4
ВРЕМЯ, ЛЮБОВЬ И ДУША
6 августа 1945 года наше, и так расшатанное начиная примерно с XV века, ощущение времени утратило свое направление. Непрерывно текущий поток времени, позволявший опираться на традиции прошлого, переживать настоящее и двигаться в будущее, был настолько резко прерван, что осмыслять мир стало все труднее. Как будто взрыв первой атомной бомбы вызвал разрыв течения времени. С тех пор мы импровизировали, основываясь на фрагментированных воспоминаниях о том, как мир работал раньше. Глубочайшее ощущение тошноты, впервые сформулированное Сартром, описавшим ощущение изолированности, говорит о том, что играть в игру и продолжать вести себя, будто всё по-прежнему, уже невозможно. Великое космическое наставление о том, как жить в единстве с вселенной, сгорело в японских пожарах. Замечательное событие, бомба. С одной стороны, взрыв был очень конкретным событием. С другой стороны, взрыв бомбы – это прозрение, появление нового бога, ставящего под сомнение силу прежних божеств, бога, способного создать способность уничтожить не только Землю, но, возможно, даже большую часть галактики. Бог – это каждый из нас; бомба, декларация независимости от божественных миров.
Создавшие бомбу ученые и технологи кажутся нам действительно очень умными людьми. Но для того, чтобы изобрести такую вещь, как атомная бомба, помимо интеллекта, нужны также три других качества души. Во-первых, должно быть неприятие того, что в мире существует что-то, имеющее душевную или духовную природу. Для того чтобы такое убеждение взяло верх, не нужен атеизм. Я полагаю, что многие из тих людей верили в Бога; но невозможно представить, чтобы они непосредственно имели опыт невидимого, неизвестного фактора души в мире. Во-вторых, должна быть абсолютная ненависть. Это чувство, кроме того, не может быть выражено прямо, поскольку тогда оно выльется в эмоцию, ведущую к немедленным действиям, а не к хладнокровной объективной дисциплине, необходимой для того, чтобы продукт работы воплотил самую сильную ненависть, которую только можно вообразить. В-третьих, должен быть абсолютный страх перед другими. Этот вид страха необходим для того, чтобы представить, что такое изобретение может быть направлено на других, подобных тебе, на людей, с которыми, хоть это и трудно, можно соприкоснуться как с отдельными индивидуальными человеческими существами.
Эти качества сознания – именно то, что мы должны попытаться изучить в самих себе, поскольку ученые просто воплощают состояние современной души по отношению к миру. Чтобы индивидуальная душа развивалась в этом направлении, мир как место души должен был бы быть затемнен и забыт на долгое время. Теперь, спустя почти пятьдесят лет после взрыва бомбы, мы видим в мире те же самые неприятие духовного, ненависть и страх. Для современного мира характерен новый вид насилия. В связи с этими характеристиками современной души можно рассматривать терроризм; а именно уличное насилие, стрельбу из окон машины, массовые убийства, случаи, когда люди заходили в офисные здания, хладнокровно брали оружие и убивали семь или восемь человек. Это новое насилие характеризуется не страстью и потерей контроля, а скорее хладнокровием и расчетом; мы могли бы даже назвать его научным, технологическим насилием.
Нельзя просто сказать, что бомба является продуктом науки и техники, и что виноваты ученые и технологи, а не все мы. Эти способы познания мира и управления им являются не более чем расширением сознания, которое присуще нам на данный момент, и, возможно, пришло время взять на себя ответственность за независимую жизнь сознания. Эта независимость сосредоточена в способностях самосознания. Самосознание всего человечества развилось до такой степени, что теперь мы ощущаем себя отделенными от окружающего нас мира, и эта отделенность делает возможным использование того, что нас окружает для создания нашего собственного мира. Созданный человеком мир сейчас продвинулся настолько далеко, что почти невозможно найти в мире хоть один уголок, не затронутый актом человеческого творчества.
Основной характеристикой нашего способа творить мир является то, что Мудрость, София, не участвует в нём; то есть то, что мы делаем из мира, не основывается на Мудрости устройства и функционирования уже данного бытия, но быстро от этой мудрости отворачивается. Результатом является создание мира без души, поскольку Душа Мира игнорируется как неизвестный фактор, одновременно делающий множественность мира единством и дающий нам ощущение, что мы можем сказать, что живем в мире, а не просто среди множества отдельных вещей.
Желание одновременно познать единство и множественность живет глубоко внутри каждого из нас. При нашей повседневной жизни в мире преобладает множественность. Мы отождествляем себя с каждой отдельной вещью, которая связана с нами – с работой, семьей, отношениями, воспитанием детей и всем остальным, не чувствуя, как все это работает в единой целостности. Постоянное переключение с одного отдельного вида деятельности на другой порождает необходимость отворачиваться от мира, чтобы испытать редкие моменты единства – еженедельный час в церкви, другой – в кабинете терапевта или консультанта, медитативные практики, направленные на обретение целостности тела, души и духа. Эти практики отворачивания от мира могут питать индивидуальную душу и дух, но мир, в свою очередь, подпитки не получает. Однако священный центр существует, и он может объединить внутреннее и внешнее; этот священный центр – наше «Я». Изучив этот центр в его связи с индивидуальностью, а также представив образ Души Мира, мы можем работать над тем, чтобы сделать их связь более прочной.
