Роберт Сарделло. Любовь и душа: создавая будущее земли

Одновременно с развитием ощущения своего «Я», происходит и вступление в новый тип отношений с миром. Теперь я хочу уточнить, что включает в себя слово «мир» в контексте смысла «Я». Под миром я подразумеваю нечто отличное от того, что мы обычно воспринимаем в качестве физического мира или планеты Земля, а также нечто отличное от земли с ее минеральной, растительной, животной и человеческой жизнью и всем, что было создано руками человека, то есть культурой и цивилизацией. Слово «мир» будет использоваться мной в этой работе для обозначения единства отношений между растениями, животными и людьми, с одной стороны, и Землей и космосом, с другой. Стоит отметить, что это единство осуществляется не только благодаря внешним связям, но и в соответствии с общностью свойств души. Я использую слово «мир» в том смысле, в каком оно использовалось в давней традиции, связанной с Душой Мира, также называемой Софией.

Ессеи и гностики, практики герметизма, последователи монашеской христианской мистики, адепты алхимии и церемониальной магии, катары, розенкрейцеры, каббалисты, представители Шартрской школы, все они, так или иначе, видели мир объединенным общей мировой душой. Образ этого единства прекрасно передан в Притчах словами самой Софии:

«Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов, когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли». (Притчи 8: 22-29)

Неизвестное, невидимое качество единства души присутствует с самого начала. Она есть план создания, его идея, его Мудрость. Кроме того, Мудрость состоит из единства трех разных и, тем не менее, взаимосвязанных и взаимопроникающих качеств. Мы должны суметь представить три неотделимых аспекта акта творения: потенциальное, идеальное и фактическое. Мудрость – это Мать всего, потенциальное; идеальное единство всего – это Дочь, а основа реальности всего фактического бытия – это Святая Душа. Бернард Сильвестр, советник Бернарда Клервоского, отвечавший за строительство Шартрского собора, земного храма Софии, разработал представление об этих трех качествах Софии в 1147 году. Название его работы «Космография» также можно перевести как «Всеобъемлющее Единство Мира». Собор действительно был построен в соответствии с этими тремя принципами и, таким образом, является видимым выражением самой Софии, а не просто зданием в её честь. То есть Шартрский собор – это воплощение Софии. Шартрский собор – это место будущего, а не памятник прошлому.

Таким образом, о Софии говорят как о Пресвятой Тринософии, о нераздельном единстве трех качеств активности души. Мы можем спросить, как индивидуальная душа относится к этому единству, поскольку, как было сказано выше, индивидуальность человеческой души действительно связана с этим единством. Поскольку наши интересы сосредоточены на вопросе индивидуальности в её связи с миром, эта связь является центральной. Бернард Сильвестр также занимался этим вопросом. Он видит отражение Пресвятой Тринософии в таком свойстве индивидуальной души, как способность составлять целостные представления, это свойство он называет разумом. Разум не означает мышление или анализ, переход от одной части к другой, не означает он и воображения, как рассматривания внутренних образов. Бернард имеет в виду способность иметь внутреннее понимание внутренних качеств внешних вещей, существующих в соотношении друг с другом; это и есть Мудрость человеческой души, аспект Матери.

Вторую способность, неотделимую от этой первой способности, Бернард называет воображением. Под воображением он подразумевает, нечто, что мы могли бы назвать интуитивным ощущением связи всего со всем, и что должно активно проявляться посредством создания образов, отражающих это ощущение единства. Для Бернарда душа – это прежде всего качество, способное воспринимать всеобщее единство; ею следует активно пользоваться для создания изображений, это единство отображающих. Скажем, например, в определенный момент следует сфокусировать внимание на окнах Шартрского собора. Активность души нужно направить на изображение окон, с их индивидуальностью и специфичностью, как на отражение смысла целого здания. Мы также можем представить себе образ мысли, применяющий такой подход ко всем сферам жизни. Например, если мы хотим посадить в саду некое растение, мы должны активно представлять, как оно соотносится со всеми растениям в саду, как сад соотносится с остальным ландшафтом, ландшафт с регионом, регион с более обширной географической территорией, а эта территория – с остальной частью Земли, и остальная часть Земли – с космосом. Ничто не делается случайно или из представления о том, что необходимо, без учета целого; это истинное воображение, аспект Дочери в человеческой душе.

