Обычно мы не воспринимаем сердце в качестве органа чувств, разве что в совсем поверхностном и сентиментальном смысле. Понимание сердца любви во многом было искажено научным взглядом на тело. Сегодняшнее распространенное представление о сердце как о насосе на самом деле является серьезным недоразумением, основанным на принятии отдельного факта за свойство всей этой реальности в целом. Медицина сочла полезным думать о сердце как о насосе, забывая, что это метафора, и рассматривает её как единственную реальность. При закреплении этой точки зрения, не может быть никакой возможности понять сердце в качестве органа чувств, поскольку метафора механизма открывает путь для того, чтобы сердце рассматривалось только как сантимент, а не как реальность, когда в нем видят не только физиологический орган. Мы можем слышать и чувствовать биение нашего сердца, но это ни в коем случае не способствует восприятию его как механического устройства. Рудольф Штейнер предупреждал о проблемах механистического взгляда на сердце:
«Сердце – это не насос! Я часто говорил об этом; скорее это орган для восприятия или регистрации активности тканевой жидкости. Сердце приводится в движение циркуляцией крови; кровь движется не за счет пульсации сердца. Подобно тому, как термометр – не что иное, как прибор для измерения степени тепла или холода, ваше сердце подобно устройству для регистрации того, что происходит в кровеносной системе и что в неё попадает в процессе метаболизма. Это золотое правило, которому мы должны следовать, если хотим понять человека. Полагая, что сердце – это насос, приводящий кровь в движение по кровеносным сосудам, мы увидим, как современное естествознание искажает истину. Всякий, кто верит в это ложное представление о сердце, должен проявить последовательность и также верить в то, что в комнате становится теплее, потому что поднимается столбец термометра»[1].
В этом более полном представлении, которое позволяет принять во внимание переживания сердца, мы можем увидеть, что сердце на самом деле является органом, который синтезирует и воспринимает внутреннюю активность чувств. Если мы проследуем за этой мыслью, предложенной Штейнером, возникнет следующий вопрос: что же тогда объясняет циркуляцию крови? Циркуляция крови – это аспект участия тела в мире. Отчасти это касается сил дыхания, которые связаны не только со вдохом и выдохом, но и с чувствами, так как чувства являются частью той же циркуляции между внутренним и внешним миром. Итак, нам нужно представить функцию сердца в этой циркуляции, которая связывает тело и мир в едином процессе, представить сердце в его чувственной активности. Штейнер еще раз приводит такой образ, который может стать основой для дальнейших размышлений:
«Так мы можем прийти к весьма примечательному образу, образу внутренней жизни человеческого сердца, с его синтезированием действующего на нас внешне со всей периферии нашего тела, это синтезирование, и анализированием во внешнем мире, рассеиванием повсюду того, что, можно сказать, собрано в сердце. Вы приходите к важному представлению, которое можно выразить примерно следующими словами: вы вглядываетесь в мир, видите окружающее вас и спрашиваете себя: «Что там находится вовне? Что действует с этой периферии? Где я найду в себе родственное этому, нечто подобное? – Если я вглядываюсь в свое собственное сердце, я вижу там перевернутое небо как полярно противоположное.» Если здесь мы имеем периферическое, я могу так сказать, бесконечно расширенную точку, в человеческом сердце собирается круг. Здесь внутри содержится весь мир.
…Представьте себе, человек стоит на горе, смотрит в окружающее пространство и видит мировую периферию. Поставьте крохотного человечка внутрь человеческого сердца, и представьте себе, что этот карлик там видит; он видит внутри обращенный синтезированный образ мира.»[2]
Здесь мы видим образ человеческого сердца в его отношении к миру. Сердце воплощает мир в себе. Эта интериоризация – сердечная активность воспоминания, вспоминания-восстановления мира. То, что существует снаружи в качестве множества вещей, событий, существ и созданий, все это собрано вместе, синтезировано в одной точке концентрации, которая со стороны тела является сенсорной активностью сердца, а со стороны переживания этого ощущения – это «Я», воображаемое сердце. Мы постоянно забываем о том, что живем в едином, целостном мире. Сердце помнит об этом единстве и постоянно воссоздает целостно функционирующее тело.
