Стефан Хёллер

Юнг и Утерянные Евангелия

Глава 8

Танцующий Спаситель: Гностический миф о Христе.

Введение: Альтернативный образ Спасителя

Искры света, которые являются Духом мужчин и женщин, угнетаемым архонтами этого низшего мира (по мнению гностиков), тем не менее, не были брошены на произвол судьбы тем божественным Источником, от которого они произошли. Высший Свет никогда не терял интереса к рассеянным частицам своей сущности. Он послал искупителя, или посредника, чтобы помочь им в освобождении. Значительная часть гностиков была связана тогда с совершенно новым христианским движением и рассматривала Иисуса как носителя этого самого света искупления. Тайная традиция евреев, преображенная движением ессеев, подошла к успешному преображению политического Мессии ортодоксального Иудаизма во всеобщего и личного спасителя, который спасет Дух сыновей света от угнетения мира тьмы и ее темных архонтов. Это развитие достигло высшей точки в образе Иисуса. Как мы отметили ранее (в главе 3), сегодня существует, по меньшей мере, удивляющее количество описаний Иисуса, большинство из которых полностью противоречат друг другу. Это – всего лишь другие образы, намного более ранние, в особенности явленные нам в религиозном искусстве, вызывают еще большую путаницу и противоречия.

Все образы Иисуса, требующие нашего внимания, основаны на источнике, который до недавнего времени составлял единственное доказательство существования этой таинственной фигуры, а именно – на Новом Завете. И утверждения самого Нового Завета являются запутанными и противоречивыми. Некоторые из канонических Евангелий изображают Иисуса как довольно человечного, даже чувственного: «Сын Человеческий ест и пьет, и они говорят: «вот обжора и пьяница, друг мытарям и грешникам»» (Мф. 11:19). Его отношения с женщинами вызывают недоумение: «И они удивились, что Он разговаривал с женщиной» (Ин. 4:27); «Были также женщины, которые смотрели издали, а также многие другие женщины, которые пришли с ним в Иерусалим» (Мк. 15:40). В то же время Павел описывает его, в основном, как трансцендентную, даже гностическую духовную сущность, когда он говорит, что Иисус «гораздо выше всякого начальства, и власти, и силы, и выше всякого имени, называемого не только в эту эру, но и в ту, что грядет» (Еф. 1:21). Если Вы предпочитаете видеть Иисуса как кроткого и мирного человека, можно обратиться к его описанию в Мф. 11:29: «ибо Я кроток и смирен сердцем, и вы найдете покой для души». Если же, напротив, вы захотите вызвать в воображении картину его гнева и грубости, можно вспомнить изгнание торговцев из храма и его не совсем справедливое осуждение фарисеев как ханжей, оскверняющих могилы, и слепых поводырей, вводящих людей в заблуждение. Само собой разумеется, что такие разные образы Иисуса делают столь часто превозносимое «подражание Христу» более чем затруднительным. Например, должны ли мы подражать ему, когда он говорит нам: «Подставь другую щеку» после первого удара; или мы должны подражать ему, когда он говорит: «Я пришел, чтобы принести не мир, но меч»?

Альтернативой Иисусу Нового Завета всегда был другой Иисус, хотя большая часть его описаний лишь недавно стала общедоступной. Чтобы представить и понять этого Иисуса, мы должны восстановить миф, сохранившийся в гностических писаниях, многие из которых являются современными или даже предшествующими Новому Завету. Что гностики говорили об Иисусе? Они не соглашались с общепринятыми христианскими догмами о природе его физического воплощения, так же как и о его смерти и воскрешении. Они не принимали упрощенную идею о том, что искупление человечества свершилось в момент физической смерти Иисуса на кресте, и что добропорядочный христианин просто должен поверить в это, чтобы спастись. Причина большинства этих разногласий состояла в том, что гностики никогда не считали, что люди, прежде всего, нуждаются в искуплении греха. Задача посланного Мессии состояла в том, чтобы помочь людям увидеть, кем они являются на самом деле, и помочь им преодолеть враждебно настроенные космические силы и воссоединиться с Полнотой истинного света. «Спасение», тем самым, стало синонимом «освобождения», достигаемого не с помощью веры, но путем внутреннего опыта, подкрепленного учением Освободителя и священными таинствами, которые он вручил своим последователям.