ВРЕМЯ И ДУША
Какова связь между индивидуальной душой и Душой Мира? Глубинная психология сделала многое для того, чтобы убедить нас в том, что индивидуальная психэ или душа состоит из гораздо большего, чем то, что мы называем эго, из простого, но крайне узкого чувства «Я». Глубинная психология представляет собой глубокое религиозное начинание. Благодаря нахождению священного внутри, устанавливается связь со священными сущностями. Однако душа, которая является основой всей глубинной психологии, всегда связана с прошлым, будь то индивидуальное или коллективное прошлое. Во-первых, психология глубин показывает, что такие явления, как сны и патологические отклонения, демонстрируют, что существуют области душевной жизни, о которых мы совершенно не подозреваем.
Кроме того, говорят, что эти области жизни души связаны с нашим негативным и позитивным индивидуальным прошлым, или с более глубокими пластами, с образами богов, богинь, духов и даймонов, представленных в разных мифологиях народов мира, но теперь живущих в душе каждого и ставших частью жизни самой души. Развитие индивидуальной душевной жизни посредством анализа сновидений, образно передающих мифические сюжеты и изучение наших патологий с помощью воображения, вместо попыток их искоренить, делает наше эго относительным, но это не может привести к более существенной способности воспринимать «Я». «Я» может быть познано только в его отношении со внешним миром. Тем не менее, здесь может помочь релятивизация эго, поскольку, пока оно в центре, получить опыт «Я» также не представляется возможным.
Однако не Юнг, а кое-кто более непонятный для общественного мнения, австрийский философ-ясновидец Рудольф Штейнер, ставит нас на путь воображения «Я» как аспекта жизни души, причем не жизни души в прошлом, но её участия в будущем. Точнее говоря, работа Юнга, пересмотренная сквозь призму архетипической психологии Джеймса Хиллмана и Томаса Мура и синтезированная с идеями Штейнера, может положить начало видению не прошлого, а будущего. Проблема Штейнера, как и Юнга, заключается в том, что полчища его последователей, несмотря на его индивидуальный образный образ мышления, поняли его труды слишком буквально. У него есть и другая проблема: требование тщательного, самоотверженного исследования, которое так же преобразует жизнь эго, как и требовательное и самоотверженное исследование Юнга трансформирует психическую жизнь. Однако последующие размышления не являются исследованием Штейнера, они основываются на его прозрениях и моем собственном анализе их связей с современной глубинной психологией и Душой Мира.
Штейнеровское понимание связи между душой и эго основано на его понимании связи между душой и временем. Вследствие тщательного наблюдения он отмечает, что, движение времени происходит из прошлого в настоящее и в будущее. Душа частично живет в этом потоке времени, выражая себя через образы прошлых событий, а также через изученные нами концепции, принадлежащие прошлому. Эти образы и понятия, которые также включают в себя область архетипических образов, не проявлены в сознании непосредственно. На самом деле, только на основании этого потока времени ссылаться на сознание невозможно.
Затем Штейнер привлекает внимание к другому потоку времени, к тому, что на самом деле является достаточно очевидным. Нужно уделить лишь каплю внимания повседневной жизни, чтобы заметить, что мы контактируем с миром не только исходя из того, что проистекает из прошлого, но и с помощью интуиции, то есть, того, что проистекает из будущего. Обычно ассоциируемые с душой слова: тоска, томление, надежда, беспокойство, предвкушение, желание и даже отчаяние, имеют прямое отношение к будущему. Внезапно мы понимаем, что душа очень заинтересована в будущем. Таким образом, существует второй поток времени, реальный и существенный поток, который течет к нам из будущего в настоящее и прошлое! Место, где потоки прошлого и будущего пересекаются, находится в теле человека, а точка их пересечения является сознанием. Кроме того, сознание нельзя приравнять к эго-сознанию. Мы сознательны, когда бодрствуем, но только время от времени мы ощущаем в сознании качества сознания «Я». Таким образом, «Я» является дополнительным фактором, не обусловленным ни потоком времени из прошлого, ни потоком из будущего, ни их пересечением. Что же тогда объясняет опыт «Я»?