Здесь мы также сталкиваемся с более глубоким чувством памяти. В то время как независимость от прошлого, обретенная после взрыва атомной бомбы, разрушила чувство преемственности, задача теперь, тем не менее, состоит в том, чтобы творчески вспомнить, восстановить прошлое, основываясь на всем, что пришло из него в современный мир. Книги, знания, искусство, музыка, архитектура, предметы – все это существует в мире. Принять эти артефакты в качестве части чувственного мира, к которому сейчас нужно приблизиться пребывая вне времени, текущего из будущего, возможно только с помощью сердца. Вспоминая воображаемое значение всех вещей в мире, мы на самом деле движемся в неизвестное будущее.
Подходить к этой задаче от всего сердца означает подходить ко всему в мире с чувством незнания, будто открывая всё впервые. Этот неакадемический, неинституциональный подход к обучению доступен каждому и может стать важным способом пробудить силы сердца. Мы видим, что такое обучение происходит довольно часто: люди глубоко вовлекаются во все виды знаний, но не как специалисты, а как исследователи сердца, то есть люди работают над тем, чтобы научиться чувствовать сердцем. Такое обучение затрагивает наши сокровенные глубины, потому что оно проводится не для самовозвышения (обычно оно не ведет к получению степени или какой-либо другой квалификации), а является обучением ради мира, воображением как служением.
Повседневная жизнь также может быть таким же постоянным исследованием пути сердца, который состоит в том, чтобы научиться ориентироваться во времени, текущем из будущего. Такая жизнь ежедневных исследований не имеет иной цели, кроме самого исследования. То есть результат не приходит, или когда он приходит, то является временным и может быть изменен в следующий момент.
СЕРДЦЕ КАК ОРГАН ЧУВСТВ
Мы сказали, что все органы чувств являются одновременно органами и способностями. Многое еще предстоит сказать о возможностях сердца, исходя из того, какие выводы мы уже успели сделать. Синтезирующая активность сердца непрерывно поддерживает единство внутреннего и внешнего мира. Моменты, в которые мы ощущаем это единство, – это моменты переживания красоты. Таким образом, красота – это сознание сердца. Сердце всегда было связано с любовью из-за этой связи между соединением разделенного, и переживанием этого соединения, в качестве глубокой красоты. Невидимая сила любви в сердце подобна магнетической силе, которая притягивает способности всех других чувств к точке концентрации, подобно ритмическому сокращению сердца; затем следует расширение сердца, излучающее в мир единство всего, что было создано за эту долю секунды могущественного и интенсивного сосредоточения.
Таким образом, сердце можно было бы назвать органом психического внимания. Осознание этой внимательности сердца предполагает осознание акта внимания, а не объектов внимания. Практика такой внимательности сердца включает, прежде всего, сознательное смещение привычного ощущения сознания с области головы в область между сердцем и солнечным сплетением и постепенное осознавание чувств сердца. Эта практика вызывает новое качество восприятия, при котором ощущение больше не является нейтральным, но по своей сути несет с собой чувство боли или радости. Преобладание страдания, при таком способе концентрации внимания, указывает на то, что каждый миг мир находится в большой опасности. Таким образом, страдание, не должно восприниматься в качестве только своего личного страдания, точно так же, как и когда мы видим или слышим нечто, мы не воспринимаем то, что мы ощущаем как нечто исключительно наше личное. Когда мы видим что-то в мире, мы уверены, что это действительно тот мир, который мы видим. Когда мы чувствуем сердцем, мы также можем быть уверены, что то, что мы чувствуем, является качествами мира.