Третью активность души, неотделимую от разума и воображения, Бернард называет памятью. Память здесь следует понимать в более глубоком смысле, нежели способность вспомнить личное прошлое. Память означает, что человек сам по себе является воспоминанием всего творения. Это воспоминание о целом выражается как форма и активность человеческого тела. Само тело является видимым выражением души. Голова своей округлостью помнит или отражает единство Мудрости и является храмом разума, а чувства подобны окнам храма. Память о деятельности воображения, активной синтезирующей силе хранится в области сердца, а конечности хранят память о необходимости активности, которая всегда вносит изменения в мировую целостность. Память, таким образом, на самом деле является сокращенным описанием в индивидуализированном человеческом теле единства и активности целого.

Учитывая такие великолепные, как по своей структуре, так и по применимости в жизни, иллюстрации полноты Мировой Души, можно задаться вопросом, почему же мир, не функционирует таким идеальным образом. Вообразите, каким он станет, если это произойдет. Одним словом, все придет к гармонии. Каждая часть мира будет функционировать как часть целого; при этом мир не будет раем, поскольку потребуются постоянные усилия разума, воображения и памяти. Но эти усилия будут постоянно вознаграждаться неподдельным опытом того, что ничто не работает по отдельности. Удивительно, что мир не функционирует описанным выше образом, также из-за природы самой Софии.

Аспект Софии, объясняющий, почему можно было отвернуться от нее и действовать так, как будто единство – не более чем абстрактная идея, касается особой природы связи индивидуальной души с Душой Мира. Русский софиолог Владимир Соловьев, примерно в 1884 году рассуждал об этом особом качестве, о котором также говорится в мифах и легендах о Софии, которые будут вкратце рассмотрены далее:

Почему это соединение божественного начала [упомянутого ранее в качестве потенциальности] с мировою душою [упомянутой выше в качестве идеального начала] и происходящее отсюда рождение вселенского организма [реального бытия] как воплощенной божественной идеи (Софии), – отчего это соединение и это рождение не происходят раз за разом в одном акте божественного творчества? … Ответ на этот вопрос весь заключается в одном слове, выражающем нечто такое, без чего не могут быть мыслимы ни Бог, ни природа, – это слово есть свобода. Свободным актом мировой души объединяемый ею мир отпал от Божества и распался сам в себе на множество враждующих элементов; длинным рядом свободных актов всё это восставшее множество должно примириться с собою и с Богом и возродиться в форме абсолютного организма.

Такой акт свободы необходим, чтобы эволюция данного аспекта Мировой Души, несущей самосознание индивидуальной души, вступила в свои права. Таким образом, Мировая Душа подверглась длительному процессу эволюции, своего рода отпадению от единства, чтобы это единство могло быть снова восстановлено, причем восстановлено абсолютно сознательно. Таким образом, восстановление единства Мировой Души становится более значимой задачей с точки зрения развития полностью сознательной индивидуальной души: это задача участия людей в судьбе Софии.

СОФИЯ В МИФАХ И ЛЕГЕНДАХ

Теперь давайте посмотрим, как этот сложный характер Софии проявился в легендах о ней. В них мы можем обнаружить иллюстрацию того, что стремился выразить Соловьев, несколько сбивчиво добавляя к её образу новые элементы. Гностическая история «Пистис София», в частности, описывает падение Софии. «Пистис София» означает «Мудрость Веры» или «Вера Софии». История начинается с повествования об изначальной паре, Глубине и Молчании. Глубина и Молчание порождают тридцать Эонов, уровней проявления, архетипических форм. Архетипическим проявлением тридцатого уровня является София. София влюбляется в свет Глубины и желает соединиться с этим светом. Однако это желание смущает ее. Она движется к тому, что ей кажется светом, но на самом деле она движется к столь же яркому свету Хаоса. Она падает в Хаос, где сталкивается с другими существами, Демиургом и архонтами, а также существом, описанным в качестве львиноликого и преисполненного гордыней. В этой области Хаоса София страдает от всех мыслимых психических мучений – страха, тревоги, страсти, ужаса, отчаяния, грусти, скорби. Из бушующего в ней психического потока образуются стихии земли, воды, воздуха и огня, которые сгущаются, образуя Землю.