Гностический Иисус – человек не только внешне, но и по сути своей отличающийся от Иисуса канонических Евангелий. Его человечность имеет меньшее значение, чем его трансцендентная, или архетипическая природа. Тем самым, можно справедливо заметить, что гностики обращали меньше внимание на то, чем занимался Иисус, и больше интересовались тем, кем он являлся. Большинство их священных писаний, таких как Евангелие от Фомы, содержат лишь высказывания Иисуса без какого-либо связующего рассказа. У нас нет гностического евангелия, подобного четырем каноническим, где в форме повествования собраны детали из жизни Иисуса. Однако совершенно очевидно, что у гностиков была своя собственная версия событий, связанных с Иисусом. Доказательства этой версии можно найти во многих источниках, таких как Деяния Иоанна – в писании, доступном и широко распространенном в течение многих столетий и, по всей вероятности, написанном Луцием Харинусом, от которого некоторые гностики получили свою мистическую преемственность. Фрагменты Евангелия Египтян, одного из писаний Библиотеки Наг-Хаммади, являются самыми полезными в этом отношении. Другая выдающаяся историческая работа – собрание под названием «Оды Соломона», некоторые фрагменты которых, судя по всему, были ранее открыты в Пистис Софии, а полное собрание их было издано в девятнадцатом веке и датируется, вероятно, концом первого или началом второго веков. В дополнение к ним, еще несколько писаний из Наг-Хаммади содержат ценный материал, который позволяет нам, в некотором роде, восстановить мифическое повествование. Ядро мифа о Христе – это, конечно же, в первую очередь вопрос о том, почему люди нуждаются в Спасителе. Разве Гнозис не может явиться людям без помощи посланника, сошедшего из великого мира Полноты и Света? Разве добрых дел, искреннего желания осознанности и медитации недостаточно для освобождения, спасения, просветления, независимо от того, как мы назовем этот опыт искупления? Исторически сложилось так, что понятие soter (целитель, создатель целостности, свободно переводимый как «спаситель») было с течением веков связано с еврейской идеей Мессии. На самом деле, она имеет всеобщие, архетипические духовные корни намного большей широты и глубины. Совокупность важнейших вопросов, на которые гностицизм дает ответ (по словам Валентина), звучит следующим образом: «Кем мы были и кем мы стали; откуда мы пришли и где мы очутились; куда мы идем; что есть рождение, а что – возрождение?» Ответы могут быть следующими: «Люди – изначально чистый Дух, но они пленены космической системой; они жили в царствии Полноты, вместе с Божественным, но были вынуждены спуститься в область несовершенства. Духовная сущность людей желает вновь объединиться с Божественностью и, тем самым, освободиться от экзистенциальных ограничений жизни в рамках космической системы. Рождение означает появление в этом космосе, который находится, по крайней мере, частично, во власти злых сил. Возрождение – это перерождение в форме свободного существа в божественном мире сознания и света. Это перерождение происходит не без помощи извне. Божественность активно способствует возрождению человечества в его исконном и истинном состоянии. Спасение требует спасителя не только в иудаизме и христианстве, но и в большинстве главенствующих духовных традиций. Уже в Упанишадах мы находим утверждение, что спасение осуществлено «Богом» (Ишвара)[1]. Продолжение этой концепции – учение об аватаре, или эманации Бога, особенно второй составляющей индуистской троицы, Вишну. У Вишну, как известно, есть, по меньшей мере, десять эманаций, среди которых самыми главными являются Рама и Кришна. А в буддизме Тхеравады и Махаяны предполагается несколько проявлениий Будды (обычно семь, отражающих всю эволюционную историю земли), и все они являются эманациями духовных существ (Дхъяни-Буддами[2], или Дхъяни-Бодхисаттвами) в дополнение к их земному олицетворению. Все эти Будды, тем не менее, также признаны вариациями Света Будды в его искупительном аспекте. Даже боги, которые управляют бытием в проявленной сфере, нуждаются и с радостью встречают эманацию Будды. В одной из сутр один из таких богов обращается к Будде следующим образом: «Как чудесно, о, Боже, что после такого долгого времени Ты сегодня являешь себя в мире! Целых восемь тысяч эпох сей мир жил без Будды»[3]. Отношение гностической традиции к этому было ясно указано персидским пророком Мани. Вот как оно было записано арабским ученым Аль-Бируни:

Мудрость и благодеяния всегда, время от времени, приносились человечеству посланниками Бога. Так, в одну эпоху они были принесены посланником по имени Будда в Индию, в другую Заратустрой в Иран, а в третью Иисусом на Запад. Затем это откровение терялось, и истина в нашу эру передана через меня, Мани, последователя Бога истины в Вавилонии[4].

