ТОбиас Чертон
Настоящая жизнь Уильяма Блейка
Глава 2
Холст подготовлен 1727-1752
В апреле 1751 года в парижской типографии Андре Франсуа ле Бретона был выпущен первый том «Энциклопедии, или толкового словаря наук, искусств и ремесел», в создании которого приняли участие основоположники французского Просвещения Вольтер и Жан-Жак Руссо. Статьи «Энциклопедии…» включали сведения из различных областей науки и предлагали рациональные или условно рациональные объяснения причинно-следственных связей всевозможных аспектов человеческого бытия.
Семь месяцев спустя во время богослужения в часовне на Феттер-лейн епископ Моравской церкви Англии и Северной Америки Петер Бёлер (1712-1775) выразил глубокую обеспокоенность по поводу состояния сердца одного из членов братства – тридцативосьмилетнего выходца из Йоркшира, Томаса Армитиджа. Мистер Армитидж владел магазинчиком трикотажа на нижнем этаже дома №28 на Брод-стрит.
В архивах Моравской церкви сохранилась запись о том, что 20 ноября 1751 брат Бёлер отметил дурное влияние «сердечного недуга» брата Армитиджа на всех членов общины. Томас Армитидж действительно был серьезно болен: он умирал от чахотки – однако Бёлер тревожился отнюдь не о здоровье мистера Армитиджа. «Сердцем» он называл эмоциональный центр, посредством которого братья могли наслаждаться единением и духовным общением с Иисусом. «Религия сердца» призывала забыть о веских доказательствах или авторитетах, чтобы найти Бога. Сила безграничной Божьей любви должна была защитить искренне уверовавших братьев, тех, кто отдал свое сердце Богу. Сердце же брата Армитиджа казалось Бёлеру недостаточно благожелательным перед лицом смерти, стало быть, он так и не смог соединиться с Богом. Он умирал неподобающе.
Бёлер, прежде всего, обратился к членам Конгрегации Агнца – узкому кругу служителей, осуществляющих руководство моравской общиной – с просьбой в дальнейшем ответственно подходить к выбору тех, кто войдет в братство или может быть допущен на «Вечери Господни». Тем временем, возникшие финансовые проблемы с магазином Армитиджа, беспокоили не только его жену, но тревожили и огорчали других братьев. Бёлер понимал, что сложившуюся ситуацию необходимо взять под контроль – он принял решение не упоминать имя брата Армитиджа в «Святой Литургии». Затем Бёлер поднял вопрос о необходимости круглосуточного присутствия сиделки, рекомендованной старейшинами Конгрегации, в доме Армитиджа. Ежедневно и еженощно кто-то из братьев или сестер должен был дежурить у постели умирающего Армитиджа, а после докладывать об истинном состоянии его больного сердца старейшинам. Бёлер настаивал, что данные правила были прописаны в Уставе Конгрегации Агнца, а значит, они не подлежали обсуждению и требовали строгого исполнения.
Три дня спустя в церковных книгах братства появилась запись о смерти брата Томаса Армитиджа. Он вступил в Конгрегацию Агнца 26 ноября 1750, 28 сентября 1751 на смертном одре принял Святое Причастие и был похоронен на кладбище Блумсбери-граунд. «Утром в прошлый вторник» он окончил свое земное существование, но «беспокойство и гневливость успели омрачить его Всеобъемлющую Любовь к Богу». Вот что волновало Бёлера так сильно: согласно моравской доктрине, истинная любовь к Иисусу, принявшему на Себя страдания за грехи людей, освобождала братьев от всех мирских забот, которые могли препятствовать общению с Богом. Братья сохраняли стремление к единению со Спасителем даже перед лицом смерти, смерть не была для них «низведением к Царю Ужасов».
В конце записи, однако, мы находим уточнение, что в ночь перед смертью Армитидж и просил прощения у всех, кого огорчал, а после «сердечно простился» с женой.
Этот мистер Армитидж, был никто иной, как первый муж будущей матери Уильяма Блейка, Кэтрин (в девичестве Райт), которая ранее и сама просила старейшин о принятии в Конгрегацию Агнца на Феттер-лейн.
Марша Кит Шухард и Кери Дэвис в 2002-2004 гг. занимались анализом материалов, хранящихся в моравских церковных архивах в Мусвел-Хилл. Результаты их работы в значительной степени повлияли на наше восприятие личности Уильяма Блейка. В ходе проведения исследования было доказано, что родители Блейка не являлись «диссентерами» вопреки многочисленным предположениям его биографов.
