Сюзанна Гизер
В 1936 и 1937 гг. Юнг провёл последовательные семинары на
острове Бейли, штат Мэн (см. рисунок 1), и в Нью-Йорке. Семинары шли всего одиннадцать дней, шесть дней на острове Бейли
и пять дней в Нью-Йорке. Серия лекций Юнга была озаглавлена
«Символы сновидений в процессе индивидуации». Представленные сны принадлежали физику и Нобелевскому лауреату
Вольфгангу Паули (1900-1958). Юнг гораздо более детально погрузился в личные аспекты сновидений Паули, чем в своих опубликованных работах.
Главной задачей семинаров было показать, как мандала, будучи выражением архетипа целостности, спонтанно появлялась в
психике современного человека, и как эта образность отражает
процесс исцеления. Юнг считает архетипы присущими человеку,
обладающими неизменным смысловым ядром, которое «наполняется» материалом опыта, обусловленного культурой и окружением. Потому для него важно предоставить свидетельства этой
гипотезы, обращаясь к примерам из разных культур и эпох, особенно из сферы религиозного символизма.
Темы, которые Юнг поднимает на этих семинарах, все связаны со стремлением развить и объяснить свои теории о психики.
На лекциях Юнг затрагивает самые разные темы. Он излагает
свою теорию сновидений; умственного расстройства; процесса
индивидуации; регрессии; принципы психотерапевтического лечения; мужскую психологию и важность анимы, тени и персоны;
психологические типы; и психическую энергию. Он комментирует политические течения своего времени, такие как нацизм,
коммунизм, фашизм и массовую психологию. Он размышляет над
современной физикой, причинностью и природой реальности.
Обращаясь к религиозной сфере, он иллюстрирует свои теории
примерами из митраистских мистерий, буддизма, индуизма, китайской философии, И Цзин, кундалини-йоги и древнеегипетских представлений о теле и душе. Из христианского наследия он
фокусируется прежде всего на католицизме и символизме мессы
и Троицы, а также на содержании недавно обнаруженных неканонических евангелий и гностических идеях. Он также упоминает
концепцию «времени сновидений» австралийских аборигенов и
их веру в целительные объекты, аполлонические и дионисийские
культы древней Греции, нордическую мифологию, Пифагора и
пифагорейство, а также Хидра из Корана. В мире литературы он
обращается к «Так говорил Заратустра» Ницше, Фаусту Гёте и
Голему Майринка. Он также рассматривает Духовные упражнения Игнатия Лойолы и видения Зосимы. Связи с другими работами Юнга на эту тему представлены в примечаниях.
В целом мы видим здесь многообещающие темы, приведшие
в грядущие 1937-1957 годы к развитию юнговской психологии
религии. Начиная с первых исследований по мифологии и религии с 1912 года и позже, в начале 1930-х, Юнг черпал материал для
сравнений прежде всего из восточных эзотерических практик, таких как кундалини-йога и даосизм. После этого его внимание сместилось к западной традиции, главным образом к средневековой
алхимии и христианскому символизму. Эти темы он затем углублял и исследовал в 1940-е и 1950-е годы.
Что уникального в этих семинарах?
Большая часть сохранившихся текстов и семинаров Юнга на
английском была либо переведена с немецкого, либо, когда они
были даны на английском, профессионально расшифрована и
впоследствии отредактирована. Более того, переводы письменных работ Юнга на английский язык проходили через множество
ревизий и «переписываний». В результате современный читатель лишён ценного наследия, захватывающего свидетельства
творческого процесса автора.
Эти семинары представляют собой самое обширное устное
выступление Юнга на английском языке перед американской
аудиторией. Они были лишь слегка отредактированы, чтобы, как
сказано во введении к семинарам Комитетом по записям (Notes
Committee), «сохранить выступления, насколько возможно, в
том виде, в каком их дал доктор Юнг». Комитет по записям состоял из трёх выдающихся женщин-врачей и юнгианских аналитиков, живших в Соединённых Штатах: Кристин Манн, Элеанор
Бертин и Эстер Хардинг. Эта почти буквальная расшифровка —
возможность «прислушаться» к тому, как Юнг говорил по-английски. Это также текстовое свидетельство интуитивного, ассоциативного способа мышления Юнга, и этот стиль заставляет его
отклоняться в самых разных направлениях, так что он не смог
придерживаться изначального плана покрыть весь материал сновидений — восемьдесят одно бессознательное видение и сновидение, которые он выбрал, чтобы проиллюстрировать процесс индивидуации Паули —за шесть дней на острове Бейли. Из восьмидесяти одного он смог разобрать только тридцать четыре.
Столь же важно, что это спонтанный обзор главных тем, занимавших ум Юнга в сентябре 1936 и октябре 1937 гг.
Поскольку аудитория состояла из благосклонных последователей, Юнг мог позволить себе быть неформальным. Организаторы прямо желали, чтобы семинары были «столь же строго личными и неформальными, как и [предшествующее] мероприятие в
Гарварде было престижным и формальным». Журналисты не
допускались. Лекции содержат моментальные ответы на вопросы
от аудитории. Они были даны перед ограниченной аудиторией
особо приглашённых людей, обычно последователей Юнга, аналитиков, студентов и анализандов. Семинары превратились в
расшифровки стенографических записей, сделанных избранными
участниками семинара, затем скопированных, переплетённых и
распространённых прежде, чем у Юнга появилась возможность
прокомментировать, изменить или отредактировать их. Юнг
даже писал с просьбой получить копию записей с острова Бейли,
чтобы пересмотреть и отредактировать в связи с запросом издательского дома Harcourt Brace and Company о публикации семинаров. Юнг просил добавить к введению в семинары примечание:
«Доктор Юнг согласился распространить эти записи среди присутствующих на выступлениях без его окончательных предложений или правок. За любые появившиеся ошибки или недостатки
ответственен Комитет по записям».
Вторая часть семинаров, проведённая в Нью-Йорке в 1937
года, изначально не планировалась, так что, в некотором смысле,
семинары, проведённые на острове Бейли, в то время считались
«завершёнными». Но даже тогда, когда Юнг присылал просьбу
о копии записей, уже планировалось новое путешествие в
Америку осенью 1937 г. Эти планы могли повлиять на задержку
с публикацией семинаров с острова Бейли. В конце концов, проект публикации так и не удалось реализовать, но с другой стороны, учитывая, сколько Юнг раскрыл на семинарах о личности и
семье Вольфганга Паули, что осталось бы в опубликованной версии семинаров?
Вместо этого семинары (как и многие другие записи семинаров, расшифрованные по лекциям и речам Юнга) была отпечатаны и распространялись частным образом среди ограниченного
круга подписчиков. Многие годы они хранились в юнгианских
библиотеках, доступные только читателям по особому разрешению, например, если они прошли достаточно часов юнгианского
анализа.
Обстоятельства, связанные с семинарами
на острове Бейли
В 1935 году Юнг отпраздновал шестидесятилетие и получил
почётную степень профессора психологии в ETH, Швейцарском
федеральном институте технологии в Цюрихе. За два года до
этого, в 1933 году, он начал читать лекции в ETH, открытые для
широкой публики, и они стали столь популярными, что в зале не
бывало свободных мест.9 В августе 1935 года Юнг решил прочитать лекцию на конференции Эранос об избранных снах Вольфганга Паули, названную «Символы сновидений в процессе индивидуации», не раскрывая личности сновидца.10
Лекция о снах Паули прошла меньше чем через год после того, как
Паули завершил аналитическую работу с Юнгом в октябре 1934г.
Это была третья лекция Юнга на конференциях Эранос, ежегодно проводившихся в Асконе, Швейцария, на берегах Лаго-Маджоре. Собрания Эранос устраивала госпожа Ольга Фрёбе-Каптейн, голландка с большим интересом к психологии Юнга, символизму, искусству и религии, особенно столкновению восточных и западных религий и философий.
оказался засыпан разными обращениями, как дружескими, так и
профессиональными. Кристин Манн, Элеанор Бертин и Эстер
Хардинг пригласили его приехать и прочитать лекции в их кругу.
Очевидно, Юнг дал им на выбор список тем семинаров, и они выбрали «процесс индивидуации, прослеживаемый по серии сновидений или фантазий».
В первые месяцы 1936 года шла подготовка визита Юнга и
Эммы Юнг. Они прибыли в Нью-Йорк 30 августа. Юнги получили множество приглашений и начали своё пребывание с выходных в доме англиканского епископа Джеймса де Вольф Перри в
Провиденсе, Роуд-айленд. (Его сын, Джон Вейр Перри, тогда
двадцати двух лет, позже стал юнгианским аналитиком и
психиатром.)Во время гарвардских празднований Юнги останавливались у Стэнли Кобба, профессора неврологии. После празднования трёхсотлетия, на котором выступал Франклин Делано Рузвельт, Юнг давал интервью и высказывал замечания о Рузвельте и мировой политике, о которых позже мог сожалеть. Он
сказал: «До того, как я приехал сюда, у меня было вполне европейское впечатление, что он может быть оппортунистом, возможно, даже чудаковатым. Теперь, увидев его и прослушав его
выступление в Гарварде, я убеждён, что это сильный человек, человек поистине великий». В газетной статье Юнга процитировали так, будто он «выразил уважение диктаторам, объяснив их
появление усилиями людей переложить на других сложную задачу по взаимодействию с коллективным существованием, чтобы
индивидуум мог свободно заниматься “индивидуацией”».
Семинары по сновидениям Паули были проведены в небольшом зале библиотеки на острове Бейли, у побережья Мэна, где
стоял фамильный дом Кристин Манн. Её отец, священник-сведенборгианец, приобрёл коттедж на острове, где Манн впоследствии проводила лето в детстве, и это место напоминало её матери родную Данию. Начиная с 1926 года в летние месяцы три
женщины вели свою аналитическую практику в доме доктора
Манн на берегу с видом на океан (в другое время они практиковали в Нью-Йорке). В доме, известном среди местных как
«Трезубец», была табличка у двери: «Позвоните один раз к доктору Манн; дважды к доктору Бертин; трижды к доктору Хардинг».
В январе 1936 уже больше сотни людей подали заявки на участие в семинарах. Хардинг писала Юнгу, что им придётся наложить «резкие ограничения», чтобы зал на острове Бейли смог
всех вместить. Было также много просьб о личных сессиях во время его пребывания, и похоже, что Юнг сначала отказывался,
но после изменил своё мнение, возможно, уступая «настоятельным» просьбам. Эти сессии проводились после обеда, а семинары шли каждое утро по два часа. Лекции начались с ответов на
письменные вопросы на предыдущую лекцию, если они накапливались. Сами семинары на острове Бейли были окружены празднествами, самыми разными вечеринками, где у всех была возможность поучаствовать, встретиться и поговорить с Юнгами.
Участникам семинара показывали фильм под названием Горное
песнопение, снятый Лаурой Мэй Адамс Армер. Миссис Армер почти наверняка была среди участников семинара. Фильм изображал священную церемонию горного песнопения индейцев
навахо.Были также шарады, драматургические скетчи, пение и
народные танцы. Клэр Дьюснеп вспоминает участие в шараде,
изображающей четыре психологических типа, в которой она играла роль интуиции. Юнг, охотно участвовавший во всех этих занятиях, верно угадал и сказал: «Должно быть, это “интуиция” неосторожно скачет вверх-вниз со стула на крышку пианино». В особенном восторге были те, кому довелось быть его партнёрами
по народным танцам. Вечером последнего дня семинара была
Змеиная пляска. Похода была довольно прохладной, около семнадцати градусов, шёл лёгкий дождь, и густой туман покрывал
остров всё время этого мероприятия; только в самом конце, когда
они покидали остров, появилось сияющее солнце. Несмотря на
туман, Юнги, похоже, наслаждались побережьем Мэна, исследуя
его на парусной лодке.