Всего этого должно быть достаточно для того, чтобы убедить нас в том, что в идее спасения и Спасителя мы сталкиваемся с действительно архетипической идеей, всеобщей и не обусловленной временем или культурой. Тем самым, мы можем теперь благополучно обратиться к пересказу мифа о Спасителе, в нашем случае – об Иисусе, о котором Мани сказал в вышеупомянутом абзаце, что он «принес мудрость и благодеяния, как посланник Бога, на Запад».

Миф о Спасителе

Когда настало время нисхождения того, кто должен был исцелить разбитое сердце низшего мира, собрались все великие силы царства Полноты. Всеобщий Отец и Святой Дух объединили свою духовную сущность и явили пламенное семя жизни. Силы собрались в большой круг и наложением рук наделили семя Отца и Святого Духа своей властью. Тогда пламенное семя спустилось через звездный круг и сферу планет в матку избранной человеческой девы по имени Мария, которой было предначертано стать матерью воплотившегося Спасителя. Будучи девственницей, она стала матерью без какой-либо боли, поскольку силы Полноты окружали ее и предоставляли ей помощь.

Мальчик рос в доме, где царили уют и чистота; он был оберегаем своей матерью, Марией и изучал ремесло ее мужа, Иосифа. Тем не менее, со временем стало очевидно, что он был человеком необыкновенной силы и природы, и его земные мать и отец отнеслись к этому с опасением. Так, однажды Иисус работал в винограднике с Иосифом. Когда человек, внешне похожий на Иисуса, захотел войти в дом и спросил: «Где Иисус, мой брат?», Мария подумала, что она встретила духа, а не человека, и заперла его в доме, а затем позвала Иосифа и Иисуса. Когда Иисус вошел в дом, он выпустил духа из плена, они обнялись и стали одним. Затем стало известно, что этот дух был ангелом-близнецом Иисуса, который спустился из высшего мира и объединился со своим земным двойником в нерушимом союзе. Этот союз стал позже называться таинством Брачного Чертога, испытанным только мудрейшими и величайшими из людей, достигших совершенства в духовных навыках.

Иисус был единым и обрел целостность, будучи еще маленьким мальчиком, чтобы быть готовым принести целостность всем чадам человеческим.

Когда он был юношей, мать и братья принесли новость о человеке по имени Иоанн, который крестил людей в дикой местности ради освобождения их от грехов. Хотя Иисус заявил, что у него нет греха, от которого он должен быть освобожден, он всё же отправился получить крещение от Иоанна, и когда он окунулся в воды, они засияли ярким светом так, что все испугались. Над головой Иисуса поднялся голубь и запел, и многие поняли, что на него снизошла сила не от мира сего. Этой силой и был Христос, ниспосланный свыше Полнотой, чтобы привести его к исполнению своей земной миссии. Когда люди собрались, чтобы посмотреть на него, они его не узнали, и он сказал им: «Я кажусь вам незнакомым, потому что я из другого рода».

Он стал проводником тех, кто последовал за ним; он был спокоен и нетороплив. Он посрамил тех, кто был преисполнен важностью своего собственного учения и Закона; он назвал их пустыми людьми, и они возненавидели его. И он сказал своим ученикам такие слова: «Я пришел из сердца мира, и во плоти я явился им, но я нашел их всех пьяными, и я не нашел ни одного желающего испить моих живительных вод. И печалюсь я о чадах человеческих, потому что они слепы и не в состоянии видеть сердцем». И он также сказал им, что пришел, чтобы сделать низшее подобным высшему, а внешнее подобным внутреннему, а также объединить мужское и женское. Ученики слушали его, но поняли немногое из того, что он сказал. Многих своих учеников он выбрал необычным способом. Так, у Галилейского моря первыми он выбрал Петра и Андрея, а затем направился к Иоанну и Иакову Зеведееву, которые ловили рыбу, сидя в лодке недалеко от берега, и сказал им: «Вы нужны мне, следуйте за мною». Иаков увидел его как ребенка на берегу и сказал брату, что он, возможно, хочет, чтобы они его проводили. Иоанн увидел его как взрослого мужчину, в то время как другие видели один только свет, а остальные не видели ничего. Они сошли на берег в сильном недоумении, задаваясь вопросом, почему они видели так по-разному.