Преисполненное гордыней львиноликое существо также образует стихии земли, воды, воздуха и огня, которые также сгущаются, образуя Землю. Полнота, Глубина и Молчание видят из Плеромы страдания Софии. Эоны Иисус и Христос соединяются и входят в Хаос, чтобы вернуть Софию. Но София не хочет уходить из Хаоса, потому что она испытывает сострадание к Земле, зная о последствиях творения львиноликого существа, преисполненного гордыней. Она разделяет себя на две части. Небесная София возвращается к Глубине и Молчанию, а земная София должна ждать и напоминать человеческой душе о стремлении к единству.

Анализируя этот миф, мы снова осмысляем тройственную природу Софии. Есть небесная София, Премудрость мира, которая является потенциалом для всеобщего единства, и есть София, которая остается в царстве Хаоса. Третья София – это София, проявленная в стихиях, составляющих Землю, потому что её нельзя отделить от того, что создала она сама. Этот смысл Земли – это не только лишь субстанция Земли, а Земля во всех ее качествах – движении света, цвета, тени, глубине вещей, их многообразии, в целебных свойствах трав, в особых качествах животных, таких как быстрые лапы пантеры или, гладкая и гибкая спина оленя. Земля как материальная субстанция является созданием львиноликого существа, исполненного гордостью. Мы можем считать его архетипическим буквалистом, а смыслом созданного им мира, воспринимаемого в качестве инертной субстанции, – использование его растениями и животными, а также эксплуатацию людьми, как источника ресурсов.

Дополнительное, данное этим мифом, понимание заключается в том, что природа Софии не только тройственна, но и как здесь показано, разделена на три аспекта, что говорит о том, что единство всего творения было нарушено. Акт, посредством которого это единство разделяется, является свободным актом Софии. Во-первых, есть акт ее желания вернуться к свету Глубины, как свидетельство того, что София не осознавала свою собственную судьбу в качестве посредника между божественным и земным, что она является одновременно и божественной, и земной. Эволюция ее сущности необходима для того, чтобы она осознала свою судьбу, но это должно быть обеспечено эволюцией индивидуальной души, которая является измерением Мировой Души, измерением сознания. Свободным актом Софии, однако, является ее решение остаться в плену Хаоса, в центре Земли, во тьме подземного мира. Разделение тройственной Софии на Софию небесную, земную и подземную означает, что единство, являющееся Душой Мира, – это то, чего теперь следует достичь благодаря усилиям и развитию человеческой индивидуальности, не только ради нашего собственного развития, но ради всего мира.

Образ этого будущего объединения небесной, земной и подземной Софии, является образом Софии Апокалипсиса. Этот образ описан в главе 12 книги Откровения: «И явилось на небе великое знамение: жена, облаченная в солнце; под ногами её луна, и на главе её венец из двенадцати звезд». Буквалисты воспринимают Апокалипсис в качестве истории о конце света, но с точки зрения, которой придерживаемся мы, это скорее образ осознанного формирования нового мира, как единства космической, земной и индивидуальной души. София Апокалипсиса – это образ единства трех аспектов Софии. То, что у неё под ногами луна, означает, что вся сфера земного царства, которая включает в себя пространство от подземного мира до луны, приведена в единство, которое и является Софией. То, что она облачена в солнце, означает, что все сферы земной жизни становятся освещенными единством Софии. И то, что она увенчана двенадцатью звездами, означает, что она охватывает все небесное царство, до самых внешних двенадцати созвездий зодиака.

Еще более значимым атрибутом этого образа Софии является то, что эти три соединенные вместе царства, выражаются с помощью ритма: небесный ритм солнца, проходящего по зодиакальным созвездиям; земной ритм дня и ночи; ритм лунного цикла. Это доминирование ритма говорит о том, что единство Души Мира связано с развитием способности видеть все вещи в их активности, движении, текучести, постоянной изменчивости. Вид сознания, способный сделать это, мы описали в качестве активности «Я».

