Тобиас Чертон
Реальная жизнь Уильяма Блейка
Глава 8
Путевка в жизнь 1783-1785
На знаменитом автопортрете, написанном красным мелом в 1779 году, Джон Флаксман предстает перед нами серьезным, даже величавым юношей. Большие, пронзительные глаза, лицо человека, умудренного опытом, полные строгие губы, четко очерченные скулы и ниспадающие волны темных волос. Мы видим приятное лицо критика и художника, остро чувствующего человека, который совершенно уверен в себе. Стотхард, предпочитающий светские блага, впервые познакомил Флаксмана с Блейком. Позже Флаксман и сам поможет человеку, которым он никогда не перестанет восхищаться, обрести ценные связи; именно Флаксман впервые представит Блейка уважаемому обществу в салоне преподобного Э.С. Мэтью и его жены Гарриет на Ратбон-плейс. В 1784 году Флаксман также отрекомендует обществу Мэтью Джона Томаса Смита (автора книги «Ноллекенс и его времена»). Смит писал, что ему довелось быть свидетелем, как 26-летний Блейк пел и читал в салоне свои стихи. Мелодии, исполненные им, были «необыкновенно прекрасны», отметил Смит. «Выдающийся и безграничный талант» Блейка был признан. Профессора музыки восхищались оригинальными напевами Блейка и облекали звуки в нотные знаки – что, к нашему большому сожалению, сам Блейк сделать не мог.
Каннингем, вероятно, опираясь на историю Смита, сообщает о том, что Блейк «сочинял песни и музыку» и даже описывает процесс:
Рисуя фигуры, он размышлял над стихами, которые могли бы их сопровождать, и музыка для стихов рождалась в тот же миг. Его мелодии не имели нотной записи – он хотел, чтобы их сохранило искусство – и если музыка, написанная им, была сравнима с его рисунками и стихами, мы утратили произведения величайшей ценности.
Воистину так. В некоторых из лучших книг эмблем, например, в выдающимся трактате графа Михаэля Майера «Убегающая Аталанта» (Иоганн Теодор де Брай, 1617), мы встречаем совмещение стихов, гравюр и музыкального материала. Вероятно, «Песни невинности» имели бы больший успех, если бы Блейк собрал свои мелодии у безыменных профессоров музыки и включил их в сборник — и нам остается только гадать, была ли у самого Блейка особая мелодия для стихотворения, известного нам сегодня как гимн «Иерусалим». Потребовалось изобрести кинематограф, чтобы интеллектуальная идея Блейка воплотилась, в частности, в «скомпонованных фильмах», как назвал их Майкл Пауэлл, в которых образы, музыка и драматические события поэтически интегрирются.
Примерно в апреле 1783 года Блейк изготовил гравюру по рисунку Данкера для книги Томаса Генри «Воспоминания об Альберте де Галлере», которая была издана Джозефом Джонсоном и вошла в серию книг по ботанике и химии. На круглом портрете швейцарского естествоиспытателя де Галлера в самом низу указана подпись «Блейк». Гравюра, выполненная в пунктирной манере Базира, кажется старомодной, антикварной и грубой, по сравнению с более поздними работами Блейка. Вскоре Джонсон заказал у Блейка еще девять гравюр.
Дела у Блейка, казалось, шли неплохо. 18 июня 1783 года Флаксман написал своей жене Нэнси, что к нему обратился путешественник, коллекционер и геолог, член Общества дилетантов Джон Хокинс (?1748–1841). Его отец, Томас Хокинс, был парламентарием от Грэмпаунда и состоял членом Королевского Общества. Вероятно, Хокинс и Флаксман говорили о членстве де Галлера в Королевском Обществе и так вспомнили о гравюре Блейка. Как и Блейк, Хокинс ценил фламандских мастеров. Флаксман предложил Блейку изготовить «коммерческие гравюры», которые заказал Джон. В ответ Нэнси написала: «Я счастлива за Блейка».
