессознательным содержанием.
Он остается заинтригованным и нажимает снова. Пока он это
делает, чернота появляется снова и троекратно умножается.
и непринужденном положении. То, что появляется первым,
это небольшой дефект на подошве его ступни. Крепкая связь
подошвы и души часто полезна во вхождении во внутренний
смысл и место сна. Происходит это не просто в его буквальной
ступне, но также в его сне или тонком теле. Что-то появляется в
критическом месте в душе, месте которое соединяет его с Землей,
с местом на котором он стоит, его основанием. Хотя то, что
происходит на этом месте, кажется малым, эго сна сводит себя
с ума, пытаясь увидеть это поближе. Этот жест во сне весьма
общий; второй взгляд отражает движение по направлению
к сознательному и показывает нечто большее видящему сон, чем
доступно на первый взгляд. Эго сна применяет к своему недугу
некоторое давление, как будто выдавливая что-то под поверх-
ностью. Из этой точки начинает вытекать как волокно черная
жидкость. Когда эго сна отворачивается с намерением просто
вытереть ее, чернота пропадает под поверхностью, как это часто
случается, когда имеешь дело с бессознательным содержанием.
Он остается заинтригованным и нажимает снова. Пока он это
делает, чернота появляется снова и троекратно умножается.
Теперь он пытается удержать ее, но субстанция на ступне стано-
вится все тверже и приобретает эластичную структуру.
вится все тверже и приобретает эластичную структуру.
Потом он старается убрать это нечто, вытягивая его из своего
тела, но обнаруживает, что оно засело более глубоко и крепко,
чем он думал. Иногда этот тип образа весьма распространен во
снах. Я слышал о нескольких случаях, в которых люди пытались
вытянуть что-то из своих ртов, только для того, чтобы обнару-
жить, что это еще крепче засело в них и не может быть извле-
чено. Иногда это показывает неспособность сказать что-то, что
обычно трудно выразить. Интенсивность конфликта связы-
вается с телом и с бессознательным. У спящего, кажется, есть
серьезное желание избавиться от этого черного вещества, однако
у него есть также желание понять что-то о темноте внутри себя.
тела, но обнаруживает, что оно засело более глубоко и крепко,
чем он думал. Иногда этот тип образа весьма распространен во
снах. Я слышал о нескольких случаях, в которых люди пытались
вытянуть что-то из своих ртов, только для того, чтобы обнару-
жить, что это еще крепче засело в них и не может быть извле-
чено. Иногда это показывает неспособность сказать что-то, что
обычно трудно выразить. Интенсивность конфликта связы-
вается с телом и с бессознательным. У спящего, кажется, есть
серьезное желание избавиться от этого черного вещества, однако
у него есть также желание понять что-то о темноте внутри себя.
Он наклоняет голову вниз к ступне, обозначая изменение
перспективы, спуск головы к самой нижней части тела, спуск
сознания, чтобы увидеть, что происходит в месте души/ступни
и черноты. Пока он делает это, обнаруживается то, чего он
не видел раньше: прыщик — это больше не просто прыщик, он
стал дырой, на самом деле несколькими дырами, через которые
он открывает нечто живое и дышащее. Его постоянное желание
увидеть, что происходит, встречается с тем, что тело становится
прозрачным. Теперь он может смотреть внутрь. Черные волокна
везде, и он видит черное существо, живущее внутри.
перспективы, спуск головы к самой нижней части тела, спуск
сознания, чтобы увидеть, что происходит в месте души/ступни
и черноты. Пока он делает это, обнаруживается то, чего он
не видел раньше: прыщик — это больше не просто прыщик, он
стал дырой, на самом деле несколькими дырами, через которые
он открывает нечто живое и дышащее. Его постоянное желание
увидеть, что происходит, встречается с тем, что тело становится
прозрачным. Теперь он может смотреть внутрь. Черные волокна
везде, и он видит черное существо, живущее внутри.
Как и можно было представить, открытие такого рода Неиз-
вестного Другого внутри, как части себя, ужасающе и чудо-
вищно. И все же он дальше пытается определить, куда это все
ведет. Он следует за чернотой в ее паучьем лабиринте через все
тело, которое теперь прозрачное. Эта паутина щупалец распро-
стерлась везде внутри него. Перемена от случайного любопыт-
ства до экзистенциального страха вызывает желание дойти
до самого дна. к истоку самой черноты. Источник обнаружива-
ется в солнечном сплетении, месте, где в физиологии встречается
большая сеть симпатических нервов и узлов позади желудка,
которая формирует твердый, похожий на солнце, центр. У
нашего спящего эти нервы появляются как черные щупальца,
создавая, как можно вообразить, центр черного солнца в яме
желудка. Здесь происходит важное видение: черный центр
представляется как черная голова, у которой есть глаза, и она
может видеть и говорить с ним. Первый раз он обращается к
этой темноте и встречается с ней лицом к лицу, как будто вовле-
ченный в спонтанное активное воображение.
вестного Другого внутри, как части себя, ужасающе и чудо-
вищно. И все же он дальше пытается определить, куда это все
ведет. Он следует за чернотой в ее паучьем лабиринте через все
тело, которое теперь прозрачное. Эта паутина щупалец распро-
стерлась везде внутри него. Перемена от случайного любопыт-
ства до экзистенциального страха вызывает желание дойти
до самого дна. к истоку самой черноты. Источник обнаружива-
ется в солнечном сплетении, месте, где в физиологии встречается
большая сеть симпатических нервов и узлов позади желудка,
которая формирует твердый, похожий на солнце, центр. У
нашего спящего эти нервы появляются как черные щупальца,
создавая, как можно вообразить, центр черного солнца в яме
желудка. Здесь происходит важное видение: черный центр
представляется как черная голова, у которой есть глаза, и она
может видеть и говорить с ним. Первый раз он обращается к
этой темноте и встречается с ней лицом к лицу, как будто вовле-
ченный в спонтанное активное воображение.
Существует давняя традиция символизма головы в алхимии и
ранней литературе, соединяющая ее с опытом нигредо и с нашим
человеческим потенциалом трансформации. Эдингер полагает,
что «одна причина, кажется, является связью между термином
«голова» и вершиной начала. Чернота считалась точкой начала
алхимической работы».[1] Эдингер замечает, что голова также
символизирует rotundum, полного, завершенного человека.
Отделенная голова и символизм обезглавливания отражает эту
полноту, как выделенную из эмпирического человека. «Голова
или череп становятся круглым сосудом трансформации. В одном
тексте это была голова черного Осириса или эфиопа, сваренная
44
она превратилась в золото».[2]
ранней литературе, соединяющая ее с опытом нигредо и с нашим
человеческим потенциалом трансформации. Эдингер полагает,
что «одна причина, кажется, является связью между термином
«голова» и вершиной начала. Чернота считалась точкой начала
алхимической работы».[1] Эдингер замечает, что голова также
символизирует rotundum, полного, завершенного человека.
Отделенная голова и символизм обезглавливания отражает эту
полноту, как выделенную из эмпирического человека. «Голова
или череп становятся круглым сосудом трансформации. В одном
тексте это была голова черного Осириса или эфиопа, сваренная
44
она превратилась в золото».[2]
Для нашего сновидца голова принимает менее устрашающее
качество и стимулирует сладкие воспоминания детства, но также
становится парадоксальным собеседником. Он спрашивает:
«Что здесь происходит?» «Ты звал меня», — отвечает он/она.
«Я служу тебе, и я не служу вам». Эти парадоксальные ответы
ясно означают, что эта голова двойная и непостоянная и отра-
жает сложность бессознательной души, которая и обманщик,
и гид. Женская и мужская; она служит эго и в тоже время не
служит ему. В этом смысле можно представить эту голову как
прообраз Самости или цельного человека, что никогда не явля-
ется приятным переживанием.
качество и стимулирует сладкие воспоминания детства, но также
становится парадоксальным собеседником. Он спрашивает:
«Что здесь происходит?» «Ты звал меня», — отвечает он/она.
«Я служу тебе, и я не служу вам». Эти парадоксальные ответы
ясно означают, что эта голова двойная и непостоянная и отра-
жает сложность бессознательной души, которая и обманщик,
и гид. Женская и мужская; она служит эго и в тоже время не
служит ему. В этом смысле можно представить эту голову как
прообраз Самости или цельного человека, что никогда не явля-
ется приятным переживанием.
