Тобиас Чертон
Реальная жизнь Уильяма Блейка.
Глава 4
Детство 1752-1767
Самое время вернуться к Кэтрин и Джеймсу Блейк. Мы оставили их в октябре 1752 года в лондонском районе Сохо, когда после венчания в церкви Сент-Джеймс они возвращались в дом 28 на Брод-стрит. Но если бы в этот день молодожены решили прогуляться по улочкам к северу от площади Пиккадилли, то спустя десять минут они оказались бы на мягком зеленом лугу вблизи фермы Бильсон на Нью-Тернпайк-роуд. А если бы они выбрали данный маршрут веком ранее, их прогулка началась бы в открытом поле у ветряной мельницы.
Во время «великой эпидемии чумы» 1665 года граф Крейвен выкупил поля в окрестностях деревушки Сохо, чтобы хоронить на них бессчетные жертвы болезни. Кроме того, близ Сохо он построил 36 домов для бедняков. Но после Великого лондонского пожара 1666 года район Вест-энд начал принимать свой сегодняшний цветущий облик. Сэр Кристофер Рен разработал проект новой планировки города. Здания и сооружения Рена сочетали в себе красоту и изящность, а также были оснащены всеми удобствами того времени. Несомненно, строители (так называемые «вольные каменщики») блестяще воплотили замысел архитектора в кирпиче и камне. В начале XVIII в. строительство зданий между улицами Брод-стрит и Голден-сквер шло полным ходом, стремительно возводились роскошные дома для аристократов и прочей почтенной публики.
После свадьбы Блейки жили возле рынка Карнаби. Район оставался вполне респектабельным, даже когда аристократы начали переселяться на юго-запад, к Сент-Джеймскому дворцу и Вестминстеру. Для отца Уильяма Блейка, Джеймса, данная локация послужила побуждением ко многим достижениям.
По мнению Г.И. Бентли младшего, Джеймс Блейк, сын Джеймса и Элизабет (в девичестве, должно быть, Бейкер), сочетавшихся браком 30 апреля 1721 года в церкви Сент-Олейв, в квартале Саутворк, родился 12 апреля 1722, крещен Джоном Пьерсоном в церкви Сент-Мэри в графстве Суррей – вероятно, и стал отцом Уильяма Блейка. Рождение Джеймса совпало с приглашением братьев Unitas Fratrum в поместье графа Цинцендорфа в Саксонии.
14 июля 1737 отец Джеймса Блейка заплатил 60 фунтов стерлингов драпировщику Френсису Смиту за обучение своего пятнадцатилетнего сына в мануфактурной компании «Дрейперс-Холл», расположенной на Трогмортон-стрит. Позже, в 1778 году, Френсис Смит возглавит эту широко известную и многоуважаемую компанию.
После семи лет обучения в 1743 году молодой галантерейщик Джеймс Блейк стал хозяином магазинчика трикотажа в доме №5 на Глассхауз-стрит в районе Вестминстера. И когда первый муж Кэтрин, Томас Армитидж в 1751 году писал завещание, Джеймс Блейк делил «дозорный тариф» (оплату работы ночных сторожей) за дом на Глассхауз-стрит с неким мистером Батчером. Последний, надо полагать, приходился ему кузеном – Гилкрист писал, что в 1781 Уильям Блейк, чтобы оправится от несчастной любви, отправился в Баттерси погостить у садовода по фамилии Батчер (Гилкрист отыскал родню Джеймса Блейка в Баттерси).
Когда же в конце 1752 года Сара Адамс арендовала помещение магазина на Глассхауз-стрит за 18 фунтов стерлингов, плата за наем магазина на Брод-стрит составляла 21 фунт. Таким образом, в возрасте 30 лет Джеймс Блейк смог подняться на ступень выше.
15 июля 1753 года родился старший брат Уильяма Блейка, его назвали Джеймсом, в честь деда, и крестили в церкви Сент-Джеймс. Рождение Джеймса совпало с беспорядками в Бэри, вызванными приездом Джона Кея, изобретателя «летающего челнока» (который вскоре был вынужден вернуться во Францию) и со скандалами, сопровождающими серию публикаций противника Моравской церкви (или «гернгутеров», как он сам называл их) Генри Римиуса.
Генри Римиус против моравских братьев
Моравская община в Лондоне переживала серьезный кризис, вызванный внезапной смертью заимодателя, и Генри Римиус решил воспользоваться моментом, описав философию и методы графа Цинцендорфа в книге «Беспристрастный рассказ о восхождении и успехах гернгутеров» (Лондон, А. Линд, 1753). Публикация вылилась в стигматизацию моравской церкви, общественность стала воспринимать братьев как «фанатиков». Выход в том же году «Послания менонитам Фрисландии против фанатизма от мистера Джона Стинстра» (напечатанного книгоиздателем А. Линдом для Его Величества, 1753) лишь усилил эффект.
