Тобиас Чертон
Алистер Кроули — Биография Духовный революционер, исследователь-романтик, оккультный мастер и шпион
Глава 7
Сын человеческий
1901-1903 гг.
Кроули хотел увидеть Fidelis лично, но, прибыв в Гонконг, он нашёл миссис Витковски беременной. Он отправился на Цейлон через Сингапур и Пинанг, 6 августа встретив в Коломбо Аллана, обучавшего сына шиваитского гуру Шри Парананды. Более известный британским административным властям на Цейлоне как достопочтенный П. Раманатхан, главный юрисконсульт, гуру написал интересный комментарий на «Евангелие от Иоанна». Слова Иисуса «Я и мой Отец – одно» Парананда предложил понимать как «Я пребываю в самадхи», высочайшем трансовом состоянии раджа-йоги, уничтожающем эго в единении с божеством. Это было сутью возникших у Кроули планов соединить эзотерические духовные традиции Востока и Запада.
Он быстро понял состояние ума Аллана, о чём свидетельствует окончание письма к Джеральду Келли:
«P.S. Я отбросил всю бессмыслицу, кроме слабой, медленно проходящей иллюзии того, что что-либо существует. Это (наряду с моей дыхательной практикой) скоро пройдёт».
Из «Мальборо», арендованного бунгало на холмах над Канди, он вновь писал Келли:
«Я самый несчастный из людей. Аллану МакГ. [т.е. Беннету] не понравился «Тангейзер», и он сказал, что эта поэма не так хороша, как «Душа Осириса», что она темна в начале, слишком длинна и лишена лейтмотива. Что, ч[ёрт возьми], он имеет в виду под лейтмотивом? Он объясняет это как «проходящую через литературное произведение мораль». Это означает «Поскольку сочинению нужна мораль, необходим мотив для работы такого рода». Я отвечаю: «Это история души, следовательно, моей души, следовательно, всякой души, следовательно, никакой души». Он возражает: «Чушь!» […]
Мой адрес: А.К., дорога Виктории, 34, Канди, Цейлон. Каким дураком я был, что не поехал домой вместо этого безумного путешествия. «Извините меня, сэр, я думаю, что схожу с ума». Скоро у тебя будет больше аргонавт[ов] с Орф[еем] и компанией. Напиши и расскажи мне в точности всё, что ты думаешь о том, что получил, и сделай это ради всего, что ты сделал для бедного Танг[ейзера]. Успешна ли моя работа? Сделай это, будь добр, и расскажи мне всё о ней. Пока! Всегда [твой] А.К.»
Между тем в Лондоне «Душа Осириса» достигла письменного стола и остроумия Г.К. Честертона, писателя религиозных убеждений и здравого смысла. Но был ли он тем человеком, который мог по достоинству оценить глубину и эксцентричность Кроули? «Дэйли Ньюс» опубликовала рецензию Честертона 18 июня 1901 года. Она достигла жадных глаз того, кто подвергался её оценке, в далёком Канди. Кроули возбуждённо писал Келли:
«Ты видел «Дэйли Ньюс»? И другие? Я неожиданно оказался на десяти вершинах славы. И К. П. [издатели Киген Поль] рвутся сообщить мне, что «Тангейзер» (у меня теперь есть доказательства этого) сильно превосходит все остальные мои работы. И мы знаем, что Орфи [«Орфей»] будет ещё лучше!»
Честертон, одобряя, вместе с тем критиковал:
«Для ума, связанного с беззаботной праздностью, есть, конечно, нечто слегка забавное в страстной преданности мистера Кроули божествам, носящим такие имена, как Мут и Нюит, Ра и Шу, Хормаку. Они не кажутся английскому уму подходящими для благочестивого восторга».
Выпад Честертона в адрес основательницы Теософского общества мадам Блаватской побудил Кроули выступить в её защиту в «Мече песни» (который христиане называют «Книгой Зверя»). Хотя теософы были склонны воспринимать восточную философию некритически, стремясь создать системы, претендующие на знание всего на свете, Кроули всё же настаивал, что ценность Блаватской «состояла в том, чтобы напомнить индусам о совершенстве их собственных шастр (Священных Книг), показать, что некоторые западные люди придерживаются аналогичных идей, и таким образом опровергнуть нечестные заявления миссионеров. Я достаточно хорошо известен как жёсткий оппонент «Теософии», чтобы делать подобные замечания, ничем не рискуя». Кроули завершил язвительным комментарием: «Мистер Честертон находит забавным то, что я взывал к «Шу». Не забыл ли он, что самым уместным для призывания христианского Бога является имя «Ях»?»