Сердце воспринимает мир таким образом, что каждое ощущение также является чувством, поэтому воспитание чувств требует понимания различий между личными эмоциями и чувством мира. Эгоизм можно определить как занятость содержимым своего сознания и сопутствующими эмоциями, которые может вызвать конкретное содержимое. Даже мысль об отказе от эгоизма порождает страх, поскольку нам кажется, что эгоизм обеспечивает надежную точку опоры в мире. Хотя для того, чтобы практиковать ощущение сердцем, требуется смелость, эта практика не приведет к потере ощущения себя. Скорее, будет происходить постепенный переход от личности к индивидуальности, движение от эго к воображаемому «Я», от «Я», которое действует иллюзорным образом, как будто оно знает, чем оно является и что делает, к незавершенному «Я».
Это признание индивидуальности и есть то, что отличает путь сердца от мистицизма, с одной стороны, и от восточных путей, с другой; тем не менее, путь сердца уважает важность обоих этих путей, пытаясь объединить их основные идеи в срединный путь. Срединный путь – это путь в мир, который не стремится выйти за его пределы, и состоит в стремлении стать максимально внимательным к каждому моменту посредством индивидуальности. Как уже было сказано, индивидуализация Земли может происходить только посредством человеческой индивидуальности.
Сокращения и расслабления сердца хорошо определяют способ ощущения мира этим органом чувств. В фазе сокращения мир во всем многообразии его явлений сжимается в одну точку. В фазе расслабления сердце излучает душевное ощущение переживаемого. Это усиливает другие чувства; продолжающееся вливание сердечного чувства означает, что чувства активно вовлекаются в мир, изливаются в него, индивидуализируя то, что воспринимается. Чувства не просто воспринимают то, что есть, как если бы тело было записывающим устройством. Это всегда встреча с тем, что приходит к нам из мира. При активном сознательном ощущении эта встреча, как и всякая настоящая встреча, происходит в пространстве между моим телом и воспринимаемым объектом.
Когда мы действительно встречаем кого-то, то должны немного забыть о себе, выйти за пределы самих себя, что является активным, телесным опытом. Чтобы встретить мир так, чтобы он перешел от «он» к «ты» в момент творческого, воображаемого восприятия, также требуется присутствие такого качества сердечного чувства, как излучение. Когда восприятие с помощью сердца задействовано сознательно и активно, модель восприятия переходит от модели передачи и приема к модели встречи. Сознательное ощущение здесь не подразумевает умственного осознания того, что происходит, когда мы ощущаем мир. Когда фокус сосредотачивается в области сердца, возникает более тонкое осознание, чем ментальное, сознание, которое можно описать как стремление сердца.
Сердце всегда стремится вперед. Когда мы оказываемся в присутствии другого человека, вполне возможно, что взаимодействие между мной и этим человеком будет происходить без встречи. Встреча возможна только тогда, когда в отношения вовлекается сердце. То же самое и в наших отношениях с миром. Стремление или желание сердца подобно жертвованию эго, его высвобождению собственного опыта самого себя, чтобы ощутить жизнь мира. Существует огромная разница между взглядом на объект и документированием того, чем является этот объект, только для того, чтобы перейти к следующему объекту или событию, наполняя наш день прохождением через мир, каким он предстает перед нами, и стремлением встретить то, что нам кажется.
У такого стремления есть два последствия. Оно предлагает вещам и событиям мира проявить себя в своих активных душевных качествах и постепенно превращает тело из его объектной пассивности в присутствующее в мире и излучающееся в мир. Когда мы видим человека, который любит, мы видим его или ее сияние, как подлинное качество его тела. Таким образом, мы не говорим здесь о чем-то фантастическом и не должны использовать такие термины, как «световое тело» или «астральное тело». Наш словарь любви сердца пытается описать то, что можно подарить каждому человеку с помощью внимания. Чувство сердца развивается через попытки встретиться с миром, через развитие способности уделять внимание самому вниманию и через принятие позиции по отношению к миру, которая не пытается удержаться за какой-либо опыт, то есть так, чтобы не прельстится удобством обладания знаниями.
