Томас Мур
Планеты внутри
Глава 11
Сатурн
Среди семи планет, формирующих цепь психологических процессов, две являют особую опасность для души – Марс и Сатурн. Мы уже заметили недобрый нрав Сатурна в Фичиновской натальной карте и заметили его одержимость скрытыми смыслами этого нрава. В его трех книгах о жизни – De Vita Triplici – он все время возвращается к мотиву Сатурнианской злобы, но помимо этого в своих книгах он также возрождает давнюю идею о том, что в Сатурнианской тяжести пролегает сокровище глубинного религиозного созерцания и художественного гения. В прошлом Фритц Саксл, Эрвин Панофски иРэймонд Клибанский изучали обе эти склонности в Сатурне, связанные с определенным Сатурнианским недомоганием, меланхолией, в толковательной манере и с фундаментальным обсуждением теории Фичино.1 Джеймс Хиллман тоже, использовал аналитические сведения Фичино, так как он на протяжении многих лет развивал высокодифференцированный образ сенекса, Старца в психе, такого влиятельного в современной личной и социальной жизни, отображенного в виде бога Сатурна в частности в мифологии и иконографии.2 Благодаря безупречной работе проведенной во время разработки этого доминирующего образа в Фичинианской психологии, нам остается изучить еще несколько образов Сатурна, которые предлагает Фичино в своей переписке и медицинских книгах, поместить его теорию меланхолии в контексте ранних глав этой книги, и возможно, поразмышлять о некоторых конкретных способах, которыми эта обещающая, но зловредная планета оказывает влияние на современную жизнь.
Atra bilis(черная желчь, меланхолия): Черный юмор
Сатурн – бог в Римской религии и мифологии о котором, мало известно, кроме того, что н является верховным божеством озимых посевов, зимнего солнцестояния, декабрьских народных гуляний и в целом сельскохозяйственной деятельности. В иконографии средних веков и в эпохи Ренессанса, можно увидеть больше отличающихся богатством подробностей портретов «детей Сатурна», тех людей, которые в своих привычках и занятиях отражают дух этого планетного божества. Среди детей этого седовласого бога землемеры, плотники, ассенизаторы и могильщики, во всех этих видах деятельности мы видим отражение грани духовного влияния Сатурна.
Сатурн идентифицируется в синкретической смеси Греческой и Римской религии с греческим Хроносом. Из его истории были почерпнуты многие положительные и отрицательные черты Сатурна. История Хроноса началась с того, что он, будучи юношей, восстал против своего отца, помогая своей матери Гайе отомстить отцу Ураносу – Богу неба, взяв серп и кастрировав его. Уранос оскорбил свою жену, затолкав обратно ей в утробу детей, которых она выносила, естественно причинив ей огромную боль, и породив в ней чувство ненависти и фантазии о мести. Серп, которым Хронос разделил союз отца и матери, небо и землю, остается у него и возникает позже на картинках, отображавших Старца Время, и в астрологическом глифе или символе Сатурна в виде полумесяца под крестом.
Даже в этой старой истории, так или иначе, мы видим крайнюю амбивалентность черт Сатурна; например, в старости, когда она становится отцом и царем, он проглотил своих сыновей по той же причине, по которой его отец применил насилие к его матери – для того, чтобы сохранить власть и авторитет. Когда, в итоге, он все же утратил свое положения благодаря коварству своей жены Реи, а его сын Зевс возглавил Греческий пантеон, Хроносу осталось только управлять царством Золотого Века. Таким образом, в истории Сатурна есть и элементы пуэра, юноши, непокорного сына, а также сенекса, дряхлого царя, ревностно оберегающего свою власть и монарха золотого прошлого.3
Взаимодействие между пуэрильными и стариковскими аспектами Сатурна не просто противостояние одного другому или даже парадокс, а постоянно сохраняющееся чувство амбивалентности. Фичино был довольно-таки конкретен касательно точки зрения, которую нам нужно избрать в отношении этого планетного центра: мы должны любой ценой избегать его зловредного влияния, в особенности его способности иссушать душу; но с другой стороны, только пройдя через Сатурн, прочувствовав его дух в полной мере, мы сможем заполучить положительный вклад, который он может явить. Точно также как в истории о Хроносе, нам является молодой человек, осмелившийся создать пространство между небом и землей, открыв промежуточную сферу, где, возможно, может существовать душа, так и в других историях и образах Сатурна, нам являют блестящее вознаграждение во тьме его недоброжелательства.