Стинстра открывает свое послание тезисом: «Фанатизм и стремление к Деспотизму являются опаснейшими Врагами Религии».
В 1742 году фризские власти обвинили проповедника-менонита Йохана Стинстру (1708-1790) в неприятии тринитарного догмата. Защищая свою точку зрения, Стинстра обратился к идеям религиозной свободы и веротерпимости, восходящим к книге Джона Локка «Разумность христианства» (1695) и работам других «просвещенных» английских писателей и богословов. Но Стинстра был убежден, что Бог наделил человека разумом, чтобы каждый мог узреть благость религии, и все страсти должны подчиняться разуму. Поэтому он подверг жесткой критике эмоциональную моравскую религиозность.
Духовенство Германии и Голландии обвиняло моравских братьев в приступах «исступления» и «фанатизма», считая, что члены общины стремятся получить власть, вопреки восхваляемой свободе. Здесь мы впервые обнаруживаем противостояние основополагающих понятий блейковской духовности и философии, заложенное за четыре года до его рождения. Именно борьба Разума и Страсти (являющей собой уловку Воображения) будет влиять на восприятие личности и творчества Блейка на протяжении всей его жизни, после его смерти и вплоть до сегодняшнего дня.
В Англии работа Стинстра была опубликована в переводе Римиуса. В предисловии Римиус обвинил Цинцендорфа в желании подчинить ослабленные голландские общины меннонитов с целью улучшения финансового положения. В грубых выражениях Римиус описывал голландскую секту в Гельдерне, Республике Соединенных провинций Нидерландов, члены которой во время богослужений стонали, бились в конвульсиях и кричали: «Дай мне Иисуса, я хочу Иисуса, Иисуса!» – пока невинные дети «давали изъяснения о Глубокой Испорченности Человека и Тайне Искупления». Затем он перенес свою критику на моравских братьев или «гернгутеров», призывая англичан оставить все «иллюзии» в «этой области».
Рожденный в Германии, Римиус был хорошо осведомлен о девиантной деятельности Кристиана Рената, сына Цинцендорфа, в Саксонии. Отлученный отцом от моравской церкви, Кристиан Ренат умер в Лондоне в 1752 году. Но, невзирая на горе отца потерявшего сына, Римиус продолжил критиковать графа, и в 1754 опубликовал «Торжественное обращение к графу Цинцендорфу». «Торжественное обращение» содержало новые «разоблачения»: Римиус обращал внимание общественности на бесстыдное использование слова pudenda[1] в моравских гимнах. В действительности, латинский термин «pudenda» обозначает не только женские половые органы, но и «нечто срамное»; Цинцендорф верил, что в духовном, возрожденном христианстве ничего постыдного не существовало.
Пугающие критические книги Римиуса пользовались популярностью, и благодаря хорошему маркетингу, каждый член Палаты Общин ознакомился с ними лично.
В сложившейся ситуации Цинцендорф просил совета у старших должностных лиц, включая спикера Палаты общин сэра Артура Онслоу. Безусловно, влиятельные друзья могли бы легко его защитить. Но во времена Георга II правительство Англии было больше обеспокоено войнами с Францией на континенте и в Америке: 12 декабря 1753 в форте Ле-Беф на берегу озера Эри генерал британской армии Джордж Вашингтон обратился к французским войскам с требованием прекратить вторжение на британские территории в долине реки Огайо, — поэтому все складывалось не лучшим для графа образом.
Некоторое время Цинцендорф сомневался, стоит ли самостоятельно пытаться защитить моравскую церковь. В мае 1754 года он все же написал «Разъяснения или истинное обстояние дел братьев известных как Unitas Fratrum».
В будущем тезисы 68 и 69 данного манифеста причинят немало неприятностей матери Уильяма Блейка:
- Ни один брак не может быть заключен без уведомления Старейшин Хоров. И всякое согласие, данное без извещения, признается безрассудным действием, однако ничто не отменяет его силы. 69. Никто из братьев или сестер не может жениться по собственной воле, как советовали Святые Отцы первого века; но если люди на самом деле желают сочетаться браком, то ни в коем случае нельзя им препятствовать. Браки, заключенные против воли, могут встречаться в миру, но не допустимы в общине.
Подробный, грамотно составленный ответ графа Цинцендорфа на обвинения моравской общины в мошенничестве и фанатизме был опубликован только в 1755, когда из-за событий в немецких и голландских общинах граф был вынужден уехать из Лондона. К тому времени, репутация церкви серьезно пострадала. Можно только догадываться, как скандалы вокруг моравской церкви повлияли на Кэтрин, которая, к большому разочарованию епископа Бёлера, заключила брак с иноверцем Джеймсом Блейком. Отражалась ли текущая ситуация на их бизнесе, который во многом зависел от общественного мнения? Задевали ли гордость Джеймса запреты старейшин на брак с Кэтрин? Или может он не считал, что старейшины «деспотично» регулируют брачные вопросы и видел в моравской церкви «свободу» (в терминах текущего дискурса)? Как бы то ни было, о том, что после свадьбы Блейки оставались прихожанами моравской церкви сообщает лишь Мьюр (о котором мы говорили во второй главе) поэтому полностью нельзя полагаться на его слова.
