Вольфганг Гигерих
Логическая жизнь души
Часть вторая
с) «Что» в психологической дискуссии.
На примере притчи, где имел место запрет на вход, мы подробно рассмотрели два аспекта психологической дискуссии, а именно – кто ее участник (кому позволено давать знания и кому принимать), и в каком формате она должна проистекать (при каком логическом уровне мышлении). Есть еще одна составляющая, которую нам необходимо разобрать. Что должна содержать в себе психологическая дискуссия (о чем будет вестись речь; какова суть контекста)? И как мы можем это сделать на примере той же ситуации с привратником и его отказом («Возвращайся назад»), который изначально был взят за основу?
Ворота или порог обозначают – как символ деления надвое – переход из одного пространства в другое. То, что образ ворот несет именно такое символическое значение, было очевидным при рассмотрении двух вышеобозначенных аспектов. Относительно того — кто является участником психологической дискуссии? — это скорее было «территориальным» разделением; переходом от внешнего к внутреннему, от наружной поверхности к глубине, от обусловленности личности к ее сущности (и не важно, что это не деление людей на две группы). Относительно мышления имел место исторический переход на новый уровень логики, необходимый для решения проблем души. В обоих случаях было два различных «поля» (две личности, два уровня мышления), где одно должно было быть проработано для последующего перехода на новый уровень. Другими словами, у нас был выбор. Касательно содержания дискуссии разделение будет другим. Здесь его невозможно представить в пространстве или во времени, то есть как последовательный перехода от одного к другому. Поэтому нет некого движения от одного к другому или смены одного другим, как это было в других случаях. Образ порога или ворот (как символ отрицания) тут не работает. Он по отношению к себе должен быть логически опровергнут (по закону отрицания отрицания), а значит быть отраженным внутри самого себя, повернутым и обращенным к самому себе. Выбора нет. Различие стало «активным», «содержательным». Суть данного определения станет более понятна позже.
До определенного времени мы вынуждены прибегнуть к концепции разделения надвое, чтобы сформировать надлежащую модель для описания третьего аспекта психологической дискуссии. Первоначальное разделение проходит между говорением и молчанием, раскрытием и сокрытием, откровением и тайной. Слова, которые должен был произнести привратник, были сказаны нашим современником, австрийским философом Людвигом Витгенштейн, который завершил свой «Логико-философский трактат» знаменитым выражением: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать». Важно понимать и различать, о чем можно говорить, а о чем нельзя, и при необходимости сохранять молчание.
Слова, сказанные привратником, являются сутью. Но в нашем случае если бы мы восприняли его слова буквально, то при переходе мы вынуждены были бы молчать. Психология в узком смысле слова применима только к тем вещам, о которых невозможно говорить. Душа и ее жизнь остается для нас незримой и непостижимой до той поры, пока
существует позитивистская концепция познания, основанная исключительно на эмпирических исследованиях. Данную концепцию невозможно применить для изучения жизни души.
Давайте рассмотрим возможные варианты исхода для тех, кто возжелал постичь психологию, оказавшись потрясенным словами привратника о говорении и безмолвии. В первом варианте слова привратника можно принять в качестве окончательного вердикта, согласно которому для провинциала (на примере притчи Ф. Кафки «Врата Закона») лучшим будет забыть о Законе и вернуться домой для того, чтобы отныне заниматься земледелием и другими насущными делами. Другими словами, перестать интересоваться психологией и, руководствуясь трезвым разумом, освоить «нормальную» профессию фермера, химика, инженера или школьного учителя.
Во втором случае можно проигнорировать слова привратника и, продолжив изучение психологии, использовать любой метод для объяснения непостижимых вещей. В этом случае мы уподобимся одному из гостей, который проникнул на брачный пир в старой одежде (согласно библейской притчи). Это довольно распространенное явление и в большей степени характеризует популярную психологию, течение Нью –Эйдж, эзотерическую психологию и тому подобное. Здесь каждый позволяет себе свободно рассуждать в положительном ключе о Богах и Богинях в каждом мужчине и каждой женщине, реинкарнации, магии, загадочных символах и других таинственных вещах.