Стремясь помочь Блейку на творческом пути, Флаксман договорился с четой Мэтью разделить расходы для издание сборник поэзии, прозы и драмы Блейка, чтобы поддержать молодого гения. И когда в Австрии Моцарт закончил Симфонию до мажор, в Лондоне Блейк подготовил произведения, созданные им в возрасте от 12 до 20 лет, для «Поэтических набросков» (1783), первого печатного сборника своих стихов. Сборник был отпечатан в типографии, но он не опубликован. Помощь заключалась в том, чтобы Блейк мог что-то раздать друзьям, знакомым и потенциальным издателям.
Поэтические наброски
Небольшая книжечка отплатила частыми повторными обращениями к ней и вскоре, отбросив явственную скромность, обнажила свою цель, провозглашая каждой страницей: «Взгляните на Меня! Я могу писать!». Думаю, что если бы подобные стихи напечатал молодой Вордсворт или Кольридж, они бы непременно заслужили лестные отзывы (если не большие продажи) книготорговцев Бристоля, а также снискали бы порицание критиков, вынюхивающих гениев и пытающихся подражать им.
«Элегантное» (в современном смысле слова) начало: сборник открывается одами, посвященными каждой поре года, «К Вечерней звезде» и «К Утру», высокий слог которых напоминает английскую поэзию XVII века, но с более современными, легкими штрихами и чертами – и мы попадаем в мир «Песен» (всего 8), уже предвещающих потоки рифм «Песен Невинности». К сожалению, ноты напечатаны не были, и мы едва ли можем понять, что эти произведения представляют собой именно песни, а не стихи, как мы привыкли о них думать. Печать текстов на обложках альбомов была отличным рекламным ходом в 1960-70-х годах, но мог бы петь без музыки сержант Пеппер?
В стихах прослеживаются источники вдохновения автора и некоторые влияния. Я всегда восхищался песней «Я сладко по полям бродил, вкушая летний пыл», но позже обнаружил, что ранее У. Шекспир вкусил «летний пыл» в своем пятнадцатом сонете:
Ты никогда, мой друг, не будешь взрослым,
Останешься таким же, как и был,
Твоя краса всё та же; трёх зим грозы
лесами остудили летний пыл[1].
Пронизывающая меланхолия, сожаление об утраченной любви и чистая английская ностальгия, порой кажется, что английская душа соткана из опадающей листвы. Грусть посещает поэта, когда он отправляется ко сну, прохлада отзывается эхом в его голове, ему снятся прекрасные леди, моменты растворяются в озаренном воздухе, до тех пор, пока его сон не прервется, и в назначенный срок он встретиться с давно ушедшими друзьями. Таков ход вещей…
Кляну я жребий свой, как одержимый,
Рыдая о любви недостижимой.
Но если план обидчика раскрою,
Его убью безжалостной рукою,
Дождусь, скорбя, когда мой час придёт,
Умру, и память обо мне умрёт [2].
(Песня)
Мы сталкиваемся с мистицизмом неоплатонизма. В «Безумной песне» появляется «демон, затаившийся на облаке»: пламя с небес, заключенное в плоть. Мы замечаем отголоски скандинавских легенд в «Короле Гвине» и любовь к Спенсеру в «Подражая Спенсеру». Пьеса Блейка «Король Эдуард III» – определенно реверанс в сторону шекспировского «Генриха V»: Креси заменила Азенкур. Сравните «Пролог», написанный Блейком для неоконченной им пьесы «Король Эдуард IV» и текст, который исполняет хор в прологе к «Генриху V». Блейк:
О, ты, чья ярость превращает вмиг
Во прах народы, войско поддержи,
Не то твои кольчуга и копьё,
Забытый шлем, окованный семь раз
Останутся бессмысленным железом[3].
А вот Шекспир:
О, если б муза вознеслась, пылая,
На яркий небосвод воображенья,
Внушив, что эта сцена – королевство.