Весьма удивительным аспектом опыта ощущения себя как собственного «Я» является то, что такой опыт не изучен. Изучены причины получения опыта, поэтому то, кем я себя представляю, во многом связано с тем, как ко мне относились другие – любили или презирали, заботились или оскорбляли. Опыт также сильно зависит от архетипических образов индивидуальной души. Но сам по себе опыт «Я», в развитии человека проявляется довольно спонтанно, примерно в возрасте трех лет. Это как если бы «Я», объединяющий и синтезирующий фактор сознания, совершенно неожиданно проявлялся в живом потоке человеческого времени, заставляя каждого человека осознавать разделение между внутренним и внешним потоками времени, ощущением времени, которое течет от момента к моменту, а не является непрерывной длительностью. Животные, у которых нет такого сознания, живут в полной непрерывности внутреннего и внешнего времени. Когда внешнее событие прошло, оно не задерживается в сознательной памяти животного. С другой стороны, мы знаем, что каждый из нас может пребывать в совершенно другом времени, нежели время внешнего мира. Кто-то может говорить со мной, пока я испытываю яркий образ из прошлого или уже представляю будущее.
Однако этот опыт ощущения себя как «Я» настолько подвержен влиянию течения времени из прошлого, что мы все думаем, что то кем мы есть, обусловлено тем, что повлияло на нас в прошлом. Первоначальное единство «Я» с потоками времени из будущего и прошлого быстро сводится к эго и ко времени, текущему из прошлого. Практически вся терапевтическая психология основана на этом ощущении влияния прошлого, несмотря на тот факт, что каждый, без исключения, входит в терапию, чтобы найти путь в будущее, путь обратно к «Я» и взглянуть на мир как на нечто грядущее.
Правда, большая часть неспособности двигаться в будущее связана с прошлыми блоками. Однако в равной степени мы совершенно не знаем, как жить в потоке времени, текущем из будущего, а не из прошлого. Как будто полностью игнорируется половина идей психологической теории. Связь души с течением времени из будущего, с тем, что приходит, а не с тем, что уже прошло, это связь души через «Я» с Душой Мира.
Взрыв бомбы, нарушив поток времени из прошлого, разрушил чувство эго, поскольку оно осведомлено о своей способности действовать в мире на основе того, что было дано в прошлом. Теперь требуется новое чувство эго: способность представить, кем можно быть, а не действовать исходя из того, что повлияло на нас в прошлом. Здесь мы вдруг начинаем смутно осознавать, как достижение независимости от прошлого делает возможным развитие новых возможностей. Нас ожидает абсолютно новое сознание, хотя его и нелегко обрести. Во-первых, следует отметить, что то, что мы обычно представляем в качестве будущего, является не чем иным, как плодом фантазии, проекцией прошлого на будущее. Научная фантастика всегда работает с такой проекцией. По правде говоря, будущее – это поток того, что пока не известно. Таким образом, работа касается развития способностей жить в еще не полностью осознанном сознании.
Существуют прецеденты проживания жизни в неизвестном времени. Любой влюбленный живет во времени текущем из будущего. Пока человек влюблен, он не помнит о прошлом; он не помнит и о полученным в прошлом ограничениях. Все кажется возможным, и каждый видит только будущее, потому что оно стоит прямо перед глазами. Дар любви – это истина, не только истина видения другого человека, но и истина мира. Но то, что однажды дарят как подарок, затем могут отнять, и то, что было дано как чувство, теперь должно быть заработано путем достижения такого же восприятия посредством тяжелого и упорного труда; лишь немногие действительно на это готовы.
Благодаря активности любви мы познаем как свою личную тьму, так и тьму любимого. Но великий секрет любви заключается в том, что продолжение любви перед лицом такой тьмы зависит не от преодоления того, что мы ненавидим в нас самих и других, а от того, что мы все более и более глубоко входим в эту темноту с помощью силы любви, которая производит алхимическую трансмутацию обоих. Этот способ существования во временном потоке, текущем из будущего указывает на то, что жизнь в связи с Душой Мира требует осознания сущности «Я» как любви. Однако должно возникнуть совершенно новое чувство любви, потому что самой значительной потерей, сопутствующей разрушению жизни в потоке времени из прошлого, является разрушением любви, как это дано нам в традиции. Чтобы иметь возможность сознательно работать над этим новым видом любви, необходимо сначала охарактеризовать сложный характер любви в её связи с миром.
ЛЮБОВЬ В МИРЕ
Любовь возникла в человеческом мире вместе с разделением полов и приняла форму сексуального желания. В платоновском «Пире» рассказывается Миф о разделении полов, всем нам знакома эта история. Сексуальное желание можно описать в качестве любви тела к телу. Тело влекут другие тела, словно нечто необходимое для собственного дополнения. В этом виде любви силен безличный компонент, инстинктивный характер. Тот аспект Души Мира, который призывает к завершенности человеческого существа, равно как и к завершенности мироздания. Но, как и человеческий инстинкт, этот вид любви отличается ото всех других инстинктов. Мы умрем, если не будем есть или пить, но отсутствие занятий сексом не приводит к смерти. Таким образом, в этом инстинкте присутствует элемент свободы, хоть и довольно минимальный. Этот элемент свободы дает возможность не только получать удовольствие с помощью тела, но и доставлять его другим. Кроме того, эта мощная телесная природа любви гарантирует, что любовь не покинет царство материи.