Кроули стремился к системе, которая сочетала бы восточную и западную духовные традиции в живой синтез, лишённый сбивающей с толку туманности или мифического багажа. Честолюбие его не ограничивало, он давал Келли мудрый совет:
«Тебе следует голодать в латинском квартале, а не жиреть рядом с теми, кого Аллан назвал бы «торговцами верблюжьими молитвенными ковриками», в какой-нибудь безвестной части Франции. Потаскуха в качестве твоей хозяйки, девчонка-сорванец в качестве твоей модели, сводня в качестве твоей домовладелицы и проститутка как духовный учитель. Это единственный путь стать великим художником».
Что касается него самого, он поставил целью найти «духовное решение для материальной неразберихи». Стремясь очистить от шелухи вершины раджа-йоги и буддизма Махаяны, он обнаружил, что устойчивое сосредоточение наделяет его духовной силой. Он объединял свои практики для магии, укрепления воли, прояснения целей, разрушения комплексов, которые препятствовали его воле или искажали её. Он обнаружил, что способен полностью утратить осознание своего тела – полезный навык для мага, исследователя и тайного агента.
2 октября 1901 года. Прорыв. Переместив сознание с окрестных холмов и сосредоточив его на «чакре Аджна» (чакра шишковидной железы), выполняя пранаяму (дыхательное упражнение) «с интервалами», Кроули повторял свою мантру Аум Тат Сат Аум час за часом.
«Распорядок как раньше. Около 5 часов пополудни вновь, неописуемой милостью Бхавани к самому ничтожному из преданных, взошло сияние внутреннего солнца. Как велел мой гуру, отделил исток с помощью пранавы. Таким образом, как я ожидал, вернулся к сознанию дхьяны. Диск стал золотым: розовый цвет рассеял все его тучи, разбросав огромные курчавые облака, розовые и золотые, пылающие светом в ближайшем к сердцевине эфире неуловимого пространства. Он казался пустым и лишённым лучей, поскольку Солнце в знаке Стрельца ещё несравнимо ярче, но восход рассеял тучу; оно начало вращаться, сверкать, испускать полосы струящегося огня! С вершины холма я увидел тьму, как от умирающего мира. Покрытые чёрной, прогнившей, влажной торфяной древесиной, несколько мёртвых сосен стояли больные и неописуемо одинокие. Но позади великолепия этого сияния показался, чтобы принять форму, образ, нечто менее плотное, чем тень. Образ некой громадной, похожей на человека формы. Затем в жалком уме Алистера выросло сомнение и мысль, одна волна стала множеством волн, и всё было потеряно. Увы! увы! для Алистера. И великолепие Ей! Она двугрудая, которая вторглась даже (?) на другую половину Разрушителя! АУМ. Намо Бхавания. АУМ».
Кроулевское видение «некой громадной, похожей на человека формы» свидетельствует о переломном моменте.
Примерно в то время, когда был рождён Сиддхартха Гаутама Будда (около 560 г. до н.э.), пророк Иезекииль, сосланный в Вавилон, наслаждался видением божественного трона с «появлением человека над ним». Это видение называют «основополагающим видением» гностика: видение «божественного Человека», образ Бога. После того, как он увидел Его, Бог обратился к нему как к «сыну человеческому» – тому, кто видел Божественную Славу. Теперь Алистер Кроули видел это посредством транса дхьяны. Удовлетворённый, он будет ждать два года, прежде чем возобновит магические и мистические практики.
Кроули и Беннет исследовали священные места Шри-Ланки. Воспринимая всю природу священной, Аллан был шокирован, когда Кроули устроил большую охоту на дичь во время посещения горных пещер Дамбуллы. Кроули принимал принцип Беннета, но принимал также и то, что Природа каждый день поедает саму себя на завтрак; смерть – это дверь жизни.