В 1756 было организовано регулярное движение судов между Великобританией и колониями Северной Америки. Тем временем в Лондоне, 1 июня Блейки крестили второго сына, Джона, в церкви Сент-Джеймс на Пикадилли. Годом позже Роберт Клайв разбил войско наваба в битве при Плесси (в 100 милях к северу от Калькутты), впоследствии он стал губернатором Бенгали. Победа в битве – 22 июня 1757 – ознаменовала начало британского владычества в Индии. Через пять месяцев, 28 ноября, на свет появился Уильям Блейк. Родители крестили его в церкви Сент-Джеймс 11 декабря, спустя 5 дней после того как армия во главе с прусским королем Фридрихом II разгромила австрийцев в сражении при Лейтене. Какое из всех этих событий имело большее значение?
Джон умер где-то между 1755 и 1759 годами, поэтому в 1760 году, когда у Блейков родился четвертый сын, 31 марта в церкви на Пикадили его тоже окрестили Джоном – Уильяму было два года. Еще долго малыш Джон будет донимать старшего брата Уила.
Блейку исполнилось четыре года, когда у него появился горячо любимый брат, Роберт. Боба крестили в церкви на Пикадилли 11 июля 1762 года, в том же году в Париже был опубликован трактат «Об общественном договоре» Жана Жака Руссо. Руссо утверждал, что сувереном всякого государства является народ, а не правитель. Подобные идеи могли бы вылиться в революцию, но в те времена немногие желали переворотов.
Младшая сестра Блейка, Кэтрин Элизабет, родилась 7 января 1764, когда Уильяму исполнилось 6 лет – семья Блейков полностью была сформирована. Следует отметить, что фактически Уильям был средним ребенком. Ситуация усугублялась тем, что родители, несправедливо по мнению Уильяма, отдавали предпочтение его младшему брату Джону. Было ли это связано с иллюзией «возвращения» потерянного ребенка, которую подкрепляла общность имени? Или же повышенное внимание родителей к Джону происходило из возможности отождествления с ним? Какой бы не была истинная причина, следует отметить, что средние дети часто озадачены вопросом: «а как же Я?», даже если вслух не задают его родителям. Детская обида, безусловно, влияла на психику взрослого Блейка. Когда мы знакомимся с ним ближе, мы замечаем, что ему были присущи не только привлекательные качества. Кроме того, проанализировав свидетельства, мы можем сделать вывод, что Уильям Блейк был «гиперактивным» ребенком, развитым не по годам, но ранимым и «отличным» от сверстников. Однако какую роль в формировании его личности сыграло образование?
Образование
Образование в моравской общине существенно отличалось от общепринятой системы в Англии конца XVIII века. «Мы считаем, что сын может не подчиняться максиме отца»,- писал Цинцендорф: «нашим детям мы сообщаем величайшую свободу в сердце». Моравские братья создавали закрытые пансионы, полагая, что единение с церковью способствует нахождению духовного предназначения. Целью образования они видели познание гармонии Божественного творения, главным принципом было стремление к духовному благополучию. Разделяя взгляды Яна Коменского, они считали, что правильно интегрированное в религию научное знание поможет детям узреть Божественный разум, присутствие и провидение. И хотя Блейк не посещал моравскую школу, вероятно, его мать разделяла педагогические идеи графа Цинцендорфа.
В 1811 году Генри Крабб Робинсон отметил, что Блейк, «рожденный не в слишком зажиточной семье», в детстве знал «лишь свои наставления», намекая, что родители не могли позволить оплату обучения детей в школе. Неясно, отчего он сделал такое заключение. Робинсон писал данную статью для немецкого журнала и, вероятно, издание требовало некоторого цинизма автора, который лично встретит «безумца» Блейка только через 14 лет.
Однако Кэтрин Блейк умела читать и писать и самостоятельно занималась начальным обучением детей – возможно, от нее Блейк и услышал моравские гимны, молитвы и откровения, которые отложились в его подсознании. Моравские братья разработали огромное количество обучающих детских книг, энциклопедий символов и эмблем и практических пособий в соответствии с рекомендациями чешского педагога Коменского, перечисленными в учебнике «Мир чувственных вещей в картинках» («Orbis sensualium pictus», Нюрнберг, 1658). В Англии книга вышла в 1659 году. Через изумительные рисунки и подписи к ним Коменский показывал детям мир природы и социума, знакомил их с элементами грамматики, риторики и даже спорта. Он был уверен, что энциклопедическое образование приведет к мудрости, пансофии и всезанию. «Я поведу тебя повсюду: покажу тебе весь мир», — обещает Коменский в книге. Он предложил простой для усвоения «визуальный алфавит» — азбуку с изображениями живых существ, издаваемый которыми звук стремится передать та или иная буква.