Актеры –принцы, зрители – монархи!
Тогда бы Генрих принял образ Марса,
Ему присущий, и у ног его[4].
«Пылающая муза» и острый слог Блейка были бы оценены по достоинству, но в «Аннотации» к сборнику преподобный Энтони Стивен Мэтью опубликовал обращение к вездесущему Враждебному Критику, чтобы представить аудитории Блейка:
Следующие наброски являют собой творение неискушенного юноши. Он создавал их с двенадцати лет и до двадцати возвращался к ним. С того времени он устремил все свои таланты на достижение совершенства в профессии, позабыв про эти листы. Вероятно, их пересмотр сделал бы стихи более пригодными для взора публики.
Однако, замечая все неровности и недостатки, присутствующие почти на каждой странице, критики по-прежнему считают, что наброски обладают поэтической оригинальностью, которая заслуживает того, чтобы отсрочить ее забвение. Менее узкая публика до сих пор не имела возможности обличить или подтвердить их мнения.
Нужны ли враждебные критики с такими друзьями? Неудивительно, что сам Блейк едва ли использовал напечатанные экземпляры «Поэтических набросков», которые друзья подарили ему. Он остался не доволен сборником, возможно, потому, что сам видел недостатки стихов и мечтал «сделать лучше в другой раз», или же от того, что уничижительные слова Мэтью угнетали и огорчали его: большинство поэтов в безудержные годы молодости переживали подобные чувства. Во все времена молодым людям неизменно мешает то, что с ранней юности гений понимает и осознает всю мощь своего потенциала, он предчувствует «грядущее», но не в состоянии достичь или реализовать весь свой потенциал в ранних работах. Даже великие художники после первых нападок критиков годами принижают свои достоинства.
26 апреля 1784 года Флаксман сообщил популярному в то время поэту Уильяму Хейли, проживающему в Эртем-Холле, графство Сассекс, что совместно с общим другом он напечатал «Поэтические наброски» Блейка, и хотел бы передать этот сборник Хейли. Ранее Флаксман просил Хейли о содействии таланту Блейка. Тем не менее, Флаксман повторил предостережения преподобного Мэтью, чтобы сгладить впечатлнение: «его образование [Блейка] послужит достаточным оправданием за недостатки его работы, немногие обладают столь либеральным умом, как ваш [Хейли], и способны рассмотреть и установить истинную ценность красоты его стихов».
Заботясь о собственной репутации, Флаксман не слишком помог Блейку, когда добавил свою ремарку к тому, что Хейли и так прочел бы в «Аннотации» к книге. Когда просят простить недостатки, сложно их не искать.
Тем не менее, Флаксман приложил немало усилий, чтобы «достойно представить» Блейка, он написал Хейли о том, что его любимый художник Джордж Ромни считает, что исторические рисунки Блейка не уступают картинам Микеланджело, и «корнский джентльмен продемонстрировал высокий вкус и либеральность взглядов, заказав у Блейка несколько рисунков; он настолько убежден в его необычном таланте, что теперь собирает деньги, чтобы отправить его на учебу в Рим; и если это окажется возможным, что будет определено 10 мая следующего года, когда мистер Хокинс уедет из Англии – его щедрость столь велика, что он готов понести всю ответственность за поездку Блейка – но он лишь младший брат, и поэтому может покрыть расходы полностью».
Флаксман ясно дал понять, что Хейли следует рассмотреть возможность спонсирования Блейка до 10 мая: очень малый срок на раздумья. По-видимому, будучи не в состоянии собрать необходимую сумму, Хокинс уехал из Англии, так и не отправив Блейка на учебу, которая способствовала бы его карьере. Кроме того, напрасно Флаксман сообщил Хейли о том, что Блейк «в настоящее время работает гравером, но достижения его в этом деле отнюдь не исключительны». То есть он не был даже преуспевающим гравером! Должно быть, Хейли недоумевал: кем был этот необразованный человек: поэтом, художником-портетистом или гравером? – отчего Хейли должен платить за учебу человека, которого критикует даже его друг? И самая прекрасная дева нуждается в восхвалении. Только спустя 16 лет Хейли станет покровителем Блейка.