К сожалению, список участников найти не удалось. Из
сотни или около того участников установить удалось немногих.
Этому очень помогли сохранившиеся фотографии, снятые по
случаю Фрэнсисом Боде.
Есть также короткое немое кино, снятое доктором Юджином Хэнли, в котором запечатлён Юнг и участники, собравшиеся
в зале библиотеки на острове Бейли. Генриэтта Банкрофт была
одной из четверых женщин, делавших записи; остальными были
Натали Эванс, Рут Конроу и Рут Магун. Трое записывали слова Юнга скорописью в первый час и расшифровывали работу после
обеда. Четвёртая, судебная стенографистка, предпочитала работать одна и записывала второй час лекции. Впоследствии все записи были переданы Салли Пинкни, которая отредактировала и
переплела их, предоставив копии участникам семинара.
Юнг в Америке и радикалы
вокруг Беатрис Хинкльна
Одним из самых влиятельных людей среди участников семинара была доктор Беатрис Хинкль. Она привела с собой большую
группу друзей и коллег. Чтобы понять отношение Юнга к Америке и принятие идей Юнга в Америке, крайне важно разобраться в роли Хинкль.
Недавние исследования показали, что работа Юнга уже была
известна за несколько лет до его путешествия на конференцию
университета Кларка с Фрейдом и Ференци в 1909 г. Его экспериментальные исследования с тестом словесной ассоциации,
проведённые во время работы под руководством Ойгена Блейлера в клинике Бургхольцли, были признаны важнейшим вкладом
в психиатрию и быстро переведены на английский язык родившимся в Швейцарии психиатром Адольфом Мейером (1866-
1950) и неврологом Фредериком У. Петерсоном (1895-1938).
Последний сотрудничал с Юнгом в 1906 и 1907 гг., позже отправляя к нему своих сотрудников. Юнг в то время уже знал английский язык, писал работы на английском и лечил американских анализандов. Позже он говорил, что давал семинары на английском, потому что англичане и американцы первыми признали
ценность его работы.
И Мейер, и Петерсон учились у Огюста Фореля (1848-1931),
а Мейер также был одноклассником Ойгена Блейлера. Мейер переехал в Соединённые Штаты в 1891 году, когда его нанял
Стэнли Холл (психолог, а также президент университета Кларка)
работать в клинике Вустера, а позже Петерсон пригласил его на
пост главного патолога в нью-йоркской клинике для душевнобольных. Находясь под влиянием революционного подхода Фореля к психиатрическим лечебницам, он занялся перестройкой
американских больниц, вводя зачаточные формы того, что позже
превратится в психо-био-социальный подход к лечению умственных расстройств. Петерсон, позже профессор в медицинской
школе Корнелла, также несколько лет изучал новую динамическую психологию в Вене и Цюрихе, а после работы с Юнгом в
Бургхольцли перевёл книгу Юнга о dementia praecox на английский язык в 1909 г., и это была первая книга о психоанализе, переведённая на английский, ещё до любых книг Фрейда. В результате именно Юнг, а не Фрейд, привлекал к себе наибольшее
внимание в университете Кларка в 1909 г. Через Мейера и Петерсона установилась связь американской медицинской психологии с Цюрихом.
В Корнеллской медицинской школе зародилось юнгианское
движение в Соединённых Штатах. В 1908 году Беатрис М.
Хинкль (1874-1953), тогда мать-одиночка с двумя детьми, присоединилась к персоналу под руководством близкого сотрудница
Петерсона Чарльза Л. Дана (1852-1935), ведущего невролога, который основал психотерапевтическую клинику, опирающуюся на
самые новейшие техники. Год спустя Кристин Манн (1873-1945)
начала учить в Корнелле, где получила степень MD в 1913 г.
Хинкль, скорее всего, посещала лекции в университете Кларка в
1909 г. Изначально она больше увлекалась Фрейдом; она путешествовала в Вену, чтобы изучать психоанализ и в тот же год прошла
фрейдистский анализ. В 1911 году она сопровождала Фрейда и
Юнга на Психоаналитическом конгрессе в Веймаре. После возвращения она снова стала работать в Корнеллской медицинской
школе, а также занималась частной аналитической практикой.
Вполне вероятно, что Хинкль присутствовала на лекции
Юнга на дополнительном курсе медицины в университете
Фордхэма в 1912 году, куда Юнга пригласил Смит Эли Джеллифе
(1866-1945). Джеллифе был одним из основателей
Psychoanalytic Review, первого журнала о психоанализе на английском языке, во вступительном томе которого были опубликованы
фордхэмские лекции Юнга. Именно в этом журнале Юнг заявлял о необходимости дальнейшего развития психоаналитической теории, ссылаясь на прагматическое правило научных занятий Уильяма Джеймса о том, что теории — это инструменты, а не окончательные ответы на загадки, на которые мы можем опереться. Тем самым Юнг обозначил свою свободу от идей
Фрейда.
Юнг уехал из Нью-Йорка в сентябре 1912 года, когда вторая
часть Трансформации и символов либидо появилась в Jahrbuch für
psychoanalytische und psychopathologische Forschungen. Хинкль взялась переводить эту работу на английский в издании, опубликованном в 1916 году под заглавием Психология бессознательного. В
1913 году Хинкль пригласила Юнга читать лекцию в Либеральном клубе. Записи выступления Юнга 27 марта не осталось, но темой были сновидения. Были также другие причины визита Юнга в Америку в 1913 году: он отправился анализировать наследницу Эдит Рокфеллер, дочь миллионера-нефтяника Джона Д. Рокфеллера. Юнг познакомился с ним годом ранее через другого своего
анализанда, Медилла Маккормика.
Хинкль активно участвовала во множестве радикальных культурных организаций. Она оказывала влияние на социалистический журнал Masses, литературный журнал Seven Arts и Provincetown Players, первую современную американскую театральную компанию, к которой принадлежал драматург Юджин О’Нил. Либеральный клуб был открыт епископальным священником Перси Стикни Грантом в 1907 году с помощью Шарлотты
Теллер, молодой жительницы Гринвич-виллидж. В 1912 году
Хинкль познакомила Теллер с Юнгом. Теллер взяла у Юнга обширное интервью, опубликовав его в воскресном разделе журнала New York Times под заголовком «Америка стоит перед самым трагическим моментом». Либеральный клуб обсуждал такие темы, как контроль рождаемости, развод и трудовая борьба.
Клуб скоро раскололся на несколько фракций, и более радикальная подгруппа действовала как неофициальный центр для творческих молодых людей из Гринвич-виллидж. Хинкль познакомила
Юнга с этим кругом, членом которого был также Халиль
Джебран, ливанский художник и поэт. Он сделал карандашный
портрет Юнга.
Юнг также присутствовал на вечеринке членов другого радикального клуба Гетеродоксия, первой феминистической группы в
Америке. Хинкль была членом, и несколько участников группы
были её анализандами, включая Маргарет Дулитл Нордфельт, казначея Provincetown Players, вышедшую замуж за Брора Нордфельта, шведского художника, который рисовал театральные декорации. Маргарет Дулитл Нордфельт присутствовала на семинаре
на острове Бейли. Другой участницей из клуба Гетеродоксия
была Эми Спрингарн. Она была замужем за Джоэлем Спрингарном, со-основателем издательской фирмы Harcourt Brace and
Company, которая публиковала книги Юнга и Хинкль. Джоэл
Спрингарн был хорошо известен своими усилиями по внесению
пункта об осуждении расовой дискриминации в платформу Прогрессивной партии. Даже без учёта радикальных наклонностей, Хинкль могла быть маргинализирована за свой эклектичный подход к психотерапии.
Манн четыре года преподавала английский в колледже Вассар в Нью-Йорке, где у неё сложилась дружба со студентками
Кэри Финк (позже Бейнс), Элизабет Гудрич и Элеанор Бертин.
Как упомянуто выше, она присоединилась к Корнеллской медицинской школе в 1908 году, получив степень MD в 1913 году. В
1917 году она впервые познакомилась с учениями Юнга в переводе «Трансформаций и символов либидо», сделанном Хинкль,
и в 1919 году стала пациенткой Хинкль. В 1920 году Манн стала
директором Центром здоровья для женщин, занятых в бизнесе и
промышленности в Нью-Йорке. В тот же год она путешествовала
с Хинкль и Бертин в Англию, чтобы присутствовать на лекциях
Юнга в Сеннен-Ков в Корнуолле.
Манн училась у Юнга в 1920-е годы и устраивала его лекцию
в своей нью-йоркской квартире на 59 улице, когда тот посещал
Соединённые Штаты в 1925 году. Она открыла аналитическую
практику в Нью-Йорке и собрала вокруг себя людей, которые заложили основы юнгианского сообщества в этом городе. В 1928
году она отправилась в Цюрих, чтобы пройти анализ у Юнга, продлившийся до 1938 года, в процессе которого рисовала картины, позже опубликованные и прокомментированные Юнгом в нескольких переработанных изданиях, от лекции в Эранос 1933 году, «Интеграции личности» в 1939 году до тома Gestaltungen
des Unbewussten (Образования в бессознательном) в 1950 году.
Элеанор Бертин (1887-1968) родилась на Манхэттене и закончила с отличием колледж Вассар, где познакомилась с Кристин Манн, тогда её преподавательницей. Она поступила в медицинскую школу Корнелл в 1909 году, закончила с отличием и прошла несколько интернатур в больницах. В 1916 году она практиковала терапию в Нью-Йорке, и в эти дни вместе с Кристин Манн
открыла для себя Юнга. В конце Первой Мировой войны она заняла пост главы лектория в колледже, путешествуя по стране,
чтобы познакомить людей с новыми подходами к умственной гигиене. Она оказалась полезной в распространении идей Юнга в
Америке, когда, например, пригласила Беатрис Хинкль и Констанс Лонг, первого британского психиатра, ставшего последователем Юнга, выступить на Международной конференции
женщин-врачей в 1919 году. Лонг училась у Юнга в его доме в
Кюснахте, а также устроила семинар Юнга в Корнуолле о книге
Артура Джона Хаббарда Подлинные сны Питера Блоббса и некоторых его родственников.
В 1920 году Бертин отправилась в
Лондон вместе с Манн, чтобы поприсутствовать на семинаре
Юнга и начать анализ у Лонг. После этой встречи с Юнгом Манн
и Бертин путешествовали в Цюрих в 1921 и 1922 годах, чтобы
учиться и проходить у него анализ.
На корнуоллском семинаре также присутствовала англичанка Мэри Эстер Хардинг (1888-1971). Она закончила Женскую медицинскую школу Лондона в 1914 г. Во время Первой
Мировой войны она проводила исследования дифтерии, вследствие чего заразилась и какое-то время её жизнь висела на волоске. После выздоровления она открыла частную практику в
Лондоне и сдавала комнату аналитику-консультанту Мэри Белл,
которая познакомила её с Лонг и Юнгом. Затем она путешествовала в Цюрих, чтобы учиться у Юнга, и там подружилась с
Манн и Бертин. В 1923 году она решила уехать из Англии, чтобы
присоединиться к ним в Нью-Йорке, где они все открыли свою
практику. Они стали верными союзниками Юнга и регулярно
путешествовали в Европу на его лекции и для продолжения анализа.