Один пожелавший остаться анонимным современный вольный почитатель Премудрости, перу которого принадлежит множество опубликованных работ, например, удивительные «Медитации на Таро», получил молитву Софии. Возможно, стоит прочесть эту молитву сейчас, чтобы вспомнить все, что ранее уже было сказано о Софии. Размышление над этой молитвой может быть подготовкой к следующему заданию, которое касается развития индивидуальной души до точки сознания, являющейся сознанием души, сознанием «Я», которое может быть деятельностью, направленной на объединение себя с Душой Мира.

Молитва Матери Нашей

Матерь наша, сущая во тьме преисподней,

Да святится память о святом имени твоём,

Да согреет сердца бездомных скитальцев пробуждающее дыхание царствия твоего,

Да вдохнет вечную веру в глубины материи воскресение твое.

Прими в сей день живое памятование о тебе от сердец человеческих,

Умоляющих простить преступное забвение тебя,

И готовых сражаться с искушениями мира, повергнувшего во тьму тебя,

Чтобы неизмеримая боль Отца Деянием Сына утолилась,

Чрез освобождение всех сущих со времени трагедии падения твоего,

Ибо твоя есть отчизна, и вседарующее величие и всепрощающая милость для всех и всего во всём.

Молитва – это, пожалуй, самая интимная форма разговора. Я не воспринимаю молитву в качестве акта принуждения, поскольку это противоречило бы тому, что было сказано в предыдущей главе о характере «Я», свободно выбирающим связь с царствами души и духа, как измерениями мира, но не создающим отдельное царство богов, богинь и духов в качестве способа избегания индивидуальной ответственности.

Чтобы освободить Софию из подземного мира, нужно, прежде всего, обратиться к ней. Мир следует рассматривать в качестве живого существа. София не доступна нашему обыденному повседневному сознанию; это сознание должно радикально измениться, если мы хотим войти в ее глубину. Нисхождение в подземный мир означает переход от материалистической точки зрения к точке зрения души. Требуется изменение обыденного сознания. Выведенная из подземелий Шартрского собора и возведенная на трон Черная Мадонна, иллюстрирует это изменение сознания.

Первое взывание к Софии касается направления движения сознания, для установления связи с ней. В данном случае память – это память в том смысле, в каком её понимал Бернард Сильвестр. Встреча с Софией впервые происходит в качестве воспоминания об ощущении нашего тела, как единства формы и активности мира в индивидуальной форме. Сначала мы вспоминаем ее, не возвращаясь к прошлому, а уделяя внимание целостности и святости (прим. пер. – у автора игра слов «wholeness» и «holiness») индивидуального тела и единству головы, сердца и действий.

Воспоминание о душевных качествах тела порождает еще одно взывание о том, чтобы наше отчуждение от ее царства пробудило способность воображения, сосредоточенного в сердце. Это пробуждение, прежде всего, представлено ощущением бездомности каждого человека, поскольку память о единстве всех нас, как отдельных выражений целого ещё не осознана в полной мере. То, что мы делаем, создаем или выполняем в конечном итоге, не будет иметь смысла, если мы не сможем видеть сердцем.

В чем же состоит воля Души Мира? Разве не в том, чтобы оживить чувство души мира, искупить буквальный взгляд на Землю, с помощью индивидуальной души получить осознание того, что все заключено в душе? Сама мысль об этой возможности вдохновляет приверженность тому, чего еще нет, но тому, что может произойти. Верность, в данном случае, относится не к Богу свыше, но к глубине тела, внутренней жизни, верности, которая не покидает сущности мира, но все глубже проникает в неё.

Воспоминание о Душе Мира – это акт индивидуального воображения сердца. Это акт любви, полностью сознательной и индивидуальной любви. Движение сердца стремится уравновесить нашу чрезмерную концентрацию, интерес и увлеченность нашими собственными заботами, как если бы мир был не чем иным, как средой, в которой мы отыгрываем все свои собственные интересы. Воображение сердца требует постоянного внимания, потому что почти все в мире ориентировано на отвлечение внимания от чувства целостности.