Беннет получил работу в колледже для девочек в Рангуне, Кроули исследовал южную Индию, посетив тайные пределы храма Минакши в Мадурае в набедренной повязке, чтобы увидеть священный Шивалингам. Шива, равнозначный египетскому богу солнца Сету, был одновременно творцом и разрушителем. Эта идея напряжения между противоположностями является центральной для понимания философии принятия жизни, которой придерживался Кроули. Он освободится от чар буддийского неприятия жизненных фактов как таковых. Лингам, божественный пенис, станет личным символом, фирменным знаком, своего рода подписью Кроули. В благодарность он пожертвовал козу богине Бхавани. Вдохновлённый, он написал остроумные, глубокие стихотворения «Вознесение» и «Пятидесятница», которые были насыщенны индуистскими и буддийскими знаниями и вошли в «Меч песни». Другие чрезвычайно интересные стихи из его странствий появились в «Оракулах» в 1905 году – саундтреки к неснятому фильму «Кроулевская Индия».
В Калькутте он подружился с местным архитектором Эдвардом Торнтоном. Он немного изучил язык хиндустани и начал работу над пророческим эссе «Наука и буддизм». Однако чем больше он узнавал буддизм на практике, тем меньше он ему нравился. Всё ещё споря с Гаутамой в 1920 году, он иронически заметил «Будда был ипохондриком», добавив, что «Вселенская Печаль была излечена, когда он вышел выпить со Вселенской Шуткой».
Между тем Аллан покинул школу для бирманских девочек ради своего желания полностью уничтожить желание. Кроули отправился в джунгли, чтобы найти его. Отплыв с Торнтоном из Калькутты в Рангун, они вступили в центральный район бирманских буддистов, худощавых людей во фланелевых одеждах. У бородатого Кроули поднялась температура, его поразил солнечный удар. Почувствовав суровые условия, он нанял мадрасского слугу по имени Питер за 1,8 рупии в день и «тёплую одежду». Трое купили билеты на поезд в Пром и отправились вверх по реке Иравади к холмам Аракана. Высадившись на берег, местные носильщики отказались от продолжения пути в Аракан. Других вариантов, кроме путешествия вниз по реке Миндон Чонг в Каму, не было.
Часы пота проходили с поэзией и случайными выстрелами: голубь, попугай, «большая белая индийская цапля», дятел с красным хохолком, браминская утка, аист и олень. Торнтон подстрелил леопарда. Температура колебалась около 102 градусов по Фаренгейту. Пот капал на страницы Уолтера Патера и Генрика Ибсена. 7 февраля они доплыли до душного Кама и сели на пароход до Прома. Поезд, пыхтя, привёз их обратно в Рангун, Торнтон отправился в Мандалай, а Питер был уволен.
Одинокий, но непобеждённый, страдающий от малярии Кроули сел на прибрежный пароход «Комилла» до Ситуэ, совершив 400-милльное путешествие на север от Рангуна, а затем вновь направился на юго-восток. 14 февраля 1902 года в монастыре Ламма Саядав Кьюнг он встретил почтенного бхикшу Ананду Меттейю («Блаженство любящей доброты»), прежде известного как Аллан Беннет. Всё ещё страдающий от астмы, Беннет принимал подношения пищи от людей, вдохновлённых его святостью и слабостью; Кроули упоминает о них как о «дураках», «постоянно» прерывавших их беседу. Кроули написал мастерское стихотворение «Саббе пи дуккхам («Всё есть страдание») – Урок Эврипида». Он написал также «Ахав и другие стихотворения». В них была нежная любовная поэзия, в том числе вступительное «Рондо», начатое в пагоде Прома, из которого взяты цитируемые ниже магические строки:
Я очарован был пальмой и пагодой,
Свет созерцая в тени,
Звёздные солнца полуночи,
Что манят певцов далью.
Так амазонку б лесною прохладою
Мир чаровал, как огни,
Прекрасной пагодой и пальмой.
Он начал записывать свои сны. В одном из них у него был проблеск осознания того, что Джеральд Келли был «социальным исполнителем», а не искренним искателем Истины.
22 февраля он отправился на пароходе «Капуртала» через Читтагонг в Калькутту. Его ждало письмо Эккенштейна: впереди было восхождение на К-2.
Станция Дели, 22 марта 1902 года.
О К-2 (Каракорум), иногда называемом Чогори, высотой 28250 футов говорили как о такой же сложной вершине, как Эверест. Была ли команда готова к восхождению? Кроули не отступил от своих намерений: с ним были Генрих Пфанль, австрийский судья, Виктор Уэсли, австрийский адвокат, доктор Жако Гийярмо, швейцарский альпинист, Гай Джон Сентон Ноулз, симпатичный 22-летний инженер, выпускник кэмбриджского Тринити-колледжа.