Параллельно с сексуальным влечением, долгое время любовь представляли и в качестве силы крови. В прошлом никто не заключал брак с незнакомцем, лишь с теми, с кем была кровная связь, с кем-то из того же клана, племени или семьи. Современная семья является напоминанием об этом виде любви, основанном на сильных кровных узах. И семейная жизнь до сих пор характеризуется тем фактом, что проще любить собственную плоть и кровь, чем незнакомца. В наше время также проще убить члена семьи, чем чужака и, конечно же, легче произвести насилие над родственником. Эти патологии, распространенные и сейчас, показывают, что время кровной любви прошло.
Если тип любви, подходящий для определенной эпохи, продолжает сохраняться по её прошествии, над любовью начинает господствовать жестокость. Этот факт не означает, что семье пришел конец, скорее, что сейчас происходит и будет ещё происходить её переосмысление и развитие до идеи о том, что семья больше не будет базироваться на кровной любви. Время кровной любви давно минуло, но форма этой любви переместилась в душу. Таким образом, как увидел Фрейд, мы бессознательно ищем кого-то, кто будет нам отцом или матерью и называем это любовью. Когда возникает такой вид взаимодействия сейчас, он приводит к ужасным отношениям.
Кроме сексуального влечения, кровной любви и кровной любви, перемещенной в царство души, есть также и притяжение одной личности к другой. Вдобавок к любви тела к телу, существует и любовь именно к этому, а не другому телу, к чему-то более личностному. Этот вид притяжения является эмоциональной любовью, тем, что показывает, что между двумя душами должно выработаться нечто; существует представление о кармической связи, согласно которому есть некая незавершенная задача, которая сводит людей вместе на одном пути. Часто, тем не менее, эмоциональное влечение само по себе не указывает на природу этой работы, которая может быть тяжелой, мучительной и конфликтной. Когда сошедшиеся вместе люди начинают ощущать истинный характер этой работы, они, зачастую, расходятся. Также, во многих случаях, когда необходимая задача разрешается, кажется, что исчезает и эмоциональная связь.
Есть и другие виды любви. Есть любовь к себе, источник эгоизма. Также есть и следующий вид любви – любовь лишь к этому, а не иному телу. Это истинно индивидуальная любовь, любовь индивидуальности к индивидуальности. Каждый, кто влюбляется, действительно представляет это настоящей природой притяжения, даже не смотря на то, что, наиболее часто, интенсивность эмоционального напряжения создает путаницу между любовью к личности и любовью к индивидуальности. Индивидуальная любовь – это интуиция, обретаемая нами во временном потоке, текущем из будущего, а не то, что дается тем же образом, что и вожделение или эмоция; этот тип любви нужно создавать.
Любовь настолько всеобъемлюща, что невозможно найти ни единого аспекта человеческого существования вне качеств любви. Определить все эти формы любви на практике не столь просто. Здесь, тем не менее, наш вопрос относится к тому, откуда происходят все эти виды любви. Какому типу сознания свойственна такая любовь, источником которой является тело, кровь, социальная, эмоциональная и индивидуальная жизнь? На этот вопрос нельзя ответить, не беря во внимание место сосуществования всех типов любви – Землю. Кто-то может захотеть поспорить и сказать, что все перечисленные здесь виды любви – суть отображения высшей духовной любви. Русский философ, теолог и мистик Владимир Соловьев, в своей мастерски талантливой работе «Смысл любви» отвечает на подобные аргументы:
«Эта исключительно духовная любовь есть, очевидно, такая же аномалия, как и любовь исключительно физическая и исключительно житейский союз. Абсолютная норма есть восстановление целости человеческого существа, и, нарушается ли эта норма в ту или другую сторону, в результате во всяком случае происходит явление ненормальное, противоестественное. Мнимо духовная любовь есть явление не только ненормальное, но и совершенно бесцельное, ибо то отделение духовного от чувственного, к которому она стремится, и без того наилучшим образом совершается смертью. Истинная же духовная любовь не есть слабое подражание и предварение смерти, а торжество над смертью, не отделение бессмертного от смертного, вечного от временного, а превращение смертного в бессмертное, восприятие временного в вечное. Ложная духовность есть отрицание плоти, истинная духовность есть ее перерождение, спасение, воскресение».
Человеческие существа – это существа, пронизанные любовью. Почему? Потому, что человеческие существа – это земные существа. Земля, говорит Рудольф Штейнер, – является пространством любви, а это значит, что Премудрости, Душе Мира суждено осознаться, и это происходит с помощью Премудрости, ставшей любовью. Она трудилась долгое время ради этой трансформации, проявляясь через тело, затем через кровь, после через эмоции, через собственную личность, и сейчас она начала работать через индивидуальность саму по себе. Будущее любви связано с полным развитием индивидуальности или «Я», которое затем будет ответственным за создание нового, сознательного единства мира, порожденного свободой «Я» как любви.
Прошлые виды любви были жестоко повреждены в результате деятельности сознания ответственного за атомную бомбу. Ни один из этих видов любви не имел силы удерживать отношения, не будучи обновленным с помощью развития индивидуальной любви. С другой стороны, индивидуальная любовь, не может развиваться отдельно от мира, поскольку индивидуальная любовь – это любовь, направленная к миру.
