06.03.2018
0

Поделиться

Письма от 1909 г.

Юнг и Фрейд Переписка

Письма от 1909 г.

124J

Бургхольцли — Цюрих, 7 января 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Это настоящий триумф, и я сердечно вас поздравляю! Жаль, что он приходит в такое неудобное время. Возможно, вы сможете устроить это после годовщины; даже тогда ваши лекции все равно будут интересны для американцев. Мало-помалу ваша истина просачивается на публику. Если это вообще возможно, вы должны выступать в Америке, пусть даже только ради того, чтобы отзвук этого достиг Европы, где вещи тоже начинают приходить в движение.

Вы уже должны получить работу Штромайера[1] к этому времени. Мне очень приятно, что семя в Йене прижилось. Немного времени пройдет, как сочинения pro et contra появятся и в других местах. Юлиусбургер, например, сообщил мне о грядущей публикации о Dem. praec.[2] В Америке Джонс[2a], похоже, занят работой, а также Брилль. Моя книга о Dem. praec. скоро выходит на английском.[3] Мой человек из Тюбингена[4] всерьез ею занялся, радостно отметить, и точно станет глубоким сторонником в еще одной немецкой клинике.

Вчера умерла пациентка от кататонии следующим образом: несколько месяцев назад, после десятилетий апатии, она внезапно впала в тревожное состояние, в котором чувствовала, что ее убьют. («Отпустите меня к дяде, чтобы я сажала с ним сад» — ее брак был бездетным). Тревога дошла до точки помешательства от ужаса с невероятным возбуждением, затем немного успокоилась, жар дошел до 40°, затем появились симптомы острого бульбарного паралича, после чего наступила смерть. Результаты вскрытия: тело: отрицательные; мозг: легкий отек pia[5] теменной области, очевидная атрофия извилин, гиперанемия pia. В остальном ничего. Мозг обследовал доктор Мерцбахер[6] из Тюбингена. Загвоздка в том, что мы почти ничего не знаем о «психофизике», несмотря на все вопли анатомов.

Это дело с Абрахамом действительно удручает. Я далек от неприязни к нему, так как его намерения не осуществились. В любом случае, это станет очень неприятно для меня впоследствии, потому что в таких обстоятельствах я не отважусь снова просить у него кратких изложений. Я хотел бы жить с ним в мире, но необходима добрая воля и с его стороны.

Об Америке я хотел бы заметить, что дорожные издержки Жане были должным образом скомпенсированы появившейся впоследствии американской клиентурой. Недавно Крепелин дал одну консультацию в Калифорнии за скромную плату в 50000 марок. Я думаю, следует учитывать и эту сторону вещей.

Я написал доктору Бродману[7] о Ференци. Возможно, его работу можно поместить там; мы также можем попробовать Allgemeine Zeitschrift für Psychiatrie. Работу одного из моих учеников[8] там приняли с радостью.

Здесь доцент (по экспериментальной психологии) Врешнер,[9] […], анонсировал лекции о вашей теории в Ассоциации учителей. Пастор Пфистер,[10] умный человек и мой друг, начал широкую пропаганду ваших идей. Врешнер хочет это опередить. Но я привел Пфистера к уверенности, что В. не затеет грязных трюков, которые я от него ожидаю. […]

Не так давно молодая дама сказала мне в беседе: «Вам приходится верить, вы смотрите на людей так убедительно».[11] Ударение на уб- было так неожиданно, что я расхохотался.

С наилучшими пожеланиями, Юнг

  1. “Über die ursalichen Beziehungen der Sexialitat zu Angst und Zwangszustanden”, Journal für Psychologie und Neurologie, XII (1908-9).
  2. Возможно, “Zur Psychotherapie und Psychoanalyse”, Berliner klinische Wochenschrift, 8 Feb. 09, pp. 248-240 (см. Jones, II, p. 32, n. 4/29, n. 10).

2a. С окт. 1908 г. получил степень по психиатрии в университете Торонто.

  1. The Psychology of Dementia Praecox, tr. A.A. Brill and F.W. Peterson (Nervous and Mental Disease Monograph Series, 3; New York, 1909). Брилль сам пересмотрел перевод (ibid., 1936). Об оригинале см. выше, 9J, прим. 1.
  2. Стокмайер.
  3. = pia mater, мягкая мозговая оболочка.
  4. Людвиг Мерцбахер (1875-1942) — немецкий психиатр, после 1910 г. в Буэнос-Айресе.
  5. Корбиниан Бродман (1868-1918) — редактор Journal für Psychologie und Neurologie. См. письмо Ференци Юнгу от 6 янв. 09 г. в Jung, Letters, ed. G. Adler, Vol. 1.
  6. Вероятно, Рихарда Больте; см. выше, 33J, прим. 4.
  7. Артур Врешнер (1866-1931+) — немецкий психолог-экспериментатор и врач, после 1906 г. работал в Цюрихском университете и E.T.H. Юнг цитировал его работу об ассоциативном эксперименте; см. CW 2, index, s.v. Wrechner.
  8. Оскар Пфистер (1873-1956) — протестантский пастор из Цюриха, член-основатель Швейцарского психоаналитического общества (1910); остался с Фрейдом после 1914 г. Со-основатель (с Эмилем Оберхольцером) нового Швейцарского общества по психоанализу (1919). См. его переписку с Фрейдом, Psychoanalysis and Faith (1963).
  9. В рукописи: uberzeugunsvoll. С нормальным ударением на третий слог = «убедительно»; с ударением на первый слог = «переполненный репродуктивными силами».

125F

17 января 1909 г., Вена, IX.Berggasse 19

Дорогой друг,

Наконец, воскресенье, когда я могу поболтать с вами. На этой неделе было слишком много работы.

Я очень доволен Штромайером. Его работа сопровождалась очень скромным письмом, на которое я ответил крайне дружелюбно. Я сказал ему, что он один из нас, несмотря на его возражения, что нам не нужно бездумное повторение наших взглядов и что мои последователи сохраняли свои суждения, пока не убеждались через собственную работу. Штромайер согласен с нами так глубоко, что я легко обманываюсь мыслью, что он держится в стороне только чтобы создать впечатление. Но это, конечно, заблуждение.

Ваш отважный друг Пфистер прислал мне работу,[1] за которую я его пространно поблагодарю. Это действительно очень мило с его стороны — протестантского священника, — хотя меня несколько раздражает видеть ψΑ перечисленным в борьбе с «грехом».

Меня тошнит от работы Петерсона о расположении сознания. Можно много сказать об Америке. Джонс и Брилль пишут часто, наблюдения Джонса резкие и пессимистичные, Брилль видит все через розовые очки. Я склонен согласиться с Джонсом. Я также думаю, что когда они обнаружат сексуальное ядро наших психологических теорий, то оставят нас. Их[2] ханжество и материальная зависимость от публики слишком велики. Вот почему у меня нет желания рисковать путешествием туда в июле. Я ничего не ожидаю от консультаций. Крепелину было легче. Во всяком случае, я ничего больше не получал из университета Кларка. Но у меня было очень милое письмо от Кэмпбелла,[3] который просит публикаций и т. д.

Рад сказать, что есть новости получше от Абрахама. Он полностью отрицает, что обиделся на выговор; он был болен, что объясняет его долгое молчание. Правда, он не объясняет, почему сказал, что жаловался, тогда как в действительности не жаловался, но, по крайней мере, это позволяет вам истолковать весь инцидент как non arrivé [зд.: ничего не случилось]. Должен сказать, с вашей стороны было очень любезно дать его работе в Jahrbuch первое место после Маленького Ганса.

Большое спасибо за ваши усилия по размещению статьи Ференци. Я закончил править вычитки Маленького Ганса только пятнадцать минут назад. Второй том моих Избранных работ по теории неврозов также появится в феврале. Дейтике чересчур дружелюбен, буквально сдувает с нас пылинки, это хороший знак. Каргер[4] в Берлине предложил опубликовать третье издание Повседневной жизни.

Мы определенно продвигаемся вперед; если я Моисей, то вы Иисус Навин и получите во владение обетованную землю психиатрии, которую я увижу лишь мельком, издалека.

Фрау К— крайне интересна, и ее случай становится вполне ясен. Надеюсь, скоро мы сможем провести несколько часов, беседуя о ней.

Надеюсь, Франц Карл преуспевает. Вы получите извещение о свадьбе моей дочери, которая пройдет 7 февраля.

Не заставляйте меня ждать ответа столько, сколько я заставил ждать вас.

Сердечно ваш, Фрейд

  1. “Wahnvorstellung und Schulerselbstmord”, Sweizer Blatter für Schulgesund heitspflege, 1909, no. 1. Письмо с признательностью от Фрейда 18 янв. 09 г. начало их переписку длиной почти в 30 лет.
  2. Описка, упомянутая Юнгом в следующем письме, что Фрейд написал Ihre, «ваше», вместо ihre, «их», проблематична. В рукописи Фрейд поставил точку после uns fallen lassen, «оставят нас», так что следующее слово Ihrer начинается с большой буквы и может означтаь либо «ваше», либо «их»; но точка закрыта верхним выносным элементом слова строкой ниже. Второе ihre определенно со строчной буквы, «их». См. факсимиле.
  3. Чарльз Макфи Кэмпбелл (см. выше, 102J, прим. 3), в то время в Нью-Йорке, был редактором (1905-1915) Review of Neurology and Psychiatry (Эдинбург), которое иногда публиковало работы о психоанализе. / Имя в рукописи (см. факсимиле) можно прочитать и как «Памплека», но это имя проследить не удалось.
  4. С. Каргер (ум. 1935 г.) — берлинский издатель.

Фрейд, 17 янв. 09 г. (125F, стр. 2)

126J

 

Бургхольцли — Цюрих, 19 января 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Как вы хотели, я спешу ответить на ваше письмо тут же. Радуюсь вашим хорошим новостям. У нас все тоже идет хорошо, кроме последних двух дней, которые отняла вынужденная бездеятельность и инфлюэнца. Сегодня моя голова более вынослива.

Рад, что вы оценили мои усилия быть как можно более терпимым с Абрахамом. Я был бы крайне благодарен, если бы вы со временем его вылечили. Больше узнав о практике невролога в этом году, я хорошо понимаю обидчивость Абрахама. Какая это горькая чаша! Всякий раз, когда я застреваю на каком-нибудь безнадежном сопротивлении, я думаю не столько о вас (ведь я знаю, как быстро вы найдете выход), сколько о своих страдающих коллегах-аналитиках, которые вынуждены зарабатывать на жизнь сопротивлениями пациентов и имеют столь же мало мудрости, к которой можно обратиться, как и я.

Пфистер — это чудесный человек, сам, конечно, невротик, хотя не в тяжелом состоянии. Его ничто не пугает, он грозный рыцарь нашего дела с могучим умом. Он чего-нибудь добьется. Чего? Я пока не знаю. Что странно, я нахожу вкус в этой смеси медицины и теологии. Его нынешняя цель — это, само собой, сублимация, достаточно допустимая у человека его ума. Скоро вы получите от него другую пространную работу.[1] Он лихорадочно занят. Есть еще один очень хороший человек, завербованный молодым Бинсвангером, доктор Хаберлин,[2] прежде директор педагогического колледжа, теперь приватдоцент по философии[3] в Базеле. Он основал здесь школу для проблемных детей, где обучает «аналитически». Он разделяет психологии на «дофрейдистскую» и «постфрейдистскую»! Это о многом говорит.

Наш маленький круг процветает. В последний раз было 26 участников. Монаков снова совершил acte de présence [акт присутствия — фр.], но так же туп, как всегда. Среди наших педагогов идет революция. Меня попросили дать специальный курс лекций по введению в вашу психологию. Тем временем Блейлер с самым невинным видом тихо передал преподавание умственной гигиены Риклину, даже не посоветовавшись со мной. Это уже второй раз, когда пост преподавания ускользнул от меня сквозь пальцы не без молчаливого попустительства Блейлера. Преподавательские посты, видите ли, это важные вещи у нас, потому что у нас нет почетного профессорства. Мои академические перспективы, таким образом, очень плохие, хотя в настоящее время это меня не сильно беспокоит. Утешают другие успехи.

Американцы люди другой породы. Сначала я должен с дьявольским ликованием указать на вашу описку: вы написали «ваше ханжество» вместо «их ханжество».[4] Мы заметили это ханжество, которое было гораздо сильнее, чем сейчас; теперь я могу его переваривать. Я больше не смягчаю вопрос сексуальности.

Вы, вероятно, правы о путешествии в Америку. Петерсон со мной порвал — напоказ и без всякой причины. Я полностью разделяю пессимизм Джонса. Пока эти люди просто не имели представления, о чем мы говорим. Однажды они заползут в угол, чопорные и сконфуженные. Тем не менее, это передастся кое-кому из них, и уже передается, несмотря на звучную тишину (Мейер и Хох!) Во всяком случае, американский медицинский материал не впечатляет. (Пожалуйста, не думайте о лисе и винограде.)

А теперь несколько наблюдений:

Во-первых, так называемые «детские боли», короткие обмороки с легкой эклампсией во время и после кормления. Судороги обычно очень слабые, закатывание глаз и подергивание лицевых мышц вокруг рта, иногда рывки руками или ногами. Это создает впечатление «оргазма сосания» (ритмическое действие — оргазм), возможно, также «оргазм насыщения» (?) Судороги лицевых мышц часто производят некий смех, даже когда дети еще не могут смеяться. Первые активные миметические попытки — это: рассматривание сияющих объектов, открытие рта, щелкание языком, миметические судороги — смех или плач. В процессе нормального развития этот инфантильный рефлекс-судорога сохраняется. Дети, которые позже испытывают приступы эклампсии во время прорезывания зубов или из-за глистов, сохранили довольно многое от этого механизма, и больше всех эпилептики (абдоминальная аура). Я думаю, эти вещи заслуживают тщательного изучения.

Вклад моей 4-летней Агатли: вечером перед рождением Францли я спросил ее, что она скажет, если аист принесет маленького братика? «Я его убью», — мгновенно ответила она со стыдливым выражением лица и не дала развернуть эту тему. Ребенок родился в ту же ночь. Рано утром я отнес ее к постели жены; она была напряжена и встревоженно смотрела на довольно изнуренную мать, не выказывая радости; ничего не смогла сказать о ситуации. Тем же утром, когда мама была одна, малышка внезапно подбежала к ней, обхватила руками за шею и встревоженно спросила: «Но мам, ты же не должна умереть, правда?» Это был первый адекватный аффект. Ее удовольствие от ребенка было довольно «напускным». До сих пор проблемы всегда были такими: почему бабушка такая старая? Что происходит со стариками? «Они умрут и попадут на небеса» — «Затем они снова станут детьми», — добавила малышка. Так что кто-то должен умереть, чтобы появился ребенок. После родов А. несколько недель оставалась с бабушкой, где ее кормили исключительно теорией об аисте. По возвращении домой она была довольно подозрительной и застенчивой с мамой. Много вопросов: «А я стану женщиной, как ты?» «А я смогу тогда говорить с тобой?» «А ты будешь любить и меня, не только Францли?» Сильное отождествление с нянькой, строит фантазии вокруг нее, начинает сочинять стихи и рассказывать себе истории. Часто неожиданно раздражительна с мамой, донимает ее вопросами. Например, мама говорит: «Собирайся, мы пойдем в сад». А. спрашивает: «Это правда? Ты уверена, что это правда? Ты не врешь? Я не верю в это» и т. д. Такого рода сцены повторялись много раз, тем более поразительные, что они были из-за довольно незначительных вещей. Но однажды она услышала, как мы говорили о землетрясении в Мессине[5] и всех людях, которые погибли. Она буквально бросилась в эту тему, ей пришлось снова и снова пересказывать эту историю; каждый кусок дерева, каждый камень на дороге мог свалиться в землетрясение. Маме пришлось ежечасно убеждать ее, что в Цюрихе определенно не может быть землетрясений, я убеждал ее снова, но она опять возвращалась в слезах. Недавно жена ворвалась в мою комнату в поисках книг; А. не давала ей ни секунды покоя, моя жена должна была показать ей картинки землетрясений и вулканов. А. сосредоточенно изучала геологические рисунки вулканов целыми часами. Наконец, по моему совету, жена просветила А., которая не выказала ни малейшего удивления, узнав ответ. (Дети растут в матери, как цветы на растениях.) На следующий день я был в постели с инфлюэнцей.[6] А. пришла с застенчивым, немного испуганным видом, не приближалась к постели, но спросила: «У тебя тоже в животике растение?» Убежала счастливая и беззаботная, когда эта возможность оказалась исключена. На следующий день фантазия: «Мой брат [герой фантазии] тоже в Италии, у него дом из стекла и ткани, и он не рушится». За последние два дня ни следа страха. Она лишь спрашивает наших гостей-женщин либо о том, если ли у них ребенок, либо о том, были ли они в Мессине, хотя без следа тревоги. 3-летняя Гретли насмехается над теорией об аисте, говоря, что аист принес не только ее младшего брата, но и няньку.[7]

Как очаровательно такое дитя! Лишь недавно А. расхваливала красоту младшего брата перед бабушкой: «Und luog au, was es für es herzigs Buobefüdili hat” (И посмотри, какая миленькая у него попка). “Füdili” — двойное уменьшительное от “Füdli” = зад, последнее — это грубое слово, которое звучит оправданно в отношении детей только как двойное уменьшительное. “Füdli”, простое уменьшительное, должно происходить от больше не существующего “Fud” (“pfui” / “furzen” [пукание?]), означающего зад. Очень грубое слово “Futz” сохранилось для женских гениталий. “Füdili” используется детьми в смысле «уборная»; А., естественно, имеет в виду гениталии.

С наилучшими пожеланиями,

Весьма искренне ваш, Юнг

  1. “Psychoanalytische Seelesorge”; см. ниже, 129F, прим. 3 и 160F, прим. 6.
  2. Пауль Хаберлин (1878-1960) из Базеля, позже признанный философ и педагог. Он был родом из Кессвиля, где родился и Юнг. См. Ellenberger, pp. 683ff.
  3. Юнг написал Psychiatrie, зачеркнул, поставил восклицательный знак и написал Philosophie.
  4. См. предыдущее письмо, прим. 2.
  5. 28 дек. 08 г.; 25000 погибших.
  6. Рукопись начинается с новой страницы под датой 20 янв. 09 г.
  7. См. Jung, “Psychic Conflicts in a Child”, CW 17 (см. ниже, 209F, прим. 2).