Деяние Сына относится ко Второму пришествию. Но Второе пришествие не стоит воспринимать в качестве конца света. Второе пришествие относится к нисхождению Христа в царство Хаоса, чтобы вернуть Софию в Плерому, о чем говорится в мифе о Пистис Софии. Это пришествие также относится к бескорыстной любви, развитию подлинной индивидуальной способности любить, которая необходима для того, чтобы стремиться к потенциалу всеобщего единства. Отец испытывает боль, потому что потеряна равноценная ему часть; внутреннее чувство, чувство души мира потеряно. Мы начинаем освобождаться от трагедии этой потери, когда начинаем жить и ощущать душу. Полностью сознательное, индивидуальное чувство «Я», как созидающее единство всего – это первый шаг к возвращению на родину всех в совокупном единстве.

СОФИЯ И ГРААЛЬ

Центральной историей, изображающей развитие чувства Я и близкие отношения между Я и Душой Мира, является легенда о Граале. Многие из тем, которые мы затронем в последующих главах, предопределены этой легендой, рассказывающей не о прошлом, а о нашем настоящем и будущем. Я рассмотрю здесь только некоторые образы из первой части этой легенды, представленные в «Парцифале» Вольфрама фон Эшенбаха, написанном около двенадцатого века. В самом произведении говорится, что оно изображает некие события из будущего, хотя её герои – это короли, королевы и рыцари, наряду со многими самыми необычными женщинами.

Говорят, что образы из истории о Граале принадлежат звездочету по имени Флегетанис. Это не означает, что работа основана на астрологии, лучше сказать, что она произведена на свет благодаря тому, кто в движении созвездий смог увидеть движение, эволюцию Души Мира. То есть эта работа вовсе не является предсказанием, она представляет собой воображение потенциального постепенно развивающегося единства между космосом, миром и индивидуальной душой. Эта первая часть легенды, в частности, показывает практическую деятельность, работу, связанную с познанием Души Мира через развитие индивидуальности.

В Парцифале сначала повествуется об отце главного героя, Гамурете. Отец Гамурета умер, и его земля перешла к старшему сыну, брату Гамурета.

Тем не менее, брат Гамурета щедр и предлагает ему землю и богатство. Гамурет отказывается от этого щедрого предложения не по злому умыслу и не по причине обиды, а потому, что, по его словам, у в его сердце пылает страстное томление. Он не знает, чего жаждет, но решает, что должен это выяснить, и чувствует, что должен оставить все, что ему было дано раньше, чтобы последовать за этим неизвестным устремлением. Он начинает путешествие на Восток с намерением служить величайшему воину в мире, Баруху из Багдада.

Гамурет не просто отказывается от богатства и земли. Он оставляет знакомый мир, который включает в себя все то, что хорошо ему знакомо, а также свою семью, свою цивилизацию, культуру и религию, свой собственный способ познания; ибо Восток здесь означает неизвестное, таинственное. Отказаться от ощущения прошлого означает подвергнуть сомнению эго, прекратить жить тем, что исходит из прошлого, и войти в неизвестность. Если мы хоть на мгновение сможем отбросить привычные, обусловленные прошлым способы общения с миром, мы почувствуем то, что чувствовал Гамурет, это страстное стремление, но к чему?

Вначале своих поисков Гамурет принимает участие в битве за осажденный замок Петаламунт. Он влюбляется в королеву этого замка, Белакану, прекрасную чернокожую женщину. Имя Белакана означает «Пеликан», что отображается алхимическим символом пеликана, который ранит себя, пронзает собственное сердце, чтобы накормить потомство. Белакана – это наш первый портрет Души Мира в этой истории. Она представляет собой темную, неизвестную фигуру, наподобие Софии в преисподней. Гамурет женится на Белакане, но остается с ней ненадолго, потому что в его сердце все еще горит огонь, и ему, должно быть, предстоит еще один роман. Белакана брошена, брошен и опечален образ Души Мира. Гамурет не осознает, что ему нужна душа.

Затем Гамурет женится на другой прекрасной женщине, Герцелойде, имя, которой означает «печаль сердца». От этого союза рождается Парцифаль, хотя Гамурет уходит снова, прежде чем узнать о беременности жены. Гамурет погибает в бою на службе у Варуха. Его убивают с помощью колдовства. Алмаз на его шлеме тайно погрузили в алхимический эликсир, изготовленный из козьей крови, настолько горячий, что может смягчить даже твердость алмаза. Таким образом, когда Гамурет идет в бой, его источник силы истощается, и его убивают. Этот образ говорит нам о том, чего Гамурету не хватало. Он путает тоску в своем сердце со страстью. Он не видит, что эту тоску по душе, он воспринимает буквально, в качестве страсти к какой-то неизвестной, но буквальной вещи. Таким образом, его ясное алмазоподобное видение оказывается ошибочным. Его можно победить его же слабостью, жаром страсти. Таким образом, алхимическое зелье способно привести к его гибели.