5 апреля 1797 Уильям Блейк и еще восемнадцать граверов дали самые благоприятные отзывы о приборе для выявления поддельных денежных знаков. Изобретатель прибора, Александр Тилло (1759—1825), был двоюродным прадедушкой Вильяма Мьюра. В 1920х гг. в разговоре с биографом Блейка Томасом Райтом Мьюр упомянул, что Блейки были прихожанами Моравской церкви на Феттер-лейн. Райт же включил эти воспоминания Тилло-Мьюра в свою книгу «Жизнь Уильяма Блейка» (в 2 томах, 1929).
Именно слова Мьюра послужили причиной того, что критик Маргарет Рут Лоури, а также сам Томас Райт начали рассматривать образность и символизм «Поэтических набросков» (1783) и «Песней невинности и опыта» Блейка в контексте доктрины моравских братьев, подчеркивая сходство стихов с церковными гимнами. Примечательно, что вовсе не эта нить привела доктора Шухард в архивы моравских братьев. В первую очередь предметом ее интереса была личность шведского теософа и мистика Эммануила Сведенборга. Марша Шухард предположила, что решающее влияние на его противоречивую теорию сексуальности оказало знакомство с моравской общиной Феттер-лейн.
Ряд исследователей рассматривали некоторые экстраординарные идеи Блейка как вариации на тему философских систем Сведенборга. В XVIII веке появилось понятие «духовной сенсибильности», которая сочетала в себе и сведенборгианскую интеллектуальность, и моравскую религиозность. Но обладал ли Блейк подобной сенсибильностью?
Если мы принимаем во внимание, что Уильям Блейк не посещал школу, а обучением его занималась мать, нам становится ясно, почему знания о религии моравских братьев и роли общины Феттер-лейн в жизни Кэтрин Блейк так важны для понимания биографии и творчества Уильяма Блейка.
Кэтрин и моравские братья
Предки графа Николаса Людвига фон Цинцендорф и Поттендорф (1700-1760) были родом из Нижней Австрии, но приняв лютеранство, переселились в протестантскую Саксонию. За 35 лет до рождения Уильяма Блейка, в 1722, Цинцендорф, узнал о гонениях, обрушившихся на братьев «Unitas Fratrum» и предложил им приют в своем поместье. Фактически моравская община «Единство братьев» представляла собой протестантскую деноминацию, выросшую из гуситского движения. Ян Гус (1369-1415) по праву считался «первым Реформатором». В год битвы на Азенкуре по решению собора Ян Гус был сожжен на костре за выдвигаемые доктрины, противоречащие Римско-католической церкви. После смерти Гуса, его последователи, чехи из Богемии и Моравии, подняли восстание против католической иерархии, требуя религиозной реформы по примеру своего учителя. Во время Тридцатилетней войны (1618—1648) гонения на «богемских» или, как их еще называли, «моравских» братьев обрели массовый характер. Тем не менее, братья по-прежнему хранили свою веру: признавали апостольскую преемственность и продолжали избирать епископов. Так, одним из выдающихся моравских епископов стал великий чешский теолог, педагог и мыслитель Ян Амос Коменский (1592-1670). Идеи Коменского оказали существенное влияние на основателей Лондонского Королевского Сообщества. Считается, что Коменский произвел революцию в системе образования в Голландии, Скандинавии, Британии и Германии (сегодня он известен, как «отец ЮНИСЕФ»). Кроме того, он внес значительный вклад в становление доктрины моравских братьев.
Признавая заслуги Коменского, члены братства Unitas Fratrum, как правило, в XVIII веке симпатизировали философо-мистическим и алхимическим исследованиям розенкрейцеров и теософии Якоба Бёме (1575—1624). Согласно учению Бёме, «сердце» человека – это двигатель алхимической трансформации из материального в духовное или locus, отделяющий животные качества человека от божественных, словно зерна от плевел – это и есть Хлеб Жизни. Можно сказать, что моравское учение проистекало из раннего христианского мистицизма. Братья практиковали духовные визуализации, принимали участие в божественных мистериях, находили Спасителя в ежедневных будничных делах и стремились к сердечному преображению.
Направление духовной жизни Цинцендорфа в большей степени было определено распространенным в то время в Германии движением пиетизма, с которым граф познакомился еще во времена учебы в университете в Галле. Крестным отцом Цинцендорфа стал основатель пиетизма Филипп Якоб Шпеннер. Именно он сообщил Цинцендорфу первые пиетистские религиозные установки о сакральности духовной жизнь и божественной искре в каждом человеке. Цинцендорф осознал единство и тесную связь всех существующих церквей (он был убежден, что всякая религиозная доктрина несет в себе рациональное зерно) и вскоре почувствовал призвание к духовной жизни, довольно нетипичное для его аристократического рода.