127F

 

22 января 1909 г., Вена, IX.Berggasse 19

Дорогой друг,

Это не ответ на ваше письмо, доставившее мне огромное удовольствие, когда прибыло этим утром; нет, это моя спешная, и потому сухая, в деловом тоне, реакция на вести от Дейтике, которые я получил в то же время.

Дейтике позвонил мне вчера, у него сомнения относительно нескольких отрывков из вашего черновика,[1] и теперь мне напоминают о них его вопросительные знаки в рукописи. Его первое возражение в том, что ваше “ferner”[2], похоже, создает противопоставление или, по крайней мере, разделительную черту между моей школой и Цюрихской клиникой, второе относится к вашему объявлению, что работы из внешних источников обозреваются, но не принимаются для публикации. Без сомнения, второе возражение вас озаботит больше; меня больше интересует первое. Я думаю, вы можете сделать оба изменения. Говоря по правде, я бы не хотел, чтобы вы отождествляли со мной определенную школу, потому что иначе я скоро будут обязан признать, что мои псевдо-ученики или не-ученики ближе ко мне, чем мои ученики sensu strictiori. Кроме того, я бы не хотел нести более прямую ответственность за работу Штекеля, Адлера, Садгера и т. д., чем за мое мое влияние на вас, Бинсвангера, Абрахама, Медера и т. д.

Если вы примете мои наблюдения, уверен, я могу предоставить право их точных формулировок вам.

Мое вмешательство в редакторские дела было вполне ненамеренным. Д. подумал, что мог бы сэкономить время, обратившись ко мне, чем к руководителю проекта, и надеюсь, он перестанет так делать. Он дал мне посмотреть на несколько новых сигнатур нашего Jahrbuch. Они оставили во мне чувство гордости; думаю, вы великолепно отомстили за себя Амстердаму. На это стоит посмотреть! Надеюсь лишь, что мы сможем сохранять этот уровень.

Я счастлив от мысли, что у меня будет время в воскресенье, чтобы ответить на ваше письмо. Тем временем остаюсь

С наилучшими пожеланиями, Фрейд

  1. Редакторское предисловие Юнга в первом номере Jahrbuch; см. ниже, 130F, прим. 2.
  2. = «также», «так же, как и».

128J

 

Бургхольцли — Цюрих, 24 января 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Ваше вмешательство в редакторскую деятельность, конечно, вполне приемлемо для меня, так как я до сих пор не[1] вполне уверенно чувствую себя в седле. В частности, я не могу справляться с рекламным стилем. К письму приложена новая версия предисловия, которая, надеюсь, больше вам понравится. Я полностью учел ваши пожелания, а также Дейтике.

Могу я попросить вас об одолжении? Недавно у меня консультировались об одном молодом человеке (очевидно, острый случай истерии с фугами), который живет в Вене. Его семья средней зажиточности. Я бы хотел передать его одному из ваших учеников. По различными причинам он не хочет обращаться к Штекелю (однажды у него уже был), так что я бы отправил его к кому-нибудь другому. Кого бы вы порекомендовали? Могу я воспользоваться этой возможностью и попросить у вас адреса Садгера, Адлера и Федерна?

Моей Агатли приснилось, что она плывет на Ноевом ковчеге, дно можно было открыть, и что-то из него выпало.[2] Так дочь подтверждает интерпретацию, данную ее матерью, как вы помните с прошлой осени.

С наилучшими пожеланиями,

Весьма искренне ваш, доктор Юнг

  1. Юнг забыл написать отрицательную частицу, затем вставил: nicht (!) (zu dumm!) = «не (!) (слишком глупо!)». См. ниже, 130F, абз. 1.
  2. См. “Psychic Conflicts in a Child”, CW 17, par. 32.

129F

 

25 января 1909 г., Вена, IX.Berggasse 19

Дорогой друг,

Знаю, как только у психоаналитика появляются первые успехи, наступает тяжелое, горькое время, когда он будет проклинать ΨΑ и его создателя. Но затем все упорядочивается, и он прибывает к modus vivendi. Таковы реальности! C’est la guerre. Возможно, моя статья о Методологии[1] (которую я никак не закончу) поможет вам всем справиться с самыми очевидными проблемами, но, вероятно, не слишком. Однако, только в борьбе с трудностями мы учимся, и я не очень расстроен, что Блейлер лишил вас предподавательского поста. Вы все равно будет учителем, рано или поздно вы сможете учить, сколько захочете, но нужно погрузиться в  ΨΑ-ческий опыт. Хорошо, когда альтернативы нет. «Только те, у кого нет выбора, справляются лучше всего», как (более или менее так) заставил К.Ф. Мейер сказать человека с Уфенау.[2] Я часто успокаиваю свой сознательный ум, говоря себе: просто перестань хотеть вылечиться; учись и зарабатывай деньги, это самые приемлемые осознанные цели.

Я получил еще одно письмо от Пфистера, очень умное и полное значения. Подумайте об этом, я и Protestantische Monatshefte![3] Но меня это устраивает. В некоторых отношениях психоаналитик, который к тому же и священник, работает в лучших условиях и, кроме того, я полагаю, его не заботят деньги. На самом деле все учителя должны быть знакомы с предметом, пусть даже только ради здоровья детей. По этой причине я пою радостную здравицу вашему курсу для учителей!

Я со смехом признаю свою опечатку. Добрые намерения бесплодны против этих шалостей дьявола, их нужно просто терпеть.

Ваша Агатли действительно очаровательна. Но вы, конечно, узнаете основные черты истории Маленького Ганса. Не может ли все в ней быть типичным? Я многого ожидаю от невротического ядерного комплекса, который порождает два главных сопротивления: страх отца и недоверие к взрослым, оба полностью переносятся на аналитика. Я убежден, что мы обнаружим еще многое, и наша техника от этого только выиграет.

Недавно я наткнулся на проблеск объяснения случая фетишизма. Пока он касается только одежды и обуви. Но он, вероятно, универсален. Здесь снова подавление, или скорее идеализация замены для подавленного материала. Если я наткнусь на другие случаи, то расскажу вам о них.

С наилучшими пожеланиями вам и вашей теперь полной семье,

Ваш, Фрейд

  1. Частично опубликована в Letters, ed. E.L. Freud, no. 145.
  2. См. “Das Grosste tut nur wer nicht anders kann!” — Meyer, Huttens letzte Tage, XXXII. Уфенау — это остров на Цюрихском озере, где Ульрих фон Гуттен, герой поэмы, провел свои последние дни и умер (1523).
  3. В котором (XIII, янв. 1909 г.) была опубликована работа Пфистера “Psychanalytische Seelesorge und experimentelle Moralpädagogik”.

130F

 

26 января 1909 г., Вена, IX.Berggasse 19

Дорогой друг,

Так любезно, что вы в конечном счете прислали мне текст и тем отплатили мне сполна за мою последнюю оплошность. Теперь я буду использовать с.т. (слишком тупо)[1] как постоянную формулировку для таких случаев.

Чтобы поправить вашу неудовлетворенность от собственного творения я с помощью «сгущения и сдвига» изменил ваши выражения, которые представляю вам как свой последний незаконный шаг в этом вопросе. Я также хотел бы, чтобы вы вставили «о психологии, созданной … и ее применении и значении для (теории) нервных и умственных расстройств» или что-то вроде того. Конечно, вы должны сами решить, как лучше, а затем отправить прямо в печать.[2]

Доктор Адлер, II. Czerningasse 7

Доктор Федерн, I. Wollzeile 28

Доктор Садгер, IX. Lichtensteinstrasse 15.

Адлер очень занят, Федерн подходит лучше всего, и он компетентен, чтобы заниматься человеческими проблемами, Садгер способнейший практик; он больше всего нуждается в воодушевлении.

Со следующим поцелуем добавьте Агатли еще один от ее отсутствующего двоюродного дедушки. Я был очень впечатлен цепью наследственности.

Искренне, Фрейд

  1. В рукописи: Z.d. (zu dumm). См. выше, 128J, прим. 1.
  2. Редакторское предисловие Юнга в Jahrbuch, I:1:

«Весной 1908 г. в Зальцбурге было проведено закрытое собрание всех тех, кто интересуется развитием психологии, созданной Зигмундом Фрейдом, и ее приложением к нервным и умственным расстройствам. На этом собрании было признано, что разработка указанных проблем уже начала выходить за рамки чисто медицинского интереса, и эта необходимость выразилась в периодическом издании, которое могло бы собрать исследования в этой области, до сих находившиеся в случайном рассеянии. Этот толчок положил начало нашему Jahrbuch. Его задача быть прогрессивным изданием всех научных работ, которые в позитивном смысле посвящены углублению понимания и разрешению наших проблем. Jahrbuch, таким образом, будет предоставлять не только понимание постепенного прогресса в этой области с большим будущим, но также и ориентиры нынешнего положения дел и масштаб вопросов первейшей важности для всех гуманитарных наук.

Цюрих, январь 1909 г.,

Доктор К.Г. Юнг»

131J

 

Бургхольцли — Цюрих, 21 февраоя 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Ваш оттиск[1] прибыл вчера, и я тут же жадно его прочитал. У меня тоже есть опасения насчет arc de cercle.[2] Я люблю говорить студентам о группе истерических симптомов arc de cercle. Они включают в себя, в восходящей последовательности: боль в задней части головы, в затылке, в спине («спинальное раздражение»), pseudomeningitis hysterica, ригидность горла и спины, клонические спазмы рук и ног и, наконец, подлинный arc de cercle. Спастическая составляющая приходит с выражением либидозного восхищения; болевая составляющая относится скорее к комплексу беременности. Обе составляющих сочетаются в выпирании живота. Я думаю, arc de cercle — это прямая провокация с инфантильной защитой, ее можно наблюдать в танце и других эротических ситуациях. Arc de cercle точно так же может быть изгибанием назад верхней части тела в отвращении или выпирании гениталий для сексуального выражения. Возможно, и то, и другое. Что касается эпилептических судорог, я бы хотел напомнить вам мою скромную гипотезу о первобытных судорогах (-оргазмах) сосания.

Увы, это снова невозможно; не представляю, как мы, то есть моя жена и я, может прибыть в Вену на Пасху.[3] Как раз тогда я собираюсь отдаться северной Италии на две недели, чтобы немного отдохнуть. Мы не можем отправиться ни раньше из-за погоды, ни позже из-за начала семестра и переезда.[4] Конечно, вам не следует из-за меня отказываться от практики. Я бы хотел лишь насладиться вашей компанией вечером и провести с вами воскресенье. В настоящее время подходит ли вам середина или конец[5] марта?

Мне и жене было очень приятно услышать, что ваша дочь навестит нас (с.г.)[6] вместе со своим мужем во время медового месяца. Они обязательно должны приехать. Мы стараемся устроить свое путешествие в Вену так, чтобы встретить гостей в Цюрихе до него либо после.

Ваше суждение о Мортоне Принсе верно. Нет твердого основания, на котором можно было бы строить. От Матмана у меня то же впечатление, что и у вас: слишком безжизненный, слишком удрученный, возможно, тяготами жизни, но способный и честный.

С наилучшими пожеланиями,

Весьма искренне ваш, Юнг

  1. “Allgemeines über den hysteruschen Anfall”, Zeitschrift für Psychotherapie und medizinische Psychologie, I:1 (янв. 1909 г.) = “Some General Remarks on Hysterical Attacks”, SE IX.
  2. Ibid, p. 230 (3). / Arc de cercle = «Патологическая поза, характеризуемая выраженным сгибанием тела … иногда наблюдается как симптом истерии» — L.E. Hinsie and J. Shatzky, Psychiatric Dictionary (1955).
  3. Письмо Фрейда с приглашением Юнгов в Вену и упоминающее предмет следующих двух абзацев, очевидно, отсутствует. / Пасха в 1909 г. была 11 апреля.
  4. В новый дом, который Юнги строили в Кюснахте.
  5. В рукописи: Anfang, «начало», зачеркнуто и заменено на Ende.
  6. В рукописи: uns вставлено после с (z.d.). См. выше, 130F, прим. 1.

132F

 

24 февраля 1909 г., Вена, IX.Berggasse 19

Дорогой друг,

Середина или конец марта меня устраивают. Смотрите, как вам будет удобнее. Чудесно, что вы берете с собой жену. Или я не прав, расширяя «мы» с одного путешествия на другое? Во время вашего визита я не смогу полностью оставить практику, но буду удерживать ее в рамках. Я не буду так занят, как был в это время два года назад, если ничего не поменяется.

Я в приподнятом настроении ожидаю вашего второго визита: с последнего вещи изменились к лучшему. Мои люди (я имею в виду преимущественно свою семью) тоже с нетерпением хотят увидеть вас и живо обсуждают, понравится ли вам есть то или другое. Вы создали себе прекрасную репутацию и как гость.

Мои дети должны быть здесь в воскресенье и должны миновать Цюрих в субботу. Смогут ли они остановиться, я не знаю, но если да, то определенно навестят вас. Возможно, они прибудут вскоре после этого письма; или, возможно, тоска по дому подтолкнет их поторопиться или, возможно, они слишком задержались в Лионе.

Я прочитал ваши замечания об истерических-эпилептических судорогах с интересом. Я не отреагировал, потому что ничего не знаю об этой их стороне. Идея Медера начать наступление на эпилепсию именно на основе истерии[1] кажется мне весьма многообещающей. Он вообще прекрасный человек.

То свободное время, что я выкроил от переписки с вами в последние несколько недель, я потратил на переписку с Пфистером и американцами. Первый кажется чудесным коллегой. От Джонса и о нем я получил очень странные новости, и во многом я в том же положении, как вы, когда он был с Крепелином.[2] Брилль, наш переводчик, определенно глубоко достойная душа. Мы много поговорим о нем.

Присутствие Ференци доставит нам обоим счастье. Он, вероятно, прибудет в воскресенье; в другие дни мы сможем поговорить наедине, что тоже хорошо.

Ваши ответы на мои расспросы о семье очень расплывчатые. Надеюсь, все хорошо. С наилучшими пожеланиями,

Ваш, Фрейд

  1. Предположительно, ссылка на Maeder, “Sexualitat und Epilepsie”, Jahrbuch, I:1 (1909). Она была тогда в печати.
  2. Джонс учился у Крепелина в Мюнхене в нояб. 1907 г. и снова в середине 1908 г. См. его воспоминания Free Associations (1959), pp. 163f and 170-74.

Jahrbuch, титульный лист первого номера. См. 133J.

133J

Бургхольцли — Цюрих, 7 марта 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Ваша сегодняшняя телеграмма[1] привела меня в волнение. Надеюсь, вы не сделали дурного истолкования моего продолжительного молчания. Я две недели ждал до этого воскресенья, чтобы написать вам в покое. Все это время я был под ужасной нагрузкой день и ночь. Каждый выдававшийся свободным вечер приходилось заниматься массой переписки. Все другие вечера были заняты приглашениями, концертами, 3 лекциями и т. д. Кроме того, постройка дома тоже доставляет много забот. Я не хотел вам писать, пока не смогу определенно сказать, когда приеду. Закрепление этой даты для меня особенно трудно, я все еще скован цепями, так как приходится учитывать желания своих коллег. Последняя и худшая мелочь — это то, что комплекс вытворяет со мной дьявольские штуки: пациентка, которую много лет назад я вытащил из очень сложного невроза с безмерными усилиями, нарушила мое доверие и дружбу самым смертоносным образом. Она устроила мерзкий скандал, потому что я отказал себе в удовольствии зачать с ней ребенка. Я всегда был джентльменом по отношению к ней, но перед судом совести я, тем не менее, не чувствую себя чистым, и это мучает больше всего, потому что мои намерения всегда были достойными. Но вы знаете, как это бывает — дьявол может использовать даже самые лучшие вещи для того, чтобы создать грязь. Тем не менее, я постиг несказанные объемы брачной мудрости, ведь до сих пор у меня было крайне неадкватное представление о моих полигамных компонентах, несмотря на весь самоанализ. Теперь я знаю, где и как схватить дьявола. Эти болезненные, но крайне целительные озарения ужасно встряхнули меня изнутри, но именно по этой причине, надеюсь, помогли сохранить моральные качества, которые будут величайшим преимуществом для меня в дальнейшей жизни. Отношения с женой необычайно выиграли в уверенности и глубине. Судьба, которая, очевидно, любит безумные игры, как раз в это время отправила на мой порог хорошо известного американца (друга Рузвельта и Тафта, владельца нескольких больших газет и т. д.) как пациента. Естественно, у него те же конфликты, которые я только что преодолел, так что я смог ему очень помочь, что выигрышно во многих аспектах. Это было как бальзам на мою ноющую рану. Этот случай так страстно заинтересовал меня в последние две недели, что я позабыл другие свои обязанности. Высокая степень уверенности и хладнокровия, которые отличают вас, скажем так, мне пока не свойственны. Бесчисленные вещи, которые для вас стали обыденными, до сих пор для меня новый опыт, который я должен оживлять в себе, чтобы он не разорвал меня на части. Эта нужда в отождествлении (в возрасте одиннадцати лет я прошел через так называемый травматический невроз)[2] значительно ослабла в последнее время, хотя до сих пор время от времени меня беспокоит. Но я думаю, что теперь вступил на стадию выздоровления, благодаря ударам, которые нанесла мне судьба.

Ваша радость от Jahrbuch — это и моя радость. Теперь русло для потока выкопано.

Моя Агатли продолжает совершать радостные открытия. Это привело к новым прелестным попыткам объяснения.[3] Акт рождения теперь полностью понят, как малышка объявила в изумительной игре. Она засунула куклу под юбку между ног, так что показывалась лишь голова и закричала: «Смотри, ребенок появляется!» Затем медленно его вытащила: «А теперь он весь вылез». Только роль отца остается неясной и предметом снов. Я раскажу вам об этом в Вене.

Я уеду отсюда 18 марта и надеюсь быть в Вене 19-го. Возможно, я смогу оказаться у вас тем же вечером.

Я до сих пор не могу разобраться с новостями о Джонсе. В любом случае, он себе на уме. Я не понимаю его вполне. Недавно получил от него хорошее и разумное письмо. Он выказывает огромное чувство близости не только ко мне, но и к моей семье. Конечно, он очень нервничает из-за упора на сексуальность в вашей пропаганде, этот пункт играет большую роль в наших отношениях с Бриллем. По природе своей он не пророк, не провозвестник истины, а соглашатель со случайными изгибами совести, которые могут отпугнуть его друзей. Не знаю, может ли он быть хуже этого, сомневаюсь, хотя внутренняя Африка знакома мне лучше, чем его сексуальность.