Когда мы отказываемся от того, что нам было дано в прошлом, и сталкиваемся с неизвестным будущим, существует большая вероятность того, что чувство тоски будет воспринято буквально. Мы отправляемся на поиски какой-то реальной вещи, которая, казалось бы, утолит наше желание – новый брак, работа, карьера, религия, образование, дом. Все эти поиски чего-то буквального – это попытка обычного эго получить знание о себе, с помощью знания о том, чем оно обладает. Отпускать чувство эго – это постоянная задача, которую нельзя когда-либо завершить. И без чувства души, на самом деле не существует утоления понимаемой буквально тоски.

Узнав о смерти Гамурета, Герцелойда оплакивает его и через некоторое время вместе со своим сыном Парцифалем покидает мир богатства, культуры и цивилизации. Она забирает Парцифаля и поселяется в доме посреди дремучего леса. Она не хочет, чтобы Парцифаль узнал что-либо о мире и о рыцарстве, поскольку знает, что если это случится, то он станет рыцарем и оставит ее, рискуя быть убитым, как и ее муж. И снова перед нами предстают иллюстрации ухода от прошлого, освобождения эго от его способности действовать на основании того, что известно нам из прошлого, воспоминаний и воображения, обусловленных прошлым опытом.

Однажды, во время охоты молодого Парцифаля на птиц в лесу появляется яркая вспышка света. Он думает, что это Бог, ведь его мать говорила ему, что Бог – это свет. На самом деле он видит сияющие доспехи смеющихся над его глупостью рыцарей. Узнав, чем занимаются рыцари, Парцифаль понимает, что хочет стать рыцарем при дворе Артура. Он оставляет мать, чтобы отправиться на поиски рыцарства. Его мать, очень неохотно его отпускает, она наряжает его в шутовские одежды и дает ему хилую старую клячу для езды, рассчитывая, что так глупо выглядящего юношу никогда не воспримут всерьез. Затем она рассказывает ему историю о том, как следует обращаться с женщинами, которую Парцифаль воспринимает не как историю, а как буквальное наставление. Этот образ Парцифаля-дурака является ключом к пониманию того, как следует обращаться к Душе Мира. Мы должны осознать глупость наших желаний и понять, что ничто конкретное не сможет утолить нашу страсть, но, тем не менее, не избавляться от этой страсти; это то, что должен осознать и Парцифаль, это шаг от эго к индивидуальности.

Парцифаль отправляется в путь, желая стать рыцарем. Сначала ему встречается расположенный посреди леса шатер. Он входит в него и видит прекраснейшую женщину, Иешуту, спящую и обнаженную. Он будит ее, берет ее кольцо и брошь, подкрепляется пищей, и уходит. Он забирает её кольцо и брошь, потому что это часть истории, рассказанной его матерью относительно правильного обращения с женщинами. Когда мы впервые приближаемся к царству души, например, когда мы начинаем интересоваться нашими снами, первый интерес заключается в том, что мы можем извлечь из этого царства; что такое содержится в моих снах, что может рассказать мне кое-что обо мне самом. Это движение эго к душе. Конкретное эго не имеет смысла служить душе, оно только черпает из нее ресурсы. Такой способ приблизиться к царству души приносит вред этому царству. Когда муж Иешуты возвращается, ему кажется, что она изменила ему, хоть это и неправда. Он жестоко наказывает ее, словно душу-изгнанницу заставляя облачиться в лохмотья и ездить на старой кляче в таком виде. Иешута – это образ индивидуальной души и того, как плохо мы обращаемся с нашей душой, тем самым затрудняя доступ к Мировой Душе.