Граф позволил членам Unitas Fratrum, а также последователям других реформаторских течений – например, приверженцам религиозного учения Каспара Швенкфельда (1490-1561) о «сугубо внутреннем ощущении» Христа, – селиться на своих землях в Саксонии рядом с поместьем Бертельсдорф. Новое поселение получило название Гернгут, сама же община стала именоваться «гернгутской братской общиной».
Во многом благодаря лидерским качествам графа были разработаны братские уставы и соглашения, описывающие основные правила христианского поведения в общине. И 13 августа 1727 в общине свершилось чудо: все участники Вечери Господней пережили особое излияние Духа Святого и узрели любовь Спасителя. Вскоре братьев начали увлекать идеи миссионерской деятельности в мировом масштабе: они желали проповедовать в местах, где люди еще не знали о Христе, прокладывая дороги и являясь теми самыми путями, по которым «жизнь приходила в Тело Христово».
Вера моравских братьев в большей степени опиралась не на авторитет священнослужителей или теоритические религиозные изыскания, но на личный опыт, ощущения и переживания членов общины. Вскоре моравские миссионеры начали прибывать в Лондон, чтобы затем отправиться в Америку для обращения местного населения в свою веру. Миссии моравских братьев возникали во всем мире: в Бетлехеме (в штате Пенсильвания) и в Гренландии, от Вест-Индии и до Южной Африки, в Алжире, Суринаме и Южной Америке. Миссионеры проповедовали и египетским коптам, и лабрадорским эскимосам. Убеждения братьев в равенстве всех душ перед Богом приводили дворян-проповедников в дома рабов и индейцев. Моравская «религия сердец» казалась универсальной. Цинцендорф считал, что Иисус – это тот святой образ, к которому всякий человек должен стремиться всю жизнь: «поскольку Бог становится таким же, как мы, то и мы можем становиться, как Он». Цинцендорф говорил братьям о человеческой божественности, подчеркивая возможность «наследование человечности» божественной сущностью. Впоследствии визионер и мистик Блейк использовал понятие «божественная человечность», чтобы объяснить природу своих видений. К сожалению, подобные объяснения часто понимались неверно его современниками.
В 1736 году из-за разногласий с Лютеранской церковью граф Цинцендорф был вынужден покинуть Саксонию. В 1737 в Берлине он получил посвящение в епископы Моравской церкви. В ответ на упреки в том, что он отправляет миссионеров на верную смерть, Цинцендорф решил вновь продемонстрировать силу своей веры и в 1739 сам отправился благовествовать на остров Сент-Томас (сегодня входит в состав Виргинских островов, США).
Спустя три года после того как Цинцендорф пригласил членов общины Unitas Fratrum в свое имение Бертельсдорф, 21 ноября 1725 в церкви Святой Марии Магдалены в Ноттингемшире родители семерых детей, фермеры Джервас и Мэри Райт, крестили свою младшую дочь Кэтрин. Когда, отчего и при каких обстоятельствах будущая мать Уильяма Блейка переехала в Лондон до сих пор неизвестно. Однако, принимая во внимание ее корни, мы не можем продолжать считать Уильяма Блейка «потомственным кокни»: провинциальная жизнь была ему близка.
Когда Кэтрин Райт исполнилось 12 лет, в Лондон из Германии прибыли четверо моравских братьев с целью отправить миссию в американскую Джорджию. Среди них был и Петер Бёлер. В то время Лондон казался весьма благоприятной почвой для роста и процветания многочисленных религиозных сообществ. Особой популярностью пользовался оксфордский «Святой клуб», организованный братьями Чарльзом и Джоном Уэсли. Члены клуба занимались изучением Библии и читали молитвы, собираясь в книжной лавке Джеймса Наттона на Литл-Уайлд-стрит, что к северу от Стрэнда.
Судьба уготовила Джону Уэсли встречу с мистером Бёлером, во время которой Уэсли ощутил как его сердце «удивительно потеплело». Он был поражен силой духа моравских братьев и, как мы бы сказали сегодня, «ловил кайф» от идей братства. В Лондоне Уэсли совместно с Бёлером организовал христианское братство, в которое вошли 8 человек.