Художественные документы с острова Бейли
Фотоальбом (см. рисунки 1-12) и короткое немое кино художественно документируют события на острове Бейли. На одной
из фотографий (рисунок 2) Юнг в группе из шести человек разговаривает с двумя мужчинами слева: эти двое мужчин подписаны как «доктор Хэнли» и «Фаулер». Второй из них, вероятно,
Гарольд Фаулер Маккормик-младший, сын Эдит Рокфеллер Маккормик. Мать и сын проходили лечение у Юнга, и Гарольд Фаулер
путешествовал с Юнгом в 1924 году на встречу с индейцем хопи
по имени Горное озеро. Женщина справа (спиной к камере)
подписана как «М. Маккормик», то есть это одна из сестёр Фаулера. Первый из двух мужчин — это доктор Юджин Хэнли
(1884-1968), американский аналитический психолог и первый
президент Клуба аналитической психологии в Нью-Йорке. Его
жена, Хэлен Дж. Хэнли, может быть женщиной, находящейся лицом к М. Маккормик. И Юджин, и Хэлен писали работы и обзоры
по аналитической психологии. Клуб аналитической психологии в Нью-Йорке был открыт 17 апреля 1936 года, за несколько
месяцев до визита Юнга.
Один из анализандов Хэлен Хэнли, Милдред Э. Харрис,
заметна в фильме, снятом на острове Бейли Юджином Хэнли.
Харрис рассказывала историю, что Юнг кратко диагностировал у
неё эпилепсию («Высуньте язык») и предсказал неблагоприятный прогноз. Тем не менее, она впоследствии связала своё излечение с годами анализа.
Харрис, член-основатель Клуба аналитической психологии
Фонда К.Г. Юнга в Нью-Йорке, практиковала физиотерапию, в
которой сочетала йогу, дыхательные техники и работу с образами.
В эссе, написанном Клэр Дьюснап под названием «Семинары на острове», она упоминает среди присутствующих Изабель Джонсон и Элеанор Стоун. Они были среди первых анализандов Хардинг (рисунки 7 и 8), Бертин (рисунок 8) и Манн. Элеанор Стоун была организатором Комитета попечителей библиотеки Аналитического клуба Нью-Йорка.
Другим участником был Гарольд Кларк Годдард (1878-
1950), профессор английского отделения в колледже Суортмор,
известный своей работой Смысл Шекспира.
Другая участница,
Элис Рафаэль, была ученицей Юнга. Знакомая с его сочинениями
с 1919 года, она приезжала к нему на анализ в 1927 году. В 1930
году она перевела первую часть Фауста Гёте на английский язык,
и в 1936 году работала над второй частью. В своей книге Гёте и
философский камень она описывала, как на семинарах на острове
Бейли провела час, дискутируя с Юнгом о смысле второй части
Фауста Гёте. Она была убеждена, что вторая часть Фауста связана с алхимической проблемой. Также на фото появляются Розамунд Тейлор (рисунок 8), Маргарет Дулитл Нордфельт, Беатрис Хинкль (рисунок 9) и Кэри Джонс (рисунок 10).
После семинаров Юнг вернулся в Нью-Йорк. Об этом мы
знаем только некоторые детали. Он дал лекцию перед «группой
доктора Стронга» 30 сентября. Он также проводил аналитические часы по утрам 30 сентября и 1 и 2 октября. Своё пребывание он завершил лекцией под названием «Понятие о коллективном бессознательном» в отеле Плаза перед восемью сотнями людей и ужином в Аналитическом клубе, который принял Юнга и
Эмму в почётные члены. Юнг вернулся в Европу через Лондон,
где во второй раз прочитал эту лекцию в госпитале святого Варфоломея.
Сновидец и его лечение
Темой семинаров был сновидец, с которым Юнг работал с
октября 1932 до, по крайней мере, зимы 1942 г., а именно, Вольфганг Эрнст Фридрих Паули. Родившись в Вене 24 апреля 1900
года, Паули стал одним из многих великих учёных двадцатого
века, связанных с открытием квантовой физики. Он получил среднее имя от крёстного Эрнста Маха, отца логического позитивизма, и потому, по собственному выражению, принял «анти-метафизическое крещение». Среди своих коллег он был известен
крайне критическим складом ума и саркастическим остроумием.
В возрасте двадцати одного года, будучи студентом в Мюнхене
(где он подружился с Вернером Гейзенбергом), Паули получил
признание за статью о теории относительности, написанную по
просьбе преподавателя Арнольда Соммерфельда. Эта статья получила одобрение самого Эйнштейна.
Паули впервые встретился с Нильсом Бором 22 июня 1921
года и скоро был приглашён в Копенгаген. С 1922 до 1923 года
Паули учился в Институте теоретической физики в Копенгагене,
известном довольно размытыми границами между личным и профессиональным, между работой и отдыхом, наукой и философией. В 1924 году Гейзенберг также приехал в Копенгаген, и вместе с Паули они составили ядро копенгагенской школы квантовой физики. Они поддерживали контакт до конца жизни и близко
дружили с Бором. В 1924 году Паули получил доцентуру в Гамбурге, и в тот же год сформулировал принцип исключения, за который получил Нобелевскую премию в 1945 году. В 1928 году
он был назначен профессором теоретической физики в ETH, Федеральном институте технологии в Цюрихе. В этот период Паули
много работал над квантовой теорией поля, одним из создателей
которой и являлся. Он также интересовался бета-распадом, что
привело его в 1930 году к предположению о существовании новой частицы, нейтрино, и эта гипотеза была экспериментально
подтверждена в 1956 году. Позже он назвал это открытие «глупым плодом моего кризиса».
В 1931 году у Паули развилась острая депрессия, в борьбе с
которой он обратился за помощью к Юнгу в январе 1932 года. В
письме Юнгу Паули вспоминает, что невроз стал очевиден в 1926
году, когда он ещё жил в Гамбурге. Его исключительное увлечение наукой подавило все остальные человеческие качества и, в
частности, повредило эмоциональной жизни. Это отсутствие
равновесия выражалось в ярком контрасте между его дневной и
ночной личностями; оно также проявлялось в его отношениях с
женщинами. У него развилась дуальность доктора Джекилла и мистера Хайда: с одной стороны, он обладал блестящим умом и был
известной «совестью физики»; с другой — алкоголиком-хулиганом, завсегдатаем баров, постоянно влезающим в драки. Он испытывал одиночество и паранойю. Это состояние значительно
ухудшилось в 1927 году после смерти матери вследствие сочетания пневмонии и отравления. У него были с ней хорошие отношения, но он испытывал враждебность к отцу, который немедленно женился вновь на женщине возраста самого Паули. Он
также якобы презирал отца за обращение в католичество, сокрытие своих еврейских корней от сына (он узнал об этом только в
шестнадцать лет). В 1929 году Паули решил покинуть католическую церковь. На семинарах Юнг не упоминает эту религиозную
сложность в воспитании Паули, но утверждает лишь, что он был
католиком. В декабре 1929 года в Берлине Паули женился на исполнительнице Луизе Маргарет Кете Деппнер. Через несколько месяцев она его бросила. Она училась в кино- и театральной школе Макса Рейнхардта, и он же привёз сестру Паули в Берлин. В ноябре 1930 года они окончательно разошлись. Утрата
матери, неудавшийся брак и профессиональный застой в области
физики усугубили личностный кризис Паули.
Встретившись с Юнгом на двадцатиминутном интервью, Паули получил указание заехать на лекцию, за время которой Юнг
передал ему записку, направив на лечение к Эрне Розенбаум
(1897-1957). Паули, похоже, преуменьшил своё состояние в первом письме Розенбаум. Вступительное письмо Паули стоит процитировать:
«Я не знаю, кто вы: старая или молодая, врач или начинающий
психоаналитик, совершенно неизвестная или очень знаменитая —
или что-то посередине между этими крайностями. Я лишь знаю,
что господин Юнг быстро дал мне ваш адрес после одной из своих
лекций и упомянул, что следует написать вам, не дав возможности
узнать детали. Дело в том, что я консультировался с господином
Юнгом неделю назад из-за некоторых невротических симптомов,
которые, среди прочего, связаны с тем фактом, что мне легче добиться успехов в академической науке, чем у женщин. Поскольку в
отношении господина Юнга верно противоположное, он показался
мне самым подходящим человеком, к которому можно обратиться
за медицинским советом. К немалому удивлению, господин Юнг объяснил мне, что всё не так, и мне необходимо проходить лечение уженщины. Поскольку я очень чувствителен и легко впадаю в недоверие по отношению к женщинам, у меня на этот счёт есть некоторые сомнения. Во всяком случае, я не хочу бросать, не попытавшись,
и потому пишу это письмо вам. Было бы очень любезно с вашей стороны позвонить мне по телефону, чтобы мы могли устроить назначение.»
В феврале 1932 года Паули начал анализ с Розенбаум. Он охарактеризовал её как «молодую австрийку, миловидную, полненькую, всегда смеющуюся». Эрна, или Нея, как он её называл,
была еврейского происхождения и изучала медицину в Мюнхене
и Берлине, после чего училась у Юнга. Она впервые узнала об аналитической психологии в 1925 году через Густава Рихарда Хейера
и его коллегу Кете Бюглер; она училась у них с 1925 по 1928 гг. в
Мюнхене, а потом с 1928 по 1930 гг. у Тони Сассман в Берлине.
Она приехала в Цюрих 1 октября 1931 года и осталась на девять
месяцев для прохождения анализа и посещения немецких и английских семинаров Юнга. То, что Юнг описывал её как начинающую, во многом незнакомую с аналитической психологией, кажется странным. Она переехала в Англию в 1933 году, чтобы спастись от нацистов. В 1935 году в письме к Юнгу она просит о
более личном рекомендательном письме в министерство внутренних дел Великобритании, чтобы она смогла остаться в Англии.
Первое написанное им письмо было, очевидно, слишком безличным, чтобы стать достаточным основанием для разрешения на переселение. Она энергично пишет: «Не могли бы вы, хлебнув красного вина, надиктовать ещё одно? … Моё пребывание в Англии действительно зависит от этого письма». Затем она приветствует его из Англии, подняв бокал Шатонёф-дю-Пап, чтобы
отпраздновать десятую годовщину с того времени, как она узнала
его имя. В январе 1936 года Юнг составил пересмотренное более
сильное рекомендательное письмо:
«Я могу тепло рекомендовать доктора Розенбаум как свою
ученицу. Я знал её десять лет и мог вполне оценить её человеческие и
профессиональные качества. … Её личность и длительный опыт в
медицинской и общественной работе сделали из неё не просто прекрасного врача, но и очень способного психотерапевта. Я бы даже
сказал, что есть мало женщин-врачей, специализирующихся на психотерапии, которые могли бы показать столько личных способностей в сочетании с глубокой медицинской подготовкой и долгим практическим опытом.»
В Лондоне Розенбаум вышла за А.Р. Редферна, одного из основателей Общества аналитической психологии Лондона
(SAP). 30 апреля 1939 она спрашивала Юнга, не мог бы он уделить ей несколько часов в июле, чтобы поговорить не о сновидениях, а о её тяжёлых страданиях из-за судьбы евреев. Он ответил,
что в июле будет в отпуске, но предложил приехать в Аскону в августе (на встречу Эранос), где у них было бы время поговорить.
Диагноз и лечение
Если мы поищем диагноз Паули, то встретим неясный термин «невротические симптомы», которым Паули описывал своё
состояние, когда представлялся Эрне Розенбаум. В 1935 году
Юнг описывал Паули как одностороннего интеллектуала с внутренними напряжениями, которые заставили его проецировать
негативные чувства на других людей, которых он считал врагами.
Это заставляло его чувствовать себя в изоляции. Чтобы сбежать
от этих чувств, он пил и в таком состоянии пускался в ссоры и
драки. В августе 1934 года Паули рассказывал своему коллеге
Ральфу Кронигу, что в результате одностороннего развития сознания пережил внутренний переворот из бессознательного, и
так познакомился с «автономной деятельностью души» и «её
продуктами спонтанного развития», которые обозначил как
«символы». Розенбаум он описывал себя как страдающего от
периодических депрессивных состояний и социальной фобии.