Третий вариант, в некоторой степени, более достойный, хоть и не без применения хитрости. А именно – можно выслушать слова привратника, но изучение психологии не бросать. Для того, чтобы осуществить данное намерение необходимо изменить задачу, которую ставит перед собой психология. Если необходимо соблюсти тишину в отношении непостижимых вещей и при этом получить доступ к психологии, то решением может стать отлучение психологии от необходимости исследовать незримую души. В таком случае психологию следует рассматривать как «психологию не о душе», а, согласно известному высказыванию немецкого философа Ф. А. Ланге (1866), психологию предметом которой является поведение человека, а используемый ею метод – наблюдение. Это частный случай, но не только для академической психологии. При выборе третьего варианта желающий получить доступ к психологии во многом ведет себя подобно человеку из притчи Ф. Кафки «Врата Закона». Он тратит свою жизнь впустую, прибывая в иллюзиях и не делая выбора ни в пользу научных дисциплин, имеющих под собой реальную основу, ни в пользу воплощения своей собственной уникальной задачи, которая лежит вне области пороговой черты.
Как видите, мы не можем выбирать предмет психологии. Психология должна заниматься только исследованием жизни души. Но здесь необходимо пояснить, что подразумевает данное исследование. Психология должна заниматься своей предметной областью, являющейся непостижимой. Вопрос только в том, когда закон отрицания отрицания вступает в силу? Более, невозможно говорить в положительном ключе об одной предметной области и отрицать (сохранять молчание) другую. Необходимо устранить положительный контекст данного недиалектического противопоставления.
Противоположности должны нейтрализовать друг друга, и в результате мы получим возможность говорить, сохраняя внутреннее отрицание (тишину), которую уже не нужно будет противопоставлять говорению в стиле позитивистской концепции. Порог более не является границей, в прямом смысле слова, между двумя состояниями или поведениями, а позволяет им находиться вместе, будучи искусно разделенными на две составляющие одного элемента. Положительный контекст ожидаемого состояния более не соотносится ни со временем, ни с пространством. Но тогда мы даем зеленый свет исключительно логическому противостоянию говорения и молчания, откровению и тайне, которые проявляют себя в диалекте психологического говорения. Психологическое говорение становиться цельным через объединение себя и своей противоположности.
Гераклит сказал: «дельфийский бог не говорит, не скрывает, но символизирует» (В93). Я считаю, что здесь речь не о третьей возможности в дополнении к говорению и молчанию. Скорее это способ высвобождения двух первых противоположностей от изоляции и их последующее включение в живое диалектическое взаимодействие друг с другом в ситуации, когда пульсирующая логическая жизнь или движение от одного к другому и обратно не ограничивается искусственно. В результате мы получаем говорение, которое скорее пробуждает, а не разъясняет или утверждает. Будучи логичным, это движение не является последовательным во времени (сначала одно, затем другое). Оно происходит как внутренняя логика одного и того же говорения (истинно психологического). Предмет рассуждения нельзя почувствовать или вообразить. Постижение возможно только через мыслительный процесс.
Как видите, здесь привратник сам стал формой говорения (или молчанием). Он стал полностью обращенным во внутрь, отраженным в самом себе (не в говорящем человеке), что вынуждает его проявить себя как логическая форма говорения. Он более не разделяет что –либо или кого-либо на две отдельные группы (эго и самость в личности, устаревший тип мышления и современный). Его функция разделять, применяемая в отношении кого либо (или чего либо), более не актуальна.
В некотором смысле мы можем проследить применение настоящего психологического говорения в практике З. Фрейда или же поверить оценке, данной К. Г. Юнгом. Но если нас интересует только воплощение данной методики в психологии, то невольно встает вопрос: «Верно ли мнение Юнга, и как расценивать труд Фрейда?» Юнг сказал о Фрейде: «… поскольку он был великим человеком и, более того, человеком – во власти своего даймона» («ein Ergriffener»)17. Он был ein Ergriffener (Одержимым), находясь во власти своей теории о либидо; Фрейд был убежден в нуминозности сексуальности. То насколько эмоционально он говорил об этом, свидетельствовало о наличии более глубоких, непроявленных вещах (с. 152). Со слов Юнга Фрейд был всецело поглощен раскрытием (нежели умалчиванием) только одного аспекта жизни души. Но так и не смог, в полной мере, донести суть изучаемого явления. Есть нечто большее чем то, что было и могло быть сказано, но это «большее» не содержит дополнительные тайные факты, а является внутренней, неописуемой глубиной проявленного через слово; глубиной, которая «отразилась в самом Фрейде». Несмотря на открытое обсуждение, сексуальность по Фрейду сохранила в себе непостижимую тайну.