Миссис Мэтью и Флаксман продолжали рекламировать Блейка в салоне на Ратбон-плейс, где регулярно собирались, по словам Смита, «большинство литературных и талантливых людей того времени». И Смит – единственный, кто объясняет, почему визиты Блейка становились «не столь частыми». По словам Смита, именно «несгибаемое поведение» Блейка и его «мужественная стойкость мнений не всегда была приятна остальным». Смит не хотел, чтобы его рассказ восприняли как критику Блейка: проблема заключалась в слабостях других, а молодой человек не пытался угождать их чувствам – он никогда не станет угождать и после. Блейк оставался самим собой, его можно было принимать или не принимать; и большинство выбирали последнее. Блейк говорил, что Королевская академия страдает от пороков общества. Гораздо важнее иметь совершенные манеры, казаться добродушным человеком, толерантным компаньоном непримечательного мнения, учтивость которого, как говорил апостол Павел, подобна «окрашенным гробам», чем вдохновляющим гением, обладающим истинной ценностью для мира. Пророки были неугодны, за исключением иностранцев, предлагающих что-то совершенно новое, но даже их не всегда принимали радушно… При этом, в ранней поэзии Блейка мы не находим пророчеств; поэтому не думаю, что они имели место и в салоне. Возможно, Блейк был просто слишком прям, что противоречило устоявшимся нормам светских разговоров.
Деньги на учебу Блейка в Италии, куда Флаксман собирался отправиться в скором времени, так и не были собраны. Разочарованный Блейк был вынужден вновь изготавливать гравюры для Джозефа Джонсона и довольствоваться любыми заказами, которые Флаксман мог для него отыскать.
5 февраля 1784 года Флаксман написал Джозайа Уэджвуду старшему, который работал над росписью Этрурия-холл, недалеко от Сток-он-Трента, рядом с его гончарным заводом. Уэджвуд состоял членом неформального «Лунного общества» Бирмингема, в период расцвета клуба в 1780-х годах «лунатики» собрались в Сохо в доме Мэтью Боултона. Среди членов общества были Джозеф Пристли и Эразм Дарвин, оба были знакомы с Джозефом Джонсоном.
Возможно, пытаясь обратить внимание «вне-лондонской» элиты на Блейка, Флаксман привлекал его для росписи потолка в Этрурии, где работал Уэджвуд. В счетной книге «Блейк» значится художником дизайна Флаксмана. Ответ, который 20 февраля Уэджвуд дал Флаксману был неутешительным: «Я осмотрел их [головы двух античных богов и аллегорию для центра], но вынужден от них пока отказаться».
Экспериментальная наука, которую поддерживали «лунатики», набирала силу, о чем Блейк высказывал сожаление в соответствующих стихах. Технологии едва ли способствовали Искусству, а Искусство не помогало ни Технологиям, ни Уильяму Блейку.
В то время как французская Академия наук назвала «животный магнетизм» Месмера фантазией – хоть малое утешение для Блейка ‑ англичанин Генри Корт, изобретатель «пудлингования» чугуна в печи без контакта с углем, потерял свои патенты. Это позволило британской промышленности активно развиваться после официального окончания американской войны, закрепленного Парижским миром (3 сентября 1783 г.).
18 мая 1784 года 24-летний Уильям Питт младший (занимающий пост премьер-министра с декабря 1783 года) был на пике популярности после того, как в марте распустил парламент и предложил закон об управлении делами Ост-Индской компании, согласно которому Ост-Индская компания, а вместе с ней и большая часть Индии, находилась под прямым контролем правительства. Генерал-губернатор Уоррен Гастингс был отозван из Индии после принятия Закона об Индии. В том же месяце Блейк представил на выставке в Королевской академии две акварели: «Война, развязанная ангелом – Пожар, Чума и Голод следуют за ней» и «Захват города, утро после битвы».