Что могут означать слова головы о том, что она «служит и не
служит»? Юнг остро выражает этот парадокс, когда говорит:
«Переживание Самости — это всегда поражение для эго».[3]
Более того, вещающая голова символизирует консультиро-
вание целостности для получения информации вне эго.[4] В этом
смысле черная голова и/или череп — это символ memento mori,
экзистенциального знания о нашей смерти. Эдингер заявляет,
что это «эмблема действия mortificatio. Она генерирует размыш-
ления о личной смертности и служит критерием правдивых
и ложных ценностей. Размышления о смерти могут привести
к рассмотрению жизни в аспекте вечности, и, таким образом,
47
служит»? Юнг остро выражает этот парадокс, когда говорит:
«Переживание Самости — это всегда поражение для эго».[3]
Более того, вещающая голова символизирует консультиро-
вание целостности для получения информации вне эго.[4] В этом
смысле черная голова и/или череп — это символ memento mori,
экзистенциального знания о нашей смерти. Эдингер заявляет,
что это «эмблема действия mortificatio. Она генерирует размыш-
ления о личной смертности и служит критерием правдивых
и ложных ценностей. Размышления о смерти могут привести
к рассмотрению жизни в аспекте вечности, и, таким образом,
47
черная голова смерти может превратиться в золото».[5]
В конфронтации с жизнью души парадоксальная истина
такова, что подобное связывание приносит и поражение, и транс-
формацию, смерть и новую жизнь. Эту «истину» трудно асси-
милировать, если это можно, так сказать, «усвоить» вообще.
Возможно, лучше сказать, что это эго, которое ассимилируется
не в бессознательное, но в большую жизнь души, движение,
которое, как сказал Хиллман, «помещает человека внутрь души
(а не душу внутрь человека)».[6]
такова, что подобное связывание приносит и поражение, и транс-
формацию, смерть и новую жизнь. Эту «истину» трудно асси-
милировать, если это можно, так сказать, «усвоить» вообще.
Возможно, лучше сказать, что это эго, которое ассимилируется
не в бессознательное, но в большую жизнь души, движение,
которое, как сказал Хиллман, «помещает человека внутрь души
(а не душу внутрь человека)».[6]
Эго ощущает такой процесс как большую опасность, как
будто смертельную. Это беспокойство приводит сновидца
к доктору, который говорит, что он не компетентен в этих
вопросах. Так что можно представить, что сновидец имеет дело
не с реальностью «медицинского тела». Потом он идет к своему
аналитику, но там его больше нет; его место занимает алхимик.
Для сновидца это представляется так, что душа, которая пред-
лагает ему помощь, не находится в реальности или психоанализе.
будто смертельную. Это беспокойство приводит сновидца
к доктору, который говорит, что он не компетентен в этих
вопросах. Так что можно представить, что сновидец имеет дело
не с реальностью «медицинского тела». Потом он идет к своему
аналитику, но там его больше нет; его место занимает алхимик.
Для сновидца это представляется так, что душа, которая пред-
лагает ему помощь, не находится в реальности или психоанализе.
Так душа помещает сновидца в связь с алхимиком, с памятью,
образом и смертью внутри собственной души, когда он вспоми-
нает, что человек, который представил его «черной земле», умер
несколько лет назад.[7] Он чувствует себя тронутым, полным
уважения, и задает важный вопрос: «Что я здесь делаю?» С
этого, начинается более глубокий диалог с алхимиком, который
называет его по имени и говорит, что он здесь для того, чтобы
увидеть тишину. Это заявление относится к феномену сине-
стезии. Синестезия традиционно понимается как условие, в
котором «один тип стимуляции вызывает стимуляцию друго-
го».[8] Оно забирает сновидца из опыта обычного, эмпириче-
ского мира и помещает в тот, в котором тишину не просто можно
услышать, но также и увидеть.
образом и смертью внутри собственной души, когда он вспоми-
нает, что человек, который представил его «черной земле», умер
несколько лет назад.[7] Он чувствует себя тронутым, полным
уважения, и задает важный вопрос: «Что я здесь делаю?» С
этого, начинается более глубокий диалог с алхимиком, который
называет его по имени и говорит, что он здесь для того, чтобы
увидеть тишину. Это заявление относится к феномену сине-
стезии. Синестезия традиционно понимается как условие, в
котором «один тип стимуляции вызывает стимуляцию друго-
го».[8] Оно забирает сновидца из опыта обычного, эмпириче-
ского мира и помещает в тот, в котором тишину не просто можно
услышать, но также и увидеть.
Мерло-Понти замечает, что с этой перспективы «объек-
тивный мир… и объективное тело с его отдельными органами…
часто парадоксально».[9] Феномен синестезического опыта
скорее общий, но мы потеряли его из виду, потому что погру-
жение в научный Weltanschauung (мировоззрение) «сдвинуло
центр гравитации опыта так, что мы разучились как видеть,
так и слышать и, в общем, чувствовать».[10] Мы оставили свои
«природные тела», и вывели из нашей физической организации
способ опыта, который смоделирован на основе физической
концепции мира восприятия.
тивный мир… и объективное тело с его отдельными органами…
часто парадоксально».[9] Феномен синестезического опыта
скорее общий, но мы потеряли его из виду, потому что погру-
жение в научный Weltanschauung (мировоззрение) «сдвинуло
центр гравитации опыта так, что мы разучились как видеть,
так и слышать и, в общем, чувствовать».[10] Мы оставили свои
«природные тела», и вывели из нашей физической организации
способ опыта, который смоделирован на основе физической
концепции мира восприятия.
Если Мерло-Понти прав, неудивительно, почему знание
объективного медицинского тела неадекватно пониманию опыта
сновидца. С этой перспективы зрение и слух в нашей повсед-
невной жизни не фундаментальны в нашем опыте. Можем ли
мы представить, что, возможно, алхимик указывает нашему
сновидцу выход к более фундаментальному пути видения
и жизни, чем к объективному телу?
объективного медицинского тела неадекватно пониманию опыта
сновидца. С этой перспективы зрение и слух в нашей повсед-
невной жизни не фундаментальны в нашем опыте. Можем ли
мы представить, что, возможно, алхимик указывает нашему
сновидцу выход к более фундаментальному пути видения
и жизни, чем к объективному телу?
Для Мерло-Понти, «живое тело» указывает на нечто доста-
точно отличающееся от «тела» видимого, как объекта механиче-
ской физиологии или классической психологии. Для него, как и
для нашего сновидца, биология и психология не являются источ-
никами глубокого понимания нашего существования. Скорее
Мерло-Понти говорит о пробуждении заново нашей основы
и странности, и чудесах восприятия.
точно отличающееся от «тела» видимого, как объекта механиче-
ской физиологии или классической психологии. Для него, как и
для нашего сновидца, биология и психология не являются источ-
никами глубокого понимания нашего существования. Скорее
Мерло-Понти говорит о пробуждении заново нашей основы
и странности, и чудесах восприятия.
Такое странное «восприятие» случается с нашим
сновидцем. Когда алхимик проводит его по коридору,
он восторжен, чувствует удовлетворенность, изяще-
ство и радость. Он чувствует благодарность Богу. Сон
заканчивается, когда алхимик открывает дверь к послед-
нему сложному, светящемуся и таинственному видению —
абстракции солнца и луны.
сновидцем. Когда алхимик проводит его по коридору,
он восторжен, чувствует удовлетворенность, изяще-
ство и радость. Он чувствует благодарность Богу. Сон
заканчивается, когда алхимик открывает дверь к послед-
нему сложному, светящемуся и таинственному видению —
абстракции солнца и луны.
Тема соседствующих луны и солнца в алхимии и психологии
часто представляет напряжение и/или игру противоположно-
стей — дня и ночи, рационального и иррационального, созна-
тельного и бессознательного. На рис 5.4 противоположные
факелы удерживаются мужчиной и женщиной, и сливаются
в бутыли алхимика. Солнце и луна появляются над ней. Фабри-
циус пишет внизу картины: «Зажигание огня единства в колее
53
между двумя волнами ртутного моря».