Поездом они добрались до Шринагара в Кашмире. По указанию индийского наместника лорда Керзона Эккенштейн был арестован. Было ли это как-то связано с разведкой?
К-2 располагается между Кашмиром и китайской провинцией Синцзян. Западнее находились Афганистан и Российская Империя, восточнее – Тибетское плато. Север Шринагара, нагорья Деосай в Балтистане окружали стратегически значимый перевал Каракорум. По оценкам разведки, в Равалпинди присутствовали русские агенты в Тибете, пользовавшиеся лояльным отношением со стороны Далай-Ламы. Мечтая о Тибете как о зависимом государстве, русские использовали перевалы вокруг К-2, весьма необходимые Британской Империи для обеспечения её интересов. Разведывательная деятельность здесь имела стратегически важное значение, необходимо было сверить топографические карты Годвина-Остина 1861 года, чтобы установить военные маршруты снабжения. В «Исповеди» Кроули критикует картографирование Годвина-Остина за его неточность. Он говорит, что внёс в его карты свои поправки. В 1904 году усиление напряжения привело к британскому вторжению и смерти 400 тибетских солдат за пределами Лхасы.
Спенс полагает, что Керзон мог подозревать Эккенштейна в том, что его завербовали немецкие агенты. Если дело было в этом, то у Кроули было время на то, чтобы оценить его лояльность, до прибытия Эккентшейна в Шринагар 22 апреля. Однако препятствия, которые строил Керзон Эккенштейну в Кашмире, вероятно, проистекали из личного конфликта, возникшего после того, как Эккенштейн принял участие в экспедиции Мартина Конвея на Балторо Мустаг. Поссорившись с Конвеем, Эккенштейн покинул экспедицию. В 1902 году сэр Мартин Конвей – он был посвящён в рыцари в 1895 году за картографирование Каракорума – стал президентом Альпийского клуба. Клуб стремился регламентировать альпинизм. Рассматривая себя как лучшего исследователя Каракорума, Конвей презирал прямолинейного Эккенштейна, чья откровенность настроила против него влиятельных членов Альпийского клуба. Отважный, столь же откровенный Кроули поддерживал Эккенштейна, полагая, что проблемы последнего были вызваны антисемитизмом, равно как и завистью. Конвей мог дать Керзону «основания» для подозрений: если мать Эккенштейна была англичанкой, то его отец был немцем, евреем и социалистом.
Если смотреть по прямой, ледник Бартоло располагается в 150 милях севернее Шринагара. Кроули несерьёзно относился к физической стороне вопроса, его отношение к ней, как и ко многому другому, характеризует выражение «Любой дурак может сделать это, если захочет». Он в значительной степени подчинил себе своё тело; он ненавидел признание слабости, которой, по его наблюдению, обычно сопутствовало хвастовство трудностями восхождения, преувеличение опасностей спорта. Кроули, скорее, недооценивал проблемы. Он свято верил в то, что состояние тела человека является отражением состояния его ума. Вот почему его закон Телемы предназначен для «сильных», для тех, кто знает себя снаружи и изнутри. Люди внутренне слабые стараются ограничить других, следят за политиками и бригадой «здоровья и безопасности» за «работой». Современный человек живёт в страхе.
Караван мулов пересёк реку Инд в Скарду 14 мая.
Возвышающиеся над равнинами, окружёнными с трёх сторон крутыми склонами массива, красно-коричневыми горами, огромные зубцы Скарду уменьшали всё человеческое. На дальнем конце городка Инд обрушивался и грохотал на своём пути через пороги к югу. Воспользовавшись свободным моментом, Кроули открыл свой блокнот для писем:
Скарду, Балтистан.
Дорогой Джеральд!
Здесь я в пределах Г.П.У. [Государственного почтового управления, почтовой службы]. Я ничего не получал от тебя годами. Примерно через три месяца я вернусь. Вспомни наш уговор быть в Париже или Риме следующую зиму! Третья книга «Орфея» завершена. Здесь нет времени ни для чего – только для сна. Будь уверен и дай мне знать точно, где искать тебя в Европе. Я приеду к тебе почти совершенно точно – без тебя я не смогу сделать больше ничего ни для чего.
Твой второпях, А.К.