Вероятно, Блейк надеялся, что правительство будет способствовать миру, и выражал обеспокоенность тем, что отец Питта успешно руководил военными операциями. 27 мая газета «Морнинг Хроникл» ругала работу Блейка: «она [«Захват города» и пр.] перещеголяла самые странные виражи памяти ». Анонимный критик утверждал, что картина напоминает «Фюзели, но с нагнетанием и обострением зловещих образов». Критик говорил об отсутствии индивидуального стиля Блейка; он мог бы с таким же успехом возражать против своей прогулки.
В конце июня отец Блейка умер. 4 июля его похоронили на кладбище Банхилл-филдс, заплатив 13 шиллингов и шесть пенсов. Старший брат Блейка унаследовал бизнес, в то время как брат Джон переехал через дорогу в дом 29 на Брод-стрит, где он работал пекарем и, возможно, торговал углем предположительно до 1793 года, когда он решил присоединиться к армии.
Сам Блейк принял решение, которое оказалось не слишком неудачным. Он переехал на Брод-стрит, 27, и поселился по соседству с семейным магазином, разделив дом со своим старым товарищем Джеймсом Паркером. Вместе они продавали гравюры и эстампы. Ранее в том же году Блейк изготовил гравюру по рисунку Стотхарда для журнала «Уит Мэгазин». В декабре 1784 года «Паркер и Блейк, Брод Сент-Голден-сквер, 27» изготавливали, печатали и раскрашивали «Каллисто», «Зефира и Флору», также гравюры, выполненных по рисункам Стотхарда. Блейк вновь ругал себя, но, что еще оставалось делать, если его не «оценили» и не замечали. Какие-то деньги, вероятно, он получил в качестве наследства после смерти тца. Смит пишет, что миссис Гарриет Мэтью, должно быть, помогла Блейку встать на ноги.
Через десять лет магазинчик гравюр и эстампов, возможно, начал бы приносить прибыль, однако то время бизнес шел плохо, и магазин имел не выгодное расположение. Добиться успеха можно было на Стренде, на Пикадилли или даже на самом Голден-сквер, но Брод-стрит не была художественной Меккой, а Блейк был плохим бизнесменом.
В то время фантазии Блейка, как и многих его современников, устремились к небесам. В 1784 году в Лондоне вышла книга «Рай и ад» Эммануила Сведенборга, переведенная на английский язык, хотя неизвестно, познакомился ли Блейк с книгой Сведенборга в тот год. В его экземпляре можно отыскать несколько пометок и аннотаций, но сложно предположить, когда же впервые книга произвела на него впечатление. Блейк, в отличие от многих других, поддержал идею Сведенборга о нереальности небесных и адских миров, поскольку эти миры творческие. Рассказ Сведенборга о неровном ландшафте ада выливается в аннотацию Блейка, которая отсылает к теософии Якоба Бёме: «Под всяким Благом существует ад, т. е. ад – это внешнее или видимое проявление небес, и создан он из тела Бога, ибо ничто неразрушимо».