Здесь стоит обратиться к любопытному замечанию Аллана Каннингема, хотя степень подлинности информации нам неизвестна: «Во всех начинаниях мальчика поддерживала мать». Пренебрегая арифметикой, «он желал стать художником». Юный Блейк «рисовал на магазинных чеках, и делал наброски, стоя за прилавком». Каннингем отмечает, что «найти уединение в своей комнате и рисовать, создавать иллюстрации к стихам и знать, что позже мать повесит их в своей спальне» было наибольшей радостью для Блейка (Каннингем не указывает возраст Блейка). Снова ведущая роль в образовании Блейка отдана его матери. Рисунки Уильяма Блейка к стихам отсылают нас не только к его творчеству в зрелые году, но и к книгам символов и эмблем. Моравский проповедник Джон Кенник неоднократно обсуждал с членами конгрегации пользу таких книг. В частности его привлекала популярная в XVII веке детская книга бельгийского иезуита Германа Гуго (1588-1629) «Pia Desideria» («Благие пожелания»). Она включала чудесные гравюры Боэция ван Больсверта (1580- 1633) с назидательным характером. Поскольку книга была написана на латыни, в Лондоне она вышла в переводе Эдмунда Аруокера в 1690 году («PIA DESIDERIA или Благие Намерения»).
Изучение этой книгой позволит нам погрузиться в формирующиеся сознание юного Блейка. Открывает книгу гравюра, на которой изображены «дерзаньем раскаленные стрелы». На третьей странице мы видим надпись жирным шрифтом:
С ЖЕЛАНЬЕМ обрести жизнь вечную, ИИСУСУ ХРИСТУ,
О ком любопытствуют Ангелы
Ничто не в силах передать загадок тех,
Что на картинах сердца в поисках любви,
Сокрыты глубоко они от взора всех,
Божественною силой сотканы, честны
Слева от стихотворения мы видим гравюру, на которой изображен человек, разрывающий рубаху. Из его сердца вверх устремляются стрелы, они летят к облакам («Разверзнись мрак!»), на небесах изображено всевидящее око и всеслышащие уши. В нижней части гравюры – цитата из Псалма 37:10: «Господи! Пред Тобою все желания мои, и воздыхание мое не сокрыто от тебя». На земле лежит актерская маска (человек отказался от социального), рядом – колчан со стрелами, символизирующий прежние устремления. Стрелы истинных желаний, исходят из сердца, когда человек духовно обнажается перед Богом.
Следующая гравюра отсылает нас к книге пророка Исаии: «Душею моею я стремился к Тебе ночью…» (Ис. 26:9). На гравюре изображена окрыленная голова, блуждающая в звездной ночи. От нее исходят лучи света. Гравюра напоминает зрелые произведения Блейка. В частности, эпизод из книги «Для детей: Райские врата» (1793), когда ребенок, занося ногу на лестницу, ведущую к луне, кричит: «Дай! Дай!». Кроме того, образ странника заслуживает особого внимания – впоследствии он стал одним из наиболее ярких образов в произведениях Блейка.
Я полагаю, что символика гравюр Боэция ван Больсверта оказала значительное влияние на творчество Блейка. В частности, выполняя иллюстрации к книге «Могила» Роберта Блэра или к стихам Уильяма Хейли, где один образ может передавать сюжет всего произведения, Блейк обращался к стилю ван Больсверта. Каждый, кто знаком с акварелями Блейка к поэме «Ночные размышления» Эдварда Юнга, на которых изображены души, привязанные к земле, не способные хоть сколько-нибудь подняться к небу, будет удивлен, открыв гравюру Больсверта с изображением Души, подобной двукрылой птице, что стремиться к небесам. Но если «Благие пожелания» объясняют невозможность вознесения с позиции католицизма: препятствием служат греховность и себялюбие, то Блейк говорит о жестокости Природы. Однако на переднем плане гравюры Боэция ван Больсверта мы видим юношу, запускающего воздушного змея в форме птицы. В руках юноша держит веревку, но он может сам ее отпустить. Заветы Бога требуют завершения земных игр: нужно отпустить мирское, чтобы человек мог исполнить Желание своей души.
Нельзя не отметить, что в книге Гуго-Больсверта кающиеся души изображены в сопровождении ангелов-хранителей в образе юношей или ангелочков-путти. Ангелы как бы наблюдают за происходящим, иногда «помогают» нам, зрителям, взглянуть на ситуацию с Божественной точки зрения. Мы проникаем в них. На гравюре к псалму 69:5: «Боже! Ты знаешь безумие мое…» небесный покровитель закрывает глаза, чтобы не видеть безумия глупца. Ангела-хранителя и души часто изображают в образе детей. Это созвучно уклону моравской церкви к духовным переживаниям любви и чувствительности, свойственных детям, и отсылает нас к ремарке Кольриджа о некоторых Песнях невинности, которые показал ему Робинсон, что «и сами песни, и их автор, должно быть, страдают от недостатка невинности читателя»: пророчество оказалось истинным.