К концу 1738 года община насчитывала уже 50 членов. Бёлер арендовал небольшое помещение в здании суда на Феттер-лейн недалеко от Стрэнда, в районе парка Линкольн Инн Филдс. В 1739 знаменитый моравский теолог Август Готлиб Спангенберг (1704—1792) посетил братскую церковь на Феттер-лейн. Его приезд вдохновил братьев, впоследствии многие из них посвятили себя миссионерскому служению в американских колониях.
Однако Джон Уэсли к тому времени уже имел неудачный опыт миссионерской деятельности среди индейцев в Саванне. Постепенно он начал разочаровываться в Моравской церкви. Он был категорически не согласен с ограничениями, накладываемыми на действия членов общины до тех пор, пока они не постигли «внутреннюю тишину» и не отказались от «ожидания благодати за деяния свои». В июле 1740 Уэсли заявил о своем намерении покинуть общину. Часть прихожан Моравской церкви последовали за ним: многие женщины считали Уэсли невероятно харизматичным, а его аргументы весьма убедительными.
В 1741 году оставшиеся братья обратились к графу Цинцендорфу с просьбой помочь сохранить лондонскую общину. В то время Цинцендорф был крайне занят, работая в Пенсильвании, регулярно встречаясь с Бенджамином Франклином для обсуждения дел Моравской церкви и ведя переговоры с вождями ирокезов о свободном перемещении миссионеров по индейским поселениям, и поэтому в Лондон он отправил епископа Спангенберга. Его визит оказался успешным маркетинговым мероприятием. Через год Джеймс Хаттон, был вынужден арендовать молельню бывшей Независимой Диссентерской Церкви, чтобы все члены общины могли посещать богослужения. Впоследствии это здание и стало церковью моравского братства на Феттер-лейн.
В архивных записях за 1743 имена неких мистера и миссис Блейк числятся в списках членов моравской общины: но были ли эти люди предками Уильяма Блейка? Учитывая, что Кэтрин могла познакомиться со своим вторым мужем в моравской церкви, стоит со всей серьезностью отнестись к данной гипотезе. Кроме того, известно, что в 1743 году была создана Конгрегация Агнца – группа из 72 членов «внутри Англиканской церкви и моравского братства», – с которой будущая мать Блейка, Кэтрин Армитидж, «искала близкого знакомства». Через три месяца после якобитского восстания Красавчика принца Чарли Кэтрин Райт вышла замуж за Томаса Армитиджа. 14 декабря 1746 в церкви Сент-Джордж в районе Мейфэр Александр Кит скромно обвенчал их брак без оглашения.
Новый муж Кэтрин, англиканец Томас Армитидж, был респектабельным торговцем чулками и перчатками. Он родился в мае 1722 года в городе Кадворт, что в графстве Йоркшир. В день свадьбы жениху было 24 года, а невесте – 21. В 1748 году молодая семья переехала в четырехэтажный дом на Брод-стрит.
Возможно, интерес Кэтрин Армитидж к моравской церкви был вызван приездом в Лондон «графа-пилигрима» Цинцендорфа в 1749 году. По всей видимости, Кэтрин слышала о церкви на Феттер-лейн ранее и одна или же совместно с мужем посещала проповеди прежде, чем вступила в братство. Еженедельно в церкви на Феттер-лейн проходило не менее 70 богослужений. Кроме того, для нужд общины Цинцендорф арендовал особняк Линдси-хаус в Челси на шесть лет и украсил его стены выразительными картинами, способствующими богопознанию и благочестивым размышлениям.
В доктрине Цинцендорфа особое место занимала визуализация богочеловека Иисуса, его ран и крови. Вместе с тем для наглядной демонстрации братьям незримых связей человеческого творчества с божественным провидением Цинцендорф по примеру Коменского использовал символические изображения и книги с иллюстрациями. Желающих увидеть и понять эти связи дух Божий наделял зрением и разумом. По случаю дня рождения Цинцендорфа в Лондоне даже проходили общественные обсуждения «эмблематических» и «таинственных» картин.
В XVII веке в Европе появился особый литературный жанр – книги символов и эмблем. Они представляли собой сборники условных изображений-символов, имеющих глубокий философский подтекст или поучительно-нравственный характер. Некоторые метафоры, например «якорь души», изображались в полном соответствии с их словесной формой, значение же других иллюстраций было не столь очевидным. Но, мы знаем, насколько притягательна неизвестность: книги символов и эмблем стали пользоваться беспрецедентной популярностью. Иногда иллюстрации в книгах сопровождались пояснительными стихотворными комментариями, раскрывающими новые уровни значения рисунка.