Темные оттенки обрамляют образ Сатурна: в алхимии Сатурн отождествлен с процессом разложения и Черным Солнцем, Sol Niger, нигредо, стадией черноты, в психологическом смысле это фаза работы души, когда случившийся бедлам может успокоиться, сгнить и перетлеть. Среди классических жидкостей тела, Сатурн считается atra bilis – черной желчью, обуславливающей депрессию и меланхолию. Смерть и тьма проникают в царство Сатурна, и по предостережениям Фичино, либо чернота привлечет влияние Сатурна, либо Сатурн принесет с собой ощущения смерти и распада.
Недавно я встречался с молодой женщиной, которая поведала мне свой странный сон. Во сне она увидела солнце на небе, но только оно все было черным-черно и лишь окаймлено по своему краю желтым заревом. Для нее это черное солнце появилось спустя длительный период депрессии, образ ее тьмы, но с вселяющим надежду указанием на золото, пролегающее в черной массе меланхолии. Совсем недавно ко мне пришел юноша с жалобами на постоянное ощущение депрессии и неизбежной близости смерти. Непосредственно перед своим визитом ко мне, он отправился в город для прогулки в парке в надежде обрести некое облегчение тяжести, но едва войдя в парк, он споткнулся о тело бродяги, старика, который, судя по всему, умер прямо на улице. Придя ко мне на встречу, этот молодой человек был одет во все черное, черная рубашка, черные брюки, и волосы у него были черные и длинные, соединяющиеся с ниспадающей черной бородой. Планетные образы чаще всего незримы, но иногда они вопиющие, четкие и безошибочные.
Неудивительно, что метал Сатурна свинец, проверенное временем мнение о том, что когда приходит депрессия, мы чувствуем себя «тяжелыми» и придавленными. Сатурн также всегда на краю, далекий и дистанцированный, так в случае и с депрессией, наш взгляд говорит окружающим, что физически мы присутствуем, но наш дух где-то далеко, замкнут в себе. Фичино указывает на эту обособленность меланхолии в Планетах: «Сатурн не просто символизирует качества и способности, присущие человеческой расе, но и человека, отрезанного от других – возвышенного или низменного, благословенного или одолеваемого невзгодами.»4 В истории Хроноса, его окончательной судьбой является правление на краю света, вдалеке от активностей обычной жизни.
Плотницкое дело и строительство
С клинической точки зрения, депрессия может сопровождаться ощущением бессилия, не только по отношению к внешнему миру, но также что касается мысли, памяти и самоанализа. По крайней мере на поверхности, кажется, что меланхолик ни на что не способен; вся его энергия и способность концентрировать внимание кажутся растраченными. Но, как обратил внимание Фрейд, меланхолия обозначает период внешней неактивности и внутренней работы.5 Глубоко внутри, может показаться, что что-то происходит, внимание отвлекается от внешнего мира и переносится куда-то.
Мы можем догадаться о том, какого рода работа занимает Сатурнианское сознание, либо в форме меланхолии, либо в ее менее четко выраженном проявлении, в сухом консерватизме, контроле, ригидности и упорядоченности в обыденной жизни, через какие-то сравнения с другими планетами. Фичино обращает внимание, что И Сатурн и Меркурий образовывают созвездия через обучение и работу в литературе и науке, но Меркурий далеко не так сух, как Сатурн.6 Мы также должны отметить, что хоть Сатурн и не был славен как Бог урожая, как такового, он выглядит скорее как «Беспощадный Жнец», а его серп используется , чтобы зарубить все произрастающее к урожаю. В этом контексте, он как раз противоположен Венере по духу, еще одна планета чье безграничное плодородие легко может воспользоваться лезвием старого Сатурна. Но все, что Венера выращивает в своей влажной почве, Сатурн оставляет погибать в своей бесплодной земле. Не имея влаги, поддерживающей рост, Сатурн вынужден кормиться от того, что уже давно укоренилось и цветет.