Позже он также упоминал фобию ос, которая восходила к четвёртому году жизни, а также тревожные состояния, вызванные большим напряжением противоположностей в психике. Перед Юнгом Паули диагностировал себя, сказав, что за осами «скрывался
страх своего рода экстатического состояния, в котором могут
прорваться содержания бессознательного (автономные частичные системы), и эти содержания из-за своей чуждости не могут
быть ассимилированы сознанием и потому могут оказать на него
сокрушительное воздействие». На семинаре Юнг соглашается
с этим диагностическим наблюдением, говоря, что состояние Паули можно сравнить с «полным распадом», который наблюдается в шизофрении, и этой же позиции Юнг придерживается в
описании Паули в Психологии и алхимии.
Лечение такого серьёзного состояния было по большей части
предоставлено самому Паули, и Юнг оправдывает такое решение, описывая его как человека с прекрасной научной подготовкой и способностями, с выдающимся умом, которому он не хотел
мешать. Но он также рационализирует это решение, потому что
хочет провести «интересный эксперимент», чтобы получить чистый архетипический материал и убедиться, что развитие Паули
протекает без всякого личного влияния со стороны Юнга. Задачей врача было просто «наблюдать за процессом». Большая
часть аналитической работы состояла в записывании и сообщении сновидений, которые затем передавались Юнгу. В самом
деле, Юнг упоминает, что они вообще не встречались с Паули в
первые восемь месяцев его терапии. Потому 355 из 410 снов за
десятимесячный период приснились без всякого контакта с Юнгом.
Как он объясняет на семинарах, Юнг указывал Розенбаум не
анализировать сны Паули, и взявшись за анализ самостоятельно,
следовал тому же принципу. Он не занимался с ним систематическим анализом сновидений. Если Паули задавал вопрос, Юнг
либо ставил этот вопрос перед ним самим, либо делился чем-то из
своего опыта. Но он также внушил Паули доверие к целительным
силам бессознательного. На семинарах Юнг говорит, что присутствие врача действует в процессе как «сочувственная публика»,
и дело не столько в том, что говорит психотерапевт, сколько в
том, чтобы он говорил что-нибудь, чтобы показать, что присутствует с пациентом, и спонтанно реагировал на услышанное.
Что до здравомыслия, то Юнг говорит, что важнее всего самовыражение перед ближними, то есть он придаёт большое значение
человеческому желанию общаться и быть понятым ближним.
Паули мог встречаться с Розенбаум в её офисе на Хёнггерштрассе 127 до конца июня 1932 года, когда она уехала в Берлин.
Это значит, что они встречались только пять месяцев. Но даже в
этот период она путешествовала, и Паули пытался устроить
встречу, когда они оба были в Гамбурге в апреле. Похоже, они
встречались несколько раз в неделю. Это указано в записке, датированной 19 мая, четверг. Паули пишет сразу после сессии, чтобы
сказать, что расстроен непониманием формулировки сновидения, которое хочет тут же исправить. Записка кончается словами «увидимся в субботу». Вдобавок к регулярным назначениям, Паули отправлял ей свой материал сновидений, который
был таким обширным, что он чувствовал необходимость извиняться за это.
Хотя Паули иногда выражал удовлетворение назначением
Розенбаум, как в марте 1932 года, когда он утверждал, что дела
идут довольно гладко, позже его тон изменился. Летом 1932
года он пишет ей семь писем, описывая свои эмоциональные
трудности (её ответы найти не удалось). В июле, после её отъезда
в Берлин, он впал в депрессию. Он упоминает, что эта депрессия
отличается от прежней, которую он проиллюстрировал, нарисовав крокодила. Он даже говорит, что депрессии часто мешают ему работать. В это время он пытается с ней справиться стоическим стоическим терпением. Он полагает, что у депрессии есть
цель: заставить его не убегать. Но если он сможет вытерпеть, чтото из неё выйдет. Он объясняет, что стремится привести желания
бессознательного в гармонию с желаниями сознательной жизни,
полагая это путём к исцелению. Но ему не хватает разговоров с
Розенбаум, и в двух последовательных письмах (в июле) он просит у неё телефонный номер, чтобы получить от неё какой-то признак жизни. В третьем письме (тоже в июле) он, похоже, получил
ответ и чувствует себя счастливее. Он сообщает ей, что уволил
свою домработницу, в тот же день получил права и сближается с
сестрой, так что скоро они вновь начнут общаться.
Сестра Паули, Герта Эрнестина Эштон-Паули (её среднее
имя было ещё одним знаком уважения Эрнсту Маху) была на
шесть лет моложе, и у них были сложные отношения (см. примечания в семинарах). Паули едва упоминал сестру в другой переписке, но в письмах Эрне Розенбаум она присутствует. Единственное замечание о сестре в письмах Юнгу касается толкования
числа 16 на тузе треф из сновидения и числа семь, когда он не
вполне соглашается с толкованием Юнга. Паули связывает число
семь с рождением сестры на его седьмой год и впоследствии с
рождением анимы. Хотя Паули отправляет эти ассоциации
Юнгу в феврале 1936 года, Юнг решает не включать их в изложение сновидения на семинаре. Юнг мог решить не добавлять поправки Паули из желания сохранить конфиденциальность, но он
уже раскрывал немало сведений об отношениях Паули с сестрой,
которые встречаются только в изложениях случая Паули. Юнг использует сильное выражение «инфантильная фиксация», чтоб описать их, и утверждает, что Паули влюблялся в женщин, напоминающих сестру, что она должна была давать своё благословение на женщин, которых он выбирал, и он был недоволен её браком. Позже у Паули развились очень нежные отношения с сестрой.
Депрессия Паули затянулась до августа 1932 года, когда он
был в Энгадине и позже в Италии с другом. Даже хотя он был
физически активен, плавал и занимался греблей, внешне выглядел
здоровым и загорелым, он чувствовал себя подавленным и боялся,
что станет замкнутым и необщительным. В нём нарастало нетерпение и чувство, что в личном развитии начался застой. Побывав
в Венеции, он вернулся в Швейцарию в сентябре на математический конгресс. В письме он замечает, как с облегчением обнаружил, что чувство юмора его не совсем покинуло. Он ещё может
смеяться над миром, когда просматривает газеты и читает о новом прусском министре, который сообщает о своём возмущении,
что королевы красоты в купальниках получают награды. Он спрашивает Розенбаум, не может ли она заняться психологическим лечением «бедного парня».
Его дух ещё более крепок, когда он пишет ей из Венеции, где
извиняется за то, что отправляет так много снов (согласно полным записям сновидений, между 16 и 26 августа он записал пятнадцать).Он также желает ей всего хорошего в «2½ Рейхе»,
очевидно, шутя о растущем движении национал-социалистов в
1932 году. В последнем сохранившемся письме в сентябре он отправляет ей ещё больше снов (семнадцать, согласно записям сновидений), которые, по его мнению, указывают на конкретное развитие. Он особенно впечатлён сном номеро вращающейся
звезде и рисунках, иллюстрирующих четыре времени года. Похоже, что Юнг также считал сновидения этого периода важными,
поскольку выбрал пять из них для этой презентации (№№46-50).
(Из предыдущего периода —с 18 июля до 26 августа, всего сорок
шесть снов — Юнг выбрал только два, №№44 и 45). В своём
письме Паули сообщает, что его депрессия ослабла и сменилась
неким беспокойством, продлившимся несколько дней, пока из
него не вышло кое-что такое, что он осознал. Эти периоды сопровождались сновидениями об ожидании или посланиями о том,
что эти вещи ещё не созрели.
Розенбаум вернулась в Цюрих в сентябре 1932 года, и могло
быть несколько сессий в октябре, прежде чем они прекратили
контакты, и за дело взялся Юнг.Потому немного удивительно,
что уже в декабре 1932 года, вскоре после начала личного лечения
Паули, Юнг планировал вовлечь его в совместную международную публикацию. Новый журнал, созданный Юнгом, должен был
назваться Weltanschauung и предлагал бы «синтез различных дисциплин».
Паули непрерывно виделся с Юнгом (хотя нет доступных
сведений о регулярности и частоте встреч) до октября 1934 года.
В период лечения Паули, с января 1932 по октябрь 1934 гг., Юнг,
среди прочего, занимался в Психологическом клубе Цюриха семинаром на английском языке о видениях Кристианы Морган.
Возможно, на одной из этих лекций 27 января 1932 года Паули
получил записку от Юнга, направляющую его к Эрне Розенбаум,
так как Паули датирует это событие неделей ранее 3 февраля.
Также стоит отметить, что в этот период лечения Паули создал
первое исчерпывающее описание волновой механики, а также обнаружил, что волновая механика Шрёдингера эквивалентна более
ранней квантовой механике Гейзенберга. Эта работа до сих пор
считается великим достижением в истории физики, и это многое
говорит о его умственной работе в то время. Конечно, Юнг был
впечатлён тем, как Паули работал со сновидениями, и часто использовал его сны как ключевые примеры, излагая свою теорию
сновидений.
В апреле 1934 года Паули женился на Франке Бертрам (1901-
1987) в Лондоне. Они познакомились в 1933 году в доме общего
друга, Адольфа Гуггенбюля, который праздновал новоселье.
Франка приехала из Мюнхена, но вообще много путешествовала. В конце октября 1934 года Паули писал Юнгу, что хотел
бы прервать свой анализ. Женитьба на Франке Бертрам казалась
важным шагом в выздоровлении Паули. Хотя Паули перестал
проходить регулярный анализ, он продолжал отправлять свои
сны Юнгу и обсуждать с ним личные проблемы.
Паули поддерживал контакт с Юнгом и его кругом до конца
жизни, и в дальнейшем его интерес к глубинной психологии, сновидениям, теории архетипов и другим темам, важным для аналитической мифологии, вроде мифов и алхимии, только углубился.
Но он в особенности связывал психологию Юнга с пониманием
истории и теории науки. Он был особенно заинтересован новыми представлениями об отношениях между умом и материей и
поддерживал Юнга в его формулировке акаузального и психофизически нейтрального естественного закона, выраженного в
принципе синхронистичности.
Охота за сокровищами в алхимии
Читатели семинаров могут стать свидетелями редакторского
появления текстов, которые впоследствии будут опубликованы в
1944 году в томе под названием Психология и алхимия. Кроме введения, этот том состоит из двух эссе. Второй текст, «Религиозные идеи в алхимии» — это сильно переработанная версия лекции Юнга в Эранос в 1936 году, «Идея спасения в алхимии».
Первый текст, «Индивидуальный символизм сновидений в связи
с алхимией», основан на сновидениях Паули и был впервые представлен как лекция Эранос в августе 1935 года. Сразу заметно,
что оригинальное название «Символы сновидений в процессе
индивидуации» не упоминает алхимию. Первоначально Юнг
представлял материал Паули как пример появляющегося архетипа целостности, мандалы.