Парцифаль едет дальше, не заметив причиненной им травмы. Он встречает другую женщину, Сигуну, которая сидит посреди лесной поляны, держа на руках своего мертвого мужа. Этот образ, то, как она сидит, ее верность своему мужу, ее молчаливая, выжидательная поза, там, в центре мира, – это Пьета, страждущая, покинутая Мировая Душа, не София Преисподней и не Небесная София, это София Земная. Парцифаль подходит к ней не из сострадания, а из любопытства. Как будто, увидев мертвого рыцаря, он получает проблеск того, что может случиться и с ним. Его интерес – это интерес к самому себе. Эта женщина, являющаяся родственницей Парцифаля о чем, он, однако, не знает, называет его по имени. Его мать никогда не говорила ему, как его зовут.

Имя Парцифаль означает «через середину», что говорит нам о его судьбе. Его задача не связана с духовными поисками, требующими оставить позади реальный мир, и при этом она не заключается и в отворачивании от мира, чтобы войти во внутреннюю жизнь души. Он предназначен для Грааля, который должен служить Душе Мира. Далее Парцифаль дважды встречает Сигуну, и каждый раз его отношение к ней кардинально отличается, переходя от любопытства к уважению и почтению – это переход от эго к «Я».

Есть еще и третья женщина. Парцифаль, все еще одетый в шутовской наряд, въезжает в деревню. Кунневара видит его и смеется. Кунневара поклялась никогда не смеяться, пока не увидит кого-то, достойного самой высокой чести. Ей отчасти видна истинная индивидуальность Парцифаля. Ее опекун сэр Кей бьет ее, когда она смеется. Парцифаль видит, что произошло, но в данный момент ничего не делает. Однако за то короткое мгновение он понимает, что ее ударили из-за него. Это его первое осознание связи между душой и индивидуальностью.

Последняя из женских фигур в легенде о Граале, на которую мы здесь обратим внимание, – это Кондвирамур, жена Парцифаля. Ее имя означает «та, что приносит любовь». Когда Парцифаль женится на ней, кажется, что повторится то же, что случилось с Гамуретом. После недолго проведенного с Кондривамур времени, Парцифаля снова охватывает беспокойство. Источник его беспокойства, однако, отличается от источника беспокойства его отца. Он помнит о своей матери и хочет вернуться, чтобы увидеться с ней. Он не знает, что после его ухода она умерла от горя. Он уходит, чтобы вернуться к ней, но вместо этого приходит в замок Грааля, и там впервые встречается с самим Граалем. Эта встреча – вход в область воображения, не личного воображения, а воображения всего мира. Но Парцифаль не осознает того, что испытывает; его воображение не является полностью пробужденным и сознательным воображением. Он изгнан из замка Грааля и отправляется в путешествие.

Все эти зарисовки ранних приключений Парцифаля являются подготовкой к будущему, развитием его способности служить Граалю, Душе Мира. Все женщины – это фигуры Софии, это учителя, осуществляющие трансформацию от эго к «Я». Главной характеристикой всех этих фигур Софии является их радикальная восприимчивость. Я использую эти образы не для того, чтобы показать бедственное положение женщин, и при этом я не привожу образ Парцифаля в качестве символа мужского начала. Эта история связана с отношениями между эго и душой, с трансформацией от эго к «Я», от принятия к отдаче и с развитием активной способности сознательной любви, субстанции «Я», которую нельзя отделить от Души Мира. Радикальная восприимчивость Софии показывает путь к новому виду любви. Восприимчивость – это не пассивность; она приводит к радикальным изменениям.

МЕМБРАНА СТИХИЙ

Согласно «Пистис Софии» София привносит качества души на Землю в виде сгущения стихий земли, воды, воздуха и огня. Индивидуальное человеческое тело также является совокупностью сгущенных стихий или первоэлементов. Стихии не являются веществами; они не являются и тем, что мы обычно знаем под видом земли, воды, воздуха и огня. Первое систематическое учение об элементарных составляющих мира было дано в пятом веке до нашей эры Эмпедоклом, который описал их как динамические условия, которые приводят к формированию всех вещей. Таким образом, стихии – это динамические качества, являющиеся одновременно внешними и внутренними. Согласно алхимикам, все вещи состоят из определенной комбинации элементов; таким образом, каждая вещь состоит из земли, воды, воздуха и огня, также как и все вещи мира в их совокупности. В камне преобладает стихия земли, но и остальные три элемента также в нем присутствуют. В воде преобладает водная стихия, но то, что она может превратиться в лед, говорит о её связи со стихией земли; то, что она может испаряться, показывает, что стихия воздуха также является одним из её аспектов, а способность воды переходить из одного состояния в другое определена стихией огня.