15 сентября жители Лондона коснулись небесных сфер. В этот день Принц Уэльский и ошеломленная толпа увидели, как Винченцо Лунарди взмыл в небо вместе с кошкой, собакой и корзиной для пикника. Это был первый в Англии полет на воздушном шаре. И хотя братья Монгольфье в июне уже совершили подобный подвиг в Париже, изумлению Лондона не было придела, многочисленные зрители с удивлением смотрели на купол воздушного шара, наполненный дымным воздухом. Воздушный шар поднялся на высоту около 950 метров, полет длился 10 минут. Впоследствии шар был выставлен в Пантеоне на Оксфорд-стрит, расположенном в двух шагах от дома Блейка. И на земле он привлек не меньше внимания, чем в воздухе. Блейк смотрел на него и задавался вопросом, как проще отыскать небеса, при помощи каких средств. Как он писал, под каждым Благом существует ад. Мне кажется любопытным, что воздушный шар поднялся в небо в тот же год, когда английский астроном Джон Мичелл математически определил, что звезда с плотностью Солнца, но с радиусом в 500 раз больше, обладает достаточным гравитационным притяжением, чтобы поглощать свет. То есть Мичелл выдвинул гипотезу о существовании черных звезд или дыр. Воспарив над землей лишь силой воображения, Мичелл и Блейк по отдельности пришли к аналогичным выводам об ограниченности «света» во вселенной. Блейк считал, что истинной причиной света не является мир чувств; скорее, мир чувств озарен светом воображения. Плотная материя поглощает свет. Оставаясь слепыми по отношению к духу, безоружные чувства замечают скопления плотной материи и создают буквально «темные» представления. Блейк жил в культуре, в которой «просветление» было плодом только Разума.
27 апреля состоялось открытие выставки Королевской академии. В возрасте 27 лет Блейк представил четыре акварели. Насколько нам известно «Преклонение братьев перед Иосифом», «Иосиф открывает себя своим братьям» и «Иосиф приказывает связать Симеона» не вызвали бурных обсуждений. Однако акварель «Бард, Пиндарическая ода» 23 мая получила анонимную рецензию в газете «Дейли Юниверсал Реджистер»: «У. Блейк ‑ умалишенный, сбежавший из палаты Бедлама, что касается его работ, мы заверяем этого художника, что изящества можно добиться, не удлиняя пропорции ног и рук». Критика огорчила Блейка. Акварели с Иосифом оставались элегантными и легкими, и хотя «Бард, Пиндарическая ода» была менее традиционной ‑ напоминая более известные работы Блейка ‑ едва ли заслужила сурового упрека, направленного против его создателя.
Д. Е. Бентли младший считал, что события, описанные Гилкристом, когда Джошуа Рейнольдс сделал Блейку замечание, относятся к его первому или второму году обучения в Академии, но разговор мог состоятся и за ужином по случаю открытия выставки в 1785 году. Гилкрист писал, что Рейнольдс посоветовал Блейку рисовать «не так несдержанно и проще». Блейк был «крайне возмущен, когда вспоминал об этом». «Несдержанность» не означает безумие, и слова Рейнольдса нам не кажутся беспощадной критикой; Блейк же, однако, видел в этом замечании косвенную атаку, направленную на подлинно творческие процессы. Рейнольдс ошибся, когда попытался выстроить нормы для творческого видения.
Обратившись к аннотациям Блейка к работе, которая была опубликована в Дублине в 1785 году, мы начинаем понимать, что занимало его в то время. Перевод поэмы Ад на английский… Исторические заметки о Данте. СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ АДА. Некоторые другие СТИХОТВОРЕНИЯ о ПОДЛИННЫХ ЗАКОНАХ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ. Генри Бойд пробудил в молодом Блейке романтика. В литературе, например, эмоции и страсти играют главную роль; нравственная добродетель скучна. «Идеальные персонажи» ‑ злодеи. Блейк был уверен, что «Величайшая поэзия Аморальна, все Величайшие персонажи – Грешники. Демоны. Они принадлежат аду. Отелло – убийца. Прометей. Юпитер. Иегова. Иисус ‑ энофил. Добродетель и нравственность не являются Поэзией, это Философия, Поэт Свободен и Зол, Философ же Подневолен и Добр». В других его заметках читаем: «Поэзия должна оправдывать Пороки и изобличать их причины и пути очищения», «Природа не учит нас Духовной Жизни, только Земному Существованию», «Что представляет Свобода без вселенской терпимости»?