17 К.Г. Юнг, Воспоминания, с. 153.
Но, тем не менее, со слов Юнга, стиль изложения Фрейда не является достойным образцом психологической дискуссии. Ошибка заключалась в излишней эмоциональности подачи обсуждаемого материала, а именно признанием за сексуальностью нуминозной силы. Другими словами, манера говорения отражала его личное психологическое состояние, и сказанное не являлось результатом логической цепи рассуждений. Возможно, что «одержимость» была свойственно только личности самого Фрейда и не коснулась его рассуждений. В таком случае акт говорения (открытость) и акт молчания (скрытность, нуминозность) не пересекались, а следовали согласно некоторой системе распределения. Тайное умалчивалось и составляло личное ощущения, чтобы дискуссия «случалась» вопреки недосказанности. Юнг говорил: «В основном Фрейд утверждал …, что на бессознательном уровне сексуальность включала духовное начало и являлась неотъемлемой внутренней основой человека. Но такая конкретизация только обедняла суть предмета. У меня создалось впечатление, что, по сути, он был противником собственной идеи…» (К.Г. Юнг, Воспоминания, с. 153). Фрейд все проявления бессознательного свел к банальной сексуальности (К.Г. Юнг, Воспоминания, с. 176). Такая конкретизация умаляла значение внутреннего духовного начала и роль сексуальности. Как видите, его рассуждения не были обширными и логически структурированными, чтобы определить в них место для молчания (касательно либидо). Сознательно Фрейд не знал и не предполагал, что предмет его рассуждений, сам по себе, невыразим. Рассматривая сексуальность односторонне, только как психо-биологическое явление, он закрепил за ней исключительно «выразимый» статус.
Как видите, Фрейд был Одержимым. И даже если не брать в расчет его стиль изложения, тем не менее, вся его работа, основывающаяся исключительно на сексуальности, позволяет ощутить потребность в тайне, которую методически исключили и низвели. Однако, в рассуждениях последователей Фрейда на тему сексуальности чувствуется предпочтение исключительно тайному. И если это так, то стиль их изложения вовсе не лежит в сфере истинной психологии. Так как психология – это противостояние говорения о невыразимом и говорения, раскрывающее невыразимое, оставаясь при этом недосказанным. Сексуальность, рассматриваемая как биологически заложенное стремление, желание или поведение, подкрепленное предыдущим опытом, вообще не представляет интереса для психологии, если только не рассматривается, опытным путем, как аспект, представляющий собою богатство внутренней духовной основы и содержащий тайное. (Я не настаиваю на слове «духовный». Я использовал именно это слово из-за отсутствия достойного эквивалента и поэтому позаимствовал определение у Юнга.)
В основном, современная психология не проявляет интерес к применению данной методики, предусматривающей состояние молчания и недосказанности (тайны). Кто-то
может посчитать форму выражения в современной психологии логичной до неприличия. Что же касается меня, то я не отношусь к группе людей, свободно обсуждающих личную сексуальную жизнь или психические отклонения, диагностируемые исходя из социального контекста. Причем такая прямолинейность касается любой логической формы говорения – независимо от предмета обсуждения (будь это что-то «интимное» или нет). Говоря о прямолинейности и неприличии, я не подразумевал обсуждение половых органов, а говорил о том, что формат обсуждения любых деталей личной жизни человека в психологии исключает половую область. Еще французский писатель Кристиан Бобин предостерег, сказав: “Eclaire ce que tu aimes sans toucher a son ombre” (проливайте свет на то, что вы любите, не касаясь теневой стороны)18. Но в психологии это не учитывают. Психология в своей прямолинейности продолжает утверждать через непосредственность и логическую «наготу» (откровенность). Раскрывая суть вещей, не оставляет место тайне. В процессе обсуждения создается ощущение абсолютной завершенности – дается точное разъяснение, полностью доступное для понимания и без какого-либо намека на недосказанность. Сказанное односторонне по отношению к себе, не содержит «пустоты», потайных мест и безмолвия19. Оно сродни четкой инструкции. Цель заключается в тотальном захвате внимания в отношении сказанного и может быть охарактеризовано как логический эксгибиционизм. Безмолвие здесь рассматривается формально, не касаясь структуры дискуссии, а так же при законном сохранении конфиденциальности или личном желании скрыть некоторые детали разговора, чтобы обезопасить себя или клиента.