Сейчас много говорят о живой Земле. Эта идея намного лучше идеи о Земле, как о бездушном источнике ресурсов. Эту идею можно познать в реальном опыте. Уилл Бринтон, возглавляющий Институт Вудс Энд в штате Мэн, первопроходец в компостировании в больших масштабах (одним из клиентов Вудз Энд является Диснейленд), однажды предложил интересное упражнение. Когда ты идешь по Земле, представляй, что это кожа живого существа. Представляй, что поток воды в ручьях и реках – это кровь этого существа; представляй, что вдыхаемый тобой воздух – это её дыхание. Такие простые действия могут принести настоящий опыт, в котором сложно пребывать долго. Но если это ощутить, то станет легче понять источник любви. С этим опытом возникает и вопрос: Кто мы? Являемся ли мы паразитами, живущими словно блохи в шерсти собаки, на поверхности этого существа? Происходим ли мы из одной с ней субстанции? И не является ли наше сознание проявлением её сознания, а развитие по направлению к индивидуальности проявлением Мудрости Земли, преображенной в любовь, которая полностью индивидуальна?
Вообразите кого-то неспособного развить силы любви; мы получим образ того, чье внутреннее бытие полностью итощено. Такие люди представляют печальное зрелище, поскольку любовь – это жизненная сила, поддерживающая тело живым. Без любви мы просто погибнем, умрем физически. К счастью, даже величайший эгоист не может полностью освободить себя от силы любви. Если ты не способен любить что бы то ни было, в конце концов, можно любить деньги. Но любовь может проистекать не только от человеческих существ. Мы преобразователи и передатчики, разработчики и даже со-творцы этой силы, но не её творцы. Это Вечная Женственность Земли является источником. Исходя из такого понимания, можно снова задаться вопросом: Кто Я? Я – это проявление Земли как сознания. Я – это качество сознания, равное теплу, чувству. Я не существую отдельно от мышления, поскольку где есть теплота мысли, там есть и я. И я не существую отдельно от воли и действия, поскольку везде где есть огонь воли, там и я. У меня нет содержания. Я – это чистая активность.
Пока что качество тепла сознания, чувства обладает качеством сновидения. Оно возникает на какой-то момент и, кажется, что потом исчезает бесследно. Когда его нет, его сложно восстановить, также как и во сне, сложно сознательно восстановить сюжет или сохранять осознание. Когда между людьми существует любовное влечение, это качество тяготеет к постоянству. Сложности в любви и отношениях во многом связаны с тем фактом, что мир часто остается в стороне от любви, как если бы любовь не существовала в мире. Любовь, тем не менее, – это не то, что происходит только между двумя людьми. Она прорастает в контексте мира, в этом месте на Земле. Если мы пытаемся удержать её для себя и не возвращаем её с большей отдачей миру и Земле, она или исчезает или превращается в конфликт и разделение. Любовь не прокисает подобным образом; скорее, её противоположность, разрушение выходит на первый план, чтобы сбалансировать сдерживание этой силы. Любовь должна циркулировать, чтобы выйти из своего мечтательного состояния. Если же она не циркулирует, она становится востребованной в отчаянии, как если бы она была редким явлением и её было трудно найти. Любовь редка лишь когда прячется, и она прячется, когда её берут для нашего личного использования и не возвращают.
Современник, говорящий об этом новом типе воображения, об эго, наполненном активностью любви, это Вацлав Гавел, экс-президент бывшей Чехословакии. В речи, произнесенной на Всемирном экономическом форуме в Давосе, в Швейцарии, 4 февраля 1991 года, Гавел заявил:
«Моим глубочайшим убеждением является то, что мы должны освободиться от сферы личного с помощью естественного, уникального и неповторимого опыта встречи с миром, элементарного чувства справедливости, способности взглянуть на мир глазами другого, чувства духовной ответственности, архетипической мудрости, хорошего вкуса, смелости, сочувствия и веры в необходимость определенных мер, не претендующих на то, чтобы быть универсальным путем к спасению… Душа, индивидуальная духовность, непосредственные личные озарения; смелость быть собой и идти путем, который указывает наше сознание, скромность перед лицом мистического устройства Бытия, доверие к его естественному движению и, превыше всего, вера в свою собственную субъективность, как принципиальную связь с субъективностью мира, – вот качества, которыми должны обладать политики будущего».
Вот он, софийный язык! Иметь уникальный и неповторимый опыт мира означает, что на прошлое содержание больше нельзя положиться. Нужно без конца творить, творить, творить. Архетипическая мудрость – это царство Софии, само значение её имени. Ощущение важности деталей означает, что время систем и абстракций подходит к концу. Падение коммунизма, говорит Гавел, нельзя рассматривать в качестве только лишь падения политического режима. Это конец, кризис современной мысли, связанной с осмыслением мыслей, которые уже кто-то думал, пытаясь объяснить и контролировать всё, что существует, ментальность эксплуатации. Поэтому главным маркером того, что есть кто-то, кто несет в мир импульс Софии – это попытка опереться на чью-то личную субъективность, личное чувство своего «Я», которое является связью с субъективностью мира. Земля – это не «оно», а «ты».