Сохранилась фотография Кроули на вьючной малорослой лошади на плато Деосай (см. раздел иллюстраций), где он худой, бородатый, в местном головном уборе, невозмутимый под своим мексиканским пончо, терпит колючие холодные ветры и неистовый солнечный блеск, а его стройные ноги в гетрах крепко держатся за крохотные бока лошадки. Он выглядит как вылитый «Странник пустоши».
Когда они ступали, пошатываясь, по устрашающему леднику Балторо, духовная природа Кроули заявила о себе. В то время, как все переживали ошеломление перед лицом безжалостной мощи Природы, Кроули приветствовал это чувство. Смирение, вызванное масштабом её величия, «уменьшило значимость физической основы», и результатом стало ощущение единства со вселенной.
Неделей позже экспедиция была на леднике Годвин-Остин у подножия К-2, поднимаясь в несколько этапов, чтобы установить лагерь Х на высоте 18733 футов прежде, чем снежная буря остановит продвижение до 27 июня. Небольшое окно для восхождения было заблокировано сильным снегопадом между 2 и 6 июля.
Кроули достиг высоты около 22000 футов – подвиг, не превзойдённый на К-2 до 1939 года, достигнутая им высота будет оставаться альпинистским рекордом в течение 7 лет.
У него была малярия.
В «Оракулах – Автобиографии искусства» очаровательное, беспечное стихотворение «Поиски орла» рассказывает историю безрассудства, мужества и глупости вокруг магического поиска любви и священной горы розенкрейцеров. Примечание сообщат нам, что стихотворение было написало в Лагере Отчаяния, на Чогори на высоте 20000 футов. И здесь ещё один мировой рекорд: самая высокая точка мира, на которой когда-либо сочинялись стихи, да к тому же ещё больным малярией!
В середине июля погода прояснилась на два дня – достаточное время, подумал Кроули, для рывка к вершине. Вместо этого Гийярмо потребовал, чтобы он направился с ним к Пфанлю вниз, в лагерь XII на высоте 21000 футов. Пфанль страдал от отёка лёгких. Кроули это не обрадовало.
Между 21 июля и 4 августа альпинисты спустились в Лагерь XI. Кроули почувствовал отвращение при виде Гийярмо, возвращавшегося от Пфанля, оставив местного носильщика в глубокой трещине. Кроули и Эккенштейн спустились, чтобы спасти носильщика.
К 14 августа всё заставило их вернуться в Лагерь I. Кроули провёл на К-2 68 дней – ещё один рекорд, по длительности нахождения на большой высоте. Экспедиция, предпринявшая первую серьёзную и очень смелую попытку восхождения на вершину, которая не была покорена вплоть до 1954 года, заслуживала уважения за это достижение, но, как это случалось столь часто в жизни Кроули, дело обернулось иным образом. Он будет оскорблён искажённым сообщением Гийярмо об этом восхождении.
30 сентября 1902 года Кроули взошёл в Бомбее на борт парохода «Египет», направлявшегося в Суэц. Скучая в западном квартале Каира, он развлекался в борделях, 25 октября написав из отеля «Шеферд» Джеральду Келли:
«Дорогой Джеральд!
Я надеюсь, у тебя есть с собой мои ранние Работы в Париже. […] Я ожидаю увидеть сколько-нибудь хороших работ [живопись] когда прибуду. Ты должен выполнить своё давнее обещание нарисовать меня. Думаю, ты найдёшь меня изменившимся в лучшую сторону, даже внешне! И я жду от тебя того же. У нас должен быть большой обед, чтобы отпраздновать моё возвращение. Я, вероятно, напишу SRMD [Сэмюэлю Мазерсу] и Vestigia [Мине Мазерс]. Я полагаю, ты с ними периодически видишься. […] С каким нетерпением я жду цивилизации! Опера! Лувр! Бесконечное небрежное очарование бульваров! Искусство! И утончённость праздничного Феста! Здесь каждый говорит «п…зда» прямо вслух и называет вещи своими проклятыми именами. Как я это ненавижу! Каир – вульгарно низкое место, где вообще нет красоты, пока ты не подойдёшь к Нилу. Летите, проклятые дни, пока я не смогу прийти к тебе.
Всегда твой,
Алистер Кроули».