часто представляет напряжение и/или игру противоположно-
стей — дня и ночи, рационального и иррационального, созна-
тельного и бессознательного. На рис 5.4 противоположные
факелы удерживаются мужчиной и женщиной, и сливаются
в бутыли алхимика. Солнце и луна появляются над ней. Фабри-
циус пишет внизу картины: «Зажигание огня единства в колее
53
между двумя волнами ртутного моря».
Таким образом, можно представить, что часть видения
нашего сновидца имеет дело со сведением так называемых
противоположностей, отраженных в двойных змеях, сплетенных
вокруг кадуцея вблизи правого колена фигуры. Перспективы
солнца и луны далее во сне разделяются изображением солнеч-
ного меча и маятника Фуко. Индивидуальный символизм
сновидца усложняет традиционные изображения солнца и луны,
и придает им дальнейшую артикуляцию, воистину создавая
complexiooppositorum, похожее на напряжение в алхимических
гравюрах, воспроизведенных раньше.
нашего сновидца имеет дело со сведением так называемых
противоположностей, отраженных в двойных змеях, сплетенных
вокруг кадуцея вблизи правого колена фигуры. Перспективы
солнца и луны далее во сне разделяются изображением солнеч-
ного меча и маятника Фуко. Индивидуальный символизм
сновидца усложняет традиционные изображения солнца и луны,
и придает им дальнейшую артикуляцию, воистину создавая
complexiooppositorum, похожее на напряжение в алхимических
гравюрах, воспроизведенных раньше.
Алхимик здесь открывает путь для сновидца, чтобы
разглядеть видение «противоположностей», подвешенных
на абстракции, которая удерживает соединение солнца и луны,
света и темноты.
разглядеть видение «противоположностей», подвешенных
на абстракции, которая удерживает соединение солнца и луны,
света и темноты.
Эти образы таинственно висят вместе, появляясь в конце
путешествия сновидца, как будто отвечая на неотвеченный
вопрос в ядре самой черноты. Образы солнечного топора и маят-
ника Фуко добавляют таинственности в конечное изображение,
но здесь я комментирую только абстракцию. Абстракция — это
термин художника Марселя Дюшана, введенный в 1932 году,
чтобы описать кинетические скульптуры Александра Калдера,
который также рисовал черное солнце.
путешествия сновидца, как будто отвечая на неотвеченный
вопрос в ядре самой черноты. Образы солнечного топора и маят-
ника Фуко добавляют таинственности в конечное изображение,
но здесь я комментирую только абстракцию. Абстракция — это
термин художника Марселя Дюшана, введенный в 1932 году,
чтобы описать кинетические скульптуры Александра Калдера,
который также рисовал черное солнце.
Жан-Поль Сартр, экзистенциальный художник и писатель,
написал следующее об изобретении Калдера:
написал следующее об изобретении Калдера:
53 Fabricius, «Alchemy», p.60.
Рисунок 5.4. «Зажигание огня единства» Николя де Лока 1665 г.
Из книги Johannes Fabricius, «Alchemy: The Medieval Alchemists and Their Royal
Art», p. 60
«Абстракция ничего не предлагает: она схватывает
подлинное живое движение и придает ему очертание.
Абстракции не имеют смысла, заставляя вас думать
ни о чем кроме как о себе. Она есть все… В ней больше
непредсказуемого, чем в каких-либо других человеческих
созданиях… Она все-таки одновременно лирическое
изобретение, технический вклад почти математического
качества и чувствительный символ природы.[11]
подлинное живое движение и придает ему очертание.
Абстракции не имеют смысла, заставляя вас думать
ни о чем кроме как о себе. Она есть все… В ней больше
непредсказуемого, чем в каких-либо других человеческих
созданиях… Она все-таки одновременно лирическое
изобретение, технический вклад почти математического
качества и чувствительный символ природы.[11]
Абстракцию можно вообразить как другую вызывающую
модель Самости. Солнце и Луна не соединяются, но каждый
образ занимает свое место. Они висят вместе в странном
балансе, поворачиваясь в соответствии сдвижением вселенной,
подвешенные как будто на трансцендентальной и невидимой
точке наверху, как отлажено во сне.
модель Самости. Солнце и Луна не соединяются, но каждый
образ занимает свое место. Они висят вместе в странном
балансе, поворачиваясь в соответствии сдвижением вселенной,
подвешенные как будто на трансцендентальной и невидимой
точке наверху, как отлажено во сне.
Много тем, которые обсуждались ранее, выражаются в этом
одном сне. В нем мы находим пример процесса тонкого тела,
ужасающее черное солнце, солнечное сплетение, алхимическую
трансформацию, нигредо, mortificatio и Самость. Мы видим
процесс трансформации души, когда эго связывается с темнотой
души и приводит к загадочному и символическому видению,
которое углубляет жизнь души.
одном сне. В нем мы находим пример процесса тонкого тела,
ужасающее черное солнце, солнечное сплетение, алхимическую
трансформацию, нигредо, mortificatio и Самость. Мы видим
процесс трансформации души, когда эго связывается с темнотой
души и приводит к загадочному и символическому видению,
которое углубляет жизнь души.
Теперь мы посмотрим на более расширенный случай,
в котором черное солнце играет главную роль. В нем пастор
борется с этим образом и встречает психические реальности,
которые бросают вызов его видению мира. Пастор, чью работу
я собираюсь описать, узнал о моем исследовании и пред-
ложил рассказать о своем опыте. Мы переписывались около
3-х месяцев, в течение которых он осмысливал свою борьбу
с Черным солнцем и свое развивающееся понимание этого
образа. Его первый опыт с Черным солнцем произошел во время
юнгианского анализа. Образ Черного солнца всплыл в активном
воображении. Он нарисовал рисунок (5.5). На нем две челове-
ческие фигуры; он находится слева, а немного справа находится
большая фигура ковбоя.
в котором черное солнце играет главную роль. В нем пастор
борется с этим образом и встречает психические реальности,
которые бросают вызов его видению мира. Пастор, чью работу
я собираюсь описать, узнал о моем исследовании и пред-
ложил рассказать о своем опыте. Мы переписывались около
3-х месяцев, в течение которых он осмысливал свою борьбу
с Черным солнцем и свое развивающееся понимание этого
образа. Его первый опыт с Черным солнцем произошел во время
юнгианского анализа. Образ Черного солнца всплыл в активном
воображении. Он нарисовал рисунок (5.5). На нем две челове-
ческие фигуры; он находится слева, а немного справа находится
большая фигура ковбоя.
Рисунок 5.5. Изображение Черного солнца. Художественная работа анализанда.
Используется с разрешения.
Ковбой появляется в другом активном воображении и играет
роль гида. Фигуры глядят в пустыню, где находится большая
золотая пирамида с ярким желтым светом, окружающим ее.
Вверху большое Черное солнце.
роль гида. Фигуры глядят в пустыню, где находится большая
золотая пирамида с ярким желтым светом, окружающим ее.
Вверху большое Черное солнце.
Важно заметить, что образ на рис 5.5 появился приблизи-
тельно за 6 месяцев до того, как он начал испытывать углубля-
ющуюся депрессию, которая продолжалась около 3-х лет. Он
чувствовал, что была какая-то связь между депрессией и образом
Черного солнца, которое появилось в его видении. Вскоре после
этого жизнь его стала меняться.
тельно за 6 месяцев до того, как он начал испытывать углубля-
ющуюся депрессию, которая продолжалась около 3-х лет. Он
чувствовал, что была какая-то связь между депрессией и образом
Черного солнца, которое появилось в его видении. Вскоре после
этого жизнь его стала меняться.
Он оставил институт, в котором учился на сан священ-
ника. Развелся с женой после 17 лет совместной жизни
(брак, который имел давние проблемы) и собирался вскоре
прекратить анализ. Он работал и жил один впервые в жизни,
и депрессия продолжала ухудшаться. Когда он рассказал
это психоаналитику, тот сказал: «Нет, тебе не становится
хуже; тебе становится лучше». И поскольку он не поверил,
что психоаналитик понял его беспокойство насчет депрессии,
он его покинул. Он чувствовал, что должен уйти, чтобы
буквально сохранить свою жизнь.