Более того, на размышления наводит тот факт, что крестный отец графа Цинцендорфа, Филипп Якоб Шпенер (1635 – 1705), озаглавил свой, пожалуй, главный в жизни труд Pia Desideria. Книга, опубликованная в 1675 году, предупреждала читателей о духовном разложении в лютеранской церкви. В книге Шпенер предложил при помощи совершенствования проповеди и развития духовного понимания остановить этот процесс. Изначально трактат Шпенера представлял собой предисловие к сборнику проповедей Иоганна Арндта (1555—1621). Родоначальник пиетизма, автор широко известной книги «Об истинном христианстве» и лютеранский богослов Иоганн Валентин Андреа (1586—1654), бывший одним из основателей литературы о розенкрейцерах, придерживались схожих взглядов относительно «благих пожеланий», необходимых для духовного возрождения церкви. Позже «пожелания» вошли в доктрину графа Цинцендорфа, откуда о них узнал Уильям Блейк.
Можно добавить, что вопрос «Что же представляют собой БЛАГИЕ ПОЖЕЛАНИЯ?» станет темой творчества Блейка.
Генри Римиус безжалостно использовал все возможности, чтобы подкосить «гернгутеров». В своей книге «Беспристрастный рассказ о восхождении и успехах гернгутеров»(1753), Римиус, цитируя труды графа Цинцендорфа, изображает его фанатиком, врагом разума, уничтожающим истинную религию. Однако стоит отметить, что Цинцендорфа писал о том, как жесткая логика и рациональность могут отдалить ум человека от интуиции, чувственности и просто здравого смысла. Следующее высказывание Цинцендорфа могло бы быть произнесено Уильямом Блейком на любом этапе его творческого пути: «Опыт определяет чувства, логика вредна, поскольку заставляет нас терять себя».
Сложно представить, что, воспитывая Уильяма, Кэтрин Блейк полностью отказалась от принципов моравской церкви. Цинцендорф считал, что живопись, искусство и музыка открывают дорогу к Богу, позже Блейк выразил эту мысль более возвышенно: поэзия, живопись и музыка — «три средства, заключенные в Человеке, для разговора с Раем, не унесённые Потоком». Подобное утверждение представляло собой передовой подход к образованию в эпоху, когда знание римской и греческой классики часто, если не всегда, считалось важнее, нежели знакомство с Библией, не говоря уже о профессиональных или научных исследованиях. Хотя было достаточно критиков, заявлявших, что система, в которой центральное место в образовании занимает творчество, устарела и пригодна лишь для обучения умственно-отсталых.
К счастью, в детстве Блейк не был подвержен критике. Мы с вами помним рассказ Ричмонда о том, что Блейк с нежностью вспоминал «старую няню», которой мог доверить свои видения — она не ругала его и не сомневалась в правдивости его слов. Кто же была эта чудесная женщина? Вероятно, ей мы обязаны гораздо больше, чем предполагаем.
Примечательно, что когда Блейк в пожилом возрасте описывал людей, оказавших сильное влияние на образ его мышления, он никогда не говорил о наставниках, учителях или советчиках, вхожих в дом его отца. Порой казалось, что его ум развивали некие мистические существа или небесные создания, которых он созидал в своем воображении, вызывая их из глубин внутренних миров. Во время первой встречи у Генри Крабба Робинсона сложилось представление, что Блейк общался с Сократом и Иисусом Христом, смутно, туманно, словно, встречаясь с ними, в другом времени или в иных гранях бытия.
В зрелом возрасте Блейк утверждал, что он выстроил ментальные связи с Парацельсом (1493—1541), Якобом Беме и Эммануилом Сведенборгом (1688—1772) — знаминитые швейцарец, немец и швед — из которых лишь последний ступал на зеленые луга Англии. Тем не менее, неизвестно, когда Блейк впервые познакомился с их произведениями. Религиозные книги Эммануила Сведенборга были доступны на латыни с 1760х, но Блейк не читал на латыни, по крайней мере, в юности. Хотя мы знаем, что в 1784 году Блейк аннотировал книгу «О небе и его чудесностях и об аде» Сведенборга – Блейку было 26 лет.
Справедливо было бы отметить, что Блейк не изучал убеждения Беме, Парацельса или Сведенборга – он высоко ценил их изречения и афоризмы, разделял их взгляды. Доктор Тобиас Гесс из Тюбингена(1558-1614) был сторонником и почитателем Парацельса. Позже о нем писали, что «Гесс слушает Бога, и никого боле». И я полагаю, относительно Блейка, в целом, мы можем сказать то же самое.