Мой маленький сын процветает, жена в хорошей форме, как вы увидите в Вене. Мы очень сожалели, что ваша дочь, похоже, не нашла времени нас посетить. Но мы понимаем.

Пфистер, без сомнения, прекрасное приобретение, с теоретической стороны, хотя Хеберлин — еще лучшее. Он ослепительно умен и всесторонне образован. На следующий семестр он заявил privatissimum в университете Базеля: «Чтения из Толкования сновидений Фрейда». Мы нашли нового друга в пасторе Адольфе Келлере[4] из Женевы, который усердно занимается психоанализом.

Вы видели отчет Шульца о психоанализе в Zietschrift für angewandte Psychologie?[5] Воистину, заря еще не наступила.

Я страстно ожидаю венского путешествия и в не меньшей степени восстановления от всех своих потрясений.

С наилучшими пожеланиями,

Весьма искренне ваш, Юнг

Пожалуйста, не браните меня

за мою небрежность

  1. Отсутствует. Предположительно, в ней объявлялось о публикации Vol. I, part 1 Jahrbuch für psychoanalytische und psychopathologische Forschungen (см. факсимиле титульной страницы). Первой работой была работа Фрейда “Analyse der Phobie eines fünjährigen Knaben” = “Analysis of a Phobia of a Five-year old Boy”, SE X; четвертой — работа Юнга “Die Bedeutung des Vaters für das Schicksal des Einzelnen” = “The Significance of the Father in the Destiny of the Individual”, CW 4.
  2. См. Memories, pp. 30ff./42ff. («Двенадцатый год был для меня поистине судьбоносным…»).
  3. См. “Psychic Conclicts in a Child”, CW 17, par. 40.
  4. Адольф Келлер (1872-1963) — тогда пастор немецкоговорящей конгрегации в Женеве; перешел в церковь св. Петра в Цюрихе позже в том же году. После 1914 г. он продолжал интересоваться школой психологии Юнга, но его основной заботой было экуменическое движение. Позже жил в США.
  5. J.H. Schultz, “Psychoanalyse: die Breuer-Freudschen Lehren, ihre Entwicklung und Aufnahme”, Zietschrift für angewandte Psychologie, II (1909). Иоганн Генрих Шульц (1884-1970) — невролог и психиатр в Берлине-Шарлоттенбурге, известен по своей работе Das autogene Training (1932).

134F

 

9 марта 1909 г., Вена, IX.Berggasse 19

Дорогой друг,

Большое спасибо за[1] вашу телеграмму и письмо, которые (одной телеграммы хватило) положили конец моей тревоге. Очевидно, у меня до сих пор травматическая гиперчувствительность к убывающей переписке. Я хорошо помню ее зарождение (Флисс) и не хотел бы случайно повторить такой опыт. В конце концов, хотя я могу представить, что некоторые препятствия скопились в вашем перенасыщенном существовании, и хотя я отверг идею болезни как слишком невротическую, так вот, в конце концов я просто должен был получить от вас новости, чтобы сообщить о том, что теперь занимает мои мысли и о чем я писал другим.

С этим я разделаюсь в первую очередь, затем ум мой будет свободен, чтобы ответить на ваше очень интересное письмо. Как вы помните, в прошлом декабре я получил приглашение от университета Кларка в Уорчестере, Массачусетс, которое вынужден был отвергнуть, так как празднование, на котором планировались мои лекции, было запланировано на вторую неделю июля, и я бы потратил слишком много денег на это путешествие. В то время вы и сами сожалели, что я не смог это устроить. Что ж, неделю назад пришло второе приглашение от Стэнли Холла, президента университета Кларка, который в то же время уведомил меня, что празднование было отложено на неделю, на 6 сентября. Кроме того, содержание на путешествие увеличилось весьма значительно с $400 до $750. На этот раз я согласился, ведь в конце августа я буду свободным и отдохнувшим. 1 октября я надеюсь вернуться в Вену. Должен признать, что это обеспокоило меня больше, чем все остальное, случившееся за последние несколько лет, кроме, пожалуй, появления Jahrbuch, и я не думал ни о чем другом. Практические рассуждения слились с воображением и юношеским энтузиазмом и нарушили мое хладнокровие, которому вы  говорили комплименты. В 1886 г., когда я начал свою практику,[2] я думал только о двухмесячном испытательном периоде в Вене; если бы он не удался, я планировал отправиться в Америку, но нашел такие условия существования, которые впоследствии попросил разделить со мной свою невесту из Гамбурга. Видите ли, мы оба не имели ничего, или, точнее, у меня была большая и обедневшая семья, а у нее небольшое наследство примерно в 3000 флоринов от ее дяди Якова,[3] который был профессором классической филологии в Бонне. Но, к сожалению, в Вене все сложилось так хорошо, что я решил остаться, и мы поженились осенью того же года. А теперь, двадцать три года спустя, я собираюсь наконец отправиться в Америку, конечно, не для того, чтобы заработать деньги, а в ответ на почетное приглашение! Нам будет о чем поговорить в связи с этим путешествием и его различных последствиях для нашего дела.

У меня тоже были новости о пациентке, через которую вы познакомились с презрительной невротической благодарностью. Когда меня навещал Матман, он говорил о даме, которая представилась ему как ваша любовница, думая, что он будет должным образом впечатлен тем, что вы позволяете себе такую степень свободы. Но мы оба предположили, что дело обстоит иначе, и единственное возможное объяснение — это невроз его осведомительницы. Быть оклеветанным и поруганным любовью, с которой мы действуем — таковы уж опасности нашего дела, которое мы из-за них точно не бросим.

Navigate necesse est, vivere non necesse.[4] И еще одно: «На «ты» давно ты с чертом стал, а все еще огня боишься!»[5] Ваш дедушка[6] говорил что-то такое. Я привожу эту цитату, потому что вы определенно впадаете в теологический стиль, описывая этот опыт. То же самое произошло со мной в письме к Пфистеру[7] — я заимствовал все возможные метафоры из комплекса пламени-огня-погребального костра и т. д. Не смог устоять, уважение к теологии приковало мое внимание к этой цитате (!): «Так или иначе, еврей будет сожжен»[8] Для меня все еще непривычно быть в ладах с протестантскими теологами.

Курс Хеберлина — это действительно знак времени. Возможно, наши пятнадцать лет испытаний скоро закончатся. Jahrbuch до сих пор остается для меня неистощимым источником радости. Если бы я не знал, что через десять дней смогу обсудить его с вами, то немало написал бы на эту тему.

Надеюсь, Агатли оригинальна и не слышала историю Маленького Ганса? Если так, соответствие между двумя симптоматическими действиями и неразрешенными остатками поразительно.

Я тоже не думаю дурного о Джонсе, хотя покажу вам письмо Брилля, которое производит сильное впечатление по сравнению с этим. Он пишет о его гареме, он живет с женой и несколькими сестрами (своими).

Хорошо. Я буду ожидать вас и вашу дорогую супругу на уж в пятницу 19-го. Днем развлекитесь, как пожелаете, а вечером и в воскресенье мы обменяемся опытом за последние несколько месяцев. Не стоит и говорить, что такие встречи с вами значат для меня и в профессиональном плане, и в личном. К сожалению, я могу ответить лишь малой частью вашего гостеприимства, но надеюсь, что здесь у вас нет других социальных обязательств.

Весьма сердечно ваш, Фрейд

  1. В рукописи: und вместо für. / Телеграмма отсутствует.
  2. В пасхальное воскресенье 25 апреля.
  3. Яков Бернейс (1824-1881). См. Jones, I, p. 112/101, где детали о нем не согласуются с теми фактаим, которые Фрейд приводит здесь.
  4. «Плыть необходимо, а жить — нет!» — Плутарх, Помпей, 50 [зд. в пер. Г.А. Стратановского — прим. перев.] Помпей обращает эти слова трусливым морякам. Эти слова стали девизом ганзейских городов Гамбурга и Бремена.
  5. В рукописи: “Bist mit dem Teufel du und du Und willst dich vor der Flamme scheuen?” — Фауст, I, 2585-2586. [Зд. в пер. Н.А. Холодковского — прим. перев.]
  6. О легенде, что дедушка Юнга, которого также звали Карл Густав Юнг, был родным сыном Гете, см. Memories, p. 35 n./47 n. («Никаких доказательств этой семейной легенды найти не удалось…») и p. 234/222.
  7. Письмо от 9 фев. 09 г., посл. абз., в Freud/Pfister Letters, p. 17.
  8. В рукописи: Macht [вместо Tut] nichts, der Jude wird verbrannt — Лессинг, Натан Мудрый, IV, 2.

135J

 

Бургхольцли — Цюрих, 11 марта 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Должен немедленно вам ответить. Ваши любезные слова успокоили и утешили меня. Можете быть уверены, не только теперь, но и в будущем, что ничего подобного случаю с Флиссом не произойдет. Я так опытен в подобного рода вещах; он научил меня все время поступать наоборот. За исключением моментов безрассудного увлечения, моя преданность неизменна и надежна. Просто в последние две недели дьявол мучал меня в форме невротической неблагодарности. Но я не утрачу преданности ΨΑ[1] из-за этого. Напротив, я извлекаю из этого уроки на будущее. Не стоит волноваться из-за моего «теологического» стиля, просто такой был у меня настрой. Время от времени, признаюсь, дьявол наводит дрожь на мое, в целом, безвинное сердце. История, которую распространяет Матман, для меня непостижима. У меня никогда не было любовницы, я самый невинный из всех мужей. Отсюда мое моральное ужасание! Я просто не могу представить, как это могло быть. Я не думаю, что это та же дама. Такие истории наводят на меня жуть.

Должен сердечно поздравить вас с американскими триумфами. Я полагаю, что в конце концов у вас будет американская практика. Мой американец пока ведет себя хорошо. Сгораю от нетерпения услышать еще новости.

То, что вы говорите о Джонсе, поразительно, но согласуется с некоторыми его выражениями, которые меня поразили.

Достижения моей Агатли гарантированно оригинальные: она никогда не слышала о Маленьком Гансе. Мы просто слушаем и стараемся не вмешиваться. Большой скандал этим утром: Мама должна прийти — я хочу в твою комнату — что делаем папа? — Но мама не оставит ее в своей комнате — «Тогда ты должна дать мне сладости». Позже, когда мы встали, Агатли заскакивает, запрыгивает на мою постель, ложится на живот, молотит и бьет ногами, как лошадь — «Так делает папа? Это так папа делает?»[2] В конце следующей недели я буду в Вене и покажу вам свой материал. Мои коллеги уговаривают меня написать об этом работу для Jahrbuch. Но я жду сначала вашего мнения, ведь после Маленького Ганса у меня больше нет уверенности в себе. Все-таки кое-что обернулось как следует. Я говорил об[2a] этом дважды на наших собраниях с большим успехом — еще до того, как узнали «Маленького Ганса».

Я сделал прекрасное открытие в «Эликсирах дьявола» Гофмана[3] (немалая доля моей «теологии» идет оттуда). Я думаю написать о нем для ваших Работ. Целое сплетение невротических проблем, но все ощутимо реальные. В целом, у меня бесконечные планы для работы на следующий год, и я с нетерпением жду новой эпохи внешней (и внутренней) независимости, которая для меня так важна.

Тем временем вы должны были получить мою открытку.[4] Гранд-отель для меня слишком уж величествен и, кроме того, очень далеко от Berggasse.

Если вы собираетесь в Америку в сентябре, искренне надеюсь, что вы проведете неделю с нами, как на дорожной станции. Вы получите весь возможный покой и тишину отпуска, о которых только можно желать, и мы бы пожили procul negotiis[5] в деревне. Мы будем считать, что вы приедете. В конце концов, путь в Америку идет и через Цюрих. (Эта дерзость была лишь наполовину намеренной, иначе я бы удалил этот отрывок.)

С наилучшими пожеланиями, также и от моей жены,

Искренне ваш, Юнг

  1. В рукописи Ψ (без Α).
  2. См. “Psychic Conflicts in a Child”, CW 17, par. 47.

2a. Рукопись начинается с новой страницы с датой 12 мар. 09 г.

  1. Die Elixiere des Teufels (1815-1816) — роман Э.Т.А. Гофмана (1776-1822) о зловещей фигуре брата. Он о цитируется Юнгом в нескольких местах, самое раннее упоминание — это ревизия 1917 г. «Новых путей в психологии» (см. ниже, 290F, прим. 1) под названием “On the Psychology of the Unconsciousness”, CW 7, par. 51. Он, очевидно, не публиковал более раннее исследование истории Гофмана.
  2. Отсутствует.
  3. = «удалясь от дел» (Гораций, Оды, II).

136J

 

Бургхольцли — Цюрих, 17 марта 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Кажется, судьба снова строит козни против моего путешествия в Вену. Я только что получил телеграмму от жены пациента, которая неотложно вызывает меня в Берлин. Случай, к сожалению, таков, что я не могу отказаться, так как это человек, перед которым у меня дружеские обязательства. Я еще не знаю, в чем дело, но похоже, это что-то серьезное. Путешествие отложено, но не оставлено! Как только я смогу, т. е. как только дело более или менее разрешится, я приеду. Если беда не придет одна, то я отменю часть отпуска в Италии. Естественно, жена тоже не в восторге от такого поворота событий. Мы оба делимся раздраженными сожалениями, а тем временем горестно машем вам издалека.

Искренне ваш, Юнг

137J

 

Бургхольцли — Цюрих, 21 марта 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Я думаю, что все препятствия наконец убраны. В следующий четверг (25 марта) я непременно буду в Вене к вечеру. Мое путешествие в Берлин прошло незаметно, без всяких происшествий и, конечно, было не столько необходимым, сколько долгожданным, но так уж обстоят дела. Во всяком случае, я могу с нетерпением ожидать лучшего. Я снова забронировал комнату в отеле «Регина».

Недавно я получил письмо от невролога из Мюнхена, доктора Сейфа,[1] с вопросом, может ли он поработать со мной несколько недель. Похоже, что-то все-таки приходит в движение. Мой человек из Тюбингена делает большой прогресс. Он прекрасный и честный парень, который будет работать под покровом тайны. В остальном больших новостей нет; отпускное затишье наступило, и у меня есть немного времени, чтобы подумать о полезной работе, что вполне позволяют строительство дома и мои частные пациенты. Я жду лета, когда с восторгом погружусь в работу. Оковы учреждения все тяжелее с каждым днем.

Недавно я навещал Хеберлина. Это дальновидный человек с непредсказуемым будущим. Не знаю, насколько надежен его творческий импульс. Надеюсь лишь, заботы этого мира не собьют его с пути; его финансовое положение не блистательное. У него мужественный характер, прошедший множество битв. Он родился в той же деревне, что и я, он сын школьного учителя, я — священника. Теперь мы встречаемся снова на этом поле. Он на голову опережает Пфистера в психологической остроте и биологическом знании, а также изучал теологию, равно как и философии и естественные науки. При этом не лишен некоторой мистической черты, из-за чего я придаю ему особое значение, поскольку это гарантирует углубление мысли за пределы общепринятого и способность к пониманию далеко идущих синтезов.

Еще не знаю, что критики говорят о Jahrbuch.

С радостью и нетерпением,

Весьма искренне ваш, Юнг

  1. Леонард Сейф (1866-1949) — основатель фрейдистской группы в Мюнхене в 1911. В 1913 г. отошел от психоанализа; в 1920 г. встретил Адлера и впоследствии стал ведущей фигурой в Обществе индивидуальной психологии. Адлер порвал с ним в 1930-х после того, как группа Сейфа оказалась связана с нацистами.

Юнги снова в Вене

Карл и Эмма Юнг были в Вене со четверга 25 марта до вторника 30 марта (Jones, II, p. 57/51). Кроме того, что изложено в двух следующих письмах, ничего об этом визите не известно.

Согласно семейным записям (по сообщению господина Франца Юнга), Юнг прекратил свою работу в Бургхольцли в конце марта. Визит в Вену, таким образом, должно быть, стал праздничным отпуском, равно как и путешествие Юнга на велосипеде в Италию в середине апреля. Уволившись из Бургхольцли, Юнг продолжал читать лекции как приватдоцент университета до апреля 1914 г. (см. ниже, 358J, прим. 2).

138J

 

Бургхольцли — Цюрих, 2 апреля 1909 г.[1]

Дорогой профессор Фрейд,

Заботы и пациенты, а также другие неприятные обязанности повседневной жизни снова осадили меня и поглотили на первые 2 дня. Теперь я постепенно поднимаюсь к поверхности и начинаю наслаждаться воспоминаниями о днях в Вене. Надеюсь, вы получили мои оттиски вовремя для собрания в среду.[2]

12 апреля.[2a]

После 10-дневного перерыва я, наконец, смог продолжить свое письмо. Из этой паузы понятно, что вышеупомянутая жалоба была преждевременной, поскольку, как обычно, худшее было впереди. Сегодня закончился последний плохой день. Все пасхальные выходные, когда другие люди выходят на прогулки, я смог урвать свежего воздуха только на один день. 15-го числа я стану, наконец, по-настоящему свободным и отправлюсь в велосипедное путешествие. После Вены о научной работе не могло быть и речи. Но в своей практике я свершил многое. Сейчас один безумно интересный случай просто пытает меня. Некоторые симптомы подозрительно близки к органическому порогу (опухоль мозга?), но все они парят над смутно угадываемой психогенной глубиной, так что, анализируя их, забываешь все опасения. Первоклассные спиритуалистические явления, хотя пока только одно в моем присутствии. В целом это создает необычайное впечатление. Пациентка — это убийца мужчин Сарра, дочь Рагуилова.[3]

Случай, о котором я вам говорил — дурной глаз, параноидальное впечатление — разрешился так. Ее бросил последний возлюбленный, который совершенно болен (Dem. praec.?);  предыдущий тоже бросил — этот даже провел год в психиатрической лечебнице. Теперь инфантильный паттерн: едва знала отца и мать, вместо этого любила брата, на 8 лет старше нее, в 22 ставшего кататоником. Потому психологический стереотип держится хорошо. Вы сказали, что пациентка лишь имитировала Dem. praec.; теперь была найдена модель.