Верный своему консерватизму и сухости, Сатурн кормиться старыми и утратившими актуальность фантазиями, которые, из-за того, что у них нет врожденных признаков жизнеспособности, он должен укреплять, восстанавливать и защищать. Итак, Сатурнианские души, подобно плотникам, являющимся его детьми на древних деревянных гравюрах, достаточно сильно вовлечены в строительство: конструирование, упорядочение, сбор данных, анализ, планирование. Может ли это быть фантазией, стоящей за обязательным упоением, связанным с собиранием бутылок, марок, классических автомобилей, и чуть ли не всего другого, что может быть сведено воедино и объединено? Поведение, не имеющее ярко-выраженной целеустановки среди эго-ценностей, все равно должно быть исполнением серьезного явления. Не пытаются ли коллекционеры навести порядок в своем космосе и разве не Сатурн им бог? А что касается более практических строительных работ – строительство городов, это ли не жадная попытка съесть природу (Гаю), проглотить ее детей, трансформируя их в тело самого Сатурна в его собственном консервативном образе?7 Лишенные влаги свежей фантазии.ю мы вынуждены строить миры из старых и сухих идей, придавая определенный Сатурнианский склад большей части нашей культуры. Каменные здания, геометрические формы и стили из идеализированного прошлого, черты, обнаруживаемые во многих университетских городках и правительственных комплексах, выдают господство Сатурна.
Для отдельной личности внутренняя работа аналогична: попытка построить из архаичных материалов и выжить без животворящей влаги. Разворот внутрь, в меланхолию – это движение в отдаленные уголки в себе, к кладбищу души. Кладбища обычно располагаются на окраинах городов, и именно туда Сатурн ведет душу. В алхимии он представлялся в образе надгробия, а дети его были могильщиками, как мы уже увидели. Не только строительство имеет место быть «в Сатурне», но и захоронение. Меланхолик переживает неприятную задачу — обрабатывание загробных пределов, повсюду сухая почва, все живые духи залегли на дно. Фрейд считает, что меланхолия по сути своей является чувством утраты, и несмотря на то, что он заставляет пройти нас через множество искажений, чтобы выяснить, что же такое утрата, это чувство является важной частью комплекса.8 Пребывая в Сатурне, мы утратили контакт с движениями души: планетами, лунной реальностью, и поверхностью земли. Мы очень далеко внутри, в Сатурне, самой отдаленной и самой холодной планете. Мы не то, чтобы потеряли нечто, мы сами потерялись на краю нашего внутреннего зодиака, на краю света.
А сейчас мы можем рассмотреть, как водится, образ, который представляет Фичино, дабы обрисовать дух Сатурна более полно:
Древние, желая иметь жизнь долгую, воспроизводили образ Сатурна в камне Feyrizech, сиречь сапфире, в час Сатурна, когда он восходил и был благосклонен. И был он в образе старого человека, сидящего на троне или на драконе, голова его покрыта лоскутом темной материи, держащего в поднятых над головой руках серп или рыбу, и облаченного в темные одежды.9
Здесь мы видим образы всех качеств и свойств Сатурна, которые уже обсудили. Первое и самое важное, Сатурн – это старый человек, склад ума которого мы ассоциируем с пожилыми людьми. Несмотря на то, что было бы слишком буквальным считать всех реальных пожилых людей Сатурнианскими, все же очень часто они подходят на эту роль. Достаточно всего лишь взглянуть на сборное фото сенаторов и конгрессменов, чтобы заметить ведущий образ нашего общества — Сатурн на своем троне, сухой и холодный. Он сидит в кресле как на троне, или драконе – оба образа символизируют мать как землю и природу. Свойства Старца Сатурна возобладают над хтоническими и более ранними силами Матери Природы; однако, как мы заметили, он без колебаний проглатывает детей природы, удовлетворяя собственные нужды и цели. Голова его покрыта лоскутом темной материи, образ смерти. Онианс, этот проницательный и глубокий историк древних образов, донес до нас, что Римляне закрывали покрывалом свои головы, если знали, что скоро умрут, и они накрывали головы умерших тканью, полагая, что психе живет в голове.10