В 1852 году Генри Крабб Робинсон завершил написание автобиографических «Воспоминаний». Он переписал дневниковые записи, сделанные в прошлом, и добавил к ним некоторые отрывки и уточнения. Так работая с записью, повествующей о его визите к Уильяму Блейку на Фаунтан-корт 17 декабря 1825, он добавил эпизод, который изначально не включил в дневник:
Не было ни малейшего сомнения в том, что она [жена Блейка] верит во все его видения. И как-то к случаю, не в этот день, говоря о его видениях, она сказала: «Помнишь, дорогой, в первый раз ты увидел Бога, когда тебе было четыре года, и он приложил голову к окну, а ты закричал[2]?»
Тетя Джона Леннона, Мими, записала что-то подобное о своем племяннике, когда ему было 8 или 9 лет. Джон пришел к ней на кухню и объявил, только что он видел Бога. Мими уточнила, что же он (Бог) делал, и Джон ответил, что он просто сидел у камина. «Вероятно, он слегка замерз», — кивнула Мими. В 1980 году, уже будучи взрослым, Леннон в одном из интервью скажет, что «психоделическое видение» в детстве было частью его реальной действительности. Именно это позволило ему стать «гением», если такое явление (как гениальность) существует.
Как любой юный поэт, Уильям вслушивался в слова, музыку, кадансы, но в каком возрасте у него развились особые литературные предпочтения доподлинно неизвестно. Мы можем только предполагать. Однако мы знаем, что он восхищался Чосером, его вдохновляли поэты-елизаветинцы, включая Шекспира и Спенсера. Безусловно, нельзя исключать влияние Джона Мильтона, Эндрю Марвелла и любви к британской истории.
Несомненно, любопытные названия и имена, которые мы встречаем в наиболее «пророческих» работах Блейка, обязаны своим происхождением Джеймсу Макферсону, собравшему фрагменты гэльского эпоса и опубликовавшему в 1760 году ряд поэм от лица Оссиана. Блейку было три года, и едва ли тогда произошло его знакомство с поэмой. Однако позже Блейк скажет, что ему совершенно неважно, написал ли Макферсон поэму, опираясь на собственное воображение (т.е. были ли поэмы мистификацией, как это принято считать): поскольку через воображение он смог прикоснуться к древней истине – так чувствовал Блейк. Легендарный кельтский бард по имени «Осссиан» для Блейка был абсолютно реальным. Блейк умел прикасаться к древним мирам, он мог ощущать свою принадлежность к ним. Вся история была для него случаем дежа вю.
Блейк в полной мере разделял идею о том, что когда-то на земле жили народы, которые утратив источник духовного обогащения, спустившись в координаты пространства и времени, продолжали поддерживать связь с небесами. И это делало их несокрушимым идеалом, их черты могли быть распознаны только проникнув во внутренний мир человека, рай Воображения. Народы эти проживали на Британских островах, а вся история могла быть описана одним словом: АЛЬБИОН.
Для Блейка Воображение было не просто умением, неким инструментом творчества или частью головного мозга. Воображение – это не ловушка мышления, хотя порой оно «обнажает» ум. Воображение – это божественная жизнь. Оно поддерживает связь между земным и небесным, между материальным и духовным. К его плодам относят интуицию, поэзию, живопись и музыку. С исключительной смелостью Блейк будет говорить об «Иисусе Творческом», поскольку издревле считалось, что именно Он, спускаюсь на землю и восходя к ангелам, приоткрыл эту связь, сама Его жизнь и была такой связью («Я есмь путь»), той «золотой струной», которую прославлял Блейк в поэме «Иерусалим». Он открыл небеса для видения Человека – не для интеллектуалов, а простых людей, — он говорил: «Царствие Божие внутрь вас есть». И Блейк мог утверждать, что Иисус был сыном Божьим – «как и я, как и вы», — сообщил он ошеломленному Генри Краббу Робинсону в 1826 году. Похоже, что данная идентификация сложилась у Блейка еще в детстве, несмотря на то, что у него не было интеллектуальных или технических средств, чтобы выразить ее. Безусловно, своеобразная красота и фантасмагория свойственна первым стихам Блейка, которые были написаны им в юношестве и изданы как «Поэтические наброски» в 1783 году.
У Тейтема мы находим информацию о воспитании Блейка, но можем ли мы верить ей. Г.И. Бентли младший предупреждал: «Тейтем не слишком заслуживает доверия, но, пожалуй, следует верить ему до тех пор, пока у нас не появятся причины для сомнений». И если ненадежность не являлась достаточной причиной для недоверия, то что же могло ей послужить? Тейтем ошибся в дате рождения Уильяма, а старшего сына Джеймса Блейка называет Джоном.