В некоторой степени всю природу можно рассматривать как божественную криптограмму, расшифровать которую способен только понимающий код. Уильям Блейк был хорошо знаком с искусством составления книг символов и эмблем. Подобные книги, считал Блейк, в первую очередь апеллируют к бессознательному читателя, а процесс их чтения дарит ни с чем не сравнимое удовольствие.
Длительная концентрация внимания на изображении какого-либо духовного символа позволяет выйти на уровень, где духовные составляющее его смысла обретают материальность или даже становятся сверхреальными. Члены моравской общины фокусировали внимание на образе израненного тела Христова и визуализировали его до тех пор, пока образ не становился зримым. Этот процесс назывался «гуманация» божественной сущности.
Моравские братья желали освободить сердце от лукавого мира, полного земных соблазнов и искушений. Общение же с Иисусом позволяло увидеть другой, высший мир. Божественное было сокрыто в образе мира. Именно об этом писал Блейк в стихотворении «Святой образ» в «Песнях невинности»:
|
О если б образ наш святой |
Перевод Сергея Степанова
Блейк писал о «святом образе», который следует беречь, но который изначально присутствует в каждом человеке. Вышеприведенные строки свидетельствуют о том, что точка зрения Блейка относительно данного вопроса была близка к моравской доктрине, проповедовавшей об экуменизме и о всецелой Божественности человеческой природы. Так, например, в отличие от многих других религиозных общин моравские братья никогда не рассматривали половые органы человека с позиции греховности. Напротив, они подчеркивали, что отношения мужчины и женщины в браке должны быть лишены стыда, поскольку лишены скверны. Согласно моравскому учению, христианский брак представляет собой таинство, где тело, «созданное по образу и подобию», должно быть полностью отдано супругу: «Сие есть Тело Мое».
Кроме того, Цинцендорф объявил, что первая искупительная рана была нанесена Спасителю в час, когда Он принял обрезание по ветхозаветной традиции. Невинность младенца Иисуса и Его пролитая кровь свидетельствовали об искупленной сексуальности и вновь обретенной чистоте половых органов. Моравские братья верили, что святость представляет собой особое состояние ума, возникающее после «переориентации» сердца. Истинный христианин, лишь возрастая нравственно, может освободиться от низменных страстей. Цинцендорф не призывал к сексуальной революции, но часто его современники видели в учении графа вызов, брошенный традиционным нормам христианской морали и насмешку над сексуальной жизнью общества.
Но, благодаря родственным связям, Цинцендорф продолжал вращаться в высших кругах и заводил знакомства с представителями различных религиозных конфессий. Так, Джон Поттер, архиепископ Кентерберийский (1737-1747) и католический архиепископ Парижа присоединились к ордену «Горчичное зерно», основанному Цинцендорфом в Галле. Позже граф сумел заручиться поддержкой архиепископа Англии, и моравская церковь получила статус «протестантско-епископальной». В 1749 году моравская церковь была официально признана английским правительством, хотя братство все еще было вынуждено регистрировать места для богослужений в соответствии с актом о веротерпимости. Вероятно, именно признание моравской церкви на государственном уровне подтолкнуло Кэтрин и Томаса Армитидж отправиться в духовное путешествие. Более того, наше предположение может объяснить и описанный Дж. Смитом случай, когда миссис Блейк поинтересовалась у Уильяма, где он хотел бы быть похоронен и какую предпочел бы службу: диссентерскую или англиканскую. Блейк сказал, что для него место не важно, хотя, наверное, было бы лучше рядом с его семьей на кладбище Банхилл-филдс. Насчет службы он ответил, что хотел бы похороны по англиканскому обычаю.
Надо полагать, что миссис Блейк или Дж. Смит не понимали, что Моравская церковь не была «диссентерской» — весьма распространенное заблуждение. С другой стороны, возможно, что сам Блейк, разделяя идеи экуменизма, был в приятельских отношениях с каким-то диссентерским священником – знаком он был со многими. Или же миссис Блейк была в замешательстве из-за неоднозначных и эпатажных высказываний мужа относительно существующих религий.