Кто-то может прочитать текст этой речи и ощутить, что здесь кроется формула поражения, ведь Гавел не сумел спасти свою страну от раскола. Какой смысл в правде, если она не ведет к успеху? Тем не менее, мы только вначале нового процесса, процесса, который будет постепенно разворачиваться в следующих столетиях. Нам нужны примеры тех, кто видит и стоит за то, что он видит. То, что увидет Гавел, следует увидеть многим абсолютно индивидуальными способами, ибо он не описывает новую систему. Работать в этом направлении, приближаться к новому видению, – это работать не для себя, а ради будущего Земли.
ВСПОМИНАЯ-ВОССТАНАВЛИВАЯ ТЕЛО И МИР
Маршалл Маклюэн, великий забытый мудрец, потрясающе описал, как фрагментация тела связана с технологизацией мира. Все технологии связаны с расширением аспектов тела в мир. Ходьба, например, расширена вовне в виде колеса. Не только способность тела двигаться встроена в объект, она также ускорена. Тело не может справиться с таким ускорением и таким образом становится немым. Когда я иду, мир воспринимается в качестве «всего вокруг». При езде на велосипеде, мир ощущается скорее как то, сквозь что я двигаюсь. При езде на машине мир становится плоским и проносится мимо, как перед зрителем. При полете мир, также как и тело, исчезает. Поэтому после полета необходимо некоторое время для восстановления ощущения своего тела.
Маклюэн говорит об этом эффекте онемения, возникающем при ускорении, как о «самоампутации» чувств. Компьютер экстернализировал и ускорил мышление, а мозг самоампутировался. Из-за бомбы тело, как чувствующая, проживающая опыт, ощущающая живая тотальность, была самоампутирована вследствие страха, распространившегося по всему миру в результате разрушения всего живого.
Живое тело Земли не может быть восстановлено, если мы не восстановим наши собственные тела, в первичном акте нашего «Я» как любви. Нужно обратить внимание на онемение тела и затем произвести его оживление. Мы теряем тело и быстро становимся автоматами, снаружи выглядящими как люди, но пустыми внутри. Под повторным оживлением здесь я не имею в виду телесные практики, массаж, акупунктуру, ритуалы, горячие ванны, оздоровление и т.п., поскольку как бы эффективны ни были эти методы, они не включают тело в мир. Мысль о том, что если мы сначала оживим наши собственные тела, то сможем продолжить и оживить тело Земли, ложна, ведь она базируется на дуалистическом восприятии. Невозможно отрицать индивидуальную пользу этих путей оздоровления тела, но благородный или даже идеалистический эгоизм не может быть эффективным для того, чтобы создать противовес бомбе. Для этой работы, восстановление тела в то же время требует восстановления мира; эти две части разделять нельзя. Далее, поскольку мы пытаемся описать смысл потока времени, текущего к нам из будущего, это восстановление нельзя увязать с прошлым, пытаясь вспомнить и добыть что-то утерянное позади, сейчас от нас требуется научиться восстанавливать мир в постоянном соприсутствии с телом.
Во-первых, немного о воспоминании. Воспоминание – это магический акт, при котором призываются вещи, не присутствующие рядом непосредственно. Воспоминание о прошлом воспроизводит впечатление из прошлого, но это воспроизведение в то же время является воображаемым; то есть, это нечто большее, чем отпечаток и большее, чем копия. Таким образом, например, если в некотором круге людей один человек рассказывает историю, а потом второй уже по памяти рассказывает то же самое, затем третий и так далее, когда она вернется к началу круга, то будет очень отличаться из-за элемента воображения при воспоминании. Воображение – это активный, творческий элемент памяти, уходящий за пределы прошлого.
Далее, следует выделить несколько типов памяти. Есть механическая память, при которой запоминание происходит само собой, базируясь на ассоциации. Таким образом, если я вижу что-то или кого-то, например женщину в желтой широкополой шляпе, у меня может возникнуть масса ассоциаций из прошлого – моя тетя, носившая забавную желтую шляпу, шляпа, которую мне в детстве подарили на Рождество, шляпа, которую моя жена надевала на последнюю Пасху. Далее, есть логическая память, при которой, чтобы запоминать, необходимо думать. Пытаясь вспомнить все эти виды памяти, я, например, могу вспомнить два, но помню также, что их больше. И мне следует активно искать остальные.
Третий вид памяти можно назвать моральной памятью, которая связана не с моралью или морализмом, а скорее со степенью интереса к миру. Моральная память связана с сердцем. Когда сердце вовлечено, вещи запоминаются сами по себе, в чем этому типу проигрывает автоматическая и логическая память. Можно ли забыть свою первую любовь? Четвертый вид памяти – это вертикальная память; это противоположность горизонтально направленной памяти, которая апеллирует к событиям из прошлого, она направлена вертикально, к вечности. Непосредственный опыт души или духа, например, не может возникнуть благодаря убеждению, что эти реальности существуют. Ощущение души или духа – это память приходящая сверху или снизу. Невозможно обрести такой опыт, основываясь на прошлом.