Когда я покинул Вену, то страда от некоторых sentiments d’incomplitude из-за последнего вечера, что я провел с вами. Мне казалось, что мои страшилки[4] поразили вас как совершенно глупые и, возможно, неприятные из-за аналогии с Флиссом.[5] (Безумие!) Однако, совсем недавно вышеупомянутая пациентка поразила меня с обновленной силой. Моя жена, когда я рассказал ей об этом, тоже была под глубочайшим впечатлением. У меня было чувство, что под всем этим должен быть совершенно особый комплекс, универсальный, связанный с грядущими тенденциями в человеке. Если есть «психоанализ», должен быть и «психосинтез», который создает будущие события по тем же законам. (Я понимаю, что пишу, словно увлеченный потоком идей.) Прыжок к психосинтезу происходит через личность моей пациентки, бессознательное которой сейчас готовит, очевидно, совершенно неудержимо, новый стереотип, в котором все снаружи, так сказать, согласуется с комплексом. (Отсюда идея об объективном влиянии грядущей тенденции!)

Тот последний вечер с вами, к счастью, освободил меня внутренне от подавляющего чувства вашего отцовского авторитета. Мое бессознательное отметило это впечатление большим сном, который занимал меня несколько дней и который я только закончил анализировать. Надеюсь, теперь я избавился от всех ненужных помех. Ваше дело должно и будет процветать, о чем говорят мои фантазии о беременности, которые вы, к счастью, в конце концов, поймали. Как только вернусь из Италии, я начну позитивную работу, прежде всего для Jahrbuch.

Надеюсь, вы отлично провели пасхальные праздники и взяли от них лучшее.

Н. Осипов,[6] главный врач психиатрической университетской клиники в Москве, опубликовал прекрасный отчет о наших делах. Они, похоже, работают в том же направлении, что и мы.

Я слышал, что Абрахам с несколькими сотрудниками выпустил «психологический опросник».[7] Будем надеяться, это утка!

С наилучшими пожеланиями,

Благодарный вам, Юнг

  1. Опубликовано в Letters, ed. G. Adler, vol. 1.
  2. Неизвестно, о каких оттисках идет речь. Они не упоминаются в Minutes для собрания 31 марта.

2a. Второй день Пасхи.

  1. Тов. 3:7 и далее. Также см. Jung, “Significance of the Father”, CW 4, pars. 742ff.
  2. Когда Фрейд и Юнг обсуждали предчувствие и парапсихологию в кабинете первого, и Фрейд отверг эту тему как «нелепицу», в шкафу раздался громкий грохот. Юнг предсказал, что за ним тут же последует другой, и это оказалось действительно так. Юнг рассказывал об этом в Memories, pp. 155f/152f. Джонс упоминает этот инцидент в Jones, III, 411/383f. Предметом спора остается тот факт, в тот ли визит состоялся другой случай, о котором рассказывает Юнг: Фрейд сказал ему, что они должны сделать сексуальную теорию нерушимым бастионом «против черного потока грязи оккультизма». См. Memories, p. 150/147f., где Юнг утверждает, что этот разговор состоялся в Вене «примерно через три года после» их первой встречи в фев. 1907 г. Однако, нет никаких свидетельств, что Юнг посещал Фрейда в Вене после 1909 г. См. 187F, прим. 1.
  3. О Флиссе см. выше, 70F, прим. 7. «Аналогия с Флиссом» неясна. Jones (I, p. 320/290) ссылается на «мистические черты» работы Флисса, а с другой стороны, на то, что Флисс называл Фрейда «всего лишь «чтецом чужих мыслей» (p. 345/314), ср. Origins, письмо 143. Кроме того, что Фрейд мог рассказать ему в беседе, Юнг мог знать о его размолвке с Флиссом через работу последнего In Eigener Sache, Gegen Otto Weininger und Germann Swoboda (Berlin, 1906) и A.R. Pfenning, Wilhelm Fliess und seine Nachentdecker: Otto Weininger und H. Swoboda (Berlin, 1906); см. также Эрнста Криса, введение к The Origins of Psychoanalysis: Letters to Fliess (1954), pp. 41f.
  4. Николай Евграфович Осипов (1877-1934), со-основатель Русского психоаналитического общества в 1911 г. (Jones, II, p. 97/86) и переводчик Фрейда (Grinstein 10432, 10575). Упомянутый отчет — это, вероятно, «Последние работы фрейдистской школы» (на русском; Москва, 1909 г.) Впоследствии он сообщал «практически обо всех сочинениях Фрейда» (M. Wulff, Zentralblatt, I:7/8, апр./май 1911 г.) После революции стал директором Института Бехтерева в Ленинграде. (C.P. Oberndorf, A History of Psychoanalysis in America, 1953, p. 192); после 1921 г. читал лекции по психоанализу в Карловом университете в Праге.
  5. Опросник был опубликован Магнусом Хиршфельдом в его статье M. Hirschfeld, “Zur Methodik der Sexualwissenschaft”, Zeitschrift für Sexualwissenschaft, I:12 (дек. 1908 г.); он содержал 127 вопросов на десятке страниц. За помощь в его создании Хиршфельд благодарит Абрахама, Штейна, Ивана Блоха, Отто Юлиусбургера, ван Рёмера и других. Английский пер. ранней версии обсуждался в Венском обществе в прошлом апреле (см. выше, 87F, прим. 5), в Minutes, I, pp. 379-388.

139F

 

16 апреля 1909 г.,[1] Вена, IX.Berggasse 19

Дорогой друг,

Надеюсь, это письмо нескоро до вас доберется. Уверен, вы поймете, что я имею в виду. Я просто предпочитаю написать сейчас, когда чувства, пробужденные во мне вашим последним письмом, еще свежи.

Я отправил вашей жене карточку из Венеции, куда отправился в пасхальное путешествие в тщетной надежде предвкусить весну и немного отдохнуть. Я думал, вы уже едете на велосипеде по северной Италии.

Странно, что в тот самый вечер, когда я формально принял вас как старшего сына и назначил — in partibus infidelium[2] — как своего наследника и кронпринца, вы лишили меня отцовского достоинства, что доставило вам также же удовольствие, какое я, напротив, получил от вашей инвеституры. Теперь, боюсь, что я снова впаду в роль отца, если скажу, что думаю по поводу это дела с полтергейстом. Но я должен, потому что мой подход не так, как вы могли бы подумать. Я не отрицаю, что ваши истории и эксперимент оказали на меня глубокое впечатление. Я решил продолжать свои наблюдения после того, как вы уехали, и вот результаты. В моей первой комнате постоянное потрескивание там, где на дубовых досках книжных полок стоят две тяжелых египетских стелы. Это слишком легко объяснить. Во второй, где мы его слышали, редко раздается какое-то потрескивание. Сначала я был склонен принять это как доказательство, если бы звук, который был таким частым в вашем присутствии, не был бы слышен после вашего ухода, но с тех пор я слышал его неоднократно, но не в связи с моими мыслями и никогда в тех случаях, когда я думал о вас и этой вашей проблеме. (И не в настоящий момент, добавлю это как вызов.) Но это наблюдение было скоро опровергнуто другим рассуждением. Моя легковерность или, по крайней мере, готовность поверить, исчезла с магией вашего личного присутствия; снова, по некоторым внутренним причинам, на которые я не могу указать, мне кажется крайне маловероятным, чтобы такие явления могли существовать; я стою перед мебелью, лишенной присутствия духов, как поэт стоял перед лишенной присутствия богов Природой после того, как боги Греции ушли.[3] Соответственно, я снова надеваю свои отцовские очки в роговой оправе и увещеваю дорогого сына сохранять хладнокровие, потому что лучше не понимать что-то, чем делать такие большие жертвы пониманию. Я также качаю своей мудрой головой над психоанализом и думаю: да, такая уж теперь молодежь, единственные места, где им нравится, они посещают без нас, так как мы со своей одышкой и уставшими ногами не может за ними поспеть.

Теперь, обратившись к привилегии возраста, я становлюсь многословным и говорю о еще одной вещи между небом и землей, которую мы не понимаем.[4] Несколько лет назад я осознал в себе убежденность, что умру между 61 и 62 годами, и это тогда показалось мне долгим сроком. (Теперь осталось лишь восемь лет.) Затем я побывал в Греции со своим братом,[5] и было просто поразительно, как часто числа 61 или 60 в связи с числами 1 и 2 постоянно появлялись в самых разных пронумерованных объектах, особенно связанных с транспортом. Я добросовестно заметил их. И это меня подавляло, но я надеялся вздохнуть спокойно, когда мы добрались до отеля в Афинах и получили комнаты на первом этаже. Здесь, я был уверен, не могло быть №61. Я был прав и получил номер 31 (что с фаталистической вольностью можно полагать половиной 61 или 62), и это более юное, более шустрое число оказалось даже более настойчивым преследователем, чем первое. С момента нашего возвращения домой до недавних пор 31, часто с  двойкой по соседству, преданно ко мне прицепилось. Поскольку мой ум включает в себя области, которые жаждут знания, а не просто суеверны, с тех пор я анализировал эту веру, и вот результаты. Она впервые появилось в 1899 г.  В то время произошли два события. Сначала я написал Толкование сновидений (которое было датировано 1900 г.), затем я получил новый телефонный номер, который у меня до сих пор: 14362. Легко найти общий делитель этих двух событий. В 1899 г., когда я написал Толкование сновидений, мне было 43 года. Было бы правдоподобным полагать, что другие числа означали конец жизни, отсюда 61 или 62. Внезапно в моем безумии появился метод.[6] Суеверное убеждение, что я умру между 61 и 61 годами оказывается совпадающим с убеждением, что с Толкованием сновидений я завершил работу всей жизни, что мне больше нечего делать и что я вполне могу лечь и умереть. Вы признаете, что после этой замены все больше не кажется абсурдом. Более того, скрытое влияние В. Флисса уже действовало; суеверие ворвалось в год его нападения на меня.

В этом вы увидите еще одно подтверждение специфически еврейской природы моего мистицизма. В остальных случаях я склоняюсь к объяснению таких обсессий, как с числом 61, двумя факторами, первый — это повышенное, бессознательно мотивированное внимание того рода, что видит Елену в каждой женщине,[7] а второй — это «податливость случайности», которая играет ту же роль в формировании заблуждений, как и соматическая податливость в формировании истерических симптомов, а лингвистическая податливость — в создании каламбуров.

Следовательно, я буду принимать ваши новости об исследовании комплекса привидений с тем интересом, с каким относятся к очаровательному заблуждению, в котором сами не участвуют.

С наилучшими пожеланиями вам, вашей жене и детям,

Ваш, Фрейд

  1. Опубликовано в Jung, Memories, Appendix I (без абз. 1-2) и в Schur, Freud: Living and Dying, pp. 230ff. (без абз. 1), где обширно обсуждается. Обе версии содержат расхождения из-за неверного прочтения рукописного текста. См. также K.R. Eissler, Talend and Genius (New York, 1971), p. 145.
  2. = «в земле неверующих».
  3. Шиллер в стихотворении «Боги Греции».
  4. Ср. Гамлет, I, 5.
  5. Александр, в сент. 1904 г. См. Jones, II, pp. 26f./23f.
  6. См. Гамлет, II, 2.
  7. См. Фауст, I, 2603-2604, где Мефистофель говорит Фаусту: «Да, этим зельем я тебя поддену. / Любую бабу примешь за Елену!» [зд. в пер. Н. Холодковского — прим. перев.]

140J

 

Бургхольцли — Цюрих, 12 мая 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Я снова должен покаяться в грехе бездействия. Снова вы давно ничего не слышали от меня. Что ж, я вернулся из Италии благополучно и обнаружил, что меня ожидает ваше письмо. Я полностью придерживаюсь вашего мнения, что нужно быть осторожным, чтобы не увлечься впечатлениями или потакать ожиданиям и планам, которые идут слишком далеко. Проблема в том, что человек страстно хочет что-то открыть. Однако, я пока не наткнулся на какую-то систему, а также остерегусь доверять этим страшилкам.

Пфистер был здесь позавчера и передал ваши приветствия. Он говорит, что вашу дочь[1] недавно оперировали. Надеюсь, не будет ничего серьезного, т. е. осложенений. П., конечно, был переполнен вами и теплым приемом в вашей семье. Надеюсь, он оставил по себе хорошее впечатление. Он, как ни посмотри, очень приятный теолог с замечательными чертами характера. Он также говорил мне, что тогда же с вами был Молль. Что этот темный дух делал в вашем доме? Поразительно, что ему не было стыдно после всех его надоеданий. Очевидно, он бесхребетный. Жду не дождусь услышать о теплом приеме, который вы оказали ему.

«Психологический вопросник» — это ужасный факт, в котором я убедился своими глазами. Совершенно идиотский замысел, который не делает чести Хиршфельду. Я нахожу осквернение слова «психоаналитик» непростительным. Прискорбно, чтобы не сказать больше, что Абрахам и Штейн подписались под этим вздором. Я склонен протестовать против этого одурачивания публики. В Цюрихе все умеренно шокированы.

Я все еще в Бургхольцли, так как мой дом, естественно, не был закончен вовремя. Мы переезжаем 25 мая. После этого моим адресом будет Küsnach bei Zurich.

У меня снова два ассистента: доктор Декши[2] из Будапешта (на 5 месяцев) и доктор Гибсон[3] из Эдинбурга (на 6 недель), первый высоко образован, последний менее высоко, но хорошо зарекомендовал себя. Первый, отправленный Штейном, невролог, прекрасная подготовка; другой, отправленный доктором Моттом[4] из Лондона, психиатр, но английской закваски: знает, как ловить щуку и лосося, отлично плавает и гребет, но имеет лишь смутные варварские представления о психике. Потому прогноз dubia [сомнителен — лат.]; тем не менее, дыма без огня не бывает. Стокмайер вернулся к своим пенатам и отправил мне детальный отчет о тюбингенской клинике. Гаупп говорит, что если все будет продолжаться в том же духе, они придут к концепции индивидуального психоза, и если бы ему было 20 лет, он, вероятно, попытался присоединиться, но и т. д. … Психоанализ, говорят, легко отделался в новом издании Lehrbuch Крепелина.[5] Форель, говорят, заметил недавно, что это хорошо, что я покидаю Бургхольцли, так что Блейлер избавится от моего губительного влияния. Несмотря на это, он отправил Штейну в Будапеште случай невроза навязчивости для психоанализа. Черт его знает, что обо всем этом думать.

Пока все мое время занимает строительство дома и частные пациенты, так что научная работа еще не вошла в струю. Вместо этого я даю обширный курс лекций по психотерапии и, кроме того, privatissimum по фрейдистской психологии для ок. 10 священников[6] и 2 педагогов, начиная со следующего понедельника. Вдобавок, у меня 4 добровольных рабочих для амбулаторной клиники. Времена это тот еще водоворот.

Проф. Форстер,[7] хорошо известный «педагог», недавно выступал против вас и еще больше держит наготове. Он опасный всезнайка и зловредный умник. Надеюсь, Пфистер его прихлопнет.

Здесь все хорошо. С наилучшими пожеланиями,

Весьма искренне ваш, Юнг

  1. Матильду.
  2. Имре Декши (1881-1944) — урожденный немец, венгерский невролог и популярный автор книг по психиатрии; глава неврологического отделения Будапештской рабочей больницы. Он не остался в психоаналитическом движении. Убит нацистами.
  3. Джордж Герберт Рей Гибсон (1881-1932) — шотландский врач; в то время психиатр, позже администратор. Он читал лекции в Королевском медицинском обществе Эдинбурга 14 янв. 10 г. об «Ассоциативном методе как средстве психотерапии». См. ниже, 151J.
  4. Фредерик Уолкер Мотт (1853-1926) — английский психиатр и невролог.
  5. 8th edn. (1909), vol. I, pp. 498ff.: «Очевидно, с одной стороны, проницательный метод подходит для того, чтобы наделить врача глубоким пониманием умственной жизни пациента. С другой стороны, однако, немногие пространные отчеты, до сих пор опубликованные, показывают, что врач оказывает необычайно сильное влияние, полностью предопределенное его собственными предрассудками, и что достижение желанного результата требует искусства интерпретации, подвластного очень немногим. Таким образом, этот метод, по крайней мере, с его нынешними средствами, едва ли станет общим достоянием». Схожая оценка дана на pp. 612ff.
  6. В рукописи: подчеркнуто три раза.
  7. Фридрих Вильгельм Форстер (1869-1966) — немецкий просветитель, пацифист и философ, изгнан из Германии за lese majeste [оскорбление монарха] в Швейцарию в 1897-1913 гг., работал в Цюрихском университете; позже в Нью-Йорке, где умер в бедности. Его нападки упомянутые здесь, в “Neurose und Sexualethik”, Hochland (Munich), VI:3 (дек. 1908 г.), нападка на работу Фрейда в Sexual-Probleme; см. выше, 77F, прим. 6. Также см. ниже, 160F, прим. 6 и 170J, прим. 4.

141F

 

16 мая 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

Снова я пишу в Бургхольцли. Вы знаете, сколько удовольствия мне доставляют ваши письма, но я далек от того, чтобы отягощать вас обязательством формальной переписки тогда, когда у вас другие дела или нечего мне сказать. Тем не менее, я надеюсь, что вы не будете удивлены получать вести от меня так часто, как необходимость заставит меня писать.

Мы все полюбили Пфистера. Он действительно приятный священник и даже помог мне, оказав опосредующее влияние на мой отцовский комплекс. Мы мгновенно стали старыми друзьями; он слегка чрезмерен в своем энтузиазме, но в его теплоте нет ничего лживого или преувеличенного. Долго ли он сможет сохранять свои остатки веры, кажется мне сомнительным; он лишь в начале далеко идущего развития, и дурная компания, в которой он вращается, обязательно окажет свое воздействие. Визит Молля оказался контрастом, устроенным самой судьбой. Если говорить прямо, он животное; он не настоящий врач, у него интеллектуальное и моральное устройство юриста-крючкотвора. Я был поражен обнаружить, что он полагает себя неким покровителем нашего движения. Я не возражал; я выступил против отрывка из его пресловутой книги,[1] где он говорит, что мы составляем наши истории болезней, чтобы подкрепить свои теории, а не наоборот, и насладился выслушиванием его льстивых извинений: его утверждение не задумывалось как оскорбление, каждый наблюдатель находится под влиянием своих предвзятых идей и т. д. Затем он жаловался, что я слишком чувствительный, что я должен научиться принимать оправданную критику; когда я спросил его, читал ли он «Маленького Ганса», он начал кольцами виться, стал все более и более ядовитым и наконец, к огромной радости, подпрыгнул и приготовился к бегству. У двери он усмехнулся и сделал безуспешную попытку реабилитироваться, спросив, когда я приеду в Берлин. Могу представить, как он жаждет вернуть мое гостеприимство, но в то же время я не был вполне удовлетворен, когда смотрел, как он уходил. Он наполнил комнату неприятным запахом, как сам черт, и частью из-за недостатка практики, частью потому что он был моим гостем, я недостаточно его выпорол.  Теперь, конечно, следует ожидать от него любых грязных трюков. А затем я позвал в комнату Пфистера.