Потрясающий современный источник Сатурнианских образов – работа Самюэля Бекетта, который, среди прочего, отображает сухие и бесплодные свойства нашей культуры, отрезанной от питающих корней. Сцены в его романах и пьесах, часто соответствуют природе Сатурна, суровые и бледные, одинокие и по сути меланхоличные. Можно взглянуть на несколько его работ с этой точки зрения, но драма «Конец игры», дает наиболее четкий портрет Сатурна. В начале пьесы, Хамм, судя по имени, древний как сын Ноя, восседает в кресле с окровавленным носовым платком, закрывающим его лицо. По ходу пьесы действия его весьма ограничены, он не покидает своего кресла, он геометрически передвигается по сцене как по шахматной доске, давая резкие указания своему молодому компаньону и жестко разговаривая с его родителями, выпрыгивающими из мусорных баков. Он представляет это тираническое сознание, доминирующее во всех концовках – будь то конец жизненного цикла, системы убеждений, структуры ценностей, и отношения к себе. Он жаждет полного контроля над прошлым и будущим, и его первые и часто повторяющиеся слова — «это конец» — отождествляют его с умирающим богом, бесконечным мгновением смерти.
Сатурн на самом деле является богом момента окончания, конца игры, когда все, что плодотворно действовало в течение какого-то периода, должно прекратиться; но, как в пьесе Бекетта, игра никогда не заканчивается, так и в Сатурне нет окончательной точки, нет заключения, а только лишь холодное, высушенное состояние смерти.
Золото Сатурна
Сатурн и Меланхолия Саксла, Панофски и Клибанского начинается с попытки продемонстрировать, что Дюреровская гравюра Melancholia I выкристаллизовывает традицию, возрожденную Фичино, согласно которой нужно обнаружить сокровище в отвратительных нечистотах Сатурна и в тяжести его свинцового груза. Большинство Хиллмановских работ также показывают, что депрессия и другие проявления Сатурна играют благоприятную роль в экономике психе. Оба эти направления предвосхитил Фичино в своей работе. Его аллюзии мы сейчас рассмотрим, чтобы понять к чему приводит злонамеренность Сатурна.
Прежде всего, тем не менее, мы должны сделать акцент на упорстве, с которым Фичино настаивал на том, что Сатурна следует избегать, так как дух его иссушает душу и неблагоприятно сказывается на теле. Мы уже знаем, что он рекомендовал практику Пифагорийцев – надевать белые одежды, в особенности, когда вы увлечены учением, чтобы нейтрализовать темное влияние Сатурна. Также он предлагает развернуться к Юпитеру, богу общественной и светской жизни: «Юпитер вооружит нас против влияния Сатурна, которое является чужеродным и в каком-то смысле неподходящим для человечества».11 Вспомним основной принцип, руководящий Фичино при выдаче подобных рекомендаций: определенные виды деятельности имеют тенденцию притягивать к душе особые разновидности духа, связанные с таким видом деятельности. В первой и третьей книге De Vita Triplici, он обращается к творческой интеллигенции, предупреждая учеников и прочих, кто тратит свою энергию и время на идеи, остерегаться духа Сатурна. Им следует порой разворачиваться к более веселым занятиям и вовлекаться в общественные события в исцеляющем процессе констелляции.