Тейтем пишет, что Джеймс Блейк был «ласков и мягок». Другие свидетельства подтверждают это за исключением лишь истории с наказанием. Младший брат Уильяма Джон, по словам Тейтема, был «любимцем отца и матери». Он учился печь имбирные пряники поначалу, но в результате плохо кончил. В ответ на замечания Уила (так звали Блейка дома) родители требовали, чтобы он помалкивал, иначе однажды ему придется просить под дверью Джона – подразумевая, что Уил не сможет заработать на жизнь. Джон умер в стесненных обстоятельствах между 1793 и 1802. Блейк оказался хорошим пророком, однако это не слишком ему помогло. Блейк писал своему старшему брату Джеймсу о том, что его лодка вот-вот войдет в финансовое море, в ответ Джеймс, не разделяя артистические интересы брата, предложил ему думать «хлебе с сыром».
Тейтем отмечал безволие Блейка, черту характера, которая в будущем причиняла ему беспокойства в жизни, и которая вызывала раздражение его биографов: «И хотя он легко поддавался убеждениям», — писал Тейтем: «он презирал ограничения настолько, что отец не решился отправить его в школу». «Он ненавидел кнут», — Тейтем раскрывает нам причину, которую Робинсон объяснил недостатком средств. В XVIII веке в Лондоне было достаточно учителей, которые с легкостью могли справиться с непокорностью ученика. Нарушение воли ребенка было особенностью образования: общество оправдывало частые телесные наказания мальчиков в школе – чтоб «падшего Адама прочь изгнать» из непокорной души. Вероятно, родители Блейка не считали, что в душе их сына обитает «падший Адам», которого нужно изгонять. Возможно, они верили в мальчика или знали какую-то его особенность, что требовала бережного обращения с ним. Можем ли мы представить, что родители не любили Уильяма? Думал ли так сам Блейк?
Сохранившиеся рассказы свидетельствуют о возрастающей самостоятельности Уильяма к 10 годам. Малкин, лично знавший Блейка, пишет о мальчике, который появлялся в домах у Кристи, Ланфордов и других аукционистов. По словам Малкина, отец Блейка был «снисходителен» к художественным интересам сына. На деньги отца Блейк купил несколько гравюр и начал собирать коллекцию. Абрахам Лангфорд (1711-74) называл одиннадцатилетнего Блейка «маленьким знатоком» и часто по-дружески снижал для него цены на лоты, другой же аукционист устал от одержимости Блейка Микеланджело, будто других художников и не существовало.
Я полагаю, что развитие острого чувственного познания, в частности направленного на совершенствование мастерства, привело Блейка к некому, возможно, полному, дистанцированию от матери. Примечательно, что отец Блейка поддерживал тягу сына к современному искусству. Я смею предположить, что если бы в то время Кэтрин Блейк по-прежнему придерживалась моравских взглядов или схожих духовных принципов, она бы так или иначе настаивала, что ее сыну следовало бы славить раны Агнца и размышлять о своем спасении ценой пролитой крови Христовой. Она сама «припадала устами к ранам» и обнимала Крест. Но особенно примечательно, что в картинах и гравюрах Блейк не соотносил образ Иисуса с кровью. Иконография Блейка скорее напоминает стиль картины «Святого Иоанна Креста» Дали: художник пишет крест, распростертые руки, но, к сожалению религиозной публики, отказывается от художественного или символического изображения крови Спасителя, отрицая ее значение как валюты искупления. И это не просто досужие домыслы.
7 декабря 1826 года у Блейка состоялся один из последних разговоров с Краббом Робинсоном:
И в тот день он говорил о Ветхом Завете как о чём-то порочном. Он сказал также, что Христос много взял от своей матери и потому был одним из наихудших людей[3].
Блейк имел в виду образ Бога, который мы встречаем в некоторых главах Ветхого Завета. Блейк видел чрезмерно требовательного, пугающего Бога. Данная концепция противоречила христианским идеям любви, покаяния и всепрощения. Блейк цинично заметил, что в Ветхом Завете Бог бьет по голове палкой, а в Новом Завете возвращается с бальзамом, чтобы залечить раны.
Наибольший интерес представляет слово «мать», выбранное Блейком, чтобы акцентировать иудейское веру («Ветхий Завет), в которой был воспитан Иисус. Что, по мнению Блейка, Иисус мог поставить в вину матери, послужило бы темой интересной дискуссии. Хотя в Евангелиях Иисус выглядит абсолютно безразличным к членам своей семьи. Он не следует советам матери. Но сложно не заметить коннотацию, которую в данном контексте несет слово «мать». Стремился ли Блейк к дистанцированию от своей матери?
Робинсон уточнил, что Блейк имеет в виду, говоря, что Иисус был «наихудшим из людей». Блейк сослался на изгнание меновщиков из Иерусалимского храма. Он считал, что Иисус не должен был вмешиваться в политические вопросы правительства: этот мир принадлежал не ему. Иисус, объяснил Блейк, не имел права осуждать меновщиков. Он учил: «не судите, да не судимы будете». Отчего же его поступки противоречат учению?