Абсцесс моей дочери, наконец, очистился, и она чувствует себя гораздо лучше. Сегодня она впервые навестит нас. Я рад, что об этой проблеме позаботились сейчас, а не позже, в случае какого-то серьезного события вроде родов.

Форстер прочитал лекцию, но не упомянул в ней меня. Курт Редлих,[2] который[3]

  1. Moll, The Sexual Life of the Child; см. выше, 112F, прим. 7 и Freud/Abraham Letters, pp. 73f.
  2. Вероятно, Курт Редлих, Эдлер фон Везег (1887-1939+), родом из Брно; позже венский промышленник и покровитель издательской и художественной деятельности Гуго Геллера. Jones (II, p. 46/41) перечисляет «фон Редлиха» среди членов Зальцбургского конгресса (1908).
  3. Остаток письма отсутствует.

142J

 

Im feld,[1] Seestrasse, Küsnach bei Zürich, 2 июня 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Фрл. Э— только появилась. Большое спасибо за ваше любезное внимание, а также за напоминание об Адлере, для которого я вкладываю письмо. Не будете ли вы так добры отправить его? Из-за полного беспорядка в вещах я куда-то задевал его адрес. За последней несчастной неделей последуют праздничные дни,[2] ведь это действительно была тяжелая неделя, только супруга держалась отлично. К счастью, этот переезд в мой tusculum [зд.: уединенное жилище — лат.] у озера был a minori ad majus [более или менее — лат.] кульминационной точкой. Остается только желать, чтобы вы своим присутствием благословили это обиталище. Я лишь начинаю направлять свои мысли по прямолинейным каналам, до сих пор я не мог ни на чем сконцентрироваться. Хотя мы начали переезжать в прошлый вторник, пока закончены только четыре комнаты. Например, в гостиной даже не готов пол.

Но хватит об этом! Ваше последнее письмо звучало довольно раздраженно,[3] без сомнения, из-за аффекта, который я излил на несчастный вопросник. Все равно я не считаю, что нахожусь в таких уж дурных отношениях с Абрахамом. Я попросил его продолжать делать краткие изложения, и он с готовностью согласился. Я думаю, modus vivendi был найден. У меня отличные новости от Сейфа из Мюнхена; он упорно работает над психоанализом и полон энтузиазма. Вы видели работу Марциновски?[4] Я знаю ее[4a] лишь со слов, но напишу ему, и он установит контакт, если захочет. Так, значит, вам понравился Пфистер — это мне очень приятно. Он необычайно проницателен и собрал великолепную аудиторию для privatissimum; будет даже университетский профессор (проф. Швейцер,[5] германист). Я начинаю с ассоциаций, так я сам пришел к пониманию вашего учения. Я думаю, так для меня лучше всего.

Для будущего Jahrbuch Штекель предоставит материал случая о сновидениях; кажется, я уже говорил вам, что еще будет в ближайшем будущем. Могу я выразить надежды на вашу работу,[6] или вы прибережете ее для зимнего полутома? Вы, наверное, чувствуете усталость теперь, после зимних усилий и едва ли имеете время и желания для будущей работы? Мне очень интересно узнать, как вы думаете устроить свои лекции в Америке. Вы бы не хотели придержать их до следующего Jahrbuch, кроме одной? Простите мой ненасытный аппетит, но я очень хотел бы представить публике последние новости с вашего пера. Публика о них истосковалась и отчаянно нуждается. Человек из московской клиники сейчас со мной для получения наставлений (это достаточно утомительно с женщиной-переводчиком), прежде всего, о последних разработках, а именно, «анализе сопротивлений» (думаю, вы это тоже так называете).  Этот доктор Асатиани[7] (так его зовут) жалуется на недостаток терапевтических результатов. Кроме несовершенства его искусства, думаю, проблема лежит в русском материале, где индивидуум слабо дифференцирован, как рыба в стае. Проблемы масс — первое, что здесь нужно решить. На этой неделе, вместе с Декши, я начинаю эксперименты (с гальванометром) над «поведением» в Dementia praecox, а со Штокмайером сотрудничаю над «парафреническими» ассоциациями. Только когда будет заложено это общее основание, я могу заняться более значительными проблемами метаморфоз либидо в Dem. pr. Проблема предрасположенности к неврозу здесь имеет важнейшее значение, я уже понимаю это.

Здесь моя практика снова налаживается — этого я не ожидал.

С наилучшими пожеланиями,

Весьма искренне ваш, Юнг

  1. Новый дом Юнга был в сельской части Кюснах под названием Im Feld, на Цюрихском озере примерно в полумиле от самой деревни. Кюснах (позднейшее написание: Кюснахт) около семи милей юго-восточнее центра Цюриха. Юнг не использовал адрес улицы (Seestrasse 1003) в своих письмах примерно годом позже (196J). Впоследствии дома были перенумерованы, и Юнг стал жить по №228, номер не изменился по сей день. Над дверью у Юнга была надпись, вырезанная, когда дом был построен: “Vocatus atque non vocatus deus aderit” (Званый или незваный, бог будет присутствовать) — из изречений Эразма издания 1563 г., которое Юнг приобрел, когда ему было 19 (E.A. Bennet, C.G. Jung, 1961, p. 146); изначально принадлежало дельфийскому оракулу (см. Фукидид, 1.118.3 о войне Спарты против Афин). / До 186J Юнг использовал почтовое отделение Цюрих/Бургхольцли; он зачеркивал печатный адрес и вписывал новый адрес от руки.
  2. От руки: Auf die letzte saure Woche sollten nun eigentlich frohe Feste folgen. Юнг повторяет строку “Saure Wocheb! Frohe Feste!” из стихотворения Гете “Der Schatzgraber” [«Пот — неделям! Праздник — другу!» из стихотворения «Кладоискатель» в пер. В. Бугаевского — прим. перев.]
  3. Очевидно, отсутствующая часть письма 141F.
  4. Ярослав (или Иоганн) Марциновски (1868-1935) — тогда практиковал в санатории в Хольштейне. Его работой, вероятно, была Marcinowsi, “Zur Frage der infantilen Sexualitat”. Berliner klinische Wochenschrift, 1909. Вопреки тому, что утверждает Джонс (Jones, II, p. 79/72), он не был первоначальным членом Берлинского психоаналитического общества (1910); см. Bulletin, no. 2 (сент. 1910 г.), p. 1 и ниже, 204J, прим. 2.

4а. От руки: Sie, «вас», исправлено на sie, «ее», после чего Юнг поставил: (!)

  1. Эдуард Швейцер (1874-1943) — профессор индо-европейской филологии и санскрита в Цюрихе, после 1932 г. в Берлине. Посещал собрания Общества в 1910-1911 гг.
  2. “General Exposition”; см. выше, 112F, прим. 2.
  3. Михаил Михайлович Асатиани (1882-1938) — грузинского происхождения, проходил интернатуру в психиатрической клинике Московского университета. С 1921 г. глава отделения психиатрии в Тбилиссском (Тифлисском) университете и основатель Института психиатрических исследований Асатиани. Писал о психоанализе в 1910-1913 гг., но позже стал последователем Павлова.

143F

 

3 июня 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

Поздравляю с новым домом! Я бы сказал это еще громче, если бы не знал, как вы, швейцарцы, не любите эмоциональные излияния. В этом году путешествие в Америку лишает меня удовольствия, но я надеюсь вскорости восхититься вашим домом и насладиться обществом его обитателей.

Конечно, я понимаю ваше молчание, и я бы дал вам больше времени, если бы другое письмо (вложенное) не добралось до меня одновременно с вашим. Странно! Кто она? Назойливый человек, болтунья или параноик? Если вы что-то знаете об авторе или придерживаетесь того же мнения, пришлите мне короткую телеграмму, иначе вам не следует беспокоиться. Если я ничего не получу от вас, то буду полагать, что вы ничего не знаете. Я переслал ваше письмо Адлеру. Теперь, благодаря вышеупомянутому совпадению, вы получите непосредственный ответ на ваши вопросы и предложения. Мое раздражение на вашу критику вопросника на самом деле ничего не значило. Я просто был в «умудренном» настроении, словно избавился от всех своих комплексов. Пфистер только что получил первый комплимент от Шпильмейера;[1] полагаю, он не слишком в восторге от этого. Я слышал очень хорошие вещи о Марциновски из частных источников. Я и сам думаю, что мы должны его завербовать и написал Абрахаму с этой целью. Сейф меня поражает. Он еще не смог вас повидать; где он всему этому научился? Ваш русский (и я должен снова сказать, как восхищаюсь вашим терпением, или, скорее, смирением), вероятно, имеет какую-то утопическую мечту о спасающей мир терапии и чувствует, что работа продвигается не так быстро. Русские, я полагаю, в особенности неспособны к искусству кропотливой работы. Кстати, вы знаете историю о «задней части стекла»?[2] Практикующий врач никогда не должен ее забывать. Я очень скоро расскажу вам, где ее найти.

Кое-что еще: вчера я получил книгу Отто Гросса: О психопатической неполноценности.[3] Я еще не изучил ее, но, очевидно, это еще одна поразительная работа, полная смелых синтезов и переполненная идеями. И снова два разных способа выделения (полужирный набор и межбуквенная разрядка), что создает совершенно параноидальное впечатление. Очень жаль, у этого человека прекрасный ум! Говоря по правде, я не знаю, смогу ли понять книгу. Немалая часть ее слишком высокопарна для меня, и в целом я полагаю, что он сделал шаг назад от меня к  своим прежним фазам (Антон, Вернике). Это невротическая регрессия в нем[4] или моя тупость?

Буду рад отложить свою работу о методе до следующего года, во-первых, потому что хочу, что Ференци появился до нее,[5] а во-вторых, потому что не могу обещать закончить ее за четыре недели июльского отпуска. Наши читатели нас не нагонят. С другой стороны, я внезапно почувствовал склонность написать о зальцбургском человеке-крысе, и если вы хотите, я подготовлю работу ко второму выпуску. Она не будет длинной, потому что в печати я буду более искренним, чем в лекции. Но вот случай, который позволит мне пролить свет на некоторые аспекты совершенно запутанного явления невроза навязчивости. Я больше не чувствую себя уставшим, у меня забитое расписание на июнь, но в первые две недели июля я буду работать лишь половину времени и уверен, что смогу завершить статью до летнего отпуска.

Недавно я все переоценил и понял, что взял на себя слишком много дел, некоторые из которых уже давно горят. Агатли появится в январском номере? Я переписывался с Бинсв. о второй части его работы, и только теперь пришел к полному пониманию его анализа. Он изобретательный и прекрасно исполненный, насколько я вижу.[6]

Ваш способ проведения ассоциативного эксперимента поражает меня своим великолепием.  Другой способ может быть основан на повседневной жизни.

Я бы очень хотел поговорить с вами об Америке и выслушать ваши соображения. Джонс угрожает мне, не без скрытых мотивов, отсутствием всех ведущих психиатров. Я ничего не ожидаю от магнатов. Но я раздумываю, не будет ли хорошей идеей сконцентрироваться на психологии, поскольку Стэнли Холл психолог, и, возможно, посвятить 3-4 лекции исключительно сновидениям, от которых возможны экскурсы в различных направлениях. Конечно, эти вопросы имеют незначительный практический интерес в свете моей неспособности читать лекцию на английском.

С особым уважением к вам, вашей супруге и детям в вашем новом доме,

Ваш, Фрейд

  1. Уолтер Шпильмейер (1879-1935) — патолог и психиатр из Фрейбура, позже жил в Мюнхене. Фрейд ссылается на нападки на Пфистера, которые обнаружить не удалось. Шпильмейер критиковал работу Фрейда «Фрагменты анализа» в 1906 г. (Zentralblatt für Nervenheilkunde und Psychiatrie, XXIX, 15 апр. 06 г.)
  2. См. приложение.
  3. Uber psychopathische Minderwertigkeiten. См. выше, 33J, прим. 7.
  4. В рукописи: in ihm вставлено впоследствии.
  5. «Интроекция и перенос», которую Ференци забрал у Бродмана (см. выше, 124J, и Фрейд — Ференци, 18 янв. 09 г. в Letters, ed. E.L. Freud; см. ниже, 168J, прим. 1).
  6. См. ниже, 167F, прим. 2.

144J

 

Im Feld, Küsnach bei Zürich, 4 июня 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

В соответствии с вашим пожеланием, я отправил вам телеграмму[1] этим утром, выразившись так ясно, как только возможно. В тот момент я не знал, что еще сказать. Шпильрейн[2] — это тот человек, о котором я вам говорил. О ней в зашифрованной форме была моя благословенной памяти амстердамская лекция.[3] Она была, так сказать, моим тестовым случаем, по каковой причине я вспоминаю ее с особой благодарностью и признательностью. Поскольку я по опыту знал, что у нее немедленно будет рецидив, если лишить ее поддержки, я годами поддерживал с ней отношения, и в конце концов оказался, так сказать, морально обязанным посвятить ей значительную долю дружбы, пока не понял, что непреднамеренно привел в движение это колесо, из-за чего тут же порвал с ней. Она, конечно, систематически планировала мое совращение, что я считал неуместным. Теперь она ищет расплаты. Недавно она распространяла слухи, что я скоро разведусь с женой и женюсь на некой студентке, что потрясло  немало моих коллег. Что она планирует теперь, мне неизвестно. Полагаю, ничего хорошего, если, возможно, вы не связаны обязательством посредника. Я должен твердо сказать, что полностью порвал с ней. Как и у Гросса, у нее случай борьбы с отцом, который я из добрых намерений пытался вылечить gratissime (!) с несказанным терпением, даже пользуясь нашей дружбой с этой целью. Кроме прочего, естественно, комплекс дружелюбия создавал непомерные помехи работе. Как я указывал раньше, мой первый визит в Вену имел очень долгие бессознательные последствия, прежде всего навязчивую увлеченность Аббацией,[4] затем еврейка появилась в другой форме, в облике моей пациентки. Теперь, конечно, все эти трюки у меня прямо на виду. В течение всего дела представления Гросса[5] метались с места на место в моей голове. Кстати говоря, Гросс не прислал мне свою книгу. Я постараюсь ее купить. Не могли бы вы дать мне имя издателя? Гросс и Шпильрейн — это горький опыт. Ни одному из пациентов я не посвящал столько дружеских чувств, и ни один не принес мне столько горя.

Сердечно благодарю вас за пожелания моему дому! Я буду считать их благим предзнаменованием.

Очень рад узнать, что у вас тоже бывают «умудренные» настроения. Я воображал, что вы неизменно обладаете высочайшей сокровенной мудростью, которой я как ваш famulus должен подражать. Не все мои цели недостижимы, хвала небесам.

Если вы не хотите оставлять свои американские лекции полностью на элементарном дидактическом уровне, я полностью согласен, что сновидения предоставляют самый подходящий материал. У меня нет больших надежд на американскую психиатрию, некоторые психологи получше, но очень немногие. В любом случае, ваш успех заранее гарантирован, ведь почет уже в самом приглашении, и те, кто вас пригласил, не отзовут его, разве только из собственной выгоды. Что если вы будете читать лекцию на немецком? Они ничего не смогут с этим поделать. Лицемерия я ожидаю только от Мюнстерберга.[6]

То, что вы говорите о русских, бьет прямо в цель. Мало терпения и глубины, сплошные софизмы и туман, удел никчемных людей. Поляки немного лучше, но все равно слишком слабосильные.

Моя Агатли появится в августовском номере; работы я еще не написал из-за недостатка времени. Я займусь работой на следующей неделе.

Однажды я слышал историю о «задней стороне стекла», но совершенно забыл смысл. Однако, я сохранил в сердце вашу классическую апофтегму «просто перестаньте хотеть исцелиться»[7] по вышеуказанным причинам. Я навсегда заучил свой урок.

Польская дама,[8] которую вы направили ко мне, отказалась после первой сессии, но сегодня появилась вновь и, предположительно, даст о себе знать завтра. Похоже, она пользуется болезнью как поводом для путешествий. Она также была с Кохером[9] в Берне для облучения таза рентгеновскими лучами.

С наилучшими пожеланиями, Юнг

  1. Отсутствует.
  2. Сабина Шпильрейн (1886?-1934+) — русского происхождения. В 1905-1911 гг. изучала медицину в университете Цюриха; M.D. в 1911 г. Позже в 1911 г. стала членом Венского общества. С 1912 г. в Берлине. В 1921-1923 гг. доктор Шпильрейн (тогда Шпильрей-Шефтель) практиковала в Женеве; Жан Пиаже проходил обучающий анализ с ней. В 1923 г. она вернулась в Советский Союз и преподавала в Северо-Кавказском университете в Ростове-на-Дону, упоминалась в International Journal как член Русского общества до 1933 года, после которого психоаналитическое движение в Советском Союзе было официально уничтожено. Гринштейн перечисляет 30 публикаций на французском и немецком, начиная со статей в Jahrbuch в 1911 г. и в 1912 г.; последняя статья датирована 1934 годом.
  3. Cf. “The Freudian Theory of Hysteria”, CW 4.
  4. В рукописи: in Abbazia, что также может значит «в Аббацию» (курорт на Адриатическом море, теперь Опатия, Югославия).
  5. См. выше, 46J.
  6. Гуго Мюнстерберг (1863-1916) — психолог, родом из Германии; после 1892 г. в Гарварде.
  7. См. выше, 129F.
  8. Предположительно, фрл. Э—.
  9. Теодор Эмиль Кохер (1841-1917) — швейцарский хирург, специалист по исследованиям щитовидной железы; лауреат Нобелевской премии по медицине в 1909 г.

145F

 

7 июня 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

Поскольку я знаю, что у вас личный интерес в деле Шп., то сообщаю вам о положении дел. Конечно, вам не нужно отвечать на это.