Обуздать Блейка означало бы подрезать крылья ребенку, прежде чем он оторвался от земли.
Подлинные причины переезда Блейка осенью 1785 года в дом 28 на пересечении Поланд-стрит и Оксфорд-стрит нам не известны, за исключением того, что магазинчик на Брод-стрит оказался убыточным. Вероятно, проживать в двух шагах от старшего нелюбимого брата, оказалось слишком сложным для мистера и миссис Блейк.
Джеймс Паркер и его жена остались в доме по соседству с Джеймсом Блейком. Уильям и Кэтрин переехали в узкий дом, позади которого находился сад, а за ним ‑ лесной склад, вместо кладбища Сент-Джеймс, как было на Брод-стрит. Паб «Кингс Армс» был расположен в доме 22. Двадцать лет спустя он станет местом встречи художников и людей различных национальностей; возможно, так было в 1785 году.
В день рождения Блейка ‑ 28 ноября 1781 года ‑ Древний Орден Друидов был возрожден, его собрание проходило в «Кингс Армс». Друидизм сыграет важную роль в блейковской художественной концепции истории древней Британии («Король Эдуард III», входящий в «Поэтические наброски», включал в себя песню о прибытии троянца Брута к британским берегам, Гальфрид Монмутский писал, что так возникло название «Британия»).
Сент-Джеймская Школа промышленности и работный дом также находились на Поланд-стрит. Школы или дома промышленности были государственными учреждениями, в которые могли обратиться бедняки, оставшиеся без средств к существованию, чтобы, изготавливая различные вещи, получить рабочую одежду, еду и небольшое жалование ‑ процент от продаж. Предполагалось, что беднякам оказывали и медицинские услуги. Жуткие условия содержания в некоторых домах промышленности и высокая смертность детей в плохо проветриваемых помещениях вызвали национальный скандал. Фактически, детская смертность была не ниже и за пределами домов, но благодаря статистике условия в домах казались особенно пугающими, потому что количество умерших людей было точно посчитано, тогда как на улицах количество смертей оставалось неустановленным.
Приход Сент-Джеймс заведовал работным домом. В сентябре 1782 года на Кинг-стрит, Голден-сквер, была открыта «Приходская школа промышленности», чтобы оградить детей в возрасте от 6 до 14 лет, содержащихся в работном доме, от пороков и лени и устроить их домработницами и подмастерями. Школа находилась через две улицы от западной части Брод-стрит, Кинг-стрит шла параллельно Карнаби-стрит. В 1780-х годах Джеймс Блейк, отец и сын, снабжали школу трикотажем.
Правительство было вынуждено бороться с бедностью и преступностью: конфликт с Францией, промышленная и аграрная революции изменили страну. Появлялись промышленные монополии на пар, уголь и железо. По новым каналам уголь и другие продукты перевозили с севера Англии в Мидлендс, а из Мидлендс в регионы на юге. Ветряные мельницы исчезали. Крупный ветряк мог генерировать 30 лошадиных сил; а паровой двигатель ‑ 300. Что касается рабочей силы, то возникла проблема ее избытка. Тюрьмы были переполнены, условия содержания в них ужасали. Правительство мечтало как можно быстрее извлечь выгоду из открытий, совершенных капитаном Куком. В сентябре 1786 года капитан военно-морского флота Англии Артур Филип был назначен коммодором флота, который в мае 1787 года отплыл с более чем 700 осужденными в Ботани-Бэй . Согласно приказу министра внутренних дел лорда Сиднея Артур Филип должен был основать поселение ссыльных преступников в Австралии. Капитана Филиппа привлекал пост губернатора Нового Южного Уэльса, штата, которого еще не существовало. С таким же успехом его могли отправить его на Луну.
[1] Перевод. Л. Кравцова.
[2] Перевод Д. Смирнова-Садовского.
[3] Перевод Д. Смирнова-Садовского
[4] Перевод Е. Бируковой