Иисус не проявлял большого уважения к духовенству Храма и к Закону. Когда он с учениками зашел в Храм, к ним обратился знаменитый священник по имени Левий и высокомерно заявил, что Иисус и его ученики грязны и не достойны находиться в священных сосудах и местах. Иисус назвал его слепцом, который принимает внешние символы чистоты за истинную чистоту и мудрость. Он также призвал своих учеников не следовать за слепыми, такими как Левий и другие служители Храма. И когда его ученики спросили его, необходимо ли обрезание, он ответил: «Если бы это было необходимо, то каждый отец породил бы уже обрезанного мальчика от его матери». Когда его спросили о потребности соблюдать пост, он просто ответил, что намного важнее не лгать и не делать того, что ненавистно, и тогда скрытое в душе рано или поздно выйдет на свет. Всем становилось всё более и более очевидно, что Иисус пришел, чтобы объявить старый Закон недействительным и провозгласить новый Закон, основанный на любви. И он сказал: «Любовь – ваш брат, как и ваша душа, и храните ее как зеницу ока». Объясняя отношения духа и тела, он сказал: «Я поражаюсь тому, как такое богатство поселилось в такой бедности!»

В Вифании женщина привела Иисуса к могиле, где был похоронен ее брат. Брат воззвал к нему из могилы, и Иисус поднял его, взяв за руку. Иисус тогда собирал молодых людей ночью, учил их великим истинам и открывал тайны. Он стал известен как чудотворец и посвящающий, помогавший людям возвыситься над этим смертным миром и прийти к духовной жизни.

В это время архонты мира сего побудили духовенство и фарисеев арестовать и убить Иисуса, потому что, если бы он остался, люди последовали бы за ним, и вечная тьма была бы побеждена. Иисус знал, что, решив воплотить свой план убийства, главы духовенства настолько дискредитировали бы себя, что им стало бы труднее держать народ в послушании. Так, Иисус встретился со своим учеником Иудой Искариотом, который сказал ему тайно: «Разве не верно, Господь, что этот мир во власти Зла, и что ты должен сделать низшее высшим?» И Иисус ответил ему: «Это так, Иуда. Но как можно войти в дом сильного человека и лишить его сокровища, если сначала этого человека не связать? Только тогда каждый сможет войти и взять сокровище. Помните, что когда я вознесусь над этим миром, его правитель будет связан цепями в тот же час». И так Иуда понял, что Иисуса необходимо было предать его врагам, и он содействовал предательству Иисуса, понимая тайную необходимость этого замысла. И вожди людей, чей закон был ложен и явлен злыми архонтами, поверили Иуде и подготовили арест Спасителя, тем самым подведя к гибели себя, свой Храм и свой Закон.

Перед арестом Иисус собрал всех своих учеников и предложил им разделить с ним священную пищу. Он благословил хлеб и чашу вина и завещал им делать так же в память о нем, чтобы призвать его Дух, когда его не будет с ними во плоти. Тогда он сказал ученикам: «Прежде, чем меня предадут, позвольте мне спеть гимн Отцу, и затем мы пойдем дальше к тому, что нас ждет». Тогда он встал в середине комнаты и попросил учеников встать вокруг, держась за руки, и после прочтения каждого стиха отвечать ему словом «Аминь». Так он начал петь песню, а ученики танцевали вокруг него, многократно говоря «Аминь».

Иисус начал петь гимн:

Слава тебе, Отче!

(И ученики вторили ему),

Аминь! Слава тебе, Грация![5]

Слава тебе, Дух!

Слава тебе, Святый!

Слава твоей Славе! Аминь!