Когда произошёл сдвиг в акценте на мотивах мандалы, как
выражении процесса индивидуации, к теме алхимического символизма? Стоит отметить, что алхимические записные книжки
Юнга свидетельствуют о том, что его детальное изучение алхимии начинается осенью 1935 года, позже, чем обычно считается. По большинству описаний, увлечение Юнга алхимией
началось в 1928 году, когда он прочитал Тайну Золотого Цветка,
но полностью в этот предмет он погрузился гораздо позже. На
острове Бейли и нью-йоркских семинарах Юнг представляет сны
Паули только в контексте символизма мандалы. Алхимия упоминается, но не как главная опора для понимания сновидений. В английском издании лекции Эранос, переведённой в 1939 году в
томе под названием Интеграция личности, Юнг сохраняет оригинальное название без упоминания алхимии, несмотря на тот
факт, что в этом издании решает опубликовать текст со введением, которое подчёркивает роль алхимического символизма в
снах его пациентов. Это также верно для первого текста тома
1939 года, ставшего расширенной версией его первой лекции
Эранос под названием «Исследование процесса индивидуации»
(1933), на которой он представляет серию картин Кристин
Манн. Дополнения, внесённые в этот текст, особенно фокусируются на алхимическом символизме. Есть только одно упоминание алхимии в версии 1933 года: сама пациентка отождествила
змею с Меркурием и Гермесом-Психопомпом. В 1939 году Юнг
добавил следующие идеи из алхимии: округлое существо
(rotundum); камень, содержащий pneuma (дух), отождествляемый с Меркурием; ouroboros, змея, пожирающая свой хвост; меч,
разделяющий яйцо; prima materia как «свинец»; философский
камень, представляющий собой живое крылатое гермафродитное
существо; четыре цвета в алхимии; хвост павлина; и видения Зосимы.
В английском издании Интеграции личности Юнгспециально подчёркивает, что его интерес к алхимии нов, и ни один из
упомянутых пациентов не проходил у него лечение, когда он занялся изучением алхимии (если это так, то его занятия алхимией
начались после 1934 года). Что более важно, он сообщает, что пациенты не знали об этой традиции. Однако, Юнг признаёт, что
отец Манн был сведенборгианцем, а Сведенборг связывал свои
учения с герметической философией. Введение под названием
«Смысл индивидуации» было пересмотрено в 1939 году как
«Сознание, бессознательное и индивидуация» и позже опубликовано в девятом томе Собрания сочинений Юнга, наряду с ещё
более расширенной версией интерпретации картин Манн, опубликованной в 1950 году (т. е. через несколько лет после Психологии и алхимии). Хотя Юнг утверждает, что визионерские сны
Манн от 1928 года указали на параллели между психологическим
процессом индивидуации и алхимическим символизмом, он решил не включать этот материал в Психологию и алхимию (1944).
Он подчеркнул это вновь 24 января 1941 года в лекции об алхимии, прочитанной в ETH. Однако, в 1950 году Юнг решил
опубликовать своё толкование картин Манн в Gestaltungen des
Unbewussten (Образования в бессознательном) наряду с текстами
о перерождении, поэзии и (завершая круг) символизме мандалы.
С самого начала и последовательно в разных версиях он приводил
сны Паули как пример появления символизма мандалы: в 1936,
1937, 1939 годах и в Психологии и алхимии в 1944 году.
В работе Юнга Трансформации и символы либидо 1912 года
уже есть упоминания алхимии, когда он говорит об образах готовки в видениях Зосимы. Сам Юнг утверждал, что открыл для
себя алхимию в 1914 году через работы Герберта Зильберера.
Юнг упоминал Зильберера как предшественника в своей лекции
для Эранос «Мотивы спасения в алхимии» (1936). Но в
«Смысле индивидуации» Юнг уточняет, говоря, как книга Зильберера не убедила его, что алхимия была отсутствующим звеном
между идеями гностицизма, который он изучал двадцать пять лет,
и параллелями, прослеживаемыми в символах индивидуации.
Согласно Юнгу в его последней (1959 г.) записи в Красной книге,
он возобновил знакомство с алхимией всерьёз в 1930 году, и это
решение было таким важным, что он прекратил работать над
Красной книгой, которой занимался с 1913 года:
Я работал над этой книгой 16 лет. Меня увело от неё знакомство с алхимией в 1930 году. Начало конца было положено в 1928
году, когда Вильгельм прислал мне текст «Золотого цветка», алхимический трактат. Через него содержания этой книги попали в
действительность, и я больше не мог продолжать над ней работать. Для поверхностного наблюдателя она покажется безумием.
Она бы и развилась в безумие, если бы я не смог впитать сокрушительную силу оригинальных переживаний. С помощью алхимии я смог, наконец, упорядочить их в единое целое.
В 1928 году синолог Рихард Вильгельм отправил Юнгу перевод даосского трактата Тайна Золотого цветка, прося написать к
нему комментарий. Юнг работал над комментарием зимой 1928-
1929 гг., но лишь позже понял, что текст связан с алхимией. Так
что случилось в 1930 году? В интервью о подготовке Воспоминаний, сновидений, размышлений Юнг говорил Аниэле Яффе, что
вторая часть Arties Auriferae, содержащая Rosarium Philosophorum,
попала ему в руки в 1930 году, и он начал читать её в 1931 году.
Он немедленно вспомнил сон 1926 года, в котором «попал в семнадцатое столетие». Юнг также рассказал, как, работая над комментарием к Золотому цветку, просил торговца-букиниста в
Мюнхене направлять ему любые европейские книги об алхимии,
на которые тот наткнётся. Именно через этого книготорговца
он получил свой первый алхимический сборник, Artis Auriferae
volumina duo (напечатан в 1593 году), включавший в себя
Rosarium Philosophorum и Turba Philosophorum (также называемый Codex Rhenoviensis 172). Это издание не включало вторую
часть Artis Auriferae, потому что печатник семнадцатого века Конрад Вальдкирх полагал, что текст оскорбляет «христианские таинства, применяя их к алхимии», то есть отождествляет Христа с
тайной философского камня.
Юнг боролся с этим материалом и, наконец, решил разобраться с ним, составив лексикон перекрёстных ссылок, и этот
проект он назвал «охотой за сокровищами», занявшись этим осенью 1935 года (после лекции о снах Паули). Этот процесс становится явным, если следить за семинарами о видениях, проводившимися в период 1930-1934 гг. Тогда в феврале 1931 года
можно встретить первое упоминание алхимии. В ноябре того
же года Юнг упоминал лекцию доктора Тадеуша Рейхштейна об
алхимии в Психологическом клубе. В своей лекции Рейхштейн заключил, что алхимический процесс можно рассматривать как
процесс индивидуации. В декабре Юнг принёс на семинар небольшую книгу об алхимии, которую ему дал Рейхштейн, и показывал и обсуждал деталь под названием «гравюра Пандоры» из
книги. Он воспроизвёл гравюру в Психологии и алхимии,отождествив эту фигуру с женской стороной духа Меркурия.
Упоминаний алхимии с тех пор становилось всё больше.
В первой опубликованной версии лекции Эранос о сновидениях Паули есть около двадцати пяти упоминаний алхимии, большинство из них указывают на два трактата в Artis Auriferae. Но есть ещё два упоминания других алхимических работ: Tractatus
Aureus, приписываемый Гермесу Трисмегисту, и Mutus Liber. Эти
упоминания, оба размещённые в примечаниях, удалённых в английском издании (1939), дают ключи к продолжавшемуся изучению Юнгом алхимических текстов. В связи со сном №10 во второй серии (сон о мужчине с заострённой бородой и странной
женщине-кукле) Юнг вспоминает, как сравнивал разные издания
Tractatus Aureus, чтобы уточнить высказывание Гермеса: «Я, lapis, порождаю свет, но моя природа — тьма». После лекции
Эранос в Асконе о снах Паули, будучи на Тавистокских лекциях в
Лондоне (с 30 сентября по 4 октября 1935 г.), Юнг посетил Британский музей. На второй лекции в Тавистоке он упоминает тот
факт, что ходил в Британский музей, чтобы найти упоминания в
средневековых латинских рукописях, чтобы понять символические продукты бессознательного, и упоминает открытия, которые собирается опубликовать «в небольшой книге». Он, должно быть, говорит о планах по публикации снов Паули, содержащих символизм мандалы. Он также предполагает, что публикация может разозлить многих английских психиатров, сидящих перед ним. В конце пятой и последней Тавистокской лекции Юнг
действительно упоминает случай Паули (не раскрывая его личности). Это первый случай упоминания Паули перед англоязычной
публикой, но в этом случае он воздерживается от связывания
случая с грядущей публикацией, упомянутой на второй день Тавистокских лекций.
Прежде чем отправиться в Лондон на лекцию, Юнг написал
Паули 21 сентября, прося у него разрешения включить материал
сновидений в публикацию. Паули ответил в письме от 2 октября,
объяснив, что письмо пришлось переправить из Цюриха в Принстон. То есть маловероятно, чтобы Юнг получил письмо Паули с
разрешением до того, как упомянул этот случай 4 октября.
Согласно Барбаре Ханна, Юнг также представил три лекции
по алхимии в Психологическом клубе в конце осени 1935 года,
после возвращения из Лондона. Он приобрёл копию Mutus
Liber в декабре 1935 г.133 Всё это ведёт к выводу, что в октябре
1935 года Юнг ещё писал и редактировал текст, который должен
будет опубликован в ежегодном сборнике Эранос под названием
«Символы сновидений в процессе индивидуации», и пока ещё не
обнаружил сведения, которые поместит в примечания о своих источниках, когда давал лекцию в августе.
Юнг, вероятно, занялся «охотой на сокровища», то есть погрузился в алхимические трактаты и создание лексикона осенью
1935 года, будучи в Лондоне, затем по возвращении в Цюрих и,
наконец, в Базеле уже зимой. В первом томе его алхимических записных книжек есть квитанция из университетской библиотеки
Базеля, датированная 26 октября, о нескольких позаимствованных алхимических книгах: среди них Tractatus Aureus и Tabula
Smaragdina, обе приписываемые Гермесу Трисмегисту. Интересно отметить, что в начале того же октября (1935 г.) Паули отправил Юнгу свой черновик лексикона параллелей между языком
современной физики и словарём аналитической психологии. Паули отправил его в письме из Института перспективных исследований в Принстоне, где проводил зиму 1935-1936 гг., работая,
среди прочих, с Эйнштейном.
Важно отметить, что после прочтения лекции о сновидениях
Паули первым результатом юнговской охоты на сокровища была
лекция Эранос, прочитанная в августе 1936 года, под названием
«Идея спасения в алхимии». Как отмечалось ранее, эта лекция
едва не сорвалась. Опять-таки, вероятный сценарий заключается
в том, что опубликованный текст лекции «Идея спасения в алхимии», напечатанный в 1937 году, сильно отличался от версии, представленной публике в 1936 году, так как Юнг постоянно перерабатывал свои лекции. В опубликованном тексте он впервые широко использовал Aurora Consurgens. В примечании он
признаёт вклад своей жены Эммы, которая обнаружила полную
версию текста в Париже, чтобы заменить испорченную копию,
которая у него была ранее. Она занималась в Париже исследованиями легенды о Граале, когда наткнулась на этом том в Национальной библиотеке. Это упоминание Эммы исчезает из последующих изданий текста, как и упоминание Марии-Луизы фон
Франц, которая помогала ему читать и переписывать Aurora
Consurgens.
Юнг упоминал на семинаре, что Паули делал собственные рисунки к сновидениям, но никогда их не показывал и не обсуждал
детально, как поступал с более проработанными картинами
Кристин Манн. На данный момент опубликовано два рисунка
Паули: один иллюстрирует сон «Дом собрания», а другой —
«Видение Мировых Часов». Лекция в Эранос о сновидениях
Паули не содержит иллюстраций, лишь несколько геометрических фигур. Записи семинара включают в себя диаграммы и рисунки: например, на семинаре Юнг обсуждает пожирающую свой
хвост или вращающуюся змею в связи с несколькими снами. Но в
издании текста «Индивидуальные символы сновидений в связи с
алхимией» в Психологии и алхимии в 1944 году он не иллюстрирует этот мотив изображениями. На семинарах на острове Бейли
Юнг привёл пять изображений мандалы, но в Нью-Йорке никаких иллюстраций, похоже, не было. Только одна из мандал, использованных на острове Бейли, была включена в Психологию и
алхимию, но не в части, посвящённой снам Паули; вместо этого
она появляется в третьей части книги, посвящённой религиозным
идеям в алхимии в главе о параллели lapis — Христос.