Кладбище Банхил-филдс было предназначено для захоронения нонконформистов (т.е. тех, кто по вероисповеданию отклонялся от официальной англиканской церкви). Однако там же находились погребения представителей других конфессий, тех, кто был способен оплатить похороны. Поэтому часто на Банхил-филдс хоронили англиканцев, которые при жизни посещали церковь нерегулярно или же, как в случае с Блейком, не посещали ее вовсе. Для Блейка религия была, скорее, личным опытом, внутренним ощущением, не нуждающимся в церемониальности или публичности: Церковь – Тело Христово, дающее и получающее прощение. Вместе с тем, ни один англиканский священник не согласился бы провести службу в месте, предназначенном для захоронения диссентеров. Несомненно, родители Блейка и его тетя, крещеные в англиканской церкви, были осведомлены об этом – для Блейков кладбище Банхил-филдс было христианским, а не диссинтерским.
Кэтрин Армитидж крестилась в англиканской церкви задолго до того, как она попросила членов моравского «хора» о наставлении. «Хорами» называли группы братьев или сестер, разделенные по полу и возрасту, для оказания помощи новым членам общины в духовных вопросах. В архиве записано, что 12 марта 1750 года «хор» посетил замужнюю даму по фамилии Армитидж для личной беседы, после которой о «состоянии» ее «сердца» было доложено старейшинам Конгрегации. 30 июля Бёлер пригласил для знакомства восемь новых «особ, недавно посещенных хорами», среди которых был мистер Армитидж.
13 августа Томас Армитидж изъявил желание «приблизится» к братству. Согласно традиции пиетизма способ выражения подобного стремления имел особое значение: считалось, что величайшее и самое истинное желание души заключается в единении с Иисусом. Во время бесед с прихожанами «хор» должен был услышать чистую любовь, породившую подобное желание. Вспомните блейковские метафоры «дерзаньем стрелы раскаля» и «лук, златой как луч» из гимна «Иерусалим»: многие согласятся, что речь здесь идет не о материальных или плотских желаниях. Понятие «желания» было романтизировано, и, безусловно, эротизировано. Но в дискурсе творчества Блейка желание означает волеизъявление.
После знакомства с членами Конгрегации, Кэтрин и Томас Армитидж, подали письменные прошения об официальном вступлении в братство. Прошения были составлены в абсолютно искренней манере. Поразительно, что письмо, написанное матерью Блейка, как и аналогичное прошение Томаса Армитиджа, сохранились до наших дней. Мне бы также хотелось подчеркнуть, что Кэтрин заканчивает письмо цитатой из моравского гимна «Поток в глубине моего сердца» (1742) Джеймса Хаттона:
Немногое о себе могу поведать, ибо я – пустое создание, но мой Дорогой Спаситель наполняет меня. Я благодарна за удачу, выпавшую мне в пятницу во время любовной вечери, когда я оказалась у Креста. Претворяя мои желания, Наш Спаситель позволил мне прикоснуться губами к его ранам и обнять Крест. И в грядущем вся моя хрупкая натура хочет служить Спасителю, чтобы заслужить его благословения, которого я недостойна, ибо моя любовь ко Христу и в половину недостаточно велика для Него. Но если Он позволит мне войти в его благословенную паству, благодарность моя не будет знать границ. Я бы рассказала о своих благодеяниях, но все они меркнут в сравнении с благодатью Спасителя, который и есть Любовь.
Глоток вина испить позволь,
Чрез горечь на губах,
Мое ты сердце обезболь.
Сумев узреть в веках
Твоих деяний красоту,
Вернувшись вновь в Твой дом,
Покой и силу обрету –
По благости Твоей спасен.
Словосочетание «вечеря любви» отсылает нас к обычаю «агапы» у ранних христиан. Моравские братья устраивали совместную трапезу, во время которой восхваляли Спасителя молитвами и гимнами. Поскольку, в учении Цинцендорфа культ ран Христовых занимал важное место, на «вечерях любви» он призывал братьев «припасть губами к ранам Христовым» и «обнять» Крест – символ искупительной жертвы Христа – все это помогало братьям узреть «божественный образ» и приблизится к нему.
Члены братства представляли, как они «погружаются» в пронзенный бок Спасителя и «пьют кровь» из раны, испытывая при этом невероятное блаженство. В подобных ритуалах противники моравской церкви видели сублимированный, а иногда и явный, эротизм, за что и критиковали доктрину Цинцендорфа. На самом же деле искусственную эротизацию вышеприведенных метафор использовал сын Цинцендорфа, Христиан Ренат, в работе со своей общиной Гернгаг (что в переводе значит «Божья роща»). Члены этой общины, расположенной недалеко от города Бюдинген в Германии, прибегали к гомосексуальным контактам, чтобы «познавать любовь» Духа Святого. Когда же информация о подобных случаях стала известна широкой общественности, разразился серьезный скандал. После скандала отец отстранил Христиана Рената от церковных дел. Граф Цинцендорф, стремился к тому, чтобы моравские братья физические желания направляли в русло духовной жажды, контролировали тело, но не игнорировали его импульсы. Те, кто «сбивался с пути истинного» — допустим, позволял легкий флирт в общении с другими членами общины, — сразу же исключались из братства. Цинцендорф говорил о любви всеобъемлющей и вездесущей, но не о «свободной». И, в целом, ему удавалось не смешивать эти понятия.