ника. Развелся с женой после 17 лет совместной жизни
(брак, который имел давние проблемы) и собирался вскоре
прекратить анализ. Он работал и жил один впервые в жизни,
и депрессия продолжала ухудшаться. Когда он рассказал
это психоаналитику, тот сказал: «Нет, тебе не становится
хуже; тебе становится лучше». И поскольку он не поверил,
что психоаналитик понял его беспокойство насчет депрессии,
он его покинул. Он чувствовал, что должен уйти, чтобы
буквально сохранить свою жизнь.
Поборовшись с депрессией еще полтора года с помощью
лекарств и группы, он, в конечном счете, достигает точки, когда
уже просто не может функционировать. В следующем году он
попадает в больницу на 8 месяцев. Его выпустили, и посте-
пенно он начал приводить свою жизнь в порядок. После госпи-
тализации он боролся со многими аспектами Черного солнца,
включая разделение мужского-женского и проблемы сердца,
смерти, суицида, одержимости и с тем, что он называл черной
дырой и духовной трансформацией.
лекарств и группы, он, в конечном счете, достигает точки, когда
уже просто не может функционировать. В следующем году он
попадает в больницу на 8 месяцев. Его выпустили, и посте-
пенно он начал приводить свою жизнь в порядок. После госпи-
тализации он боролся со многими аспектами Черного солнца,
включая разделение мужского-женского и проблемы сердца,
смерти, суицида, одержимости и с тем, что он называл черной
дырой и духовной трансформацией.
Одна из первых вещей, которые он делал по визуализации
Черного солнца, заключалась в том, чтобы обратиться за справ-
ками к трудам Юнга. Один отрывок особенно впечатлил его, хотя
прошло много времени, прежде чем он пережил то, что интуиция
считала важным. Вот этот отрывок: «Вопреки всем попыткам
отрицания и затуманивания есть бессознательный фактор, черное
солнце, который ответственен за удивительно общий феномен
мужского расщепления рассудка, когда правая рука не ведает, что
творит левая. Расщепление в мужской душе и регулярное затем-
нение луны в женщине вместе объясняют отличительный факт того,
что женщина обвиняется во всей темноте в мужчине, в то время как
он наслаждается мыслями, что он истинный источник жизненности
и света для всех женщин в его среде. На самом деле, ему бы лучше
было подвергнуть весь блеск его ума глубочайшему сомнению».[12]
Черного солнца, заключалась в том, чтобы обратиться за справ-
ками к трудам Юнга. Один отрывок особенно впечатлил его, хотя
прошло много времени, прежде чем он пережил то, что интуиция
считала важным. Вот этот отрывок: «Вопреки всем попыткам
отрицания и затуманивания есть бессознательный фактор, черное
солнце, который ответственен за удивительно общий феномен
мужского расщепления рассудка, когда правая рука не ведает, что
творит левая. Расщепление в мужской душе и регулярное затем-
нение луны в женщине вместе объясняют отличительный факт того,
что женщина обвиняется во всей темноте в мужчине, в то время как
он наслаждается мыслями, что он истинный источник жизненности
и света для всех женщин в его среде. На самом деле, ему бы лучше
было подвергнуть весь блеск его ума глубочайшему сомнению».[12]
Его личный опыт сильно резонировал с описанием Юнга,
и он написал в письме:
и он написал в письме:
«Мои отношения с женщинами никогда не были
особо удовлетворительными. Мне нравились женщины,
и я ладил с ними как с друзьями и коллегами, но интимная
сторона была трудной. И это случилось в моем браке,
и в паре других отношений, в которые я был вовлечен
с тех пор. Так как я имею дело с Черным солнцем, я
узнал многое в себе, что подразумевает это высказы-
вание Юнга, и пришел к тому, что это, по крайней мере,
было частью моих трудностей с женщинами».
особо удовлетворительными. Мне нравились женщины,
и я ладил с ними как с друзьями и коллегами, но интимная
сторона была трудной. И это случилось в моем браке,
и в паре других отношений, в которые я был вовлечен
с тех пор. Так как я имею дело с Черным солнцем, я
узнал многое в себе, что подразумевает это высказы-
вание Юнга, и пришел к тому, что это, по крайней мере,
было частью моих трудностей с женщинами».
Были несколько вещей, о которых пастор практически не
знал перед его опытом Черного солнца. Одна состояла в том,
что он винил женщин в своих проблемах. Он делал это годами,
и даже хотя женщины, включая его бывшую жену, жалова-
лись на его превосходство, враждебность и снисходительность,
которые происходили от такого отношения, он просто никогда не
видел этого. Он всегда чувствовал себя правым и обычно удив-
лялся, что было не так с ними, почему они не могли чувствовать
также как он. Однако у него было прозрение, что большая часть
чувственной жизни была долгое время похоронена. Он начал
ощущать, что чувства, которые он не осознавал, стали прояв-
ляться через отношения с женщинами. Например, он пишет,
что чувствовал вину за то, что впадал иногда в автоматическую
позу учителя с женщинами. Затем он осознал, что это начина-
лось, когда женщины выражали свои идеи через чувства. Это
было так, как будто он должен был противопоставлять это его
«превосходящему» интеллекту, поскольку он не мог взаимо-
действовать на уровне чувств. Он понял, что полагал, будто
женские чувства были более низкими и что им был нужен его
«блестящий» интеллект, чтобы просвещать себя. Для него
чувства были частью неизвестного и, таким образом, частью
Черного солнца, которого он боялся.
знал перед его опытом Черного солнца. Одна состояла в том,
что он винил женщин в своих проблемах. Он делал это годами,
и даже хотя женщины, включая его бывшую жену, жалова-
лись на его превосходство, враждебность и снисходительность,
которые происходили от такого отношения, он просто никогда не
видел этого. Он всегда чувствовал себя правым и обычно удив-
лялся, что было не так с ними, почему они не могли чувствовать
также как он. Однако у него было прозрение, что большая часть
чувственной жизни была долгое время похоронена. Он начал
ощущать, что чувства, которые он не осознавал, стали прояв-
ляться через отношения с женщинами. Например, он пишет,
что чувствовал вину за то, что впадал иногда в автоматическую
позу учителя с женщинами. Затем он осознал, что это начина-
лось, когда женщины выражали свои идеи через чувства. Это
было так, как будто он должен был противопоставлять это его
«превосходящему» интеллекту, поскольку он не мог взаимо-
действовать на уровне чувств. Он понял, что полагал, будто
женские чувства были более низкими и что им был нужен его
«блестящий» интеллект, чтобы просвещать себя. Для него
чувства были частью неизвестного и, таким образом, частью
Черного солнца, которого он боялся.
Пастор размышлял, что в отношении Черного солнца, каким
бы не была его окончательная ценность, человеку надо как-то
прийти к согласию с этими чувствами превосходства, чтобы также
осознать свою двойственность. Если человек может это сделать,
тогда, возможно, он не должен защищаться от невидимого аспекта
женщины, смещения, которое произошло не только для него, но
также для других мужчин, с которыми он работал, или которые
были его друзьями. Пока он не узнал, что этот тип отношений
бывает очень трудно распознать, он никогда на самом деле не
верил, что это было похоронено в нем. Согласно Юнгу, мужчины
часто предпочитают рассматривать свое мышление ассоцииро-
ванным со светом сознания, и, таким образом, для них очень легко
распространять свои темные мысли и настроения на женщин.
бы не была его окончательная ценность, человеку надо как-то
прийти к согласию с этими чувствами превосходства, чтобы также
осознать свою двойственность. Если человек может это сделать,
тогда, возможно, он не должен защищаться от невидимого аспекта
женщины, смещения, которое произошло не только для него, но
также для других мужчин, с которыми он работал, или которые
были его друзьями. Пока он не узнал, что этот тип отношений
бывает очень трудно распознать, он никогда на самом деле не
верил, что это было похоронено в нем. Согласно Юнгу, мужчины
часто предпочитают рассматривать свое мышление ассоцииро-
ванным со светом сознания, и, таким образом, для них очень легко
распространять свои темные мысли и настроения на женщин.
Хотя пастор не думал об этом в таком контексте, после
того как он написал мне о предшествующих наблюдениях,
он вспомнил о более ранней встрече с темой Черного солнца
и сердца. Однажды у него появилась боль в области сердца,
и он вызвал скорую, но доктора ничего не нашли. Через неделю,
это снова случилось, он опять попал в больницу и снова ничего
не нашли. Когда он пошел к психоаналитику и рассказал, что
случилось, психоаналитик предположил, что поскольку ничего
не было найдено, проблема находится в другом месте. Он пред-
ложил провести сеанс активного воображения в отношении
сердца, чтобы посмотреть, что могло случиться. Две недели
подряд, он активно воображал, что происходило в его сердце,
и каждый раз рисовал картинку того, что «видел».