После двух с половиной лет отсутствия Кроули приехал в Париж в начале ноября изменившимся человеком, смуглым, худым, мускулистым, с сильно поменявшимся мышлением и в целом снявшим камень с души. Высокий художественный круг общения Келли был симпатичен: Моне, Дега, Роден, Майоль и особенно полюбившийся Кроули еврейский писатель Марсель Швоб взаимодействовали с Кроули с лёгкостью: он был художником.
В феврале 1903 года художник был в Ницце, легкомысленный и разочарованный, как явствует из его письма Келли:
«После всего я начинаю сомневаться, не скучна ли Ницца. Сегодняшний день я начал очень плохо: в отчаянии, играя в бильярд, порвал ткань – первый раз за всю жизнь! [Он мечтал сделать это в своих путешествиях.] К счастью, я ускользнул незамеченным, пошёл в читальный зал и быстро взял газету. С отвращением вышел, встретил очаровательную девушку и имел действительно хороший старомодный трах лицом к лицу на территории [отеля]. Я вернулся к чаю, напуганный неминуемым третьим мучением, разрезал скатерть перочинным ножом и успешно провёл вечер, проповедуя добрый закон Хамфрису, выиграв 5 фр[анков] на Лошадках, встретив девушку, за которой я охочусь со времён Маскарада, встретив третью девушку и получив ещё один v.g.o.-f.f.f.»
(«Лощадки» тянули беговые двухколёсные экипажи на ипподроме Кань-сюр-Мер рядом с Ниццей. – Примечание Т. Чертона. Последняя аббревиатура обозначает, по-видимому, «о[чень] х[ороший] о[бъект] [для] т[раха]». – Примечание переводчика).
Вернувшись в Париж, он часто посещал «Белую кошку» на улице Одессы с ярусом на верхнем этаже, куда поднимались художники в комнату, которая функционировала как элитарный клуб. Там с Кроули встретился писатель Арнольд Беннет, впечатлённый властной атмосферой мага, его поэзией и огромными кольцами. Писатель-инженю Уильям Сомерсет Моэм принял позу Кроули за чистую монету и размышлял, были ли магические способности поэта, которыми он хвастался, подлинными, придя к выводу, что Кроули был «обманщиком, но не совсем обманщиком» – оговорка, которая показывает, что Моэм всё-таки смутно чувствовал человека за создаваемым им образом или мага за человеком. Моэм вывернул этот образ своими умелыми литературными пальцами и превратил Кроули в колдуна Оливера Хаддо в своем романе «Маг». Хаддо использует силу воли, чтобы захватить невинную девушку в чёрные алхимические когти. Привкус зависти? Первый успешный роман Моэма представляет раннее видение «демона Кроули», которое введёт в заблуждение многих. Кроули воспринял мерзости грациозно, выразив мнение, что в диалоге Хаддо приведены цитаты, которыми он наиболее гордится, но книга тем не менее является бесстыдным грабежом его собственных остроумных замечаний, смешанных с литературным плагиатом. Единственным, что в ней было оригинального, таким образом, был сам Алистер Кроули.
Той весной он опубликовал Summa spes, результат «одного отдельного разочарования», как он оценил в «Исповеди». Summa spes означает «Предел надежды» или «Итог надежды», и эту ироническую двусмысленность можно сравнить с его стихотворением, написанным на леднике Бартоло, в «Лагере Отчаяния». Summa spes блестяще сочетает буддийскую идею человеческой тщетности с позицией Кроули, не раскаивающегося в утверждении сексуального наслаждения, которому он исправно потворствовал в Париже:
Страданье – участь мира,
А страсть – его исток,
Я вновь берусь за лиру,
Чтоб выразить восторг:
Коль смерть убьёт меня,
Не стану унывать я,
Я жил, огонь храня,
Жалеть о том – проклятье.
Хор:
Пусть умру, когда пить
Буду опять,
Девку целовать
Или с…ку любить.
Жил всегда как свинья.
Я с навозом одно.
Словно пёс, сдохну я,
Сдохну – и решено!
Он оставил Париж и попал в Лондон, первый раз примерно за три года.
В Институте Варбурга сохранилась театральная афиша, объявляющая о постановке «Викингов» Генрика Ибсена. Кроули прочёл Ибсена, когда спускался на лодке по реке Миндон Чонг. Гордон Крейг ставил «Викингов» в Императорском театре со своей матерью Эллен Терри в роли Йордис и Оскаром Эшем в роли Зигурда между 13 апреля и 14 мая 1903 года. «Таймс» рецензировала её 16 апреля. Кроули написал свой собственный обзор основного состава исполнителей, записав свои выводы в виде афиши:
«Мисс Вилер – отсосёт у вас, чтобы победить оркестр.