Я правильно понял вашу телеграмму, ваше объяснение подтвердило мою догадку. Что ж, получив вашу телеграмму, я написал фрейлейн Шп. письмо, в котором прикинулся ничего не знающим, притворившись, что ее предложение было предложением чересчур пылкого энтузиаста. Я сказал, что поскольку вопрос, по поводу которого она хотела встретиться со мной, представлял интерес преимущественно для меня, я не могу взять на себя ответственность подтолкнуть ее к такому путешествию и не могу понять, зачем это нужной ей самой. Потому желательно было бы, чтобы она сначала ознакомила меня с суть ее дела. Пока я не получил ответа.

Такой опыт, хотя и болезненный, необходим, и его трудно избежать. Без него мы не можем по-настоящему знать жизнь и то, с чем имеем дело. Сам я никогда до такого не доводил, но неоднократно был близок к этому и едва избежал.[1] Полагаю, что лишь тяжелые обязанности работы и тот факт, что я был на десять лет старше вас, когда пришел к ΨΑ, спасли меня от подобного опыта. Но вреда это не принесло. Это помогает нарастить необходимую толстую шкуру и удержаться от «контр-переноса», который, в конце концов, является для нас постоянной проблемой; это учит нас отстранять собственные аффекты для пользы дела. В этом «нет худа без добра».[2]

То, как этим женщинам удается очаровывать нас с невероятным психическим совершенством, пока они не достигнут цели, одно из величайших зрелищ в природе. Как только им это удается, или они убеждаются в обратном, констелляция поразительно меняется.

А теперь к более общим новостям:

Gross, Über psychopathische Minderwertigkeiten, Vienna, Braumüller, 1909. Я получил книгу от этого старика, который в ответ на мое письмо с благодарностью попросил написать Отто и рассказать, как мне понравилась его книга и как мне хочется обсудить с ним некоторые части. Затем, встретившись с ним, я должен был написать отцу свое мнение. Я твердо отказался делать это, цитируя результаты вашего обследования. Я слишком уважаю Отто Гросса.

Сегодня я получил очаровательное письмо от Марциновски, в котором он заявляет себя нашим верным сторонником и собратом в борьбе. Он говорит, что еще три работы будет опубликовано в разных местах. Он пытается установить контакт с нашей группой и спрашивает адреса. Его адрес: Sanatorium Haus Sielbeck a. Uklei, Holstein. Полагаю, он достойное приобретение, способный человек. Я пока не получил его работу.

Я не видел ничего о Jahrbuch в целом. Наш Ференци написал обзор для венской газеты.[3] Первый выпад против Маленького Ганса наконец появился в сегодняшнем Neurologisches Zentralblatt. Автор обзора — Браац;[4] он представляет собой такой прекрасный пример эмоционального слабоумия, что так и хочется ему все простить. Вслед за ним был обзор небольшой работы фрейлейн Чалевски[5], сделанный самим Куртом Менделем[6] — непростительно дерзкий. Сегодня мне также удалось получить новый Lehrbuch der Nervenkrankheiten (Куршман).[7] Ашаффенбург занимается неврозами. Там нет его обычной желчности, но, конечно, он мрачный, пустой и т. д.

Богатый на события день, как видите. История о «задней стороне стекла» появлялась в Zukunft[8], не помню когда. Контекст вашего письма показывает, что вы не забыли смысл.

С дружеским рукопожатием и наилучшими пожеланиями,

Искренне ваш, Фрейд

  1. В рукописи по-английски [narrow escape].
  2. В рукописи по-английски [blessing in disguise].
  3. Отследить не удалось; возможно, не опубликован.
  4. Эмиль Браац (1865? — 1934) — берлинский психиатр, в Neurologisches Zentralblatt, XXVIII (7 июня 09 г.), 585. Браац также критиковал в обзоре амстердамскую лекцию Юнга. О его нападках на Абрахама в нояб. 08 г. см. 114F.
  5. Fanny Chalewsky, “Heilung eines bystreischen Bellens durch Psychoanalyse”, Zentralblatt für Nervenheilkunde und Psychiatrie, n.s., XX (1909). Чалевски, из Ростова-на-Дону (Россия), получила степень M.D. в Цюрихе в 1907 г.
  6. Курт Мендель (1874-19—) — берлинский психиатр, редактор Neurologisches Zentralblatt. См. Jung, “On the Criticism of Psychoanalysis”, CW 4 (orig. Jahrbuch, II:2, 1910): в обсуждении профессионального антагонизма к психоанализу он полностью перепечатал обзор Менделя, сатирически нападающего на фрейдистскую точку зрения в Zentralblatt, XXIX:6 (1910).
  7. Ганс Куршман (1875-1950) c Ф. Крамером, Lehrbuch der Nervenkrankheiten (1909).
  8. См. 143F, прим. 2.

146J

 

Im Feld, Küsnach bei Zürich, 12 июня 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Большое спасибо за ваше письмо. Я вынужден был сказать себе, что если бы мой друг или коллега оказался в такой же трудной ситуации, я писал бы в том же тоне. Я говорил себе это, потому что мой отцовский комплекс продолжал исподволь внушать, что вы не воспримете это так, как следует, а устроите мне выговор, более или менее замаскированный под братскую любовь. Ведь действительно так глупо, что именно я, ваш «сын и наследник», так небрежно промотаю ваше наследие, словно ничего об этих вещах не знаю. То, что вы говорите об интеллектуальной переоценке, верно во всех отношениях, и вдобавок ко всему, у меня до сих пор абсурдные представления о некоем моральном долге. Все это так глупо, но полезно (последнее слово выделено жирным и написано разрядкой).

Ни слова от Адлера. От фрл. Э—, которая снова начала ходить на лечение, я слышал, что он уезжает от вас и начинает свое дело, даже в противоположном от вас направлении.[1] Это правда?

Сегодня я получил письмо от Марциновски (в ответ на мой запрос работы для Jahrbuch). Не уверен, но у меня смешанные чувства насчет этого письма (вложено).

Разве все не прекрасно с Америкой?[2] Я уже забронировал каюту на судне Дж. Вашингтон — к сожалению, осталась только очень дорогая. Я отплываю с вами из Бремена. Теперь я весь в этом — что я скажу? Что можно сказать обо всем этом в 3 лекциях? Я буду благодарен за совет.

Lehrbuch Куршмана только прибыл. Работа Ашаффенбурга об истерии — это постыдные каракули. Несколько страниц об истерии! То есть это все, что эти люди могут сказать о болезни, по сравнению с которой все другие нервные расстройства — это редкости. Форстер опубликовал книгу о сексуальной этике,[3] где вы выведены как омерзительная карикатура, «теоретик без всякого твердого чувства реальности». Вам самое время начать собирать алфавитную коллекцию своих epitheta ornantia.[4]

Сейф был со мной около 3 недель в Цюрихе и много от этого приобрел, отсюда его способности. Он снова приедет на летний отпуск.

Сегодня мои дети перебрались в новый дом. Все идет хорошо, включая мою практику, что меня очень радует. Фрл. Э— — это роскошный случай. Она говорила вам о своем опыте с врачами? Похоже, она опасна (здесь я сильно дергаю себя за ухо).

С наилучшими пожеланиями,

Ваш, Юнг

  1. На собрании Венского общества 2 июня 09 г. работа Адлера о «Единстве неврозов» была подвергнута Фрейдом и другими безжалостной критике, и «скрытые разногласия с Адлером вперые проявились» (Minutes, II, p. 274, n. 5).
  2. Юнг, очевидно, отправил Фрейду новости о своем прилашении в университет Кларка, но телеграмма или письмо отсутствуют. 13 июня Фрейд писал Пфистеру: «Вы, должно быть, тоже впечатлены великолепными новостями о том, что Юнг едет со мной в Уорчестер» (Freud/Pfister Letters, p. 25). В Memories Юнг говорит, что он и Фрейд были приглашены «одновременно и независимо» (p. 120/121). Невозможно, однако, установить приглашение Холла Юнгу. Росс в работе G. Stanley Hall: The Psychologist as Prophet указывает, что работы Холла содержат «никаких твердых свидетельств того, когда был приглашен Юнг» (p. 387, n. 43).
  3. Foerster, Sexualethik und Sexualpädagogik (Munich, 1907).
  4. Декоративных эпитетов, как у Гомера.

147F

 

18 июня 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

То, что вас пригласили в Америку — лучшее, что случалось с нами со времен Зальцбурга; я испытываю огромное удовлетворение от этого по самым эгоистичным причинам, хотя и потому, конечно, что это показывает, какой престиж вы завоевали в своем возрасте. Такое начало заведет вас далеко, и некоторая благосклонность со стороны людей и судьбы — это очень хорошая вещь для того, кто стремится к великим делам.

Конечно, ваша радость начинает омрачаться теми же соображениями, что и моя, сводящимися к вопросу: что я скажу этим людям? На этот счет у меня есть спасительная идея, которую я не утаю от вас. Вот она: мы можем подумать об этом во время плавания, во время долгих прогулок по палубе. Иначе я могу лишь отослать вас к тому проницательному наблюдению, которым вы недавно успокоили мои опасения: что приглашение — это главное, что аудитория теперь в нашей власти, обязанная аплодировать, что бы им ни предложили.

Самая радостная деталь в том, что вы тоже плываете на Дж. Вашингтоне. Мы оба будем очень любезны к Ференци.

Относительно Марциновски я могу вас успокоить. Он хороший, искренний человек, его письма ко мне (которые я тоже могу приложить) не лишены тепла. Если части его писем кажутся вам несколько деревянными, думаю, это потому что письмо диктовали; другие его сообщения отдаются прекрасным металлическим звоном. Возможно, он в какой-то степени одиночка, что объясняется его трудным началом. В том вопросе, который он поднимает, я не могу быть с ним несогласен; долгий анализ, как у Маленького Ганса или Ирмы Бинсвангера[1] легко может стать скучным и подтолкнет читателя к сопротивлению его влиянию путем отказа от чтения. В сущности, Jahrbuch не только делается нами, но и для нас, для нашего взаимного поучения. Короткие работ, бесцельно рассыпанные по самым разным публикациям в различных местах, могут оказать немалое влияние на внешних. Я уверен, М. не откажется предложить работу для Jahrbuch, когда у него будет что сказать нового или более общего.

Фрейлейн Шпильрейн во втором письме признала, что ее дело связано с вами; кроме этого, она не раскрыла своих намерений. Мой ответ был так мудр и проницателен; я представил все так, словно самые незначительные намеки позволили мне в стиле Шерлока Холмса разгадать ситуацию (что, конечно, было не трудно после ваших сообщений) и предложить более уместную процедуру, нечто, так сказать, эндопсихическое. Окажется ли она эффективной, я не знаю. Но я заклинаю вас, не заходите слишком далеко в направлении раскаяния и реакции. Вспомните прекрасное высказывание Лассаля о химике, пробирка которого лопнула: «С некоторым недовольством на сопротивление материи, он продолжил свою работу».[2] В свете тех проблем, над которыми мы работаем, никогда нельзя избежать небольших лабораторных взрывов. Возможно, мы недостаточно подготовили пробирку или слишком быстро ее нагрели. Так мы узнаем, какая доля опасности таится в проблеме, а какая — в способе нашей работы с ней.

Следующую неделю я буду работать полный день, затем до 15 июля только половину дня, и в этот период закончу «Навязчивый невроз».[3] Просто напоминайте мне время от времени не сделать ее слишком тяжеловесной. Моя жена еще в Гамбурге с Софией,[4] задержавшаяся из-за болезни бабушки,[5] но должна вернуться на следующей неделе. Мой второй сын[6] без особых трудностей сдает последние экзамены.

Что привело фрейлейн Э— к теме Адлера? Он о ней никогда не слышал. Да, я полагаю, в этой истории есть правда. Он теоретик, проницательный и оригинальный, но не приспособленный к психологии, он минует ее и концентрируется на биологическом аспекте. Хотя он славный; он не затеряется в ближайшем будущем, но и не будет сотрудничать так, как мы хотели бы. Нужно удержать его, насколько возможно.

Я прикладываю письмо от М. Вы можете получить другие упомянутые документы (фрейлейн Шп. и доктора М.), когда захотите; я просто не хотел беспокоить вас этим, если вы не попросите.

С наилучшими пожеланиями вам и даме в новом доме,

Сердечно ваш, Фрейд

  1. Тема “Versuch einer Hysterieanalyse”; см. ниже, 167F, прим. 2.
  2. Фердинанд Лассаль (1825-1864) — немецкий социалист. Эта цитата из его речи в собственную защиту («Наука и рабочий») перед уголовным судом в Берлине 16 янв. 1863 г.: Reden und Schriften, ed. E. Bernstein, Vol. II (Berlin, 1893), pp. 110f. Фрейд использовал эту цитату как «замечательно точный» пример аналогии, которой «я никогда не уставал восхищаться и воздействие которой так и не смог исчерпать» в Jokes and Their Relation to the Unconsciousness (1905), SE VIII, p. 82. / Этот отрывок письма Фрейда цитируется в Jones, II, p. 492/442f.
  3. Случай «Человека-Крысы»; см. ниже, 150F, n. 1.
  4. Второй дочерью Фрейда (1893-1920), позже вышедшей замуж за Макса Хальберштадта (см. ниже, 329F, прим. 7).
  5. Эммелины Бернейс, в девичестве Филипп (1830-1910).
  6. Оливер Фрейд (1891-1969).

148J

 

Im Feld, Küsnach bei Zürich, 21 июня 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Могу сообщить хорошие новости о деле Шпильрейн. Я слишком мрачно смотрел на эти вещи. После разрыва с ней я был почти уверен в ее мести и был глубоко разочарован лишь банальностью формы, которую она приняла. Позавчера она появилась у меня дома и очень искренне поговорила со мной, после чего обнаружилось, что распространяемые слухи обо мне исходят вовсе не от нее. Мои идеи о переносе, достаточно понятные в тех обстоятельствах, приписывали слух ей, но я хочу немедленно отказаться от них. Более того, она освободилась от переноса самым лучшим и прекрасным образом и не страдала от рецидива (за исключением приступов рыданий после разрыва). Ее намерение приехать к вам было нацелено не на какую-то интригу, а лишь как способ добиться разговора со мной. Теперь, после вашего второго письма, она пришла ко мне лично. Хотя и не впав в беспомощное сожаление, я, тем не менее, сокрушаюсь о совершенных мной грехах, ведь именно я во многом виноват в далеко идущих мечтах моей бывшей пациентки. Так что, в соответствии с моим первоначальным принципом принимать каждого всерьез, насколько это возможно, я обсудил с ней проблему ребенка,[1] вообразив, что говорю теоретически, но, конечно, Эрос таился на заднем фоне. Таким образом, я приписал все желания и надежды всецело своей пациентке, не заметив того же самого в себе. Когда положение стало таким напряженным, что дальнейшее сохранение отношений могло завершиться только половыми актами, я защитился таким образом, который нельзя оправдать морально. Затерявшись в иллюзии, что я жертва сексуальных низостей своей пациентки, я написал ее матери, что я не одобрял сексуальные желания ее дочери, а лишь был ее врачом, и что она должна освободить свою дочь от меня. В свете того факта, что пациентка незадолго до этого стала моим другом и пользовалась моим полным доверием, мои действия были образцом плутовства, в чем я с неохотой признаюсь вам как своем отцу. Теперь я хотел бы попросить вас об огромном одолжении: не могли бы вы написать записку фрл. Шпильрейн, сказав ей, что я полностью осведомил вас об этом вопросе, и особенно о письме ее родителям, о котором жалею больше всего. Я хотел бы дать своей пациентке хотя бы это утешение: что вам и ей известны моя «совершенная честность».[2] Приношу вам бесчисленные извинения, ведь это моя глупость втянула вас в эту путаницу. Но теперь я очень рад, что, в конце концов, не ошибся в характере своей пациентке, иначе я остался бы со сверлящим сомнением в твердости своих суждений, и это оказалось бы значительной помехой в работе.

Я с нетерпением жду путешествия в Америку. Я заказал рейс на Дж. Вашингтоне, однако, очень дорогую каюту. Вы успокоили меня насчет Марциновски, других документов мне не нужно.

Вы получите письмо от studiosus Хонеггера,[3] которое определенно вас изумит. Молодой человек очень образован и обладает тонким умом; хочет заняться психиатрией, однажды проходил у меня консультацию из-за утраты чувства реальности, продолжавшегося несколько дней. (Психастения = интроверсия либидо  = Dem. praec.) Косвенно я подталкиваю его к анализу, так чтобы он мог анализировать себя осознанно; так он, возможно, предупредит саморазрушение при Dem. pr.

Ваше письмо только прибыло — большое спасибо! Реальность меня уже утешила. Все равно я благодарен за ваш сочувственный интерес.

Я с нетерпением жду вашей работы для Jahrbuch. Адлер был достаточно любезен, чтобы оправдать ожидание от него чего-нибудь.[4]

Фрл. Э— держится отважно; это интересно. Она знает наназванную пациентку Адлера.

С наилучшими пожеланиями,

Благодарный вам, Юнг

  1. См. выше, 133J, абз. 1; а также 35J, абз. 2.
  2. В оригинале по-английски [perfect honesty].
  3. Иоганн Якоб Хонеггер, мл. (1885-1911) — психиатр из Цюриха, работал в Бургхольцли и в Террите. Его отец, тоже психиатр, был учителем Адольфа Мейера. Настоящая переписка — это основной источник сведений о Хонеггере; другой основной источник — это Hans H. Walser, “J.J. Honegger (1885-1911) — tin Beitrag zur Geschichte der Psychoanalyse”, Schweizer Archiv für Neurologie, CXII (1973), 107ff = “An Early Psychoanalytic Tragedy: J.J. Honegger and the Beginnings of Training Analysis”, Spring 1974 (Zurich). / Когда Фрейд говорит в письме Пфистеру: «Хонеггер хорошо меня постиг», то, очевидно, имеет в виду это письмо от Хонеггера (Freud/Pfister Letters, 12 июля 09 г.); см. также 177F, ниже. Письмо Хонеггера найти не удалось.
  4. “Über neurotische Dispositionen”, Jahrbuch, I:2 (1909).