того как он написал мне о предшествующих наблюдениях,
он вспомнил о более ранней встрече с темой Черного солнца
и сердца. Однажды у него появилась боль в области сердца,
и он вызвал скорую, но доктора ничего не нашли. Через неделю,
это снова случилось, он опять попал в больницу и снова ничего
не нашли. Когда он пошел к психоаналитику и рассказал, что
случилось, психоаналитик предположил, что поскольку ничего
не было найдено, проблема находится в другом месте. Он пред-
ложил провести сеанс активного воображения в отношении
сердца, чтобы посмотреть, что могло случиться. Две недели
подряд, он активно воображал, что происходило в его сердце,
и каждый раз рисовал картинку того, что «видел».
Он пришел к тому, чтобы связать его мужское-женское раз-
деление с проблемами сердца, которое, как он отследил, имело
отношение к ранам, полученным от отца. Когда он медитировал
и активно воображал, что происходило внутри его сердца, он
увидел злой кулак, лом, большой черный кол, пронзающий его
сердце, а потом большой черный железный шар, который затем
отождествил с черным солнцем. Он обдумывал связь депрессии
и болезни сердца и сказал, что это не может быть здорово, нести
24-фунтовый железный шар в своем сердце.
деление с проблемами сердца, которое, как он отследил, имело
отношение к ранам, полученным от отца. Когда он медитировал
и активно воображал, что происходило внутри его сердца, он
увидел злой кулак, лом, большой черный кол, пронзающий его
сердце, а потом большой черный железный шар, который затем
отождествил с черным солнцем. Он обдумывал связь депрессии
и болезни сердца и сказал, что это не может быть здорово, нести
24-фунтовый железный шар в своем сердце.
Работа с активным воображением, в конечном счете, привела
к процессу выздоровления: образы хирургической проце-
дуры и вытаскивания железного шара, черной змеи с зеленой
растительностью привели к появлению голубых вод и дельфина
с маленькой лодкой в последней серии картин. Образ, который
наиболее беспокоил его, однако, был черным железным шаром,
который появился и теперь был снаружи. Хотя сердце выздо-
ровело, этот образ указывал на нечто снаружи его и царства
сознания. Для него это было более темное выражение души —
инстинктивное, эмоциональное, символическое и архетипи-
ческое. В ядре темноты было что-то зловещее, странное и
возможно даже непознаваемое, как он думал. Это могло иметь
опустошительные последствия, физиологически и в его отноше-
ниях, он осознавал это как черную дыру.
к процессу выздоровления: образы хирургической проце-
дуры и вытаскивания железного шара, черной змеи с зеленой
растительностью привели к появлению голубых вод и дельфина
с маленькой лодкой в последней серии картин. Образ, который
наиболее беспокоил его, однако, был черным железным шаром,
который появился и теперь был снаружи. Хотя сердце выздо-
ровело, этот образ указывал на нечто снаружи его и царства
сознания. Для него это было более темное выражение души —
инстинктивное, эмоциональное, символическое и архетипи-
ческое. В ядре темноты было что-то зловещее, странное и
возможно даже непознаваемое, как он думал. Это могло иметь
опустошительные последствия, физиологически и в его отноше-
ниях, он осознавал это как черную дыру.
Тема черной дыры стала важной для него как «внешний
образ», который помог постигнуть внутреннюю темноту.
Осознание Юнга, что такие вещи существуют во вселенной,
помогло ему, когда он чувствовал, что теряет свой разум и
«становится немного сумасшедшим». Он начал проводить
спонтанные сеансы активного воображения на модель черной
дыры. Он пишет, что, будучи в тисках депрессии, он рисовал
черный круг на листе бумаги. Затем, когда он смотрел на него и
понял, что нарисовал, это ужаснуло его. Это было так, как будто
он смог направить внимание и осознание прямо на него. Пока он
думал, что такое эти черные дыры, он смог увидеть, что они озна-
чали то же самое во внешней вселенной, что внутренний образ
делал с ним. Черные дыры настолько плотные, что никакой свет
не покидает их.
образ», который помог постигнуть внутреннюю темноту.
Осознание Юнга, что такие вещи существуют во вселенной,
помогло ему, когда он чувствовал, что теряет свой разум и
«становится немного сумасшедшим». Он начал проводить
спонтанные сеансы активного воображения на модель черной
дыры. Он пишет, что, будучи в тисках депрессии, он рисовал
черный круг на листе бумаги. Затем, когда он смотрел на него и
понял, что нарисовал, это ужаснуло его. Это было так, как будто
он смог направить внимание и осознание прямо на него. Пока он
думал, что такое эти черные дыры, он смог увидеть, что они озна-
чали то же самое во внешней вселенной, что внутренний образ
делал с ним. Черные дыры настолько плотные, что никакой свет
не покидает их.
Были времена в его депрессии, когда он чувствовал себя
точно также. Вдобавок он чувствовал, что может буквально
быть затянут в нее и потеряться, тем же самым путем ничто
не покидает черные дыры, по крайней мере, не тем, которым оно
туда попадает.
точно также. Вдобавок он чувствовал, что может буквально
быть затянут в нее и потеряться, тем же самым путем ничто
не покидает черные дыры, по крайней мере, не тем, которым оно
туда попадает.
В один момент беспокойство пастора обратилось к смерти, и
он размышлял о ней, когда был в своих депрессивных состояниях.
Он связал смерть с Черным солнцем. Он заметил, что основной
путь, каким пришли мысли о смерти, были связаны с предрас-
судками, что он умрет. Шаблон был такой, что мысли о смерти
проявлялись в основном с утра до раннего вечера, но поздним
вечером пропадали полностью. Затем он шел спать вполне мирно,
и с утра это начиналось снова. Это продолжалось три года. Три
года каждое утро он просыпался с одинаковым беспокойством
о смерти. В течение этого времени он знал, что страх исчезнет к
ночи, и это происходило. Каждый день повторялся один и тот же
шаблон, кажущийся оторванным от дня ранее.
он размышлял о ней, когда был в своих депрессивных состояниях.
Он связал смерть с Черным солнцем. Он заметил, что основной
путь, каким пришли мысли о смерти, были связаны с предрас-
судками, что он умрет. Шаблон был такой, что мысли о смерти
проявлялись в основном с утра до раннего вечера, но поздним
вечером пропадали полностью. Затем он шел спать вполне мирно,
и с утра это начиналось снова. Это продолжалось три года. Три
года каждое утро он просыпался с одинаковым беспокойством
о смерти. В течение этого времени он знал, что страх исчезнет к
ночи, и это происходило. Каждый день повторялся один и тот же
шаблон, кажущийся оторванным от дня ранее.
Хотя он чувствовал, что значение его мыслей о смерти
было символическим, долгое время он испытывал мысли на
буквальном уровне. Это приняло форму предубеждения о его
смерти. «Я не знаю когда это осознание (буквального качества
этих мыслей) начало изменяться, но это случилось. Я думаю,
что духовные изменения, в конечном счете, произошли» через
процесс похожий на возрождение/смерть.
было символическим, долгое время он испытывал мысли на
буквальном уровне. Это приняло форму предубеждения о его
смерти. «Я не знаю когда это осознание (буквального качества
этих мыслей) начало изменяться, но это случилось. Я думаю,
что духовные изменения, в конечном счете, произошли» через
процесс похожий на возрождение/смерть.
В изучении надписей на могиле Рамзеса VI, его пора-
зила следующая фраза: «Возрождение солнца на заре после
его ночного пу тешествия в ад, воскрешение царя после его
темного и длинного прохода через преисподнюю, после своей
смерти, и появление более высокого сознания после тяжелого
и часто ужасного исследования». Он чувствовал, что это
хорошо описывало то, через что он прошел: «Я думаю, я должен
был жить с этим черным солнцем последние годы, чтобы подго-
товится к тому, чтобы иметь дело со следующим смыслом…
Есть работа, которая должна быть сделана. Я думаю, это было
частью более точного размышления и распространения относи-
тельно черного солнца. Другими словами, есть не совсем прояс-
ненный вопрос: «Почему черное солнце?»