Мы воспеваем тебя, о, Отче;

Мы благодарим тебя, о, Свет,

В котором нет тьмы! Аминь!

Благодарим, коли свершится воспетое мною:

Я был спасен; и я спас бы. Аминь!

Я был освобожден; и освобождал бы. Аминь!

Я был сломлен; и я сломил бы. Аминь!

Я был рожден; и я хочу родить. Аминь!

Я принял пищу; и меня бы съели. Аминь!

Я был услышан; и меня бы услышали. Аминь!

Я понял; и я был бы понят. Аминь!

Я был очищен; и я бы нес очищение. Аминь!

(Теперь начинает танцевать Грация.)

Я играю на трубах; а вы все танцуйте. Аминь!

Я играю песню траура; а вы все плачьте. Аминь!

Эти восемь поют оды с нами. Аминь!

Те, кто танцует, не думают, что это закончится. Аминь!

Я сбежал бы; и я остался бы. Аминь!

Я был бы украшен; и я украсил бы. Аминь!

Я был бы искуплен; и я искупил бы. Аминь!

Не имейте никакого дома; у меня есть дома. Аминь!

Не имейте никакого места; и у меня есть места. Аминь!

Не имейте никакого храма; и у меня есть храмы. Аминь!

Светильник я для тех, кто созерцает меня. Аминь!

Зеркало я для тех, кто понимает меня. Аминь!

Дверь я для тех, кто стучится ко мне. Аминь!

Путь я для тех, кто идет ко мне. Аминь!

Теперь вторьте моему танцу!

Зрите себя во мне, когда я говорю;

И наблюдайте за тем, что я делаю,

И молчите о тайне моей.

Поймите, что я делаю, танцуя;

Я должен пострадать от страстей людских.

Ты должен знать,

И ты за меня пострадаешь,

Пославший меня Логос-Отец.

Смотри, что мне предстоит вынести,

И вторь моим страданиям;

И не отводи взора.

Страдания изменят тебя,

Они сделают тебя мудрыми.

Я буду твоим утешением; обрети покой во мне.

Знай то, что я – это ты, когда я уйду,

Что теперь я – уже не я.

Но то, что я – это ты, будет открыто тебе.

Если бы ты знал страдание…

Ты предпочитаешь иметь власть, не страдая.

Знай же, что, страдая, ты слабнешь,

Чтобы силу затем получить.

Тому, что не ведаешь ты, я сам научу тебя.

Я – твой Бог, а не предатель.

Я спасу святые души.

Во мне узнают они Логос Софии.

Повторяйте за мною снова:

Слава тебе, Отче!

Слава тебе, Логос!

Слава тебе, Дух Святой!

Вы хотите узнать, кто я?

Одним словом я – Логос,

Который танцует и никогда не стыдится.

Именно я танцевал.

Но вы должны понять всё,

и, понимая, сказать:

Слава тебе, Отче! Аминь![6]

Сказав это, Иисус ушел, а его ученики разбежались в разные стороны, как люди, очнувшиеся от транса, поскольку их сознание было сильно изменено гимном и танцем Иисуса. И даже Иоанн, его любимый ученик, не смог остаться и быстро сбежал в пещеру на Елеонской горе, и там он плакал и горевал. А когда Иисус был распят, тьма накрыла землю, но образ Спасителя явился Иоанну в пещере вспышкой яркого света и сказал ему: «Иоанн, в глазах прочих в городе Иерусалиме я распят и пронзен копьями, и в муках своих пил желчь и уксус, но вы должны знать, что ничего из того, что они скажут про меня, я на самом деле не перенес; поскольку истинным таинством было не это, но, скорее, то страдание, которое явил я тебе и другим в танце; вот что было истинным таинством, которое произошло на самом деле. Я показал вам, кто я на самом деле, и я один знаю это, как никто другой».

Так Иоанн был упокоен явлением Спасителя. Иисус посетил также Петра, главного апостола.

В видении, которое случилось до пыток и распятия на кресте, Петр видел, что толпа подошла и схватила Иисуса. «Что я вижу, о, Господи?», – спросил Петр. «Кто это возвышается над крестом, счастлив и смеется? Он ли это или же другой, чьи ноги и руки прибивают гвоздями?» Спаситель ответил Петру: «Тот, кто возвышается над крестом, счастливый и смеющийся, – это живой Иисус. Тот, чьи руки и ноги прибивают гвоздями, является лишь его материальным телом, которое всего лишь замена, сделанная по его подобию». Так, преследователям Иисуса не было известно, что во время распятия на кресте Иисус стоял в стороне и смеялся над слепотой врагов своих.