Человеческое тело также представляет собой совокупность стихий, и, таким образом, стихии подобны мембране, через которую тело конкретного индивидуума пребывает в постоянной связи с телом мира. Связь индивидуальной души с Душой Мира осуществляется благодаря сложному функционированию стихий. Две из четырех стихий представляют главным образом внешние качества, это земля и огонь; две другие, вода и воздух, – это, прежде всего, внутренние качества: Огонь – это движение вовне, которое можно представить как свет, живость, блеск, сияние материи. Огонь – это не тепло, а качество тепла. Земля – это внешняя форма, ограничивающая каждую вещь, это твердость, устойчивость, форма, присущая каждой вещи. Земля не является веществом, но именно она способствует проявлению основных качеств каждого вещества. Вода – это внутренняя форма вещей, характеризующаяся ощущением текучести, изменчивости, глубины, влажности, она связывает одну вещь с другой; это не материальная вода, а качество текучести, присутствующее во всех вещах. Воздух – это внутреннее движение вещей, свойство расширения. Когда мы смотрим на объект, с одной стороны, он имеет определенную форму, которую можно увидеть снаружи. Эту же форму можно представить как бы исходящей изнутри объекта и направленной вовне. В зависимости от того, как мы смотрим на вещь, мы можем видеть её в качестве сокращенной до определенной формы или расширенной до той же формы изнутри наружу.

Понимание стихий важно, потому что они дают нам образы, помогающие развить способность ощущать особенности вещей, которые в то же время являются выражением полного единства всего со всем. Софию, представляющую единство всего, следует понимать не как растворяющую и стирающую особенности и многообразие мира, когда множество становится единым целым, а как единство, в котором существует внутреннее множество и разнообразие.

Важность стихий также обусловлена и тем, что они отражают творческую деятельность Софии; с помощью четырех стихий видимый мир неразрывно связан с внутренними качествами души. Можно сказать, что София воображает мир, а образ, который она воображает, – это тело мира, формирующееся с помощью первоэлементов; тело мира является видимым образом Софии. Индивидуальная душа воображает человеческое тело; человеческое тело, формирующееся с помощью стихий, является видимым образом души. И тело мира, и индивидуальное человеческое тело постоянно создаются посредством воображения души. Однако, поскольку одни и те же стихии задействованы как в мире, так и в человеке, нам следует сказать, что Душа Мира выражает себя одним образом, воображая мир, и другим образом воображая отдельное человеческое тело. Софию, создающую тело мира как потенциальное единство, можно назвать Софией, воображающей свою судьбу. Софию, создающую индивидуальное человеческое тело, можно назвать Софией, воображающей, что эта судьба должна быть осуществлена благодаря свободе деятельности сознания.

Стихии не могут быть представлены в виде качеств пространства, хотя они и приводят к существованию этих качеств. В своем первичном исходном действии стихии – это деятельность времени, то, как время становится формой, структурой и активностью мироздания. Обычно мы представляем себе время в терминах пространства – как до и после, или как вчера, сегодня и завтра, или в виде положения стрелок на циферблате, или в виде движения солнца. Стихии, как и время, являются чистой активностью, движением, мобильностью, которые различаются четырьмя различными, но взаимосвязанными способами. Потеря способности испытывать эту созидательную деятельность времени вызывает чувство отделенности «Я» от мира, потому что «Я» – это и есть время, которое непрестанно воплощается. Но когда мир стал восприниматься в первую очередь с точки зрения пространства, а не времени, Самость также перестала осознаваться в качестве сущности времени. Теперь я хочу изучить последствия этого разделения. Долгое время это разделение было необходимо и позволило создать мир, который имел смысл с точки зрения прошлого, настоящего и будущего. Однако создание такого рода мира сейчас достигло переломного момента, кризиса, требующего разработки новых способов воображения себя и мира.