Когда человек сердцем ощущает жизнь мира, становится очень сильной тенденция к эмоциональному реагированию для снятия напряжения, которое возникает в момент встречи. Если внимание нарушается, многие приступают к поиску вещей, вызывающих простые эмоции, которые легко можно получить в сфере контр-творчества. Таким образом, необходимо научиться выдерживать напряжение чувствующего сердца. Цель не в катарсисе, а в том, чтобы жить с намерением сердца и в самом этом намерении, жить преобразующей жизнью, никогда не стремясь к воображаемому завершению трансформации.
Здесь мы подходим к существенной связи между сердцем и мышлением. Сердце не против мышления, и когда их противопоставляют друг другу и силы сердца развиваются вне деятельности мышления, результатом является магия. Магия – это технология сердца, использующая сердце для достижения определенных желаемых преобразований в себе и мире. Вместо этого нам нужно найти подход, который не тяготеет ни к абстрактными идеям, с одной стороны, ни к технологии сердца, которая стремится к трансформации, с другой.
Например, когда мир контр-творения виден насквозь, человек совершенно справедливо желает что-то с этим сделать. Если, однако, развитие сердца воспринимается как средство внесения изменений в мир, а не в качестве необходимой силы уравновешивания, происходящей прямо посреди контр-творения, тогда оно будет рассматриваться в качестве магического средства для искоренения того, что каждый находит предосудительным. К этому направлению тяготеет большая часть глубинной психологии и практик Нью Эйджа. В них мы находим попытки развить различные технологии сердца – работу сновидений, ритуальную работу, работу медитации, работу внутреннего воображения, но чего явно не хватает, так это работы воображения в таком мире, каким он себя показывает.
Чувствование сердцем – это также и мышление сердцем в том смысле, в каком мы здесь стремимся развить воображение сердца. Что необходимо для того, чтобы эти два компонента работали в совокупности, так это не путать наши мысли с активностью мышления. Мысль всегда произрастает из прошлого, это использование прошлых концепций для размышлений о настоящем. Мысль находится в нас, но мышление находится в мире, мире как Мудрости, как Софии, и поэтому необходимо быть телесно вовлеченными в мир, чтобы пребывать в активности мышления. Но единственный доступ к телесному участию в мире, к бытию в нем вместо внешнего восприятия, дает сердце. Здесь, в мире, чувство мышления отличается от того, каким оно бывает, когда мир воспринимается «снаружи». Эго мыслит на основе прошлого, но когда сердце ощущает мир, мир думает с помощью «Я». Для сердца любовь и мышление – это одно и то же.
СЕРДЦЕ И ДЕЙСТВИЕ
Здесь мы подходим к вопросу о том, как сердце действует в мире, а это значит, что мы также переосмысливаем волю. Обычно мы думаем, что действие проистекает из идеи. Воля применяется к идее, чтобы привести к определенному действию в мире. Эта последовательность описывает расчетливую волю, то, что Хайдеггер называет тиранией расчетливой мысли. Воля мозга стала цитаделью сил контр-творения. Воля мозга и воля сердца абсолютно разные, и чтобы понять это различие, нам нужно только восстановить таинственность воли в ее связи с телом.
Например, как можно сделать такое простое действие, как движение руки? Если у меня есть мысль о том, что я собираюсь пошевелить рукой, как эта мысль вообще может привести к движению? «Толкает» ли мысль материальное, физическое тело? Невозможно понять, как эта мысль проникает в физиологию мускулов, потому что воля не переходит от мозга к движению мускулов. Такое объяснение воли – не более чем теория.