Ольга Фрёбе-Каптейн предоставила Юнгу для публикации
богатое собрание алхимических образов, и она же устраивала
Эранос как площадку для обсуждений, где Юнг впервые прочитал
лекцию об алхимии. За годы она собрала шесть тысяч иллюстраций в музеях Рима, Парижа, Лондона и Нью-Йорка. Её интерес
к символическим изображениям, зародившийся задолго до
встречи с Юнгом, был вдохновлён поэтом и мистиком Людвигом
Дерлетом (1870-1948), который был близок к кругу поэтов, эстетов и эзотериков Стефана Георге (1868-1933). Дерлет впервые
познакомил Фрёбе-Каптейн с мифологией и мистическими учениями и вдохновил изучать символы и образы. Она сильно увлеклась изучением духовных дисциплин, когда в 1930 году основала
вместе с теософкой Алисой Бейли «Школу духовных исследований», которая должна была стать «свободной от догм и сектантства». Они устроили первое мероприятие летом 1930 года; лекции читали Бейли и Роберто Ассаджиоли. В тот же год она
встретилась с Юнгом в Школе Мудрости графа Германа Кайзерлинга в Дармштадте. (Юнг также встретился там с синологом Рихардом Вильгельмом). Другие участники и лекторы этой школы — Лео Бек, Герард ван дер Лёв и Эрвин Руссель — все
позже участвовали в собраниях Эранос. Фрёбе-Каптейн пригласила Юнга прочитать лекцию в своей летней школе в 1931
году, но он отказался. Хакль утверждает, что Юнг был недоволен
её близкой связью с Алисой Бейли и Ассаджиоли и убеждал её
прекратить с ними общение. В 1932 году пути двух женщин
разошлись, и Бейли уехала из Асконы. В то же время Школа Мудрости Германа Кайзерлинга, проводившая свои мероприятия с
1920 года, формально прекратила собрания.
Именно в этом контексте проходила первая лекция Юнга в
Эранос в 1933 году, и на ней он решил представить видения Кристин Манн под заголовком «Исследование процесса индивидуации». Конференция была озаглавлена «Йога и медитация на Востоке и Западе». Присутствовало приблизительно двести человек. Два года спустя, в 1935 году, Юнг читал лекцию о снах Паули.
Возможно, именно тогда Юнг вдохновил Фрёбе-Каптейн собирать фотографии картин и других произведений искусства из разных публичных библиотек за её счёт. Юнг даже дал ей рекомендательное письмо для исследований. Поскольку ей недоставало
познаний в истории искусства, она компенсировала это древним
гадательным методом: она просто втыкала длинную иголку в карточный перечень архивов, а затем требовала книгу, каталогизированную на проткнутой карточке. После того, как её финансовое положение стало напряжённым, в 1937 году Пол и Мэри Меллон согласились оплатить её издержки, так что она смогла отправиться в Италию и Грецию собирать изображения с архетипическими мотивами для грядущей конференции «Великая мать».
(Есть история о том, как в 1941 году Фрёбе-Каптейн попала в
поле зрения ФБР во время перелёта через Штуттгарт из-за того,
что везла в багаже «таинственные» изображения). Можно предположить, что мандалы, показанные на семинарах острова Бейли, были переданы Юнгу Фрёбе-Каптейн. Также иллюстрации с лекции 1936 года «Идея спасения в алхимии» могли появиться благодаря её исследованиям. Все они и многие другие
были затем включены в Психологию и алхимию Юнга.
В предисловии к этому тому Юнг благодарит Ольгу Фрёбе-Каптейн за
получение фотографических копий алхимических изображений,
и Иоланду Якоби за выбор и подготовку иллюстраций для публикации.
Сразу после лекции в Асконе в августе 1936 года под названием «Идея искупления в алхимии» Юнг отправился в Соединённые Штаты, чтобы присутствовать на празднествах трёхсотлетия Гарвардского университета, прочитав лекцию на тему
«Психологические факторы, определяющие человеческое поведение» и позже проведя семинары на острове Бейли. В семинарах есть следы новых алхимических мотивов, использованных как
амплификации снов Паули, но отсутствующих в лекции Эранос
1935 года. Например, на семинаре Юнг подробно говорит об
anima mundi как совершенной сфере и упоминает круглую
субстанцию алхимиков, но этого мотива нет ни в лекции Эранос
1935 года, ни в английском переводе 1939 года. В Психологии и
алхимии Юнг развил эту тему дальше с упоминанием Theatrum
chemicum.
Точно так же юнговское описание мяча для крокета
как символа целостности связано с Парацельсом. Вдобавок, семинары упоминают циркуляторную работу алхимии (opus
circulatorum или rotundum), то есть возгонку квинтэссенции через
циркулирующее движение или круговращение, а также уроборос
как базовую мандалу алхимии, и на этой детали он подробнее
остановится в Психологии и алхимии.
Зимой 1936 года Юнг отменил обычные занятия вроде лекций в ETH и английский семинар и свёл к минимуму аналитические часы. Согласно Ханна, он сделал это, чтобы погрузиться в алхимические тексты.
Нью-йоркские семинары
Изначально не было никаких планов на вторую лекцию Юнга
о снах Паули. Он вернулся в Америку из-за приглашения прочитать лекцию по психологии и религии в Йеле (лекции Терри).
Юнги путешествовали на судне Ганза компании Гамбург-Америка Лайн, вероятнее, всего, из порта Гамбурга около 8 октября. Они перед этим присутствовали на девятой конференции Международного общего медицинского общества по
психотерапии, проведённой между 2 и 4 октября в Копенгагене,
где оставались в отеле «Англетер». Вероятно, что они отправились прямо в Гамбург после пребывания в Копенгагене.
Их прибытие в Нью-Йорк было отмечено в газетах.
Семинары в Нью-Йорке проводились перед и после лекций
Терри. Будучи в Йеле, Юнг оставался гостем в колледже Джонатана Эдвардса. Он ужинал в общем зале, и руководитель колледжа
Роберт Дадли Френч устраивал так, чтобы с ним ужинали двое
или трое студентов. Среди прочих были выбраны Джим Уитни и
Роберт Гриннел, и Гриннел вспоминает оживлённые дискуссии и
чай в Елизаветинском клубе. Оба молодых человека впоследствии
занимались аналитической психологией.
Помня о натиске желавших поучаствовать в семинарах на
острове Бейли, Хардинг с самого начала планировала нью-йоркское мероприятие в гораздо большем масштабе. Она сама взялась
за поиски большого лекционного зала и порекомендовала Юнгу
клуб Макдауэлл наИст 73-стрит на Манхэттене из-за его достаточной вместимости. , эти нью-йоркские семинары
были гораздо более формальными; они даже были «настолько же
огромными и формальными, насколько семинары на острове
Бейли были ровно противоположными». И снова Юнг планировал давать частные сессии. Семинары проводились с 8 до 10
часов вечера пять дней, с субботы 16 октября до 18 октября, а затем в понедельник 25 октября и вторник 26 октября. Йельские лекции проходили между 20 и 23 октября, и похоже, что Бертин
возила Юнгов из Нью-Йорка в Йель и назад на своей машине.
Объявление о семинарах указывало, что в участники будут допущены только подходящие заявители, и желательно, чтобы все
присутствующие заранее прочитали записи семинара на острове
Бейли. Хардинг беспокоилась о том, что могут присутствовать
люди, которые не только не имели никакого «опыта бессознательного», но и не сочувствовали работе Юнга. Она боялась, что
такие люди испортят мероприятие для тех, кто пришёл послушать
«с чутким слухом».
На этот раз Клуб аналитической психологии Нью-Йорка
также устраивал вокруг визита Юнга общественные мероприятия. 17 октября было устроено клубное чаепитие между 4 и 6 часами дня в Архитектурной лиге, 115 Ист 40 Стрит, для членов и
друзей. Прошения об участии следовало направлять Салли М.
Пинкни, казначею клуба. Вечером во вторник 26 октября после
последнего семинара все участники были приглашены на формальный «клубный ужин» в честь доктора и госпожи Юнг в
отеле Билтмор, 43 Стрит и Мэдисон-авеню. Именно на этом
ужине Юнг выступил с крайне трогательной речью, и у Барбары
Ханна сложилось впечатление, будто «он знал, что в последний
раз выступает перед многими присутствующими», говоря словно
«напрямую из бессознательного». В самом деле, это оказался последний визит Юнга в Америку, хотя в то время так никто не думал. Юнг говорил о необходимости проживать свою жизнь как можно более полно и «делать именно то, что делал Христос. Мы
должны поставить свой эксперимент. Мы должны совершать
ошибки. Мы должны прожить своё видение жизни».
Одним из участников семинара в Нью-Йорке был У. Стэнли
Делл, переводчик работ Юнга, и его жена. Кроме того, участвовали Пол и Мэри Коновер Меллон (1904-1946). В последний
день прибыла Мод Оукс, подруга Мэри с Тихоокеанского Северо-Запада, изучавшая искусство в Фонтенбло. В 1934 году
Пол и Мэри Меллон прочитали книгу Юнга Современный человек
в поисках души и отправились на консультацию к Энн Мойер,
позже Энн ван Уэйверен, жене господина Эрло ван Уэйверена.
Они впервые встретились с Юнгом на семинарах в Нью-Йорке, и
на следующий год отправились с Швейцарию, чтобы поприсутствовать на семинаре о Заратустре, и в Аскону — встретиться с
Ольгой Фрёбе-Каптейн. Они вернулись в Цюрих на следующий
год и начали анализ с Юнгом и Тони Вульф. Мэри Меллон учредила в Нью-Йорке Фонд Боллинген, посвятив себя распространению работ Юнга.
На семинаре также присутствовал писатель и сценарист Филип Гордон Уайли (1902-1971), один из основателей New Yorker.
Он пришёл со своим аналитиком доктором Арчибальдом М.
Стронгом и его женой. Уайли начал анализ со Стронгом в 1936
году из-за проблем с алкоголем. Анализ продолжался два года,
два часа в день, шесть дней в неделю, в корпусе Харкнесс в Колумбийском пресвитерианском госпитале. Этот новый интерес повлиял на его сочинения, и он хвастал, что Юнг комментировал его
книгу Эссе о нравах (1947), а он будто бы понимал теории Юнга
лучше всех в Америке. Когда Юнг посетил Нью-Йорк в 1937
году, он с Эммой Юнг оставался в доме Уайли на Ист-ривер, Коннектикут, больше двух недель, вместе с доктором Стронгом и его
женой, оживлённо обсуждая психологические концепции Юнга.
В 1942 году Уайли стал известен благодаря бестселлеру Поколение
гадюк, острой критике американского общества и особенно американской «мамы», которую он приравнивал к «уничтожающей
матери».В своём введении к двадцатому изданию Поколения
гадюк (1984) Уайли заявил, что его мрачные «предсказания» в
книге совпали с реальностью, потому что он использовал логику
законов психодинамики Юнга и Фрейда как основу своего «эксперимента». Пользуясь языком разума и науки, он умоляет людей
уделять больше внимания науке, чтобы можно было предвидеть и
предотвращать грядущие катастрофы. В письме Юнг комментировал книгу Виктору Уайту: «Такая книга была бы невозможна
в Европе, потому что она самоубийственна. … Я не думаю, что
книга Уайли добивается цели в Америке. Шкура у публики невероятно толста. У. этичен, но не понимает — пока не понимает —
религию». Уайли также написал роман под названием Ночь к
ночи (1944), по которому Warner Brothers сняли кино (в главных
ролях Рональд Рейган и шведская актриса Вивека Линдфорс).