Вид памяти, который я сейчас собираюсь представить, основывается на вертикальной памяти, а также моральной памяти, памяти сердца. В вышеприведенных описаниях того, что делает память и нескольких способах её функционирования, мы можем начать ощущать, что акт воспоминания держит тело в целостности, как единое целое. Здесь мы приближаемся к тому, чем является память, её истинной функции и магии. Без памяти телесные чувства фрагментированы и разделены. Память конституирует активность, благодаря которой тело не отделяется от самого себя, как целостности. Воспоминание, к примеру, – это акт, через который нечто далекое и чужое возвращается к тебе и становится тобой; нечто, существовавшее отдельно и одиноко, складывается в тотальность тела.
Благодаря памяти мы осознаем себя в качестве воплощенных в течение продолжительного времени. С пришествием типа сознания, принесшего атомную бомбу, нам нечего осталось вспоминать. Вся память прошлого становится в той или иной степени поддельной, она пытается задержаться на чем-то, что больше нельзя собрать воедино тем же способом.
Теперь память должна принять новую форму, форму созидательной активности, происходящей в настоящем, активной работы воссоздания-воспоминания тела в постоянном восприятии мира. Можно сказать, что память теперь становится способом познания мира. С потерей чувства тела, как целостности, мы словно смотрим на мир сквозь узкую замочную скважину в бронированном теле. Мы идем по миру, словно находясь в военном танке. С этой точки зрения, мир кажется не единодушным с нами, а чем-то далеким, тем, на что мы смотрим, как наблюдатели на что-то отделенное и обособленное.
Сидя за написанием книги, я смотрю в окно и где-то там вижу насаждение деревьев. Среди них есть сосны и березы, густые и туманные в темноте на фоне облачного неба. На мгновение можно почувствовать, что то, что находится «где-то там» одновременно пребывает и здесь там, где моё тело. Я, образно говоря, в акте восстановления-воспоминания настоящего, помещаю то, что где-то там, обратно в пространство моего собственного тела. Этот вид деятельности необходим, поскольку прошлое больше не несет нас в настоящее живым образом, способом, который заставляет нас естественно чувствовать, что мы принадлежим миру. Сейчас мир воспринимается в качестве чуждого, иного, сокрытого, к нему следует приближаться с помощью актов сознательной любви. В этом маленьком акте восстановления мира есть и восстановление присутствия тела. Познавая мир с помощью активного воспоминания настоящего – это в то же время путь самопознания, воспоминания мира с помощью призывая себя обратно к себе.
Кто-то может очень стремиться понять мир с помощью активного воспоминания-восстановления тела с учетом только что приведенного примера. Но рассмотрим другой пример: я иду по улице в Гринвич-Виллидж в Нью Йорке. На часах девять, ранний весенний вечер, один из первых теплых вечеров. Улица наполнена людьми и в углу я замечаю человека, который продает подростку наркотики. Я чувствую приступ тошноты, а также страха, ведь этот тип очень груб. Я испытываю злость на то, что подросток столь наивен – есть импульс осуждения. Но вместо этого я пытаюсь поместить происходящее обратно в свое тело, чтобы почувствовать, что то, что где-то там, одновременно и прямо здесь. Акт воспоминания-восстановления в этом случае повергает меня в печаль.
Внимательность к таким небольшим актам восприятия начинает открывать, что ничего в этом мире не является чужим, что всё в нем – это также и вы сами, и познавая мир в таком ключе – это также и дисциплина самопознания, обретения знания о себе. При интеллектуальном познании мы познаем вещи. При воспоминании мы познаем себя, познающих мир. Всё такое познание болезненно, память болезненна, словно рана. Болезненность памяти ощущается в области сердца, познание как чувство и чувство, пробуждающееся от полусонного состояния.
Более того, с помощью этого вида познания пробуждается смешанное с тоской желание; оно просто пребывает в нас, спонтанное и довольно неожиданное. Эта смесь желания и тоски кажется не связанной с природой восприятия, ведь она есть и в созерцании деревьев и в наблюдении за продажей наркотиков. Довольно загадочным, но показательным является осознание того, что работать в этом новом направлении познания требует некоторого мужества, не героизма, но способности существовать рядом с тем, что показывает себя. Этот аспект памяти будет исследован позже в следующей главе, ведь если мы только начали касаться любви, сейчас мы описываем лишь первый момент акта воспоминания-восстановления целостности тела по отношению к целостности мира.