Человек, чья способность осознавать ослаблена, например, из-за гипноза, может реагировать на то, что ему внушают, немедленным действием без предварительных размышлений. Само тело откликается на внушение и попадает под влияние другого, обращающегося непосредственно к телу. Видя, как кто-то действует под воздействием внушения, нельзя не поразиться механической природе таких действий. В обычной жизни то, что обычно называют волей, является не более чем следованием подобным внушениям, обращенным к телу нашим собственным внутренним голосом. Таким образом, то, о чем мы говорим, как о воле, больше похоже на реакцию автомата, для которого мы одновременно и голос, и отвечающий автомат. Этот способ действия настолько привычен, что кажется «реальным», то есть автоматический характер почти незаметен. Далее, такое автоматическое действие воли требует, чтобы активное сердце не было включено установленную цепь.
Воля сердца действует не так. То, чего желает сердце, не ведет к конкретному результату. Здесь никто не хочет, чтобы произошло тем или иным способом. Предположим, я нахожусь рядом с человеком, который сбит с толку и просит моего совета и помощи. Если я сделаю конкретное предложение относительно того, что делать, велика вероятность, что он отреагирует, приняв внушение не напрямую, как в гипнозе, а интериоризовав то, что было услышано, что затем станет его внутренним голосом, который будет обращаться непосредственно к телу этого человека. В ответ тело будет выполнять предложенное действие.
Если мы посмотрим на нашу жизнь как можно более объективно, то увидим, что многое из того, что мы делаем и вызываем действиями нашей воли, является не более чем автоматическими реакциями. Предположим, однако, что, когда некто спрашивает, что делать, я не даю никаких советов, а вместо этого чувствую, что происходит в области сердца, и на основании этого ощущения воображаю неизвестное для этого человека будущее, в которое ведет его или ее вопрос. У меня нет образа истинной судьбы этого индивида, потому что я не могу этого знать. Я искренне желаю, чтобы такие вопросы приводили к способности ощущать время, текущее из будущего, и чтобы он или она могли следовать за этим течением в неизвестность.
Такое искреннее желание познания судьбы другого исходит из будущего и может повлиять на его действия, хотя и совершенно неизвестными способами, которые не контролируются действиями. Воля сердца стремится помочь, не имея конкретного представления о том, что для определенной личности является необходимой помощью. Сердце может желать блага, и это будет влиять на действия, не мешая свободе индивида.
Таким образом, желая всем сердцем, я не беспокоюсь о том, как добиться определенного результата. Особая ситуация заставляет меня говорить исходя от сердца, через любовь. Это заставляет меня внимательно слушать другого, и пытаться услышать, какое направление в неизвестное будущее содержит эта конкретная описываемая им ситуация. Воздерживаясь от ответа в соответствии с тем, что я думаю или знаю, или с моим собственным прошлым опытом, который в любом случае не имеет отношения к другой личности, мы вместе задаем вопрос так, чтобы конкретная ситуация могла рассматриваться в качестве возможности для творения сердцем.
СЕРДЦЕ И ОДЕРЖИМОСТЬ
Особая трудность, с которой приходится сталкиваться при работе над открытием сердечного центра, – это преодоление риска одержимости или обсессии. Войти в сферу сердца означает больше не полагаться на обычное эмпирическое эго, наше предполагаемое ощущение того, кто мы есть, которое исходит из того, чему нас учили и что нам давали другие, из наших воспоминаний, нашего прошлого опыта и привычных представлений. Когда исчезает жизнь на основании прошлого, мы чувствуем себя пустыми. В чувство пустоты может быстро вторгнуться страх. Обсессия состоит либо из навязчивых мыслей, либо из компульсивных действий, которые пытаются избавить человека от страха. Например, мать, опасаясь убить собственных детей при вспышке гнева, будет бояться оставаться с ними наедине. Человек может каждую ночь выполнять сложные повторяющиеся ритуалы, запирать все двери, а затем проверять по пятьдесят раз, чтобы убедиться, что все двери заперты. Эти более клинические виды обсессий не так распространены в наши дни.