зила следующая фраза: «Возрождение солнца на заре после
его ночного пу тешествия в ад, воскрешение царя после его
темного и длинного прохода через преисподнюю, после своей
смерти, и появление более высокого сознания после тяжелого
и часто ужасного исследования». Он чувствовал, что это
хорошо описывало то, через что он прошел: «Я думаю, я должен
был жить с этим черным солнцем последние годы, чтобы подго-
товится к тому, чтобы иметь дело со следующим смыслом…
Есть работа, которая должна быть сделана. Я думаю, это было
частью более точного размышления и распространения относи-
тельно черного солнца. Другими словами, есть не совсем прояс-
ненный вопрос: «Почему черное солнце?»
Пастор знал, что это был вопрос, на который невозможно
ответить ни с помощью анализа, ни с помощью терапии. Он
заметил, что такие темные переживания, как черное солнце,
имели невероятную, почти неистощимую энергию. Возможно
наиболее важная вещь для него в отношении всего опыта это
то, что, в конечном счете, привело его в русскую православную
церковь. 23 года назад он был посвящен в сан протестантского
священника. Он чувствовал, что глубина, к которой привел
весь этот опыт с черным солнцем, в конечном счете, привела
к духовной революции. С тех пор, как 7 лет назад он стал право-
славным, он продолжил понимать некоторые вещи через духов-
ность этой традиции, которая продолжила тему черного солнца.
ответить ни с помощью анализа, ни с помощью терапии. Он
заметил, что такие темные переживания, как черное солнце,
имели невероятную, почти неистощимую энергию. Возможно
наиболее важная вещь для него в отношении всего опыта это
то, что, в конечном счете, привело его в русскую православную
церковь. 23 года назад он был посвящен в сан протестантского
священника. Он чувствовал, что глубина, к которой привел
весь этот опыт с черным солнцем, в конечном счете, привела
к духовной революции. С тех пор, как 7 лет назад он стал право-
славным, он продолжил понимать некоторые вещи через духов-
ность этой традиции, которая продолжила тему черного солнца.
Он предложил несколько размышлений на тему связи
черного солнца и темной стороны Бога. Он сказал, что
черного солнца и темной стороны Бога. Он сказал, что
«…в православии является общепринятым думать о
Боге в терминах «позитивный» и «негативный». Для право-
славия это не уникально. Позитивная теология включает те
ясные утверждения, которые мы хотим делать о Боге; что
Бог — это любовь, что Бог вездесущ и т. д. Негативная
теология действует другим путем и в основном это встреча
с Богом через опыт избавления от наших заблуждений
и иллюзий о Боге и о нас самих. Мое понимание такое, что
это больше относится к пониманию „сущности“ Бога.
Боге в терминах «позитивный» и «негативный». Для право-
славия это не уникально. Позитивная теология включает те
ясные утверждения, которые мы хотим делать о Боге; что
Бог — это любовь, что Бог вездесущ и т. д. Негативная
теология действует другим путем и в основном это встреча
с Богом через опыт избавления от наших заблуждений
и иллюзий о Боге и о нас самих. Мое понимание такое, что
это больше относится к пониманию „сущности“ Бога.
Теперь после всего сказанного, я подхожу к тому,
чтобы сказать о Черном солнце, что оно содержит в себе
аспект Бога, который близок к этой темноте, к тайному
аспекту Бога. Я смог увидеть его в процессе изменения
своего отношения к этому образу. В начале, это было
ужасающе, и я хотел убежать от него, но не смог».
чтобы сказать о Черном солнце, что оно содержит в себе
аспект Бога, который близок к этой темноте, к тайному
аспекту Бога. Я смог увидеть его в процессе изменения
своего отношения к этому образу. В начале, это было
ужасающе, и я хотел убежать от него, но не смог».
Черное солнце и депрессия заставили его осознать вещи,
которые должны быть встречены лицом к лицу, и с которыми
надо иметь дело на психологическом уровне. В то же время,
однако, он пришел к видению, что все эти факторы нуждались
также в духовной работе. Другими словами, благодаря тому, что
Черное солнце и депрессия открыли для него в душе, он пришел
к тому, чтобы видеть это в отношении к Богу. Это могло бы
звучать странно, если бы психологическое и духовное были
бы разными, но внутренне соотносящимися, затем каждое бы
нуждалось в своем типе работы.
которые должны быть встречены лицом к лицу, и с которыми
надо иметь дело на психологическом уровне. В то же время,
однако, он пришел к видению, что все эти факторы нуждались
также в духовной работе. Другими словами, благодаря тому, что
Черное солнце и депрессия открыли для него в душе, он пришел
к тому, чтобы видеть это в отношении к Богу. Это могло бы
звучать странно, если бы психологическое и духовное были
бы разными, но внутренне соотносящимися, затем каждое бы
нуждалось в своем типе работы.
Пастор нашел, что православие предлагает форму медита-
тивной молитвы известной как hesycham (исихазм), термин,
который означает одиночество или тишину, и который был
тивной молитвы известной как hesycham (исихазм), термин,
который означает одиночество или тишину, и который был
|
| |
впервые использован св. Григорием Паламой в XIV веке. Он
| |
впервые использован св. Григорием Паламой в XIV веке. Он
молитвы использует «Христову молитиву», которая приводит
Нетварный свет также называется «фаворским светом»,
потому что это свет, который сверкает от Христа после его
трансформации на горе Фавор. Это свет, который идет от Бога
и свет не созданный как всякий другой, такой как солнечный.
Говорили, что другие святые также сияли таким светом,
который чрезвычайно ярок. Он иногда удивлялся: не мог ли
этот свет быть связанным с ослепляющим светом, который идет
от Черного солнца.
потому что это свет, который сверкает от Христа после его
трансформации на горе Фавор. Это свет, который идет от Бога
и свет не созданный как всякий другой, такой как солнечный.
Говорили, что другие святые также сияли таким светом,
который чрезвычайно ярок. Он иногда удивлялся: не мог ли
этот свет быть связанным с ослепляющим светом, который идет
от Черного солнца.
Пастор и я рассуждали о работе Джулии Кристевой, и он
чувствовал, что эта идея выражена в ее работе, когда она говорит,
«черное солнце» снова принимает семантическое поле Сатурна»,
но выворачивает его наизнанку, как перчатку: темнота сверкает
как солнечный свет, который, тем не менее, остается слепящим
черной невидимостью».[13] Однако для Кристевой черное солнце,
кажется, остается привязанным к состоянию депрессии. Пастор
размышлял: «В этом снова видится парадоксальное понятие
света («ослепляющий», «сверкающий») в черной темноте
(«черная невидимость»). С тех пор Черное солнце стало прини-
мать некоторые позитивные характеристики, это было моей
интуицией — что это темнота, но дающая свет».
чувствовал, что эта идея выражена в ее работе, когда она говорит,
«черное солнце» снова принимает семантическое поле Сатурна»,
но выворачивает его наизнанку, как перчатку: темнота сверкает
как солнечный свет, который, тем не менее, остается слепящим
черной невидимостью».[13] Однако для Кристевой черное солнце,
кажется, остается привязанным к состоянию депрессии. Пастор
размышлял: «В этом снова видится парадоксальное понятие
света («ослепляющий», «сверкающий») в черной темноте
(«черная невидимость»). С тех пор Черное солнце стало прини-
мать некоторые позитивные характеристики, это было моей
интуицией — что это темнота, но дающая свет».
Для пастора примирение света и темноты выражено в «Пути
Православия» митрополита Каллиста (Уэра), который говорит
о негативной теологии:
Православия» митрополита Каллиста (Уэра), который говорит
о негативной теологии:
«И так это доказывается для каждого, который
следует духовному Пути. Мы выходим из известного
в неизвестное, мы двигаемся от света в темноту. Мы не
просто следуем от темноты невежества к свету знания,
но мы идем от света частичного знания в большее знание,
которое настолько более глубоко, что оно может быть
только описано как «темнота неизвестного» (ударение
сделано пастором)».[14]
следует духовному Пути. Мы выходим из известного
в неизвестное, мы двигаемся от света в темноту. Мы не
просто следуем от темноты невежества к свету знания,
но мы идем от света частичного знания в большее знание,
которое настолько более глубоко, что оно может быть
только описано как «темнота неизвестного» (ударение
сделано пастором)».[14]
Хотя это ясное заявление о духовном осознании, инте-
ресно, что темнота, на самом деле, видится как «продвижение»
над светом и «большее знание», чем свет «частичного знания».