Позже, в 1949 году Уайли защищал Юнга в газетах против обвинений в сочувствии нацистам. Он утверждал, будто Юнг ясно дал
ему понять, будучи в гостях, что нацистские лидеры все
безумны.
Юнг и антисемитизм
Теперь мы кратко затронем вопрос об обвинениях Юнга в
антисемитизме и нацистских симпатиях. Эта тема обширна, и ей
посвящены многие учёные работы, так что данный текст ни в
коем случае не исчерпывающий.
Обвинения начались в 1933 году, когда Юнг стал президентом Медицинского общества по психотерапии. Это общество
было учреждено в 1926 году немецкоговорящими врачами, желавшими продвигать психотерапию как отдельную науку с замыслом превратить его в международную ассоциацию. Юнг был
членом общества с 1928 года, а в 1930 году избран вице-президентом. Президентом в то время был Эрнст Кретчмер. Ежегодная
конференция, которая должна была пройти в Вене 6-9 апреля,
оказалась отменена, и Кретчмер ушёл в отставку. Нацистский режим ввёл предписание, лишающее работы и постов гражданских
служащих, считающихся врагами Рейха, вроде коммунистов и евреев (Закон о восстановлении профессиональной гражданской
службы). Режим заявил, что все профессиональные организации
должны координироваться (gleichgeschaltet), а евреи — исключены. Юнга убеждали занять пост президента, и он, наконец, сделал это, полагая, что он будет лишь президентом реорганизованного международного общества, составленного из разных
национальных групп. Он занял пост в июне того же года, а также
стал редактором журнала общества, Zentralblatt für Psychotherapie.
Живя в нейтральной стране, Юнг смог запустить трансформацию общества в международное, состоящее из национальных
групп, которые не обязаны были подчиняться немецким законам.
Юнг приложил немало усилий, пытаясь ограничить влияние всемогущей немецкой группы. Он подготовил устав, гласивший, что
никакая национальная группа не может контролировать больше
40% голосов, а членами могли стать люди, не принадлежащие к
национальной группе. Это позволяло немецким евреям оставаться в организации в статусе отдельных членов. Он упросил еврея-юриста Владимира Розенбаума, члена Психологического
клуба Цюриха, помочь сформулировать устав «насколько возможно менее по-нацистки и с таким двойным смыслом, чтобы это
позволило ускользнуть от всей этой нацификации». Розенбаум
также вспомнил, как Юнг говорил, что нацисты действительно
безумны.
Эти перемены были приняты советом в октябре 1933 года.
Кроме того, журнал был разделён на международное издание и
отдельное национальное дополнение. По плану, каждая национальная группа получала своё дополнение, рассылаемое только
членам соответствующей национальной группы, тогда как международное издание отправлялось всем членам. После этого
начался интенсивный период набора новых национальных групп,
которые могли бы служить противовесом очень большой немецкой группе, возглавляемой кузеном Германа Геринга, Маттиасом
Генрихом Герингом. Новая организация сложилась к 1934 году в
составе немецкой, голландской, швейцарской и датской национальных групп; только позже (в 1936 году) присоединилась
Первый номер журнала после этих событий был опубликован
в декабре 1933 года, и Юнг написал для него вступительное обращение в качестве нового президента, упоминая, как важно не смешивать еврейскую и германскую психологию. В немецком дополнении М. Геринг написал редакторскую колонку, заявляя о приверженности немецкой психотерапии идеологии национал-социализма. Это дополнение распространялось, наряду с международным изданием, среди всех членов без ведома Юнга. В следующем выпуске журнала, опубликованном в 1934 году, Юнг выступил с работой под названием «Нынешнее состояние психотерапии». Здесь он решил сфокусироваться на критике теорий Адлера и Фрейда как материалистических и бездушных, причём в довольно уничижительном тоне, снова подчёркивая разницу между
германской и еврейской психологиями, видя в происходящем в
Германии процесс обновления. Он также заявлял, что евреи не
создали собственной культурной формы, будучи зависимы от той
культуры, внутри которой жили. Эти заявления Юнга породили подозрения в нацизме и антисемитизме. Всё это вызвало
резкую реакцию среди его еврейских последователей, а также обсуждалось в прессе. Мы можем проследить эти дискуссии в опубликованной переписке, среди прочих, между Юнгом, Джеймсом
Киршем, Герхардом Адлером и Эрихом Нойманном, все —
евреи-юнгианцы. Здесь Юнг в основном проводит различия
между его расовыми психологическими представлениями, и антисемитизмом, яростно отвергая обвинения в последнем. Его расовая психология основывалась на убеждении, что этническая и
культурная история человека отпечатывается в нём и становится
живым фактом бессознательной психики. Конечно, расовые психологические идеи поддерживали многие учёные того времени, и
даже еврейские психологи, как показывает дискуссия между Нойманном и Юнгом.
Похоже, что Юнг был искренне удивлён реакцией, и становится очевидно (но от того не более похвально), что его нападки
на «евреев» были укоренены в стремлении добиться выгодного
положения для своей школы психотерапии, отличной от психоанализа. Он воспользовался возможностью отомстить Фрейду и
фрейдистам за двадцать лет обвинений в антисемитизме просто
за то, что он не принимал редукционистскую теорию сексуальности. Как он утверждает в письме Герхарду Адлеру, его главная
критика связана с тем, что Фрейд отрицал собственные корни, заявляя, что психоаналитическая теория объективна и верна для
всех людей, тогда как Юнг был убеждён, что всякая теория несёт
на себе печать автора («личное уравнение»). Он утверждал
также, что говорит от имени всех евреев, даже каждого человека
любого происхождения, который хочет вернуться к собственной
природе. То, что Юнг использовал выражения, позаимствованные из нацистской пропаганды против «еврейской науки»,
вроде «механизация», «непристойный», «подрыв», «враждебность к жизни» и «грязь» — это несомненно, но даже психоаналитики, защищавшие психоанализ, скатывались к подобному языку. Согласно Джеймсу Киршу, Юнг в то время не понимал
опасности нацистского движения и думал, что через полгода ему
конец. Некая наивность была и в Вольфганге Паули, до последнего не верившем, что Германия идёт к войне, пока не пришлось
бежать из Швейцарии в 1940 году.190
Дальнейшая история Медицинского общества по психотерапии показывает, как Юнг продолжал стремиться к подлинной интернационализации общества, ослабляя власть немецкой группы.
Была запланирована конференция в Голландии в 1936 году, но отменена из-за политической ситуации. В то время Юнг хотел уйти
с президентского поста, но шведский коллега Поль Бьерр убедил
его остаться и бороться за спасение психотерапии в Европе.
Бьерр обещал сделать всё возможное, чтобы устроить международную конференцию в Скандинавии и открыть новые национальные группы, что ему удалось вместе с датским коллегой
Олофом Брюлем в 1937 году, когда была проведена конференция
в Копенгагене. В ней участвовали тринадцать стран, и лекции
проходили на французском, английском и немецком языках. Австрийская национальная группа присоединилась к федерации, а
французская и румынская группа находились в процессе
формирования.191 Общими усилиями ещё одна конференция
была проведена в Оксфорде в 1938 году, где присоединилась английская группа со Штрауссом (который был евреем) в качестве
президента новой группы. Юнг убедил доктора Хью КричтонМиллера стать вице-президентом и тем самым заменил М.Г. Геринга. Юнг старался присоединить американскую группу. На
этой конференции были представлены восемнадцать стран с
тремя сотнями участников. В августе 1939 года собрание делегатов было проведено в Цюрихе, где Юнг, наконец, ушёл с поста.
Это было связано с тремя новыми национальными группами, итальянской, венгерской и японской. Поскольку все три были пронемецкими, Юнг понял, что не сможет повернуть общество в демократическом направлении, и его уход состоялся в сентябре
1940 года. В тот же год книги Юнга появились в списках запрещённых книг в Германии.
Маттиас Геринг писал Полю Бьерру 12 ноября 1940 года:
«Мы не должны забывать, что Юнг полностью оставил Германию, и его последняя книга “Психология и религия” содержит
нападки на нас. Только благодаря великодушию нашего министерства пропаганды эту книгу ещё разрешают продавать в Германии».
Что странно, слухи о том, что Юнг —нацист, долго доходили
до его последователей в Соединённых Штатах. В письме Беатрис
Хинкль, возможно, отправленном его жене Эмме, спрашивает о
слухе, якобы распространяемом Фрейдом, будто Юнг присоединился к нацистам и проводит время в Берхтесгадене как главный
советник Гитлера. Юнг спросил, от кого она услышала это, и оказалось, что она узнала это через друга Генри Мюррея, доктора
Хэдли Кэнтрила, работавшего в Принстонском университете.
Кэнтрил встречался с Фрейдом, который ему об этом рассказал. Она также добавила: «Никто, знающий вас, никогда бы не
связал вас с нацизмом». В декабре 1944 года Элеанор Бертин
написала Юнгу, что её опрашивал агент ФБР, пытаясь разобраться, связан ли Юнг с нацистами и был ли он антисемитом.
Она сказала ему, что у неё, к счастью, есть несколько писем Юнга,
которые помогли разобраться с первым вопросом, и, очевидно,
агент поверил её словам относительно второго вопроса. Она
назвала ему имя Юджина Хардинга, который мог дать исчерпывающие свидетельства на эту тему, но эта тема больше не поднималась. Она спросила агента, почему ФБР заботит мнение швейцарского гражданина, но тот ответил, что ему не разрешено говорить
о подозрительных сведениях, среди прочего, о том, что Юнг сейчас, на самом деле, в Соединённых Штатах.
Другие также документировали контекст этого слуха. Возможно, что он появился из-за связей Юнга с консервативными
оппозиционными кругами в Германии, и среди них был врач Фердинанд Сауэрбрух (1875-1951), проводивший время в Берхтесгадене как врач Гитлера и его окружения, также связанный с Клаусом фон Штауффенбергом (он лечил последнего после ранения в Африке в 1943 г.) и его группой заговорщиков, пытавшихся убить
Гитлера 20 июля 1944 года. Очевидно, им разрешалось использовать дом Сауэрбруха для некоторых тайных встреч. Юнг, вероятно, знал Сауэрбруха ещё до Первой Мировой войны, поскольку тот тогда был профессором хирургии в Цюрихе. Они несколько раз встречались в Цюрихе во время Второй Мировой войны в
связи с деятельностью швейцарского Общества Парацельса, к которому оба принадлежали. Сауэрбрух сообщил Юнгу об ухудшении умственного состояния Гитлера. Эти сведения Юнг затем донёс до Аллена Даллеса, американского дипломата, который в 1942 году вёл в Берне операцию Управления стратегических
служб. Юнг помогал ему в анализе немецкой национальной психологии.
В целом, можно сказать, что у Юнга были расовые идеи и
предрассудки в отношении евреев, но он был готов обсуждать эти
представления со своими еврейскими последователями; и в период 1933-1937 гг. он, похоже, думал, что из германского и
нацистского движений может выйти что-то хорошее в том
смысле, что немцы «вернутся к своим корням», к плодородной
почве коллективного бессознательного. Он также видел возможность лоббирования своего направления психотерапии, когда
«еврейский» психоанализ оказался под ударом. Его критика психоанализа, само собой, зародилась гораздо раньше 1930-х годов и
разделяла некоторые аргументы с расистской критикой, следовавшей из нацистской идеологии: о том, что психоанализ был материалистическим, механистическим, «вырожденным» и бездушным. Юнг, похоже, решительно изменил мнение о Германии
около 1937 года, всё более беспокоясь о развитии событий. Он
также старался как можно больше помогать союзникам и двигать
Медицинское общество по психотерапии в «западном» и демократическом направлении.