Мисс Клэр – трахается хорошо, хотя сильно воняет рыбой.
Удивительная малиновая п…да. Ужасные спазмы».
Летом на Кроули нашло нигилистическое уничижение. Он прошёл через столь многое, и случайно всё это оказалось столь несущественным. Определённый этап его жизни подходил к концу. Он доверил «Вступительную» заметку своему дневнику, начиная запись от 9 июня 1903 года:
«В году 1899 я приехал в Болескин-хаус и привёл всё в порядок с целью осуществить Операцию Абрамелина-Мага.
Я изучал Церемониальную Магию годами и достиг весьма удивительного успеха.
Мои Боги были Богами Египта, воспринятыми в работе очень похожими на греческих.
По философским взглядам я был реалистом каббалистической школы.
В 1900 году я уехал из Англии в Мексику и затем на Дальний Восток, Цейлон, в Индию, Балтистан, Египет и Францию. Здесь бесполезно подробно излагать сопутствующее развитие моей мысли. Пройдя через этап индуизма, я отбросил всех божеств как не имеющих значения и в философском плане стал бескомпромиссным номиналистом [слова – это только слова, и они не обязательно обозначают нечто действительно существующее]. Я могу назвать себя ортодоксальным буддистом.
С оговорками:
(i) Я не могу отрицать, что определённые явления сопровождают использование определенных ритуалов. Я отрицаю только полезность таких методов для Белого Адепта.
(ii) Индуистские методы медитации, возможно, полезны для начинающего и не должны поэтому отбрасываться сразу же (обязательно).
[…][Я] являюсь по характеру Вопрошающим строго научным образом.
Это, к несчастью, сочетается с вялым энтузиазмом, но поскольку я так тщателен по отношению к старому, к магическому пути, исключил из своей жизни всё, все другие интересы, эта жизнь теперь не имеет особого смысла, и Путь Исследования на тех единственных основаниях, которые я теперь принимаю, остаётся единственным путём, которым я могу следовать».
Акцент, который делает Кроули на «Путь Исследования», не следует недооценивать. Его подход был научным. Магия должна изучаться и практиковаться с научной строгостью, её данные важны для развития человечества. Он осознавал, что величайшие научные умы движутся прочь от наивного материализма XIX века, материя не является настолько «твёрдой», насколько это было принято считать. Кроули не призывал науку просто в качестве «свидетеля», подтверждающего магические верования и практики – магические верования должны были быть подчинены методологической дисциплине.
Кроули наслаждался обществом брата графа Денби, достопочтенного Эверальда Филдинга, секретаря Общества психических исследований (1903-1920). Учредив его в 1882 году, сооснователь Генри Сегдвик, член Тринити-колледжа, вёл его с того времени, как посещал аудитории колледжа. Университетский колледж Кроули был на передовом фронте исследования религиозного опыта, поэтому его сочетание научного акцента и практического экспериментирования было уместным. Кроули был и остаётся пионером в сфере изучения сознания. 22 февраля 1904 года, пребывая в Египте, Кроули размышлял о приятной встрече с доктором Генри Модсли, основателем психиатрической лечебницы, которая носит его имя. Были ли магические опыты просто неврологическими событиями? Было ли «всё это в мозгу»? Если событие может быть стимулировано веществами, не является ли это всё «химией»? Кроули спросил Модсли, не думает ли он, что йогические переживания представляют собой изменения химии мозга, вероятно, опасные. Могли бы результаты быть достигнуты с помощью химических стимуляторов, без изнурительных телесных практик?
«Доктор Модсли, величайший из ныне живущих крупных специалистов в области мозга, объяснил мне физиологическую сторону дхьяны (единства субъекта и объекта) как крайнюю активность одной части мозга при крайнем утомлении оставшейся части. Он отказался определить местонахождение этой активной части. Потворство практике он считал опасным, но вежливо отказался назвать отдельный опыт патологическим. Мне, вероятно, следует расценить это как полную победу, поскольку я всегда бы слишком соглашался. Нет сомнения, что переутомление является опасным, но разве Эккенштейн – вот кто светится вновь! – не слишком часто говорил об этой очень большой опасности? После усталости, говорил он, полностью отдыхай 24 часа. И я не сомневаюсь, что причуды столь многих энтузиастов, угрожающие предостережения Блаватской и других, объясняли (одно) и оправдывали (другое) этим обстоятельством. Позвольте мне тогда осторожно продолжить! (не просто продолжить, а осторожно!)».