Меж тем, Фичино продолжает в своем заявлении: «Но те, кто избегает губительного влияния Сатурна и наслаждаются его благосклонным влиянием, это не только те, кто бегут к Юпитеру, но и те, кто посвящают себя всем сердцем и душой божественному созерцанию, которое обретает индивидуальность примером самого Сатурна.»12 Таким образом, помимо того, чтобы убегать от болезненного опыта Сатурнианской меланхолии, можно с пользой оставаться в нем и обнаружить в Самом Сатурне степень созерцания равную суровости его злонамеренности. Проще говоря, Фичино рекомендует нам погрузиться в депрессию, побыть там достаточно для того, чтобы она сработала в полной мере для нас. Но все же мы должны постоянно исследовать, каким способом депрессия и меланхолия предложат помощь. Для этого недостаточно только лишь принимать легенду о том, что все великие писатели и художники были меланхоличны от природы. Что же такого есть в депрессии, что она может предложить душе помимо выгодных преимуществ, еще и нечто в высшей степени положительное?
Джеймс Хиллман как-то читал лекцию для студентов университета и его спросили о депрессии. Почему, задали вопрос студенты, его психология так часто делает отсылку к депрессии и поддерживает ее до такой степени, что некоторые критики считают его и его последователей депрессивными личностями? Хиллман ответил, что депрессия является ответом на широко распространённый маниакальный активизм и является угасанием дикой природы буквализма. Ощущая подавленность и тяжесть, мы вынуждены погружаться внутрь себя, обращаясь в большей мере к фантазиям, нежели к буквальным действиям эго. И этот разворот внутрь необходим душе, так как он создает психическое пространство, контейнер для глубинных размышлений, где душа растет, а значение поверхности событий снижается. Этот ответ связан с его эссе о сознании сенекса, в котором он говорит, что Сатурн подталкивает нас к краю, где наш образный ряд становится первозданным, утонченным и далеким от наших обычных шаблонных размышлений, привычного ряда образов и личностных характеристик.13 Комментарий относительно депрессивности последователей Хиллмана напоминает любоытные факт о Фичино и его друзьях. В узком кругу они называли себя «Сатурнианцами», а место встречи Mons Saturnus – Гора Сатурна.14
Авторы Сатурна и Меланхолии кажется смогли уловить дух Фичинианского прорицания, так как они пишут: «Как враг и угнетатель любых проявлений жизни, в каком либо виде подчиненных современному миру, Сатурн порождает меланхолию; но, как друг и защитник более высокого и чисто интеллектуального существования, он способен исцелить.»15 Я бы возразил лишь миру «интеллектуальному», принимая во внимание самую первую формулировку в Планетах: интеллект без души не имеет связи с телом. Душа должна стоять посередине. Лучше сказать, по этой причине, Сатурн ведет нас в высшие сферы души.
Также и Фичино делает некоторые наблюдения, дополняющие Хиллмановскую идею о депрессии, уводящей нас от поверхностного царства частностей. В книге De Vita Sana он пишет:
Кажется вполне естественным, что проявление интереса к сложным наукам необходимо духу [animus] для того, чтобы прийти от внешнего мира к внутреннему, продвинуться от периметра к центру, и отражаясь в самом себе оставаться ничего не опасаясь в центре индивида. Но собрать себя из периметра и продвинуть в центр подобно земле, с которой черная желчь довольна схожа. Поэтому черная желчь провоцирует дух собраться, взять себя в руки, сохранять целостность, и неослабно разглядывать. Как и центр мира, она перемещается к центру любой вещи, которая подлежит исследованию и простирается до высот тех вещей, которые подлежат пониманию, где она весьма вероятно как Сатурн, самая высокая из планет.16
И здесь, кажется, есть противоречие: Сатурн ведет душу к краю ее внутренней тверди небесной, к краю света, от человеческой жизни; а здесь Сатурн описывается как движение к центру. Но, разумеется, центр в данном случае не является срединной точкой психе, а скорее центром «каждой вещи, подлежащей исследованию». В Сатурнианской тяжести и глубинных фантазиях, нас затягивает на глубину к образам души – не всегда четко визуализируемым картинкам, а часто просто расплывчатым образам настроения или атмосферы. Проблематика эго и активного воображения больше не удерживает внимание. Согласно гносеологии Фичино Сатурнианское сознание соответствует Mens (ум, мышление, рассудок), наивысшего предела души, чья функция наиболее удалена от материального мира. Это и не духовность Солнца, ни рациональность Меркурия, а скорее функция глубинного мышления, созерцания, наблюдения, на расстоянии от конкретики, и Фичино высоко ценит это достижение сознания:
Те лунные люди, которых Сократ описывает в Федоне, обитающие на самом высоком уровне поверхности земли и еще выше в облаках, внимательно наблюдающих и в меру удовлетворенных, и преданных постижению тайной мудрости и религии, наслаждаются блаженством Сатурна. Они живут долго и счастливо, вследствие чего они не воспринимаются такими уж смертными как бессмертные демоны, которых многие зовут героями и Золотой Расой, наслаждающейся веком и царствованием Сатурна.17
Где-то еще Фичино пишет в том же духе: «Вместо земного бытия, от которого отдален сам Сатурн, он дарует небесную и вечную жизнь вам.»18 По своему Сатурн выдергивает нас из мира буквализма, подальше от монотонного жизненного опыта, в царство непреходящих шаблонов, в настоящий дом души, или если еще проще в состояние сознания при котором может быть воспринято и оценено психологическое измерение в своем чистом виде. Если избежать терзающей болезненности Сатурна, а его влияние выглядит просто как старческая сварливость и имперский контроль, нам не найти доступ к тем первозданным фантазиям и образам, настолько отдаленным от влажного переживания. И тогда Золотой Век всего лишь на всего идеализированное личное прошлое. Но когда мы обращаемся к этому богу и выдерживаем его меланхолию, тот же самый Золотой Век выталкивает личную историю в осознание более широких паттернов. Наши герои в его коллективной, архетипической памяти не просто важные персоны из детства и юношества, а настоящие герои и прародители более масштабные, чем жизнь. Чувство меланхолии, связанное с этой фантазией вполне может быть, как интуитивно знал Фрейд, чувство потери, связанное с отказом от своей личной истории как источника смысла. Человек становится более заинтересованным образами, нежели людьми, которые их вызвали, и становится более сосредоточенным в этих образах, нежели сосредотачивая эти образы в центре себя. Это, по словам Фичино, во многих контекстахх, является наивысшей точкой вовлеченности души, наивысший смысл наблюдения и созерцания, и в подлинном смысле религиозный феномен.
Награда за пребывание в чувстве меланхолии, депрессии и подавленности напрямую происходит из-за ухода из той жизни, которую эти чувства подпитывают. Это очевидно в списке переживаний, который Фичино приводит в Планетах в качестве примера условий, которые могут вызвать Сатурнианский дух. «Мы подвергаемся Сатурну,» — пишет он, «через свободное время, одиночество и болезнь; через богословие, непостижимую философию, суеверие, магические ритуалы в сельском хозяйстве и через горевание».19 Все это влечет за собой отказ от обычных дел, либо через досуг и одиночество, либо телесно через болезнь, или посредством изуяения вещей, которые сами по себе очень далеки от того, что мы считаем обыденным и привычным. Сатурн ослабляет энергию и энтузиазм в обыденной жизни, чтобы высветить необычное, самые глубины души.
Когда способность обычного существования обеспечивающего ощущение смысла и жизни предает, чувство печали и искушения в отношении отказа, вторгаются в сознание. Это естественное движение психе, поворот в круге планет; так как эта печать может оказаться призывом к глубинным истокам. Юнг утверждал, что каждая значимая психологическая проблема, представленная в нынешние времена смятения и отсутствия смысла, является, по большому счету, духовным упадком.20 Во всяком случае, в некотором смысле, это может быть Сатурнианской ситуацией, религия на самой своей глубине по мнению Фичино, так как мы наконец-то сталкиваемся в своей меланхолии с конечным потенциалом обыденного и личного, и ищем чего-то трансцендентного. Это не означает, что только лишь в депрессии можно найти религиозное значение и удовлетворение, но и в ней тоже оно есть. Сатурн не просто причиняющая трудности планета, которые нужно избегать; при непоколебимости и терпении можно обнаружить темные, тягостные, амбивалентные настроения, но и путь через и за пределы ограниченности и пустоту настоящего.