В размышлении об опыте пастора можно представить процесс
индивидуации, приводящий к интеграции личной и архетипиче-
ской теней. Такая интеграция, можно сказать, констеллировала
хорошо интегрированную Самость, залечивающей расщепление
в его мужском осознании и, в конечном счете, открывающей его
к испытанию таинственного, темного образа Бога в ядре его новой
веры. Его процесс «кончается» с созданием важного образа,
относящегося к нашему образу Черного солнца, с темнотой неиз-
вестного, которое странно описывается, как движение через свет,
и как ослепляющая, священная темнота. Этот «образ» священной
темноты хорошо известный аспект мистической теологии.
ресно, что темнота, на самом деле, видится как «продвижение»
над светом и «большее знание», чем свет «частичного знания».
В размышлении об опыте пастора можно представить процесс
индивидуации, приводящий к интеграции личной и архетипиче-
ской теней. Такая интеграция, можно сказать, констеллировала
хорошо интегрированную Самость, залечивающей расщепление
в его мужском осознании и, в конечном счете, открывающей его
к испытанию таинственного, темного образа Бога в ядре его новой
веры. Его процесс «кончается» с созданием важного образа,
относящегося к нашему образу Черного солнца, с темнотой неиз-
вестного, которое странно описывается, как движение через свет,
и как ослепляющая, священная темнота. Этот «образ» священной
темноты хорошо известный аспект мистической теологии.
Мистическая Теология
Мистический философ пятого или шестого столетия Псев-
до-Дионисий глубоко описывает Черное солнце в его светящемся
аспекте. Многие разглядели в его работах руку блистательного
эпистемолога, раннего философа языка, учителя, подобного
Сократу и мистического теолога. Возможно, лучшее обозначение
Псевдо-Дионисия дано философом и теологом XX века Эдит
Штайн: «Отец Мистики». Для Штайн его теология представ-
ляет высочайшую степень «тайного откровения», и она замечает,
что «чем выше знание, тем оно темнее и более мистично, тем
меньше его можно описать словами». Короче говоря: «Восхож-
дение к Богу — это восхождение в темноте и тишине».[15]
до-Дионисий глубоко описывает Черное солнце в его светящемся
аспекте. Многие разглядели в его работах руку блистательного
эпистемолога, раннего философа языка, учителя, подобного
Сократу и мистического теолога. Возможно, лучшее обозначение
Псевдо-Дионисия дано философом и теологом XX века Эдит
Штайн: «Отец Мистики». Для Штайн его теология представ-
ляет высочайшую степень «тайного откровения», и она замечает,
что «чем выше знание, тем оно темнее и более мистично, тем
меньше его можно описать словами». Короче говоря: «Восхож-
дение к Богу — это восхождение в темноте и тишине».[15]
В своих письмах Псевдо-Дионисий пишет: «Божественный
мрак — это «неприступный свет», в котором, говорится, обитает
Бог».[16] В другом месте он пишет: «…простые, абсолютные
и неизменные таинства богословия, окутанные пресветлым мраком
сокровенно таинственного молчания».[17] Его работа «О мистиче-
ском богословии», иллюстрировала метод Дионисия и служила
ключом к структуре всего корпуса сочинений.[18] Псевдо-Дионисий
начинает с вопроса: «Что такое божественный мрак?», и отвечает,
что божественный мрак «.изъявляется одним тем, кто нечистое
и чистое превзойдя, и на все и всяческие святые вершины восхож-
дение одолев, и все божественные светы, и звуки, и речи небесные
оставив, вступает во «мрак, где» воистину пребывает, как говорит
Писание, Тот, Кто вне всего».[19]
мрак — это «неприступный свет», в котором, говорится, обитает
Бог».[16] В другом месте он пишет: «…простые, абсолютные
и неизменные таинства богословия, окутанные пресветлым мраком
сокровенно таинственного молчания».[17] Его работа «О мистиче-
ском богословии», иллюстрировала метод Дионисия и служила
ключом к структуре всего корпуса сочинений.[18] Псевдо-Дионисий
начинает с вопроса: «Что такое божественный мрак?», и отвечает,
что божественный мрак «.изъявляется одним тем, кто нечистое
и чистое превзойдя, и на все и всяческие святые вершины восхож-
дение одолев, и все божественные светы, и звуки, и речи небесные
оставив, вступает во «мрак, где» воистину пребывает, как говорит
Писание, Тот, Кто вне всего».[19]
В соответствии с мистической теологией Псевдо-Дионисия,
она остается тем, что «не душа, не ум; ни воображения, или
мнения, или слова, или разумения Она не имеет; и Она не есть
ни слово, ни мысль; Она и словом не выразима, и не уразуме-
ваема; Она и не число, и не порядок, не величина и не малость,
не равенство, и не неравенство, не подобие и не отличие; и Она
не стоит, не движется, не пребывает в покое; не имеет силы
и не является ни силой, ни светом; Она не живет и не жизнь;
Она не есть ни сущность, ни век, ни время; Ей не свойственно
умственное восприятие; Она не знание, не истина, не царство,
не премудрость; Она не единое и не единство, не божествен-
ность или благость; Она не есть дух в известном нам смысле,
не сыновство, не отцовство, ни что-либо другое из доступного
нашему или чьему-нибудь из сущего восприятию; Она не что-то
из не-сущего и не что-то из сущего; не сущее не знает Ее такой,
какова Она есть, ни Она не знает сущего таким, каково оно есть;
Ей не свойственны ни слово, ни имя, ни знание; Она не тьма и не
свет, не заблуждение и не истина; к Ней совершенно неприме-
нимы ни утверждение, ни отрицание».[20]
она остается тем, что «не душа, не ум; ни воображения, или
мнения, или слова, или разумения Она не имеет; и Она не есть
ни слово, ни мысль; Она и словом не выразима, и не уразуме-
ваема; Она и не число, и не порядок, не величина и не малость,
не равенство, и не неравенство, не подобие и не отличие; и Она
не стоит, не движется, не пребывает в покое; не имеет силы
и не является ни силой, ни светом; Она не живет и не жизнь;
Она не есть ни сущность, ни век, ни время; Ей не свойственно
умственное восприятие; Она не знание, не истина, не царство,
не премудрость; Она не единое и не единство, не божествен-
ность или благость; Она не есть дух в известном нам смысле,
не сыновство, не отцовство, ни что-либо другое из доступного
нашему или чьему-нибудь из сущего восприятию; Она не что-то
из не-сущего и не что-то из сущего; не сущее не знает Ее такой,
какова Она есть, ни Она не знает сущего таким, каково оно есть;
Ей не свойственны ни слово, ни имя, ни знание; Она не тьма и не
свет, не заблуждение и не истина; к Ней совершенно неприме-
нимы ни утверждение, ни отрицание».[20]
В такой молитве можно получить опыт процесса нега-
тивной теологии, которая сводит человека к безмолвию и мраку,
который даже нельзя назвать мраком. Итак, выражая то,
на что ссылается автор, образ Божественного мрака находится
в таком месте, о каком нельзя ничего сказать. Через его текст
мы находим метафоры темноты незнания, которое выше всякого
знания: облако незнания; тот, кто соделал тень своим обита-
лищем; нагота, превышающая свет; блистательная сверкающая
темнота; слепящий мрак тайного знания, луч Божественной
тени, который выше, чем все существующее; затмевающий всю
яркость интенсивностью темноты; Божественная темнота —
выше утверждения или отрицания; таинственный экстаз;
трансцендентальная энергия, поднимающаяся выше рассудка
и интеллекта; затмение сознания, которое сводит с ума и остав-
64
ляет в тишине.[21]
тивной теологии, которая сводит человека к безмолвию и мраку,
который даже нельзя назвать мраком. Итак, выражая то,
на что ссылается автор, образ Божественного мрака находится
в таком месте, о каком нельзя ничего сказать. Через его текст
мы находим метафоры темноты незнания, которое выше всякого
знания: облако незнания; тот, кто соделал тень своим обита-
лищем; нагота, превышающая свет; блистательная сверкающая
темнота; слепящий мрак тайного знания, луч Божественной
тени, который выше, чем все существующее; затмевающий всю
яркость интенсивностью темноты; Божественная темнота —
выше утверждения или отрицания; таинственный экстаз;
трансцендентальная энергия, поднимающаяся выше рассудка
и интеллекта; затмение сознания, которое сводит с ума и остав-
64
ляет в тишине.[21]
Для Юнга такие образы безумны и ужасны, высота пара-
докса, связи и превосходства того, о чем мы думаем, как
о противоположностях, таким путем, в котором обычному
сознанию бросается вызов, и оно ниспровергается. В «Сере-
бряной и Белой Земле», Хиллман говорит о таком безумии,
которое похоже на алхимический процесс, в котором яркость
солнца и безумие луны удивительно объединяются. Mysterium
Coniunctionis — это просветленное безумие.[22] Однако если
с Хиллманом мы закончили безумством, справедливо сказать,
что это более высокий тип безумия, которое не просто лишение
и ассоциируется только с луной, депрессией или кастрацией,
но трансцендентное безумие, возможно лучше ассоциируемое
с искусством и поэзией, чем с буквальным безумием.