Кроули старался восстановить основу для раджа-йоги, но его способность к концентрации без «разрывов» была нарушена. Джеральд Келли отвлёк его приглашением присоединиться к матери Бланш, сестре Розе и солиситору средних лет по имени Хилл в Стратпеффер Спа.
Хилл был без ума от Розы. Все, казалось, были без ума от Розы! Роза поведала Кроули о своих любовных проблемах. 29-летняя вдова, Роза была помолвлена с американцем Хауэллом, кембриджским знакомым Джеральда. Бланш одобрила эту помолвку, но Роза хотела любовной связи с неким Фрэнком Саммерсом. Она уже лгала своей матери, чтобы получить от неё 40 фунтов, которые нужны были ей якобы для аборта.
Привыкшая к роскоши, весёлая вдова Роза Скеретт была также кокетливой, красивой, сексуальной и милой. Кроули утверждал, что она была очень сообразительной и легкомысленной светской женщиной; как раз его тип. Он предложил ей сумасшедшую идею выйти за него замуж, чтобы тотчас избавиться от Хауэлла и Хилла. Роза могла тогда бежать с Саммерсом. «Всё, что я должен сделать, это освободить её», – убеждал себя Кроули.
12 августа, «через 19 часов после помолвки», Алистер и Роза официально поженились в Дингуолле. Неожиданно они оказались без ума друг от друга. Изумлённый, Кроули написал своему новому шурину, умоляя о понимании:
«Я стараюсь с тех пор, как вступил в З.?.З.?. [Золотую Зарю] в ‘98 году неуклонно и основательно всеми способами подавлять свою природу. Я много страдал, но я победил, и ты знаешь это. […] Если бы твоя сестра [Роза] хотела услышать подлинную историю моей прошлой жизни, она услышала бы её в подробностях, не от предвзятых лиц, но от беспристрастных, унылых юристов. И английский меня не всегда подводит. Если твои наихудшие желания исполнятся, и мы никогда не встретимся вновь, мои воспоминания о тебе, с бородой или без, как ты говоришь, будут достаточно хорошими, чтобы продолжаться. Но я амбициозен. Я надеюсь, что однажды смогу тебя убедить, что я не только умный (четверти «ментально деформированы») человек, но и порядочный и хороший. Почему должны девять десятых моей жизни, или путь в буддизм, ни к чему не привести, атрофированная 1/1000000 всегда возникает и душит меня, и это в доме моих друзей?
[…] Весь успех и величайшее место в новом поколении художников будут твоими. Так говорит Алистер Кроули, всегда твой друг, что бы ты ни сделал или ни сказал. Vale! [лат. «Прощай!»] До твоего Ave! [лат. «Приветствую»]».
Долгое экзистенциальное уничижение исчезло. Любовь обеспечила то, для чего требовались дни медитации: борения в его уме прекратились, никакая рябь не нарушала блаженное озеро его души.
Мистер и миссис Кроули были влюблены – целиком и полностью.
И было кое-что ещё: у Розы было чувство юмора. Зверь наконец нашёл свою Багряную Жену, облаченную в солнце! И она обрела богатого, молодого, сексуального мужчину с сильным характером, блеском и остроумием, с безграничной тягой к сексуальным открытиям, что подходило к её собственному стилю. Они поехали в Париж, чтобы уладить отношения с Джеральдом, оттуда – в Марсель, Неаполь и Каир. 22 ноября 1903 года мистер Кроули добился особого открытия царской комнаты в Великой Пирамиде, только для них двоих. Кроули, у которого были хорошие связи с англо-египетской администрацией Каира, предложил это, чтобы придать медовому месяцу особую изюминку. Он призвал «сильфов» или духов воздуха, использовав «зов», перефразированный им из одного из призываний элементалей доктора Ди и сэра Эдварда Келли.
И вдруг, о чудо! Засиял свет! Голубоватый свет заполнил царскую комнату. Пара задула свечу, но свет продолжался, разойдясь только с зарёй. Боги, подобно миру, улыбались любящим, это их страсть заставляла планеты вращаться и колёса Бога крутиться снова и снова.