Затем Робинсон сообщает самое главное: «Говоря об Искуплении в обычном кальвинистком смысле, он [Блейк] сказал: «Это ужасное учение; если другой платит чей-то долг, я не прощаю этот долг». Таким образом, он прямо выразил отказ от принятия «юридического» смысла искупления – Бог жаждет крови – как сказано в Послании к Евреям: «да и все почти по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения» (9:22). Данный религиозный принцип (описанный в книге Левит 17:11) глубоко противоречил эстетическому и этическому мироощущению Блейка. Следует отметить, что Блейк связал этот принцип с фигурой «Матери». Наверняка мы не знаем, почему Блейк избегал упоминаний о матери, по крайней мере, в сохранившихся до наших дней документах. Но возможно, учитывая этапы его художественного развития, у них возникли разногласия в религиозных вопросах. Ей нужна была искупляющая кровь. Он же был против.
И все же моравская духовность включала гораздо больше, нежели теологию ран Христовых. Разграничение духовного и земного существования, главенство традиции, эмфаза духовно-нравственной ценности искусства – все это несомненно явилось важным для становления внутреннего мира Блейка.
Несмотря на все это, разговор Блейка и Робинсона не оставляет сомнений в том, что Блейку, по крайней мере, в зрелости, был чужд догмат об искуплении, согласно которому Иисус Христос взял наши грехи на себя и заплатил за наше прощение Своей кровью. В этом и заключается сущность искупительной жертвы Христа — Распятия. Бог разгневался на людей, но Иисус уплатил нашу вину. Он преподнес нам поистине бесценный дар, с которым ничто не может сравниться. Человек мог лишь уверовать в искупление Иисуса Христа. Дьявол был обманут Спасителем: он не знал, что распятие-искупление Христа было предопределено заранее. Дьявол совершил ошибку, и она привела его к поражению. Спасенный христианин освободился от Дьявола. Так трактовал Искупление Христово апостол Павел. Это отсылает нас к жертвоприношению ягнят евреями в честь выхода из Египта – так складывалась «модель» освобождения от оков рабства: от рабства греха.
И если мы не осознаем, что же Блейк подразумевал под евангелистским или «кальвинистским», как писал Робинсон, чувством, мы едва ли поймем, что на самом деле представляли собой христианские воззрения Блейка.
Школа рисования Генри Парса
Общество поддержки искусства, производства и торговли (более известное как Королевское общество искусств) было основано в 1754, за три года до рождения Блейка. Бенджамин Франклин был одним из выдающихся членов этого общества, созданного учителем рисования из Нортгемптона Уильямом Шипли (1715—1803).
Шипли начал свою карьеру, открыв школу рисования на углу Стрэнда – в нескольких шагах от дома Блейка на Фаунтан-корт. В школу записались одаренные ученики, среди которых были Ричард Косвей (1742-1821) и Уильям Парс (1742-1782).
В 1764 году Общество дилетантов предложило пейзажисту Уильяму Парсу сопровождать в качестве иллюстратора Ричарда Чендлера и Николаса Реветта во время экспедиции в Грецию. Поездка ознаменовала начало новой эпохи, результаты исследования Малой Азии были изданы в 1769 году четырехтомной публикацией «Ионические древности», с посвящением Георгу III. Незадолго до этого, в декабре 1768, по приказу Георга III была основана Королевская Академия художеств. Многие члены общества дилетантов вошли в состав Академии.
Генри Парс(1734—1806) был старшим братом Уильяма Парса. В 1767 году Генри Парс руководил Школой рисования Шипли, и именно к нему на курс обучения рисованию Джеймс Блейк привел девятилетнего сына. Уильям Блейк обучался в школе рисования как раз в то время, когда младший брат его учителя возвратился из экспедиции в Малую Азию и приступил к написанию картин для «Ионических древностей».
Безусловно, Джеймс Блейк выбрал подходящее место для обучения сына азам искусства. Это доказывает, что Джеймс гордился ребенком и правильно использовал потенциальные возможности. Со слов Малкина, щедрый мистер Блейк покупал для юного Уила клише Геркулеса, Венеры Медицейской, Гладиатора, а также «слепки различных голов, рук и ног». Клише были дорогими. Блейк копировал Рафаэля, Микеланджело, Мартина ван Хемскерка, Альбрехта Дюрера, Джулио Романо и «других старых мастеров такого же класса». И пока молодые товарищи Блейка посмеивались над его «ремесленным вкусом», он продолжал работать с гравюрами художников, которых считали не в моде, но которых он любил всем сердцем.
Там, где сегодня расположен ресторан «Симпмон на Стрэнде», Блейк знакомился с новым поколением молодых художников и производил первое впечатление на мир искусства, которое будет только усиливаться со временем.
И все будет хорошо, пока Блейк не примет худшее решение в жизни.
[1] Pudenda – половая область (медицинский термин).
[2] Перевод Д. Смирнова-Садовского
[3] Перевод Д. Смирнова-Садовского