(Я не могу утверждать, что серьезные труды по психологии не содержат обилие откровений. И речь здесь мало касается сексуальной тематики. Гораздо больше «неприличного» содержится в других областях. Едва ли найдется хоть какая-то статья или книга, которая не напичкана случайными историями, сновидениями, сообщениями об активном воображении, подробностями о последствиях переноса и контрпереноса. Бесценные душевные переживания уникальны в каждом отдельном случае и являются неповторимой встречей двух раскрывшихся душ. Но их изъяли из интимной зоны и выбросили на «рынок», травмировав тем самым их «теневую сторону». То же самое касается сказок и мифов, которые используют, чтобы продемонстрировать разные аспекты личности в психологии; наличие цельности и загадки не почитается. Подобно тому, как желтая пресса раскрывает подробности личной жизни селебрити, психологи используют «крупный план», чтобы сразу расшифровывать значение сказок или обсуждаемых случаев.)
В Сирии кочующие племена не строили храмов. В качестве святилища они использовали пустой паланкин, установленный на спине верблюда и украшенный
18 Перевод «не касаясь теневой стороны» — это не заимствование юнгианской терминологии, а использованный мною оборот, вместо, более приближенных к оригиналу, значений «аура» или «душа вещей».
19 К. Г. Юнг, «Воспоминания», с. 194.
страусиными перьями. Он имел форму воронки с отверстием наверху. Считалось, что Бог при желании проникал через это отверстие внутрь и располагался там. Во время столкновений с противником верблюда с «переносным храмом» приводили к тому месту, где перевес сил был критическим, чтобы максимально усилить у воинов боевой дух. Уничтожение святилища было равнозначно катастрофе. Во времена Античности также было распространенно явление создания специального места, куда призывался Бог (или один из множества Богов). Сегодня мы, помимо ясного осознания в необходимости таких важных мест «пустоты», в буквальном смысле приглашены соприкоснуться с безмолвием и тайной. Но что будет олицетворять эту «пустоту»? В статусе осознанности мы обретаем самих себя, и тогда для теневой стороны жизни души пустой трон должен быть формой (логически являющейся самой по себя теневой) говорения. Подобно воинам, окружившим верблюда с переносным святилищем, и вдохновленными Богами на борьбу с врагами, мы делимся с другими личными инсайтами, раскрывая себя с наилучшей стороны для того, кто может позволить себе быть озаренным безмолвием во время нашей беседы. Другими словами, ни физическое молчание, ни целенаправленное утаивание реальности, ни сознательное молчание ума. Все наоборот – истинное безмолвие подобно пустому стулу и всегда обитает там, где происходят самые жаркие баталии в попытке как можно точнее подобрать нужные слова и обнажить суть. Слова, предназначенные для раскрытия смысла, сами окружают и оберегают собственную внутреннюю тайну. «Но по настоящему тайное нельзя раскрыть. И также невозможно создать науку «о тайном», так как невозможно изучать неизвестное.»20
Тайна находится внутри, в самой сердцевине. Таким образом, позиция, представленная здесь, сильно отличается от постмодернистской, где критике подвергается сама идея о локализации тайны, а предпочтение отдается безграничной открытости навстречу внешнему, другому, чужому. В этой постмодернистской установке характер взаимодействия между говорением и безмолвием вывернут наизнанку. И здесь воины борются с собственными словами (преобразовывают их) и помещают более глубокое значение (пустой стул) снаружи; в других людях, в незнакомых вещах, в будущем.
Немецкий поэт Ф. Гёльдерлин сумел объединить два слова: «сокровенный» («священный», heilig) и «трезвый» (nuchtern); по его мнению, существует нечто, что он называл heilignuchtern, намекая на диалектическую природу двух противоположностей. Эти противоположности разделены в современной психологии. В психологии существует направление, которое руководствуется только трезвым рассудком, чистыми фактами, «научным», поверхностным; в основном же психология (не та, что может быть охарактеризована словом «священная») раздута, эмоциональна, наполнена сентиментализмом и мистификациями (но не менее поверхностна при этом). Оба направления бесстыдно откровенны. И не имеет значение, будь то очередная сказка, которую поверхностно интерпретируют в категориях персоналистической психологии и используют, чтобы придать повышенную значимость довольно банальным случайным рассказам или же раскрытая, а затем раздутая и искусно распространенная личная история. Также не играют роли ни исключительно гипотетические, предварительные и неполные познания, представленные в статьях и книгах теоретиками, которые достигли
20 К. Г. Юнг, CW 10, параграф 886.