докса, связи и превосходства того, о чем мы думаем, как
о противоположностях, таким путем, в котором обычному
сознанию бросается вызов, и оно ниспровергается. В «Сере-
бряной и Белой Земле», Хиллман говорит о таком безумии,
которое похоже на алхимический процесс, в котором яркость
солнца и безумие луны удивительно объединяются. Mysterium
Coniunctionis — это просветленное безумие.[22] Однако если
с Хиллманом мы закончили безумством, справедливо сказать,
что это более высокий тип безумия, которое не просто лишение
и ассоциируется только с луной, депрессией или кастрацией,
но трансцендентное безумие, возможно лучше ассоциируемое
с искусством и поэзией, чем с буквальным безумием.
В стихотворении «В темное время» Теодор Рётке пишет,
что «глаз начинает видеть» и в этой темноте он встречает свою
тень и темнота углубляется. Здесь в темноте он находит безумие
и «благородство души», странное соответствие противополож-
ностей. Рётке также пишет о vialongissama, который приводит
к смерти самости, вводит «пылающий неестественный свет»,
место, где «Я» больше не узнает себя, но находит разум Бога
и чувство свободы в боли потери.[23] На самом деле стихотво-
рение содержит несколько образов, ассоциирующихся с Черным
солнцем: чистое отчаяние, смерть Самости, темный свет, благо-
родство души и безумие, которые формируют сложную сеть,
составляющую один из типов безумия.
что «глаз начинает видеть» и в этой темноте он встречает свою
тень и темнота углубляется. Здесь в темноте он находит безумие
и «благородство души», странное соответствие противополож-
ностей. Рётке также пишет о vialongissama, который приводит
к смерти самости, вводит «пылающий неестественный свет»,
место, где «Я» больше не узнает себя, но находит разум Бога
и чувство свободы в боли потери.[23] На самом деле стихотво-
рение содержит несколько образов, ассоциирующихся с Черным
солнцем: чистое отчаяние, смерть Самости, темный свет, благо-
родство души и безумие, которые формируют сложную сеть,
составляющую один из типов безумия.
[1] Edinger, «Anatomy of the Psyche», p.165.[2] Ibid., p. 167.[3] Jung, «Mysterium Coniunctionis», p.546, para. 778.[4] Edinger, «Anatomy of the Psyche», p. 167.[5] Ibid., p. 168.[6] Hillman, «Archetypal Psychology: A Brief Account», p.18.[7] Cf. Hillman, «The Seduction of Black», p. 45. Слово «алхимия», как
считается, происходит от khem или chemia [черный] и относится к Египту, где почва
черного цвета.[8] «The American Heritage Dictionary of the English Language», 3d ed. (Boston,
New York, and London: Houghton-Mifflin Press, 1992).[9] M. Merleau-Ponty, «Phenomenology of Perception», p.228.[10] Ibid., p. 229.[11] Ilan Chelners, «Oxford Dictionary of Twentieth-Century Art», p.399.[12] Jung, «Mysterium Coniunctionis», pp.247—48, para. 332.[13] Julia Kristeva, «Black Sun: Depression and Melancholia», p.147.[14] Из личной переписки, хотя пастор цитирует Каллиста в «The Orthodox Way».[15] E. Stein, «Knowledge and Faith», p.87.[16] Pseudo-Dionysius the Areopagite, Pseudo-Dionysius: «The Complete
Works», p.265. [Зд.: Дионисий Ареопагит. «Сочинения. Толкования Максима
Исповедника». СПб, Алетейя, 2002, стр. 781 — прим. ред.][17] Pseudo-Dionysius, «The Mystical Theology and the Celestial Hierarchies», p.9. [Зд.: Дионисий Ареопагит. «Сочинения. Толкования Максима Исповедника».
СПб, Алетейя, 2002, стр. 737 — прим. ред.][18] Pseudo-Dionysius, «Pseudo-Dionysius», p.132.[19] Ibid., p. 136. [Зд.: Дионисий Ареопагит. «Сочинения. Толкования Максима
Исповедника». СПб, Алетейя, 2002, стр. 741. — прим. ред.][20] Pseudo-Dionysius, «The Mystical Theology», в Pseudo-Dionysius: «The
Complete Works», p.141. [Зд.: Дионисий Ареопагит. «Сочинения. Толкования
Максима Исповедника». СПб, Алетейя, 2002, стр. 759. — прим. ред.][21] Даже когда Божественность не может быть призвана в существование и
остается безмолвной, Божественная сущность «присутствует». Юнг отмечает:
«Званый или незваный, Бог будет здесь» (Jung, «Memories, Dreams, Reflections»,
illustration 13, p. xviii).[22] Cf. Hillman, «Silver and the White Earth», part one, p. 21.[23] См. «Collected Poems of Theodore Roethke», p.31.
считается, происходит от khem или chemia [черный] и относится к Египту, где почва
черного цвета.[8] «The American Heritage Dictionary of the English Language», 3d ed. (Boston,
New York, and London: Houghton-Mifflin Press, 1992).[9] M. Merleau-Ponty, «Phenomenology of Perception», p.228.[10] Ibid., p. 229.[11] Ilan Chelners, «Oxford Dictionary of Twentieth-Century Art», p.399.[12] Jung, «Mysterium Coniunctionis», pp.247—48, para. 332.[13] Julia Kristeva, «Black Sun: Depression and Melancholia», p.147.[14] Из личной переписки, хотя пастор цитирует Каллиста в «The Orthodox Way».[15] E. Stein, «Knowledge and Faith», p.87.[16] Pseudo-Dionysius the Areopagite, Pseudo-Dionysius: «The Complete
Works», p.265. [Зд.: Дионисий Ареопагит. «Сочинения. Толкования Максима
Исповедника». СПб, Алетейя, 2002, стр. 781 — прим. ред.][17] Pseudo-Dionysius, «The Mystical Theology and the Celestial Hierarchies», p.9. [Зд.: Дионисий Ареопагит. «Сочинения. Толкования Максима Исповедника».
СПб, Алетейя, 2002, стр. 737 — прим. ред.][18] Pseudo-Dionysius, «Pseudo-Dionysius», p.132.[19] Ibid., p. 136. [Зд.: Дионисий Ареопагит. «Сочинения. Толкования Максима
Исповедника». СПб, Алетейя, 2002, стр. 741. — прим. ред.][20] Pseudo-Dionysius, «The Mystical Theology», в Pseudo-Dionysius: «The
Complete Works», p.141. [Зд.: Дионисий Ареопагит. «Сочинения. Толкования
Максима Исповедника». СПб, Алетейя, 2002, стр. 759. — прим. ред.][21] Даже когда Божественность не может быть призвана в существование и
остается безмолвной, Божественная сущность «присутствует». Юнг отмечает:
«Званый или незваный, Бог будет здесь» (Jung, «Memories, Dreams, Reflections»,
illustration 13, p. xviii).[22] Cf. Hillman, «Silver and the White Earth», part one, p. 21.[23] См. «Collected Poems of Theodore Roethke», p.31.