Из письма Томаса (датированного 14 ноября 1750) становится ясно, что чета Армитидж были прихожанами церкви на Феттер-лейн какое-то время, прежде чем решили вступить в братство.
Полюбить вас так сильно меня заставил никто иной как наш Дорогой Спаситель; я не испытывал ранее таких чувств к иному Кругу Лиц и полагаю, что Его воля в том, чтобы я был среди вас, поскольку это Он привел меня к вам. Я не умел понять Учения о Его жертве до недавнего времени, но Д[орогой] Спаситель разъяснил мне в чудесной манере и он победил меня так нежно, что забыть это я не в силах. Когда я, исполненный любопытства, переступил порог церкви, чтобы услышать проповедь бр[ата] Cенника – я перестал заботиться о том, чтобы слышать иные слова – и мой Иисус показал мне, что ранее я искал что-то помимо Него. Ныне я не смею думать ни о чем ином, как о Распятии и Кровоточащих Ранах Христовых, это единственная и восхитительно сладостная пища для Души моей. Я слаб и ничтожен, и Любовь моя к Нему не всегда была сильна, но он щедр и многое мне даровал. Мой Любящий Спаситель зажигает мое Сердце, делает его своим домом, и Любовь моя крепнет изо дня в день – иначе непосильна жизнь. Я чувствую присутствие моего Спасителя, он прощает мне мои прегрешения – такова его Любовь ко мне – Он милосердствует, знаю, и Его любовь никогда не перестает, как говорил святой апостол Павел, от Вашего Недостойного Брата во Христе.
Любопытно, что Армитидж описывал себя как «недостойного» и «ничтожного» человека, кто из любопытства попал на «проповедь Сенника». Джон Сенник (1718-1755) стал проповедником моравской церкви, несмотря на то, что вырос в англиканской семье. Он основал моравские общины в Йоркшире и Уилтшире, писал христианские гимны и проводил богослужения на открытом воздухе при любой погоде, подобно более известному проповеднику Уэсли.
С 1748 по 1755 Сенник жил в Дублине. Уэсли неоднократно встречался с ним и в Дублине, и в церкви на Феттер-лейн, хотя и испытывал к нему неприязнь.
Свою первую проповедь Сенник прочел в августе 1746 в городке Баллимина. Он много трудился, продолжая неустанно проповедовать в Ирландии. Однако вскоре в Дублине Сенник стал предметом насмешек: католики даже сочинили шуточную песню о нем, протестанты же прозвали его «Папистом». Из дневников Сенника мы знаем, что в октябре 1750 (когда Армитидж писал свое письмо) он часто ездил в Баллиндерри, что на севере Ирландии, где читал проповеди, но всякий раз возвращался в Дублин. В декабре Сенника пригласили в Хэмпшир, весной 1751 он прочел проповедь в деревушке Портмор. Неясным остается, услышал ли Армитидж проповедь Сенника в церкви на Феттер-лейн в Дублине или же во время визита в Англию.
Однако очевидно, что в те времена век рационализма еще не наступил: религия оставалась сердечной, по крайней мере, в некоторых церквях.
После многочисленных собеседований со старейшинами моравской церкви Кэтрин и Томас Армитидж были приняты в Конгрегацию Агнца 26 ноября 1750. Четыре месяца спустя пара потеряла единственного сына, Томаса. В моравских архивах запись о похоронах младенца на кладбище Лэмб-Кондьит-филдс датирована 1 марта 1751 года. Этот младенец был братом Уильяма Блейка. Знал ли Уильям о нем?
Кем ты, агнец, сделан?
Дела в магазине на Брод-стрит шли неважно. 14 августа брат Армитидж просил старейшин порекомендовать ему кого-нибудь, кто мог бы помочь. В записях отмечено, что брат Леман обсудил данную просьбу с братом Пейджем. Но ситуация в магазине ухудшалась. 12 сентября Армитидж просил членов братства одолжить ему 20 фунтов, чтобы он мог погасить долговую расписку за предыдущий год. Но так как «братство было ограничено в средствах, ему советовали предложить заимодавцу новую [расписку]» для погашения долга.