149F

 

30 июня 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

Я написал вам как раз вовремя. Я примирился бы и с большими преступлениями с вашей стороны; вероятно, я уже слишком предубежден в вашу пользу. Сразу после получения письма я написал фрейлейн Шп. несколько дружеских строк, дав ей утешение, и сегодня получил от нее ответ. Поразительно странное — она случайно не иностранка? — или очень сдержанное, неудобочитаемое и трудное для понимания. Я понял из него лишь, что эта тема много для нее значит, и она очень серьезна. Не вините себя за то, что втянули меня в это; это сделали не вы, а она. И все закончилось ко всеобщему удовлетворению. Как вижу, вы колебались между крайностями Блейлера и Гросса. Когда я думаю, что из-за меня вы прошли через окончательное обращение и глубокую убежденность в таком же опыте с Гроссом, я не могу злиться, могу лишь изумляться глубочайшей связанности всех вещей в мире.

А теперь обо мне. Моя энергия почти истощилась, кроме одного предприятия. Через две недели я отправляюсь в Мюнхен, а оттуда в Аммервальд (далее адрес). Это предприятие — моя работа о Человеке-Крысе. Я нахожу ее очень сложной; она почти выходит за пределы моей способности к изложению; работа, очевидно, будет понятна лишь нашему ближайшему кругу. Как грубы наши репродукции, как отвратительно мы вскрываем великие образцы искусства психической природы! К сожалению, эта работа, в свою очередь, становится слишком тяжеловесной. Она просто изливается из меня, так что она неполноценная, незавершенная и потому неправдивая. Халтурная работа. Я намерен закончить ее до отъезда и не делать ничего больше до отплытия в нашу Америку. Я слишком устал в этом году.

О да, чуть не забыл объявить о прибытии доктора Карпаса[1] и порекомендовать его вам, он хороший мальчик,[2] ученик Брилля. Он хочет отправиться в Цюрих в середине июля и остаться на несколько месяцев. Он с интересом посещал несколько наших сред.[3] Чужак дал мне кое-что небольшое, но очень значительное о снах, чтобы предоставить вам для Jahrbuch. Если у вас не осталось свободного места, отложите для следующего номера.

Я слишком погружен в своих крыс.

С наилучшими пожеланиями вам и вашей родне,

Искренне ваш, Фрейд

  1. Моррис Дж. Карпас (1879-1918) — член-основатель Нью-Йоркского Психоаналитического общества.
  2. В оригинале по-английски [good boy].
  3. 7 апр. — 2 июня 1909 г. (Minutes, II).

150F

 

7 июля 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

Я прикладываю рукопись о Человеке-Крысе[1] и короткую работу Г. Зильберера о наблюдении работы сновидений,[2] обе на ваше редакторское рассмотрение. Моя работа шла тяжело, и я ею не доволен. Я склонен предпослать ей прекрасные строки Буша о детском рисунке художника Клекселя:

«Он дает нам необычайный взгляд

На творения нашей внутренней природы».[3]

Но этого достаточно. Вы сами прочитаете.

Этому сезону самое время закончиться. Мое психическое неудовольствие работой стало по-настоящему острым, не могу дождаться столь краткого отпуска. Вечером 14-го я буду проезжать через Мюнхен в Аммервальд, станция Ройтте, Тироль. Конечно, письма на венский адрес всегда дойдут до меня. Тем временем может сложиться консультационное путешествие в Салоники. Но я запросил столько денег за пять дней, что необходимость во мне, вероятно, исчезнет. Это даже не ΨΑ-случай.

Марциновски говорит, что Саймон[4] в Лондоне отправил ему на анализ случай. По нашему возвращению М. хочет встретиться в Гамбурге, где я остановлюсь на некоторое время в любом случае из-за престарелой тещи. Я намеренно не думаю слишком много об Америке и нашем путешествии. Я хочу, чтобы всякий приятный опыт пришел как неожиданность, и намерен не портить свое наслаждение гиперкатексированным предвосхищением и принимать все разочарования легко. Делайте так же, не дайте мыслям о ваших лекциях слишком вас отягощать. У вас есть мысли, кого еще пригласят?

Недавно мистер МакКормик[5] назвался вашим пациентом и просил у меня назначения. Я назначил ему время, но он не явился.

Мой второй сын оставил позади экзамены и отправился в свое первое путешествие в одиночку. Старшему[6] разбили лицо в студенческой дуэли, и он отважно это перенес. Мало-помалу молодые люди становятся независимыми, и внезапно я оказался стариком.[7]

С наилучшими пожеланиями вам и вашей жене,

Искренне ваш, Фрейд

P.S. Рукописи будут отправлены через два дня по отдельности.

  1. “Bemerkungen über einen Fall von Zwangsneurose”, Jahrbuch, I:2 (1909) = “Notes upon a Case of Obsessional Neurosis”, SE X.
  2. Герберт Зильберер (1882-1922) — венский психоаналитик, писал об алхимическим символизме. Совершил самоубийство. В письме речь идет о его “Bericht über eine Methode, gewisse symbolische Halluzionations-Erscheinungen herzvorzurufen und zu beobachten”, Jahrbuch, I:2 (1909). / Спустя более чем 40 лет Юнг писал: «Зильбереру принадлежит заслуга быть первым, кто открыл тайные нити, ведущие от алхимии к психологии бессознательного» (CW 14, par. 792).
  3. В рукописи: So blickt man klar, wie selten nur. / Ins innre Walten der Natur. Из стихотворения Wilhelm Buch, “Maler Klecksel” (1884).
  4. Установить личность не удалось.
  5. Гарольд Фаулер МакКормик (1872-1941) — чикагский промышленник и филантроп; впоследствии щедрый покровитель аналитической психологии.
  6. Жан Мартин Фрейд (1889-1967) — позже жил в Лондоне. См. его мемуары Sigmund Freud: Man and Father (1958).
  7. В оригинале по-английски [the old man].

151J

 

Im Feld, Küsnach bei Zürich, 10 июля / 13 июля 1909 г.[1]

Дорогой профессор Фрейд,

Я обязан вам ответом на два письма. Прежде всего, я хочу поблагодарить вас за любезную помощь с делом Шпильрейн, которое теперь разрешилось так удовлетворительно. Снова я смотрел на вещи слишком мрачно. Фрл. Ш. русская, отсюда странность.

Тем временем, прибыли рукописи; я читаю их с большим интересом. Кто такой Зильберер? Я прекрасно понимаю ваше впечатление от его работы. Это то, что также удерживает меня от представления своих случаев. Мы просто не можем делать вещи так прекрасно и искренне, как Природа. Я заканчиваю анализ Агатли и затем сразу займусь американскими лекциями. Я правда не знаю, что сказать. Я постараюсь взяться с одного угла и посмотрю, что выйдет. У меня есть смутная идея, во-первых, говорить о семейных констелляциях, во-вторых, о диагностическом значении ассоциаций, а в-третьих, об образовательных вопросах, которые поднимает психоанализ. Естественно, меня немало беспокоит тот факт, что вы тоже будете присутствовать и знаете все это гораздо лучше меня. Но я все равно через это пройду. Когда самое важное будет на бумаге, все это нисколько не будет меня беспокоить, и я смогу посвятить все внимание впечатлениям путешествия. Одна помеха в том, что мой бывший пациент МакКормик заказал каюту на том же самом судне вместе со своей женой.[2] Он хотел навестить вас в Вене, где его настиг мимолетный рецидив, но его перехватила жена, которая прояснила ему его сопротивления, так что он так утомился, что отменил визит. Через несколько дней он отправился в Карлсбад. Он интересный человек, но я не знал, что он затеял путешествие в Вену.

И снова я очень занят, 6 пациентов, 2 заключения судебной экспертизы, а теперь еще Jahrbuch и американские лекции. Появляются и перелетные птицы, т. е. навещающие люди. Среди них я имел очень приянтое и, возможно, ценное знакомство, нашего первого итальянца, доктора Ассаджиоли[3] из психиатрической клиники Флоренции. Профессор Танци[4] предписал ему нашу работу для диссертации. Молодой человек очень образован, кажется крайне  умным и энергичным последователем, который вступает на новую территорию с должным жаром. Он хочет следующей весной навестить вас. Мой англичанин уехал; он будет читать лекции в Эдинбурге при Медицинской ассоциации о новшествах, идущих от вас.[5] Его понимание не очень хорошее. Со мной был самый тупой человек из Коимбры, тоже профессор психологии.[6]

С семьей все хорошо.

С наилучшими пожеланиями,

Весьма искренне ваш, Юнг

  1. Юнг датировал письмо 10.VII, а поверх написал 13.VII, очевидно, когда, после перерыва, продолжил письмо со второго абзаца.
  2. Эдит Рокфеллер МакКормик (1872-1932) — покровительница аналитической психологии, музыкантов и писателей; в частности, см. Richard Ellmann, James Joyce (1959), pp. 435, 480-483.
  3. Роберто Ассаджиоли (1888 — ), чья докторская диссертация, “La Psicosintesi”, была принята университетом Флоренции в 1910 г. и частично опубликована в основанном им журнале Psiche: Rivista di Studi Psicologici, I:2 (1912). Похоже отошел от психоаналитического движения и развил собственную систему, теперь разрабатываемую Фондом исследований по психосинтезу (Pyschosynthesis Research Foundation, Флоренция и Нью-Йорк), который он возглавляет. См. его Psychosynthesis: A Manual of Principles and Techniques (New York, 1965).
  4. Евгенио Танци (1856-1934) — психиатр в Реджо-Эмилия и Флоренции; совместно с Эрнесто Лугаро автор ученика по ментальной гигиене.
  5. См. выше, 140J, прим. 3.
  6. Установить личность не удалось.

152F

 

19 июля 1909 г., Аммервальд[1]

Дорогой друг,

Я еще не поблагодарил вас за неожиданный дар в виде вашей статьи о толковании сновидений,[2] которую я взял с собой в чемодане. Здесь я не планирую ничего делать, даже не буду думать об Америке; я слишком устал. Вчера, затащив свои усталые кости по склону горы, где природа достигает такого поразительного эффекта с простейшими средствами вроде белых камней, красных полей альпийских роз, клочков снега, водопада и множества зелени, я едва узнал себя. Вы могли бы диагностировать Dem. pr. К сожалению, дом, который во всех остальных отношениях прекрасен, расположен в заросшем овраге, и вида нет, чего мне очень не хватает. Первые облачные дни были настоящим испытанием. Теперь погода идеальная, но мы не планируем оставаться после 1 августа.

В остальном мне нечего сообщить такого, что шло бы в сравнение с вашими интересными новостями. Зильберер — это неизвестный молодой человек, вероятно, вырожденец из высшего общества; его отец хорошо известная фигура в Вене, член городского совета и «делец». Но его работа хороша и проливает свет на аспект работы сновидений. Несколько дней назад я получил горькой радости письмо от Мортона Принса с благодарностью за работу, которую я отправлял ему; он говорит, что я должен осознавать — он не согласен со мной во всех пунктах, проблема неврозов допускает множество (!) решений, он предпочитает иные; он сожалеет, что уже заказал[3] каюту в Геную (или Женеву?), так что он будет скучать по мне на обоих континентах и т. д. Я буду столь же рад не видеть его. — Я только что написал коллеге в Пруссии, доктору Хюндертмарку[4] — разве не прекрасное имя, пусть даже оно слишком богато на ассоциации? — в ответ на его запрос о списке книг, которые помогли бы ему найти путь в обетованную землю ΨΑ. Интересно, выдержит ли он это. Мы оба защитим вас от МакКормика; я могу быть отвратительным, когда хочу. Ваши лекции будут новыми для меня, материал известен мне только по очень поверхностному чтению ваших «Исследований диагностических ассоциаций», и я буду слушать очень внимательно. Тогда, когда настанет мой черед, я утешусь мыслью, что, по крайней мере, будете слушать вы и Ференци.

Здесь, на северозападной границе империи, я гораздо ближе к вам, чем в Вене. Всего наилучшего вам и вашей очаровательной супруге, а также нашей маленькой героине Агатли.

Искренне ваш, Фрейд

  1. Описание семейного отдыха на курорте на австро-баварской границе см. в Martin Freud, Sigmund Freud: Man and Father, chs. XVIII-XIX.
  2. “L’analyse des réves”, L’Annee psychologique, XV (1909) = “The Analysis of Dreams”, CW 4. Юнг впервые упомянул ее в 111J (21. окт. 08 г.)
  3. В рукописи: gebookt.
  4. Установить личность не удалось.

153J

 

Im Feld, Küsnach bei Zürich, 5 августа 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Я провел неделю в Мюнхене, где переманил последователя Крепелина и поглощал искусство. Теперь я сижу дома перед целой горой работы. Знаю, что вы наслаждаетесь приятным отдыхом в отпуске и не хотели бы, чтобы вас беспокоили, так что позволю себе осадить вас только одним маленьким вопросом: у меня есть ученик, польская еврейка, фрл. доктор Гинкбург,[1] которая очень умна и прекрасно умеет анализировать детей. Она деятельно помогала мне в амбулаторной клинике весь летний семестр. Теперь она ищет похожей работы. Я вспомнил, что вам часто приходится рекомендовать подходящего человека для лечения детей. Можно ли устроить что-то с фрл. Г.? Боюсь, что я ничего для нее подыскать не могу. Она не очень требовательна.

Надеюсь закончить свои американские лекции к 11 августа. Затем я отправлюсь в 5-дневную экскурсию на своей лодке. Я отплываю 18-го, останусь на день в Базеле со старыми друзьями, посещу Хеберлина (курс лекций которого, как я слышал, идет очень хорошо).

Агатли все еще строит предположения:[2] ей приснилась череда писающих мужчин, среди них папа. Приветствуя меня по возвращении из Мюнхена, она зажала между ног палку. Спросила маму, должны ли ее (А.) гениталии быть «соструганными». Она видела, как плотник выравнивал ящики. Я помню бред при Dem. praec. о гениталиях, которые одевают и «растягивают» для пастора Х. В целом, Dem. praec. — это одно колоссальное прихорашивание гениталий.

С наилучшими пожеланиями и auf Wiedersehen,

Искренне ваш, Юнг

  1. Мира Гинкбург (1887-1949) из Лодзи, прошла медицинскую подготовку в Цюрихе, практиковала в Шаффхаузене; была ранним членом Цюрихского общества. Она вышла замуж за Эмиля Оберхольцера (см. ниже, 319F, прим. 2), и они оба эмигрировали в Нью-Йорк в 1938 г. Она была одним из первых психоаналитиков, лечивших детей.
  2. См. “Psychic Conflict in a Child”, CW 17, pars. 65-66.

154F

 

Аммервальд, 9 августа 1909 г.

Дорогой друг,

Я пишу это в надежде застать вас до вашего запутанного путешествия, чтобы ознакомить с последним положением дел. Я покидаю Мюнхен в 4:25 19-го и прибываю в Бремен в 5:35 утром 20-го. Ференци прибудет тем же утром, мы должны еще договориться о встрече. Конечно, мы оставим свои адреса в офисе Северогерманского Ллойда, чтобы вы нашли их, как прибудете. Вы также можете оставить мне там карточку, указывая время прибытия.

В Мюнхене вы были очень близки к нам, по крайней мере, теоретически. Два с половиной часа на поезде в Обераммергау, а потом еще столько же на повозке. Но вы были правы, что не остановились, потому что скоро у нас и так будет много дней вместе.

Я подумаю о фрейлейн Гинкбург, как только вернусь к работу. В последнем семестре я отчаянно нуждался в таком ассистенте. Пока, конечно, у меня ничего нет.* Я хорошо отдохнул, отвлекаясь только иногда на зов из повседневного мира. По совету Эйтингона русский в Женеве написал мне, спрашивая разрешения перевести Повседневную жизнь;[2] вчера получил телеграмму от Баженова,[3] в которой заявляется, что некая дама, серьезно больная, направляется ко мне для анализа. Из различных источников я слышал, что Оппенгейм[4] проповедует крестовый поход против нас; Джонс пишет из Женевы, что нашел на Конгрессе много сторонников, о которых мы не знали.[5] Он приглашает нас обоих в Торонто; он прибудет в Нью-Йорк 4 сентября и отправится с нами в Уорчестер и т. д.

Агатли очень интересна; нужно быть бесконечно терпимым; им дано право на большее понимание. Плотник очень напоминает мне о водопроводчике Маленького Ганса. В процессе интересного экскурса в археологию у меня зародились некоторые идеи о природе символизма, но они пока недостаточно ясны. Я пока не делал приготовлений для Америки, я на такое не способен.

Я тоже шлю вам радостный Auf Wiedersehen и передаю наилучшие пожелания вашей супруге и детям.

Искренне ваш, Фрейд

* Мой стол в лесу немного качается.[1]

  1. Выше неразборчивое письмо.
  2. Русский перевод «Медема» появился в 1910 г., согласно Гринштейну.
  3. Николай Николаевич Баженов (1857-1923), или Багенов, тогда руководитель Преображенской психиатрической больницы. Позже возглавлял реформу психиатрических учреждений.
  4. Оппенгейм недавно опубликовал работу “Zur Psychopathologie der Angstzustande”, Berliner klinische Wochenschirft, XLVI (12 июля 09 г.), в которой предпринял атаку на психоанализ Дюбуа и призвал к «войне» против него. См. Jones, II, p. 128/114.
  5. Шестой международный конгресс по психологии, 2-7 авг., под руководством Клапареде.

Конференция Кларка

Фрейд встретил Юнга и Ференци 20 августа в Бремене (см. ниже, 329F, абз. 2), и на следующий день они трое отправились на корабле компании Северогерманский Ллойд Джордж Вашингтон. Во время путешествия они анализировали сны друг друга, и Юнг вспоминал один из своих снов (Memories, pp. 158ff), который предвосхитил его концепцию коллективного бессознательного.

Они прибыли в Нью-Йорк в воскресенье вечером, 29 августа, и к ним присоединился Брилль, а позже Джонс. Неделя была посвящена осмотру достопримечательностей и развлечениям, а вечером в субботу, 4 сентября, группа на парохода отправилась в двухнедельное путешествие в Фолл-Ривер, Массачусетс, затем поездом через Бостон в Уорчестер, где располагался университет Кларка.

Фрейд и Юнг были гостями в доме Стэнли Холла. Фрейд дал пять лекций, каждое утро в 11 часов, со вторника по субботу; Юнг дал три в течение недели; оба выступали на немецком. Среди участников конференции были Уильям Стерн из Мюнхена (см. ниже, 209F, прим. 3) и Лео Бургерштейн из Вены; из США Уильям Джеймс, Адольф Мейер, Франц Боас, Ф.Б. Титченер и, в частности, Джеймс Джексон Патнем (см. ниже, 166F, прим. 4). На церемонии закрытия, в субботу, 11 сентября, были дарованы почетные докторские степени Фрейду (по психологии) и Юнгу (по образованию и социальной гигиене).