Психиатр Артур Гирдхэм, говоря о клинических обсессиях, указывает, что «в настоящее время она проявляется скрыто, имеет значительные последствия и наносит больше смертельных ран в виде коронарной болезни и сердечно-сосудистых заболеваний с летальным исходом, которые возникают из-за развития гипертонии»[3]. Таким образом, он устанавливает связь между сердцем и обсессией. В настоящее время обессия проявляется не только в сердечных недугах физического характера, но и в неконтролируемой импульсивной сердечной тоске. Как страх соотносится с этим видом обсессии?
У детей, которые испытывают страхи по непонятным причинам, так называемые ночные страхи, часто развиваются такие обессии, как лицевой тик, постоянное мытье рук, повторение одних и тех же слов снова и снова. Ночной страх обычно объясняется тем, что ребенок видит узор на обоях или пальто, висящее в шкафу, и оно кажется ему дьявольской фигурой, угрожающей, ухмыляющейся и опасной. Ребенок испытывает чистую панику и может предпринять несколько разных действий, чтобы найти защиту. Он или она может плотно закрыть глаза, чуть-чуть их приоткрыть и снова закрыть, повторяя это снова и снова. Лицевой тик является результатом повторяющихся действий по поиску защиты от чувства страха. Дети, у которых развивается навязчивое мытье рук, могут пытаться защитить себя от телесного захвата тем, что явилось ночью, пытаясь смыть ощущение вторжения неизвестного существа. Остается без ответа вопрос, являются ли ночные страхи, как объясняют взрослые, ошибками в восприятии, или же когда дети видят пугающую фигуру, возникает определенная реальность, недоступная восприятию приученных к буквализму взрослых?
Благодаря клинической работе с такими детьми Гирдхэм собрал очень интересную информацию. У многих из этих детей матери унаследовали экстрасенсорные способности. Многим детям снятся повторяющиеся сны, в которых они переживают собственное воплощение. Одному из таких детей снилось, что он летит сквозь космос мимо звезд и планет и видит Сатурн и его кольца. Эти дети обычно очень сообразительны, но плохо учатся в школе, где требуется интеллектуальная концентрация. Такие наблюдения важны для восприятия сердца.
Дети почти полностью живут во времени, текущем из будущего; у них мало прошлого. Они живут сердцем. То, что их матери обладают так называемыми экстрасенсорными способностями, как правило, указывает на их открытость для переживаний, не имеющих отношения к обычному чувству эго. Повторяющиеся сны указывают на то, что когда сердце еще открыто, оно ощущает не только земной мир, но и мир космический. Чем же тогда объясняются страхи? Это просто галлюцинации? Мы должны учитывать, что когда сердце ощущает, мир переживается на гораздо более тонком уровне, чем через ощущения, связанные с эго-структурами сознания. Важным аспектом этого тонкого восприятия является то, что добро и зло – это реальный опыт. Страхи могут быть вызваны тем, что эти дети чувствуют зло.
Эти случаи обсессий у детей могут быть полезны для понимания кое-чего из того, что может быть и у взрослых с открытым сердечным центром. У этих детей нет сильной структуры эго, и они еще не пришли к ощущению «Я». Мы должны принять во внимание предположение, что открытие царству сердца, которое одновременно не сопровождается пробуждением чувства «Я» может чрезвычайно затруднить управление теми видами восприятия, которые оно открывает. Сердце чувствует зло так же, как и любовь. Я знаю, что поднимать вопрос о зле чрезвычайно рискованно, потому что у нас очень устойчивые представления о зле; существует также риск того, что эти фиксированные представления будут работать против большей части рассмотренного в этой главе. Многие могут подумать, что сильная защита эго – это, в конце концов, просто безопасный способ жить. Многие, возможно, почувствуют, что зла не существует. Многие могут думать, что зло – это все плохое, что делают другие люди. Многие могут почувствовать, что зло – не более чем наша собственная бессознательная тень.