Что может быть источником желания и тоски, которые сопутствуют попыткам вспомнить-восстановить мир? Я убежден, что эти глубокие чувства имеют отношение к тому, что потеряно при познании постижения с помощью сердца. В то время как современный мир завершился, мы всё ещё живем в привычках того мировоззрения, которые вписаны в каждую клетку нашего тела. Гавел, в своей речи на Всемирном экономическом форуме, предоставляет образ этого мировоззрения, которое помогает понять, что когда мы пытаемся исцелить тело мира, мы также испытываем желание и тоску, которые приходят с освобождением от привычки, зависимости:
«В современную эпоху доминирует выраженное в разных формах убеждение, что мир и Бытие как таковое – это полностью познаваемая система, управляемая определенным количеством универсальных законов, которые человек может усвоить и рационально использовать для своей личной выгоды. Эта эпоха, начавшаяся в период Ренессанса и развившаяся от Просвещения к социализму, от позитивизма к сциентизму, от индустриальной к информационной революции, характеризовалась резким прорывом в рациональном, логическом мышлении.
Это, в свою очередь, породило глубокое убеждение в том, что человек, как венец творения, способен объективно описывать, объяснять и контролировать всё, что существует, а также обладает знанием об одной единственной истине. Это была эпоха культа деперсонализированной объективности, эпоха, в которую накапливалось объективное знание для его технической эксплуатации, эпоха веры в автоматический прогресс посредством методов науки».
Здесь, в этих небольших актах познания сердцем, познания через субъективизацию того, что дано, всё познание становится личным и сердечным, отмирает привычка современного мира; а её следует разрушать снова и снова. Также как алкоголик всегда алкоголик, мы тоже всегда живем с привычками современного мира, даже если они мертва. Желание и тоска реально воспринимающего тела мира, по крайней мере частично, – это скорбь и пребывание в трауре по потере этого доминирующего мировоззрения. Если по потере этой привычки не скорбят, она возвращается и живет в виде призрака. Когда я смотрю в окно на деревья и одновременно чувствую, что деревья пребывают здесь, где и моё тело, точно также как и там, в мире, становится очевидным, что система экологического устройства окружающей среды никогда не будет заботиться о мире вместо меня. Я чувствую, что не могу положиться на эту современную иллюзию и тосковать по потере иллюзии.
Когда я вижу наркоторговца, продающего подростку смерть, и чувствую, что это происходит там же, где и моё тело, также как и там, в мире, до меня начинает доходить, что система законов о наркотиках, лечение наркомании, антинаркотическое просвещение никогда не решат проблему наркозависимости. Я испытываю скорбь от того, что иллюзия объективной системы не будет работать, и я тоскую по ложной идее, что некий механизм, идеология, доктрина позаботится о той или иной проблеме. Конец современного мира – это не конец науки, и не конец технологии. Мысль о том, что это может быть попыткой уйти далеко назад в прошлое, которое в любом случае уже ушло. Конец современного мира, с его уважением к науке и технологиям, означает, что эти активности занимают своё место в тотальности, вместо того, чтобы пытаться править и в то же время определять мир, создавая теорию о том, что находится прямо перед вашими глазами.
Поток времени из будущего, как я уже обозначил, это царство того, что пока не известно. Теперь мы живем в этом потоке времени, благодаря взрыву бомбы и обусловленному им воображению. Именно здесь любовь становится возможностью, как новый способ познания, познания сердцем. Именно здесь «Я» вступает в свои права в качестве активности полностью сознательного воображения. Этот первый акт касается воспоминания-восстановления тела мира с помощью восстановления мира внутри нас. Сейчас самое время спросить, как этот способ можно длить в будущее. Что делает возможным продолжение, когда нечто уже потеряно? Любовь – вот часть ответа, но также есть и другая часть.
Отправление в царство неизвестного – это вопрос воли. Героическая воля, воля, исходящая из возможностей прошлого, информирующая эго, которое может сделать что-то в мире – этот смысл воли больше не имеет никакой силы. Он просто не работает, ни в политике, ни в браке, ни в образовании, ни в экономике, нигде. Свойство воли, которое, в сочетании с растущей способностью познавать сердцем, дает нам возможность двигаться в царство неизвестного, – это благоговение. Это религиозное, набожно звучащее слово достойно исследования.
В области неизвестного абсолютно реально потерять себя, исчезнуть в темноте неопределенности. Результатом является бессилие. Воля потеряна. Более того, если чувство «Я» сейчас работает через активность любви, и не устанавливается через активность образного мышления, любовь вырождается в сентиментальность. Путь, который мы пытаемся описать, путешествие души и духа за Граалем в мире, где нет главенства духа и душа не занимает подчиненное положение, порождает вопрос о том, как сохранить сознание. Ответом будет любовь к неизвестному и постоянное внимание к внутренней активности. Вместе эти два явления описывают благоговение. Сентиментальное эго, в полусне блуждающее по жизни и нежелающее осознавать себя пребывает в большой опасности быть захваченными чем-то или кем-то, обещающим любовь и знание о ней. Эта опасность принимает множество форм, включая культы, разные виды психотерапии, гипнотерапии, репрограммирования, догматизм и религиозный фанатизм. Всё, что затемняет, размывает, обходит вниманием или пытается уменьшить смысл «Я» является препятствием в поиске пути в будущее.
Дарья Мария Чайкина