С этого времени Иисус стал известен как Живой, поскольку он сумел возвыситься над смертным миром. Хотя его тело было замучено и убито слугами Демиурга, он остался жить. Многие тайны явил он ученикам своим уже после того, как победил смерть. Он передал им много мудрости и брал их в мистические путешествия в тайные миры Эонов, где они узнали о сокровищах и чудесах света. Когда же настало его время покинуть это земное царство, он убедил своих учеников идти дальше и передать Гнозис всем людям. И он также ясно дал им понять, что пришел принести им свободу от Закона Моисеева, время которого вышло: «Я не оставляю вам заповедей, кроме той, что я повелел вам (а именно, что вы должны любить друг друга), и я не даю вам закона как законодатель, потому что я не хочу связывать вас каким-либо законом». Сказав это, он ушел и, возвысившись, занял свое место в вышине, посреди Эонов.

После ухода Иисуса ученики были сбиты с толку и испугались, потому что каждый по-своему понимал тайны, которые он передал им. Они подошли к Марии Магдалине, которую он любил больше всех остальных учеников и которая считалась его спутницей, и они искали ее помощи. Мария же сказала им: «Я открою то, что скрыто от вас». И она открыла им тайное учение, которое поведал ей Иисус, учение об окончательном освобождении всех вещей, и земных, и небесных, и то, каким образом душа поднимется над сферами семи планет, которые должны спросить душу: «Откуда ты прибыл, могучий герой, и куда ты идешь, завоеватель пространства?» И победившая душа, освобожденная Гнозисом, ответит: «Независимо от того, что меня схватили и убили, и вопреки тому, что меня свергли, воля моя исполнилась, и теперь невежество мертво. Я – целый мир, и я была спасена от пространства, от оков беспомощного знания и от бытия во времени. Отныне я буду наслаждаться моментами вечности и тишины». Так, Мария открыла другим ученикам истинную тайну спасения, и, хотя некоторые из них возмущались по поводу ее пола, они были обязаны принять ее Гнозис и пошли дальше в мир, зная, как следовать цели Спасителя и выполнить его задание по освобождению[7].

Интерпретация мифа

Миф о Спасителе повествует о том, что решающее открытие Гнозиса было принесено Христом, небесной Властью, которая снизошла и объединилась с природой Иисуса во время его крещения в реке Иордан. Это – все тот же Христос, который, согласно мифу Валентина, ждет возвысившиеся души у врат Плеромы вместе с Софией и хранителями Брачного Чертога, где в пневматическом союзе происходит высочайшее одухотворение человеческих душ. Христос, тем самым, является и посланником, дающим начало искуплению на земле, и трансцендентным жрецом, опечатывающим освобожденную душу печатью окончательного искупления.

Здесь, как и в случае с мифом о Софии, мы можем облегчить свое понимание, применив амплификацию с использованием архетипических мотивов, признанных К.Г. Юнгом: «Архетипическая драма жизни Христа символически описывает как события сознательной жизни, так и жизни, выходящей за пределы сознания – человека, который был преображен своим высшим предназначением»[8].

Это означает, что жизнь Христа в психологическом отношении представляет собой процесс индивидуации. Юнг многократно ссылался на тот факт, что люди, охваченные коллективным мифом, бессознательно или полусознательно следуют ему, тогда как те, кто по различным причинам оставил его, претендуют на личный опыт Гнозиса, который, в конечном счете, преобразует их и приводит к психологической целостности. (Слово «человек» получено от латинского in—dividuum, что означает «неделимое единство».) Следовательно, когда история Христа принимается на веру, она часто действует как заменитель или замена индивидуации ее символом. Когда миф, с другой стороны, признан метафорой, открытой для трансцендентности, он становится и символическим описанием, и руководством для личного опыта индивидуации. Это можно лучше понять, когда различные аспекты вышеупомянутого мифа индивидуации объяснены с точки зрения их смысла как стадии этого процесса.