Я хочу выдвинуть предположение, что зло – это очень большая тайна. На протяжении всей своей работы я ссылался на тот факт, что при чрезвычайной сложности нынешнего мира уже непросто сказать, что хорошо, а что плохо. Более того, нельзя ни избегать зла, ни бороться с ним. Мы должны научиться лавировать в смеси добра и зла, если хотим, чтобы сердце оставалось открытым. Одержимость представляет опасность только тогда, когда сильные сердечные эмоции занимают место отсутствующего чувства «Я». Другими словами, когда ослабляется защита эго и ощущаются эмоции сердца, никогда нельзя забывать, что любовь существует ради всего мира.
Теперь мы можем попытаться взглянуть на широко распространенный феномен обсессии в современном мире. Любовь между людьми в наши дни часто приводит к одержимости. Большая часть усилий, предпринимаемых для лечения пациента, связана с тем, как избежать обсессии. Идея состоит в том, что когда влюбляется взрослый человек, который не получил должной любви в детстве, то на самом деле он или она ищет восполнения нехватки любви. Во взрослых отношениях такое отсутствие настоящей любви означает, что если что-то покажется угрожающим отношениям, возникнет страх, заставляющий человека совершать всевозможные деструктивные поступки, чтобы попытаться сохранить партнера как свою собственность.
Когда два недолюбленных в детстве человека, оказываются вместе, что обычно и происходит, возникает деструктивная созависимость. Созависимость означает, что один человек полагается на плохое обращение со стороны другого человека и наоборот, но все это маскируется под одержимость любовью. Работа включает в себя обретение любви к себе, открытие внутреннего ребенка, любовь к этому ребенку и его взращивание, потому что никто никогда не сможет получить ту любовь, которой он не получил в детстве.
Я не хочу выступать против такого подхода к проблеме обсессии, а скорее хочу предположить, что это явление распространено даже гораздо больше, чем считалось до сих пор, и что это может быть связано не только с тем, что случилось с нами в детстве. Феномен одержимости в любви также связан со старым чувством разрушения эго. Отчасти я хочу предположить, что сила любви в мире сильнее, чем когда-либо в истории человечества, но мы еще не видим, что причина этого в том, что дар любви предназначен для возрождения Души Мира.
Но зло сегодня стало ещё сильнее, чем когда-либо в истории человечества, и поэтому для открытия сердца требуется способность работать со страхом, а также с любовью. Когда человек становится одержимым другим человеком, эта одержимость связана не с любовью, а со страхом. Тот, кто становится одержимым любовью, также является человеком с открытым сердцем, подверженным воображению всевозможных реальностей. Невозможно отнести всю одержимость к тому, чего человек не получил в детстве. Когда любимый действует не так, как ожидалось, то есть когда он действует исходя из истинной индивидуальности, которая не может быть воспринята, если он также не ощущает свою собственную индивидуальность, возникает страх. Во многих случаях этот страх превращается в жестокость. Одержимость, которая приводит ко всем повторяющимся, нетворческим действиям – таким как звонки каждые пять минут, преследование, наблюдение за домом возлюбленного – на самом деле является защищающим от паники ритуальным актом.
С этой точки зрения работа, которую предстоит проделать, включает развитие чувства индивидуальности при помощи ранее предложенных способов. То есть работа, возможно, заключается не в укреплении нашего эго, для лучшего самоконтроля, а в работе над тем, чтобы стать творческим существом, творящим с помощью любви. Развитие истинной индивидуальной любви, которая охватывает мир, означает, что сам смысл любовных отношений между людьми нуждается в пересмотре в свете Мировой Души, что является предметом следующей главы.
ПЕРЕВОД:
Дарья Мария Чайкина