К концу сентября муж Кэтрин был серьезно болен. 28 сентября «бр[ат] Армитидж, удрученный тяжелым недугом, принял Св[ятое] Причастие, угодное его душе. В час дня в вос[кресенье] состоялась братская вечеря в Блумсбери.
Мы уже знаем развязку истории. 19 ноября, через две недели после того как новость о героической обороне Аркота от французов людьми Роберта Клайва обрадовала англичан, Томас Армитидж умер. Его смерть была признана недостойной и повлекла за собой безнравственные события.
Одной из особенностей моравской церкви был контроль общины над семейнобрачными отношениями. Считалось, что брак, заключенный по любви, ввергает человека в зависимость от материального. Моравские братья должны были принимать небесный промысел как благодатное дарование. И если овдовевшая Кэтрин собиралась повторно вступить в брак, она должна была ожидать, что старейшины будут рекомендовать ей кандидатуру нового мужа. Если она планировала остаться в Конгрегации Агнца, ей следовало прислушиваться к их советам.
Изначально проблемы Кэтрин были связаны с ее финансовым состоянием после смерти мужа. 4 декабря Бёлер попросил братьев Мейсона и Сима изучить дела Кэтрин, поскольку вторичное замужество могло быть «материально необоснованным»: по завещанию в этом случае она должна была уплатить 80 фунтов стерлингов родственникам Томаса Армитиджа. Такая значительная сумма могла лишить ее унаследованного состояния и обречь на бедность в случае, если ее второй муж не был бы богат, но подобный союз не мог быть признан старейшинами. Бёлер просил, чтобы в будущем все завещания были составлены с учетом мнения старейшин.
18 декабря после тщательного изучения братством дел Кэтрин было заключено, что после уплаты всех долгов у нее останется около 150 фунтов наличными и некоторая недвижимость.
Точные причины произошедшего неизвестны. В церковной книге братства записано: Кэтрин Армитидж «овдовела и покинула Конгрегацию». Это означает, что отныне она не входила в Конгрегацию Агнца, но могла продолжать посещать службы в качестве прихожанки Моравской церкви. Вероятно, ее брак с Джеймсом Блейком, будущим отцом Уильяма, послужил причиной ухода из братства или стал поводом для него, особенно если их союз сопровождался нарушением моравских обычаев или имел мирской мотив.
Согласно исследованиям архивных записей Моравской церкви, проведенным доктором Кери Дэвис, старейшины и «служители алтаря» искренне пытались защитить членов общины от вступления в брак с нежелательными сторонними лицами и выбирали им супругов, разделяющих духовные идеалы братства. По-видимому, решение Кэтрин выйти замуж за Джеймса Блейка по каким-то причинам было неприемлемо для старейшин (быть может, они сочли период скорби по умершему первому мужу подозрительно коротким). Кери Дэвис отмечает: «даже в случае, если Джеймс Блейк и принадлежал к общине моравских братьев, брак, заключенный без согласия старейшин, привел бы к его незамедлительному исключению». Возможно, Джеймс Блейк искал способ расширить свой бизнес, а молодой вдове, унаследовавшей магазин после смерти супруга, было нелегко управлять торговлей без поддержки мужчины. Именно так ситуация выглядела со стороны – подобная «связь» не могла рассматриваться членами братства как душеполезная, особенно если брак был заключен вопреки воле старейшин или втайне от них. Кроме того, учитывая все обстоятельства, Бёлер мог сожалеть о том, что принял когда-то чету Армитидж в Конгрегацию.
15 октября 1752 в церкви Сент-Джордж, расположенной на Гановер-сквер, Кэтрин Армитидж вышла замуж за Джеймса Блейка, хозяина магазина трикотажа. В этот день в церкви Сент-Джордж обвенчались еще 15 пар, поскольку такое бракосочетание стоило всего одну гинею. В тот момент, когда молодожены переступили порог своего магазина на Брод-стрит, на расстоянии примерно в 4000 миль к западу от них епископ Август Готлиб Спангенберг и 5 моравских братьев из Бетлехема, штат Пенсильвания, сопровождали геодезиста и картографа Уильяма Чертона (1710- 1767), моего предка, в его экспедиции, целью которой было исследование для моравских братьев земельного участка в 98 925 акров в районе Голубого Хребта в штате Виргиния.
Работа Цинцендорфа приносила свои плоды: под веянием его идей зарождался новый мир.
Ульяна Айтакаева