осознанности экспресс методом, ни даже полноценная теория. Такие ограничения не принципиальны по отношению к форме дискуссии ровно в той степени, в какой допускается намеренное разглашение конфиденциальной информации.
Откровенное бесстыдство, с которым современные журналисты распространяют и разглашают частную жизнь членов королевской семьи и других публичных фигур, с которым люди, добровольно или за деньги, выставляет перед телезрителями интимные подробности своей жизни и личные чувства, с которым демонстрируется обнаженное тело в журналах и на их обложках и снимаются сцены сексуального характера в кино, а также бесстыдство, открыто демонстрируемое в так называемых Реалити шоу — всё это можно интерпретировать как объективное отражение поверхностности мышления общепринятого психологического подхода.
Юнг писал об индейцах Пуэбло: «В их традиции было хранить в тайне религиозные практики и они настолько серьезно относились к этому, что я оставил все попытки получить информацию напрямую. Никогда прежде я не сталкивался с подобной атмосферой секретности; сегодня без труда можно получить доступ к религиозным традициям всех цивилизованных стран и их обрядам, которые уже давно не являют собой таинство. Однако здесь, в воздухе витала тайна, известная всем сопричастным… Эта необычная ситуация напомнила мне античный город Элевсин, о тайне которого было известно только одной народности. Я понял, что чувствовали Павсаний или Геродот, который в свою очередь написал: «Мне не позволено называть имя этого бога». Я не ощущал в происходящем мистификации, а скорее дань традиции, где разглашение тайны являлось предательством и могло стать как причиной гибели общины, так и самого человека.»21 Уровень мышления, в контексте которого существует душа сегодня, исключает вероятность существования подобной тайны. Но «тайна, известная всем» (всему народу), тем не менее, могла бы послужить в качестве законченной (объективной) модели для логической формы истинно психологической дискуссии.
А для чего так необходимо быть тайне и безмолвию? Почему дискуссия носит психологический контекст, только если сохраняет внутреннюю тишину? А потому, что предмет обсуждения в психологии, то есть душа, содержит различные, противоречивые стороны (говорение и безмолвие, раскрытие и сокрытие). Жизнь души нельзя наблюдать напрямую или через мистический опыт. Она – есть ток логической жизни между двумя диалектическими полюсами.
21 К. Г. Юнг, «Воспоминания», п. 249f (выделенный шрифт).
2. Почему Юнг?
Цель моей книги – дать точное определение психологии. В качестве отправной точки и опоры, моего личного ковчега, я исследую единственное, разработанное К. Г. Юнгом, направление. Остальные психологические школы, различные направления в академической психологии, теории известных психоаналитиков: Фрейда, Мелани Кляйн, Хайнца Кохут, Жака Лакана и все остальные бесчисленные течения в сфере психологии в моей книге фигурировать не будут. Необходимо пояснить такую избирательность. Характеризует ли меня мой выбор как последователя юнгианской концеции? Это было бы поверхностное и неаргументированное объяснение. Что касается предпочтения юнгианской концепции, то тут все скорее наоборот. Я стал «юнгианцом» в силу своих внутренних ощущений того, что именно его учение должно стать базисом.
Как вы помните, в предисловии я знакомлю вас с исландской легендой, повествующей о молодом мужчине, который определял свой путь, забрасывая копье далеко вперед и следуя за ним, и так раз за разом. И далее я решил придерживаться в своем исследовании такого же принципа. Мое решение – начать с Юнга, равносильное решению пропустить все или большинство других психологических ответвлений, могло быть рассмотрено как результат первого броска моего копья, которым я пытаюсь проложить себе путь через дебри бесчисленного многообразия идей в поисках точного определения для истинной психологии. Конечно, это не являться обоснованием моего выбора, но в некотором роде характеризует и определяет его.