Предыстория сознания символизируется трансцендентным семенем света, ниспосланным свыше. Процесс психодуховного развития начинается и заканчивается в Полноте, пространстве бытия. Полный потенциал психической жизни собран в целях воплощения его психэ настолько эффективно, насколько это возможно. Каждый шаг к истинному психологическому росту и преображению начинается с расширения возможностей, которое обязано происходить в состоянии целостности. В молитве Греческой православной церкви эта трансцендентная обстановка рождения выражена в предложениях, которые кажутся гностическими: «Девственница сегодня рождает Сверх-основу, и земля предлагает пещеру Неприступности. Я созерцаю Тайну, странную и поразительную: пещера – Небеса, и Дева – трон Херувимов: В яслях уложена Бесконечность»[9].

Перед рождением Иисуса священный огонь трансперсональной энергии нисходит в проявленное. Он делает это с помощью Девы Марии, девственность которой является символом личности человека или эго, способным к выражению трансперсональной психической энергии, не подвергаясь тем самым инфляции. Мария – лишь мать Иисуса «во плоти»; это означает, что каждая душа в процессе индивидуации «дважды рождается» – однажды в сфере духовного совершенства и однажды во внешнем проявлении. Духовная чистота и домашний уют земных родителей Иисуса показывают необходимую проницаемость человеческого эго, без которой невозможна успешная индивидуация. Эта проницаемость может облегчить ранние столкновения и даже союз с Самостью, символизируемой в гностических священных писаниях ангелом-близнецом, который посещает маленького Иисуса и объединяется с ним еще в детстве.

В таинстве крещения будущий Спаситель получает свое истинное призвание посредством света или нисхождения божественного принципа. Объективное психэ, самая глубинная сущность коллективного бессознательного, проявляет себя и путем индивидуации приводит человека к его истинному предназначению. Каждый человек в своей жизни переживает трагедию смерти и возрождения, когда трансперсональная судьба встречена и принята. Эта судьба никогда не находится на уровне приземленных и личных соображений, но она всегда является результатом явления (или Епифании – таково древнее название праздника в честь крещения Иисуса) силы, большей, чем наша человеческая индивидуальность. О гностическом понимании крещения Ириней пишет:

Поскольку крещение, принятое видимым Иисусом, было освобождением от грехов, но Христос, который снизошел на Него, был совершенством; …первый – тварь, а второй – Дух. И крещение Иоанна было объявлено в целях покаяния, но искупление Иисуса было введено ради совершенства. И он выражает свое отношение к нему, когда говорит: Крещением должен я креститься, и как я томлюсь, пока сие свершится!» (Лк. 12:03)[10].

Первое крещение Иоанна связано с подготовкой и очищением, второе – с искуплением от ограничений и ужасов, наложенных на людей архонтами космоса.

Индивидуальное эго считает себя противоречащим обстоятельствам этой жизни и в особенности правилам и нормам, наложенным на душу теми, кто заинтересован в сохранении приземленного порядка вещей. Таким образом, Иисус жалуется на слепоту своих собратьев и призывает их не следовать за вождями и законами, демонстрирующими духовную слепоту. Закон индивидуации сильно отличается от процедур, которые душа может соблюдать до открытия своего истинного, высшего предназначения. Таким образом, старый Закон должен быть упразднен во имя возобладания нового.

Тайная вечеря, проведенная Иисусом и его учениками, принимает двойной гностический аспект. Первой частью его является таинство евхаристии, все еще широко распространенной в христианском мире. Слово «Eucharist» означает «Благодарение», а акт освящения и вкушения хлеба и вина считался первыми христианами надлежащим способом благодарения Бога то, что тот ниспослал им Спасителя и сделал эту благодать доступной для них. Вторая часть истории Тайной вечери, явленной в гностическом мифе, имеет иное устроение. Для объединения с высшей жизнью необходимо испытать экстаз, и этот элемент воплощен в танце, на который Иисус приглашает своих учеников после того, как они делят с ним священную пищу. Кроме того, он делает очень важное заявление о том, что истинная природа его страдания выражается в танце, а не в мрачной трагедии Казни. Вот важный момент в драме Спасителя, который был забыт и проигнорирован в канонических писаниях, признанных церковью! Почему? Сhorea mystica (экстатический танец) был известен в древности. В одном греческом магическом папирусе мы читаем: «Приди ко мне, Ты, чье искусство самое великое на небесах и кому небеса были даны как танцующая земля»[11]. Таким образом, высшие божества часто понимались как танцоры, своим танцем побуждающие мир проявиться. Точно так же у религиозного танца есть способность произвести сильное впечатление на последователей веры, которые, радостно танцуя, проходят сквозь врата инициации в божественные Эоны. Танец как содействие установлению контакта с Богом был по-прежнему известен в Средневековье, где немецкий мистик Мехтильд Магдебург (1212–1277 гг.) в своем стихотворении Der Minne Wag («Путь любви») описывает нам диалог Бога с девушкой. Бог повелевает: «Дева, танцуй так ловко, как избранницы мои танцевали прежде», и девушка отвечает:

Я бы не танцевала, Господь,

Если бы Ты подошел ко мне.

Хочешь, чтобы я подпрыгивала выше?

Тогда спой для меня.

Так я прыгну в любовь,

От любви в знание.

От знания в радость,

От радости

За переделы всех человеческих чувств[12].

Таким образом, мы подходим ко второй части мифа о Тайной Вечере; восторженный танец явлен как другая, или вторая евхаристия, акцент которой сосредоточен не на пролитой крови и изувеченном теле распятого, но, скорее, на танце, который не ограничивается земными танцорами; к нему присоединилась Грейс (Грация), одна из высших женских эонов Полноты, равно как и восемь (семь планет вместе с их сферами трнсцендентности), и двенадцать знаков Зодиака. Танец, таким образом, показан как космическое и транс-космическое движение, в котором участвует всё творение и который также задействует представителей божественной Полноты. И потому Иисус говорит Иоанну, что истинная тайна его страдания не в Распятии на кресте, но в танце. Может быть, в этой связи было бы полезно напомнить, что глагол «пострадать» [to suffer] происходит от латинского “sub-ferre” – «претерпеть». Что же, таким образом, на самом деле претерпел Спаситель? Распятие на кресте своего материального воплощения? Нет, поскольку, в отличие от гилетической части человечества, он обладал способностью отделения от плоти. Он, однако, претерпел ограничения для того, чтобы войти в область, где находятся потерянные искры света и откуда их следует освободить.

Психологическое значение Распятия на кресте – и даже, по большей части, космического, нежели физического, на деревянном кресте – хорошо обозначено К.Г. Юнгом:

Реальность зла и его несовместимость с добром раскалывает мир на две противоположности и непременно приведет к распятию на кресте и страданию всего живого. Так как «душа является по своей природе христианкой», она обязана очиститься, как это произошло в жизни Христа, то есть, претерпев моральные страдания, эквивалентные истинному распятию на кресте[13].

Крест и танец – два взаимосвязанных и меняющихся символа. Танец являет Животворящий Крест, который является не простым деревянным крестом, но крестом света, на котором претерпевают истинную жизнь и спасение космоса. Это таинство явлено именно в восторженном танце: Логос говорит, что он – тот, кто станцевал все вещи и кто научил нас природе страдания и искупления. Юнг говорил, что, с психологической точки зрения, драма Христа представляет собой претерпевание Самости, поскольку она подвергается воплощению в человеческом я и индивидуальном эго, потому что она участвует в спасительной драме индивидуации. Миф о гностическом Христе чрезвычайно совместим с этим пониманием, хотя важно признать, что интерпретация мифа с точки зрения трансцендентных психологических категорий обладает многочисленными аспектами, которые мы здесь не сможем объяснить. Танцующий Спаситель – это уникальный гностический образ, в котором экстаз и страдание, космический процесс и его трансцендентность, воплощение и освобождение сливаются в особом гностическом соединении противоположностей. В этом мы можем также найти признаки часто упускаемого из виду явления: роли экстатического, измененного состояния сознания в опыте Гнозиса. Интенсивность передачи мысли и эмоций точно описывает образ Танцующего Спасителя, погружающего нас в свой удивительно изящный экстаз, когда он повелевает нам:

Все, чья природа может танцевать; танцуйте. Аминь!

Те, кто танцует, не думают, что это закончится. Аминь!