Следует также отметить, что с ноября 1932 года Паули ходил
на регулярные сессии с Юнгом вплоть до 26 октября 1934 года,
когда он решил прекратить встречаться с Юнгом. Именно в это
время появились тяжёлые обвинения Юнга в антисемитизме. Об
этом нет упоминаний в письмах Паули. Мы знаем, что Паули старался помочь своим коллегам, затронутым антисемитскими законами и нуждавшимся в бегстве из Германии.
Индивидуальные символы сновидений
в связи с алхимией
На лекциях Терри в 1937 году Юнг впервые обратился к академической публике с речью о важности алхимической философии. Здесь Юнг решил обсудить сон Паули о реконструкции гиббона (№16) и церковный сон (№17), которые впервые обсуждал
на острове Бейли и снова вернулся к ним на семинарах в НьюЙорке. Он также обсуждал сон о «Доме собрания» (№54) и
«Видение Мировых часов» (№59), которые не рассматривались
на семинарах. Это были сны, появившиеся после того, как Юнг
занялся лечением Паули после Эрны Розенбаум, и оба были проиллюстрированы карандашными рисунками Паули.
На йельских лекциях, как и на семинарах, Юнг подчёркивает
контраст между принципами дионисийского и христианского
культа. Он обсуждал недостаток дионисийского элемента и экстаза в связи со сном Паули о католической церкви, который начал
обсуждать ещё на острове Бейли. Эта тема, повторяющаяся в работе Юнга после раннего прочтения Ницше, пронизывает
семинары. В Психологии и алхимии толкование церковного сна
Паули амплифицируется этой темой эмоций и аффекта, не находящих подходящего религиозного выхода в христианстве, которое слишком аполлонично.
На семинарах в Нью-Йорке в 1937 году Юнг использует в два
раза больше упоминаний алхимии, чем ранее на острове Бейли.
Он поднимает такие мотивы, как философское древо и soror
mystica, которые не встречаются в его эссе «Индивидуальный
символизм сновидений в связи с алхимией» в Психологии и алхимии (хотя они присутствуют на иллюстрациях). В 1937 году Юнг
также был погружён в видения Зосимы. Он только недавно прочитал в Эранос лекцию на эту тему, которая тоже оказала своё
влияние на нью-йоркские семинары. Упоминания Зосимы
также появляются в тексте Психологии и алхимии: толкование видения №6 о закутанной женской фигуре на лестнице, и снова мотив лестницы во сне №12. На нью-йоркских семинарах Юнг обсуждал алхимическую идею massa confusa, и она была добавлена к
текстам в Психологии и алхимии.
В опубликованной версии снов Паули в Психологии и алхимии от 1944 года, выпущенной под заголовком «Индивидуальные символы сновидений в связи с алхимией», есть несколько
упоминаний, отражающих непрерывную погружённость Юнга в
алхимические тексты после 1937 года.
В 1952 году Юнг переиздал книгу с несколькими мелкими изменениями, включая отрывки, позаимствованные из его путешествия в Индию в декабре 1937 года, во время которого он познакомился с ламаистскими мандалами.
Юнг вспоминал, что глубоко занимался Психологией и алхимией летом 1939 года, когда давал семинары в ETH на тему духовных упражнений Игнатия Лойолы. В то время у него было захватывающее, но неприятное видение фигуры Христа с телом из
зеленоватого золота на Кресте. Это познакомило его с уподоблением Христа с viriditas (позеленение) у алхимиков, с духом жизни
или anima mundi, которая оживляет весь космос, наполняет всё,
пронизывает даже неорганическую материю вроде металла и
камня. После семинаров о Лойоле он давал серию лекций об алхимии в ETH с 8 ноября 1940 года до 11 июля 1941 г. Это были
последние лекции, прочитанные Юнгом в ETH, кульминация и
финал серии лекций, начатой в 1933 году.
На этих лекциях об алхимии Юнг начинает с Псевдо-Демокрита, переходит к Зосиме, затем обращается к Tabula
Smaragdina, Rosarium Philosophorum и аксиоме Марии Пророчицы. Он вновь поднимает материал случая Кристин Манн, который привёл его к алхимии, обсуждает Turba Philosophorum и влияние алхимии на авторов вроде Гёте и Майринка. Он покрывает
несколько тем из алхимии, такие как гора, сокровище, arcanum,
mysterium и тайный язык. К летнему семестру 1941 года он обсуждает концепцию anthropos, связи с восточной алхимией, настрой
алхимика, медитацию, понятия scientia, sapientia и prima materia.
Юнг также прямо связывал алхимию с процессом индивидуации. Но сны Паули на этих лекциях вообще не упоминаются.
Другим важным шагом к публикации Психологии и алхимии
было празднование в 1941 году пятисотлетия со дня смерти Парацельса, и по этому случаю Юнга пригласили выступить с программной речью в швейцарском Обществе Парацельса в Айнзидельне. Это заставило Юнга погрузиться в учения средневекового врача, и он обнаружил, в какой степени Парацельс находился
под влиянием алхимии. Юнг утверждал, что именно через Парацельса наконец «пришёл к обсуждению природы алхимии в связи с религией и психологией или, говоря иными словами, алхимии как формы религиозной философии». Результаты этого исследования сложились в Психологию и алхимию.
Летом 1942 года Юнг проводил исследования духа Меркурия, которые были опубликованы в Eranos Yearbook, а после пересмотрены в 1943-1948 гг. Всё это время Юнг, должно быть, работал над Психологией и алхимией, чтобы подготовить её к печати осенью и зимой 1942 г.215 Это отражают дополнения к тексту
«Индивидуальных символов сновидений в связи с алхимией».
Длинный отрывок о гиббоне и ассоциация собакоголового бабуина с египетским Тотом-Гермесом определённо стали плодом
этих исследований. Юнг добавил отрывок о неуловимой природе Меркурия как cervus fugitivus (ускользающий олень) и концентрации, требуемой для алхимической работы. Возможно, проводя связь со случаем Паули, Юнг связал этот мотив с нравственным обязательством прекратить убегать от важных жизненных
вопросов. Он также добавил длинные отрывки о переходе от
трёх к четырём и об аксиоме Марии Пророчицы, а также об идее
антропоса как представления о человеческой целостности.
Юнг добавил упоминания немецкого христианского мистика
и теолога XVI века Якоба Бёме. Юнг читал Бёме в студенческие годы и, возможно, вновь открыл для себя во время «охоты за сокровищами». Он не обсуждал Бёме на семинарах 1936 и 1937 года, но теперь добавил иллюстрацию мандалы, взятую из работы Бёме. По какой-то причине Юнг решил не включать её в Психологию и алхимию. В дополнительном отрывке в «Индивидуальных
символах сновидений в связи с алхимией» Юнг сравнивает колеса как повторяющийся символ процесса циркуляции в алхимии
с мистической ролью колеса в работе Бёме. Юнг подчёркивает,
насколько Бёме находился под влиянием алхимических идей.
Также добавлена идея об оплодотворённой желеобразной жизненной массе, связанной с клеем или камедью в алхимии. Вдобавок появляются львы и дикие животные, указывающие на скрытые аффекты. Есть отрывок об Огненной горе и семи звёздах,
которые больше связаны с гностическими идеями, добавленный к
толкованию сна о «Доме торжеств». Был добавлен мотив детской игры в алхимии как символ сотрудничества с инфантильными силами. Феникс или орёл, появляющийся из яйца как символ освобождённой души, был добавлен в «Индивидуальные символы сновидений в связи с алхимией». Чтобы объяснить «Видение Мировых часов», Юнг добавляет отрывок об идее трёх
regimina и творении квинтэссенции, также поднимая тему алхимического гермафродита. Один параграф добавлен в издании
1952 года, в котором Юнг сравнивает тридцать два удара Мировых часов Паули с числовым мистицизмом Каббалы. Это последнее дополнение к тексту, начавшемуся как лекция о появлении одного символического продукта в процессе индивидуации,
то есть мандалы, и за годы превратившегося в текст «Индивидуальные символы сновидений в связи с алхимией».
Процесс трансформации ещё более заметен в третьей части
Психологии и алхимии, в превращении текста «Идея спасения в
алхимии» в «Религиозные идеи в алхимии». Здесь дополнения
настолько значительные, что оригинальный текст почти
неузнаваем. Например, на тему Aurora Consurgens появилось
приблизительно пятнадцатистраничное дополнение. Юнг, очевидно, уже в 1942 году планировал публикацию полного текста
Aurora Consurgens, переведённого Марией-Луизой фон Франц,
как он указывает в примечании к первому изданию Психологии и
алхимии.
Но когда фон Франц попросила Юнга написать предисловие, он так увлёкся материалом, что спросил, не будет ли она
против, если он напишет целую книгу. Его предисловие раздулось
в восьмисотстраничную книгу Mysterium Coniunctionis, для которой Aurora Consurgens стала дополнительным томом больше десяти лет спустя. Эта работа началась до инфаркта миокарда в феврале 1944 года, и есть сведения о том, как он говорил фон
Франц, что его болезнь, околосмертные переживания и видения
были необходимы для того, чтобы действительно «познать» реальность mysterium coniunctionis.
Юнг, очевидно, решил добавить сны Паули в Психологию и
алхимию, хотя в начале они были представлены как пример появления символизма мандалы. Ничто в переписке Паули не указывает, что он считал странным публиковать свой материал сновидений в контексте алхимии. Впервые Паули упоминает алхимию
в своей переписке 24 мая 1937 года после того, как Юнг отправил
ему своё эссе для Эранос «Мотивы спасения в алхимии». Паули
заявляет, что эссе крайне интересно ему и как учёному, и в свете
личных переживаний в сновидениях. Он также подтверждает
важность связи между концепциями, описывающими физические
и психологические процессы, говоря, что «даже самая современная физика прибегает к символическим изображениям психических процессов, вплоть до мельчайших деталей», и после 1935
года он указывает на роль, которую «радиоактивное ядро» играло в его снах, как на параллель философскому камню.
Юнг постепенно всё больше амплифицировал сны Паули в
свете алхимии. Глубокое чтение Парацельса и открытие (или,
скорее, повторное открытие) парацельсовской концепции lumen
naturae — света природы, божественной искры, погребённой во
тьме природы, во врождённом разуме животных и растений, а
также в человеке — способствовали решению включить сны физика в Психологию и алхимию. Возможно, Юнг считал символически уместным включить сны Паули, специалиста по квантовой
физике и современного алхимика, человека, сочетающего глубокие познания тайн природы с пристальным наблюдением за своей
бессознательной психикой. Паули обратился к той же теме в
своей исторической работе Влияние архетипических идей на научные теории Кеплера. Начиная с 1946 года, после захватывающего
сна, Паули изучал спор между астрономом Иоганном Кеплером
и алхимиком Робертом Фладдом, сфокусировавшись на том моменте в истории, когда произошёл сдвиг от старого герменевтического мировоззрения к зарождающемуся новому, характеризуемому строгим разделением между субъектом и объектом, между
душой и материей. Старый герменевтический взгляд включал в
себя женский элемент в форме anima mundi (мировая душа), который находится в прямой связи с человеческой душой, как макрокосм, связанный с микрокосмом. Паули был заинтригован не
только возродившимся интересом квантовой физики к проблеме
разделения между субъектом и объектом, но и собственным выраженным отождествлением с обоими сторонами исторического
спора: «Я сам не только Кеплер, но и Фладд».