a) Понятие души
Почему Юнг? Карл Кереньи в своей неполной рукописи «Разговор в письмах с К.Г. Юнгом», опубликованной после его смерти, в 1961 году (год смерти Юнга) написал: «Если сегодня, оглядываясь назад и вспоминая феномен К.Г. Юнга, попытаться выразить словами то, что в большей степени охарактеризовало бы его, а также основываясь на личной переписке в течение предыдущих 20 лет, тогда он – это о жизни души в реальном мире. Жизнь души не была так конкретизирована и наполнена смыслом ни одним другим психоаналитиком нашего времени»22. В сносках своей рукописи К. Кереньи привел слова из автобиографии Юнга («Воспоминания, Сны, Размышления К.Г. Юнга»): «Damals habe ich mich in den Dienst der Seele gestellt. Ich habe sie geliebt und habe sie gehafit, aber sie war mein grofiter Reichtum.» («Это было, когда я посвятил себя служению душе. Я любил ее и ненавидел, но она была моим величайшим богатством.»)23 Также в сносках можно встретить цитату из его личного письма И.К. Буркхардту, от 18 декабря 1961года: «Юнг писал мне …, цитируя одного алхимика, «maior autem animae [pars] extra corpus est», и он
22 Карл Кереньи, Wege und Weggenossen, vol. 2, Munchen (Langen Muller) 1988, с. 346.
23 Erinnerung, Traume, Gedanken, Ziirich-Stuttgart (Rascher) 1962, с. 196; Воспоминания…, с. 192. Служение душе в контексте Юнга напоминает служение рыцаря своей возлюбленной, характерное для средневековья.
действительно это и имел в виду. Ни среди его коллег, ни среди психологов других конфессий я не встретил еще кого-либо, кто так же непреклонно верил в существование души.»24
Я убежден, что Кереньи выразился как нельзя точно. Все сведения о трудах Юнга и дух, пронизывающий его психологическую концепцию, служат только подтверждением этому. Во-первых, душа для Юнга была конкретной живой реальностью. Во-вторых, Юнг именно по этой причине выделялся среди всех своих современников. Он сам и его отношение к душе были исключительными.
Конечно для нас, спустя несколько десятилетий, наличие души является общепризнанным фактом, но при всем этом мы не понимаем о чем идет речь. Что мы вообще подразумеваем, когда упоминаем о ней? Похоже, нам необходимо пояснить, что мы имеем в виду – сформулировать, что подразумевается и что включает данное понятие, хоть здесь и не был предусмотрен глубокий и детальный анализ.
Понятие души очень неоднозначно. Например, формулировка Кереньи касательно того, что Юнг был единственным кто «непреклонно верил в существование души», может породить целый ряд заблуждений. Можно принять такую непреклонную веру как отражение религиозных убеждений или, если рассматривать в более общем смысле, как некую субъективную, ничем не подтвержденную, веру. Не напоминает ли вам вопрос о «существовании души» в привязке с «верой» извечный вопрос о «существовании Бога»? Мы должны избегать подобных ассоциации аналогично тому, как сам Кереньи открыто избегал психоаналитиков – приверженцев религиозных конфессий. Чтобы избегать возникновения таких взаимосвязей, лучшем будет — убрать из оборота слова «вера» и «существование». Масса вопросов философского толка и путаниц при логическом построении возникают, если появляется слово «существование». Может ли душа «существовать» подобно материальным предметам, к которым применяется термин «существование»? Сравнима ли она с теми вещами, только будучи невидимой? Аналогичные вопросы встают и при использовании слова «реальность». Является ли душа реальностью, если она — есть один из аспектов физической реальности, или же она часть абсолютно другого пространства – трансцендентного (тогда в чем проявляется трансцендентное)? Вопрос остается открытым – что есть существование или реальность души (понятия «реальности души» с точки зрения Юнга), и какой смысл вкладывается в эти термины? Важно подойти к решению этого вопроса с головой, свободной от шаблонных формулировок. Для самого точного определения необходимо исходить из первичного понимания и ощущения, выраженного через рассматриваемые слова; нельзя привносить (в том числе тайно) смысл из внешней среды, из нашего повседневного понимания или из определенной философской концепции.
24 Обе сноски представлены в работе Кереньи, с. 487, прим. 354 и 355. В примечании за номером 355 было ошибочно пропущено слово «pars». Я добавил его, заключив в скобки. Перевод с латинского: «большая часть души находится по ту сторону тела» — означает, что индивидуальная концепция в психологии не возможна, если принять данное утверждение за истину.