В следующие два дня Фрейд, Юнг и Ференци обширно путешествовали; на запад к водопаду Ниагара и назад, на восток, в Кин, Нью-Йорк, в Адирондакские горы возле Лейк-Плэсид, где провели четыре дня в семейном лагере Патнема.[1] На выходных они вернулись в Нью-Йорк, откуда отплыли во вторник утром, 21-го, на судне Kaiser Wilhelm der Grosse. Они прибыли в Бремен 29 сентября; Юнг отправился домой в Кюснахт, а Фрейд остановился в Гамбурге и Берлине (о его визите к медиуму с Ференци см. ниже, 158F, прим. 8), прежде чем вернуться в Вену утром в субботу 2 октября.

(Полную историю американского эпизода можно найти в Jones, II, pp. 50ff./53ff.; в Memories, pp. 120/121, 156/152, 158 и, в частности, в его письмах жене из Америки (ibid., Appendix II), а также в его воспоминаниях, описанных В. Пейну, 23 июля 1949 г., в Letters, ed. G. Adler, vol. 1; и в Ross, G. Stanley Hall: The Psychologist as Prophet, pp. 383-94, которая опирается на работы, интервью Холла и современные газеты. См. также Freud, “On the History of the Psychoanalytic Movement”, SE XIV, pp. 30-31 и Hale, Freud and the Americans, ch. I).

Лекции Фрейда, озаглавленные Über Psychoanalyse и посвященные Холлу, были опубликованы Дейтике в 1910 г., и в том же году переведены Г.У. Чейсом как “The Origin and Development of Psychoanalysis”, American Journal of Psychology, XXI:2,3 и (репринт) в Lectures and Addresses Delivered before the Departments of Psychology and Pedagogy in Celebration of the Twentieth Anniversary of the Opening of Clark University (Worcester), Part I. Теперь под названием “Five Lectures on Psychoanalysis”, SE XI.

Лекции Юнга, озаглавленные “The Association Method”, появились в тех же американских публикациях в переводе А.А. Брилля. Только третья лекция была опубликована по-немецки: “Über Konflikte der kindlichen Seele”, Jahrbuch, II (1910) = “Psychic Conflicts in a Child”, CW 17. Первые две лекции в CW 2.

  1. Яркое описание лагеря и визита психоаналитиков по воспоминаниям семейного круга Патнема см. George E. Gifford, Jr., “Freud and the Porcupine”, Harvard Medical Alumni Bulletin, 46:4 (Mar.-Apr. 1972); см. ниже, 177F, прим. 3.

В университете Кларка, сентябрь 1909 г. Передний ряд: Фрейд, Холл, Юнг; задний ряд: Брилль, Джонс, Ференци.

Большинство участников конференции Кларка. Передний ряд: Франц Боас, Э.Б. Титченер, Уильям Джеймс, Уильям Стерн, Лео Бургерштейн, Холл, Фрейд, Юнг, Адольф Мейер, Г.С. Дженнигс. Ференци, Джонс и Брилль стоят позади Фрейда.

155J

 

Küsnach bei Zürich, 1 октября 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Вот я стою у ваших дверей с письмом, поздравляющим вас в Вене с возобновлением работы. Со своей стороны я взялся за нее со всей ревностью. Я чувствую себя на пике формы и стал горадо более осмотрительным, чем вы можете предположить. Моя жена чудесно держится под психоанализом[1] и все идет à merveille [великолепно — фр.] В путешествии обратно в Швейцарию я беспрестанно анализировал сновидения и обнаружил много бесценных мелочей. Жаль, что здесь для этого нет времени. Как вы? А желудок? Надеюсь, хорошо.

Я пролистал опус Странски[2] и нашел его действительно глупым. Меня ожидало длинное письмо от Фореля, приглашающего поучаствовать в организации психотерапевтов. Не нахожу эту перспективу завлекательной. Что делать? Буду рад узнать ваше мнение, пока я еще не ответил Форелю.[3]

Гранок Jahrbuch пока нет.

Поразительно, как наша работа распространяется здесь среди учителей начальной школы. Сегодня у меня был молодой учитель, спрашивающий совета; месяцами он лечил свою тяжело большую истерией жену с хорошими результатами и поразительным пониманием; он также лечит одного из своих учеников, страдающих от фобии. Скальпель был хладнокровно вырван из рук врачей. Что вы скажете на это? Молодой человек также говорит мне, что в Цюрихе люди начали давать мне прозвища, особенно коллеги. Это понятно, ведь теперь их репутация на кону.  Пусть лесной пожар ярится, его пока не остановить. В Цюрихе доктор Бирхер[4] (заметьте имя!) начал заниматься психоанализом. Прежде он верил в мочевую кислоту, яблочное пюре и овсяную кашу. Естественно, он представления не имеет о психоанализе. От него надо держаться подальше, особенно потому что он в моде и старательно избегает личных отношений со мной.

С моей семьей все хорошо, и я надеюсь, что и с вашей тоже. С самыми сердечными пожеланиями,

Ваш, Юнг

  1. Здесь Юнг начал постоянно использовать Psychoanalyse вместо Psychanalyse.
  2. Эрвин Странски (1877-1962) — венский невролог. Упомянутая работа — это, вероятно, Über die Dementia Praecox (Wiesbaden, 1909).
  3. Но см. письмо Юнга Форелю 12 окт. 09 г. в Letters, ed. G. Adler, vol. 1: «Я сочувствую вашему проекту создания коалиции всех психотерапевтов, но, учитывая нынешнюю непримиримость противоположностей, сильно сомневаюсь, будем ли мы, представители школы Фрейда, желанными гостями». Форель с Оскаром Войтом, Людвигом Франком и другими основали Международное общество медицинской психологии и психотерапии в Зальцбурге 19-25 сент. 09 г. Первым президентом был профессор Фульгенций Раймонд из Сальпетриер, Париж. (Forel, Out of My Life and Work, tr. B. Miall, 1937, p. 271).
  4. М.О. Бирхер-Беннер (1867-1939) — цюрихский врач, который специализировался в диетологии и физиотерапии в клинике, основанной в 1897 г. Он популяризировал здоровое блюдо, называемое Birchermüsli, смесь крупы, фруктов и молока.

156F

 

4 октября 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

Сначала большое спасибо за ваше письмо. Затем некоторые дополнения о чудесах нашего путешествия. Через день после нашего расставания невероятно много людей выглядело совсем как вы; куда бы я ни пошел в Гамбурге ваша светлая шляпа с темной окантовкой появлялась повсюду. То же самое в Берлине. Наш друг Ференци сделал мне странное признание, но только после нашего возвращения. Он взял с собой ключ от своей комнаты в отеле Манхэттен![1] Это, конечно, значит, что он завладел (Frauen)zimmer[2], чтобы держать всех подальше до своего возвращения. На этой основе можно сделать кое-какой анализ. Он тоже развил транспозицию фантазий, о которой мы говорили. Многие идеи, которые он сообщил вам и мне, на самом деле относятся к этому комплексу женщины. (Моя несчастная авторучка сегодня бастует!)[3]

Я прибыл в субботу утром, и дома все было в порядке, за исключением моей престарелой матери[4] и двух старших дочерей. Матильде, вероятно, потребуется еще одна операция. Она очень отважная и здравомыслящая, наш зять гораздо менее. Так что я резко вернулся к жизни со всеми ее сюрпризами.

Быстро последовали другие события. Хохе, похоже, правильно сделал, что отозвал свою лекцию, потому что мой венский выводок сбился в кучку из возмущения или страха и вынашивал самые разные планы контр-наступления. Мой ожидаемый гнев на такую жалкую тактику, похоже, нисколько не сбил их настрой. Суббота и воскресенье были относительно мирными, сегодня начался кавардак, и очень скоро я буду занят по восемь или девять часов в день. Как я буду работать над столь многими совершенно необходимыми научными проектами, одному Богу ведомо. К счастью, мне удалось восстановить пищеварение бедного Конрада[5] бережным отношением к нему в Гамбурге и Берлине.

Что касается моего пребывания в Берлине, должен также сообщить, что Абрахам был крайне любезен и дружелюбен, и вовсе не параноидальным; мне было почти стыдно перед Ференци за то, что недавно выступал против него. Он даже согласился с моей похвалой в ваш адрес, от которой я не мог удержаться. Он работает на враждебной земле и держится очень отважно. В конце концов он сел со мной на поезд аж до Франкенберга в полуторачасовое путешествие. То, что он говорит о невежестве берлинских шишек, например, Оппенгейма, очень утешает. После тяжелого начала его практика налаживается, и это, без сомнения, оказало на него хорошее влияние.

По прибытии я нашел письмо от Пфистера, которое оказало на меня обычное влияние.[6] Сначала я всему верю, я склонен быть легковерным на хорошие новости — все выглядит замечательно! Затем, через некоторое время, я возвращаюсь к своему обычному несчастному состоянию. В любом случае, надеюсь, он даст Форстеру хорошую взбучку.[7]

Также меня ожидал циркуляр от Фореля. Я ответил, объяснив, что наше отсутствие в такие-то даты помешало ответить ему вовремя. Рад заявить, что мы избежали худшего, потому что собрание прошло в наше отсутствие. Если Форель позже попросит нас присоединиться, я тоже предпочту отказаться, но сначала отвечу, что должен посоветоваться с вами и Блейлером.

Уверен, вы оцените то, что я сделал вчера (в воскресенье). Я правил Человека-Крысу. Мне он все равно не очень нравится. Дайте знать, когда увидите его, если у вас будет другое впечатление. Я раздражен, что вы и Адлер, да и остальные, без сомнения, тоже, до сих пор не получили вычиток. Нашим единственным ответом на периодические появляющиеся оскорбления должно быть одно: новый том нашего Jahrbuch.

Должно быть, в Швейцарии вас клянут. По возвращении я нашел не меньше пяти писем из вашей страны, которая так важна для нас, несмотря на маленький размер, либо объявляющих о прибытии пациентов, либо с просьбой об информации и совете. В первый день я написал не меньше 11 писем иностранным корреспондентам. В конце концов это станет монотонным и помехой.[8] Но, как вы говорите, лесной пожар остановить нельзя. Он сослужит хорошую службу медикам. Отметим доктора Бирхера. К счастью, нет необходимости заявлять авторские права на психоанализ, его слишком сложно имитировать.

Сегодня я обменял доллары на местную валюту. Теперь надеюсь, что все мелкие неприятности вскоре исчезнут из наших воспоминаний об Америке, и останутся только величественные и прекрасные впечатления. Жена и дети тепло благодарят вас за то, что были моим спутником в путешествии, благодаря чему я никогда не чувствовал себя среди чужаков.

Удачи в вашей работе в новом году!

Ваш, Фрейд

  1. В Нью-Йорке, на 42-ой улице и Мэдисон-авеню; больше не существует.
  2. Zimmer = комната; Frauenzimmer = женщина (пренебрежительное).
  3. Она делала пропуски.
  4. Амалия Фрейд, в девичестве Натансон (1835-1930).
  5. В романе Карла Шпиттелера Imago (1906) герой называл свое тело «Конрад», «потому что был в таких хороших отношениях с ним». Юнг тоже использовал это именование. См. Jones, II, pp. 92/82, 437/391 (хотя Джонс относил термин к внутренностям, а не ко всему тело); также ниже, 196J, прим. 3 и 212F.
  6. Ответ Фрейда см. в Freud/Pfister Letters, p. 29.
  7. См. ниже, 170J, прим. 4.
  8. В оригинале по-английски [a nuisance].

157J

 

Küsnach bei Zürich, 14 октября 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Время от времени меня охватывает приступ ностальгии по вам, но только время от времени; в остальном я прочно в своей струе. Анализ по возвращении домой принес мне много пользы. У меня много энергии и мало возможностей для научной работы, под которой я не подразумеваю наставление студентов. Этого мне сейчас более чем хватает. Как бы вы отнеслись к тому, чтобы я устроил все так, чтобы извлечь некоторую финансовую пользу из ситуации? Я нахожу необходимым ограждать себя не только от невротиков, но и от так называемых нормальных людей (разница между ними бывает замечательно мала). Я нахожу себе оправдание в этой безнравственности, потому что эти люди извлекут огромную выгоду, тогда как я лишь потрачу время и энергию для работы.

Как дела у вашей дочери, или, скорее, двух ваших дочерей? Вы сказали, что обе ваших старших дочери больны.

Вы видели новую статью Фридлендера?[1] И Симерилинга, кажется, в Archiv,[2] о Jahrbuch? Вообразите, Фридландер был у меня вчера, милый и виляющий хвостом. Он хотел бы получить ответ à tout prix, вы совершенно правы. Если только он не взял себе в голову обратить меня, я просто не понимаю, в чем была цель его посещения. Он сказал, что был бы рад установить контакты с нами, чтобы учиться на нашей работе. (Чертова масса пациентов, похоже, нуждается в психоаналитическом лечении, вы не находите?) Должно быть, у него в голове полно причуд, не дающих ему покоя. Из всего этого я делаю вывод, что наши оппоненты безутешны из-за нашего нерушимого молчания. Он пытался разогреть во мне энтузиазм для публичного появления, так что я тут же принял совершенно невоодушевленный вид. Я не доверяю ему, особенно потому что не могу поверить, что у него есть какие-то настоящие научные интересы. Он, должно быть, преследует совершенно иную цель, которая для меня пока непроницаема. Он хочет снова прийти завтра, чтобы посидеть на конференции с моими студентами. Я почти надеюсь, что эти люди останутся нашими оппонентами на долгое время.

С удовольствием читаю книгу Инмана о символах.[3] У Рейбмайра (Entwicklungsgeschichte des Genies und Talentes)[4] я нашел ценную статистику о бесплодии американских женщин. Ваш Человек-Крыса принес мне огромное удовольствие, он написан с огромным умом и полон самого утонченного реализма. Хотя большинство слишком тупо, чтобы понять его глубину. Чудесное мастерство! Я глубоко сожалею, что не я написал его. (В просмотренных вычитках множество опечаток, которые, вероятно, не ускользнут от вашего взгляда.) Как я часто наблюдал у своих студентов, дело часто не столько в сопротивлении из-за комплексов, сколько в простой умственной неспособности понять логическую последовательность психологических фактов и связей между ними. Где умный человек видит поразительные связи, они не видят ничего, они не способны следовать логической последовательности мысли и стоят мрачно, понурясь. То же самое будет с Человеком-Крысой, вот увидите, хотя каждое предложение в нем взвешено и соответствует реальности вплоть до запятой. Иногда я жалею каждое слово, что потратил на этих болванов. Когда я закончу с вычитками (они пришли еще не все), думаю, у меня будет несколько теоретических вопросов. Это вы читали вычитку Штекеля[5] и благожелательно прошлись синим карандашом? У меня только часть ее.

Я одержим мыслью однажды сделать исчерпывающее описание всей этой области, конечно, после многих лет разыскивания фактов и подготовки. Сеть нужно плести широкой. Археология или, скорее, мифология завладела мной, это настоящий рудник чудесного материала. Не прольете свет в этом направлении, по крайней мере, вроде спектрального анализа par distance [на расстоянии]?

Сегодня я получил письмо от Фореля, в котором он пишет, что Общество уже утверждено с 49 членами. Если я «хочу присоединиться», то должен обратиться к нему. Мне следует? Я не язвлю, мы знаем, что там происходит. Но, возможно, вы увидите тактические причины.

Доктор Медер разошелся с фрейлейн доктор Чалевски.[6] Его нужно поздравить. Такие браки, как мы знаем, добром не кончаются.

У Риклина родился сын.[7]

Этой зимой я буду давать 6 лекций об умственных расстройствах в детстве[8] и уже работаю над ними. После этого американские лекции. Я еще не записал свое воинственное выступление.[9]

Этой осенью немного пациентов. Пока у меня только 2 мелких — приятная перемена. В остальном мое время полностью занято.

В семье все в порядке, во многом благодаря анализу сновидений и юмору. Похоже, мы обыграли дьявола в его же игре.

С наилучшими пожеланиями,

Искренне ваш, Юнг

Новый синоним для пениса:

«Великий Выборщик»[10]

  1. Адольф Альбрехт Фридлендер (1870-1949) — психиатр, тогда работавший в Hohe Mark Sanatorium возле Франкфурт-на-Майне; агрессивный критик психоанализа. См. также Jones, II, pp. 131f./117. Статью Фридландера отследить не удалось.
  2. Archiv für Psychiatrie und Nervenkrankheiten, XLV:3 (июль 09), 1251; под редакцией немецкого психиатр Эрнста Симерлинга (1857-1931). Он написал краткую недружелюбную заметку о Jahrbuch и 2-ом издании Studien über Hysteria.
  3. Thomas Inman, Ancient Pagan and Modern Christian Symbolism Exposed and Explained (New York, 2nd edn., 1874).
  4. Albert Reibmayr, Entwicklingsgeschichte des Talentes und Genies (Munich, 1908).
  5. “Beitrage zur Traumdeutung”, Jahrbuch, I:2 (1909).
  6. См. выше, 145F, прим. 5.
  7. Франц Риклин, M.D., ум. в 1969 г. Он учился в Бургхольцли и стал одним из ведущих представителей юнгианской психологии, служил президентом Института К.Г. Юнга в Цюрихе и со-редактором Gesammelte Werke — швейцарского издания сочинений Юнга.
  8. См. ниже, 175J, прим. 1.
  9. Предположительно, на собрании швейцарских психиатров в нояб.; см. ниже, 164J.
  10. В рукописи: Der grosse Kurfürst. Прозвище, под которым в истории остался Фридрих Вильгельм (1620-1688), курфюрст Бранденбурга. В этом составном слове Kur = «выборы»; иначе «исцеление».

158F

 

17 октября 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

Рад найти в вашем письме множество вещей, которые требуют немедленного ответа. Сегодня воскресенье, и я имею право на отдых после тяжелой трудовой недели. На самом деле, мне многое нужно сказать вам и обсудить. Начнем с деловых вопросов.

Я надеюсь, что Фридлендер ничего от вас не получил. Он отвратительный человек, даже в личных вопросах; он оставил свою страну из-за какого-то темного дела, он должен своей клинике за свадьбу с женщиной, с которой уже развелся, а теперь переводит этот долг на своего бывшего тестя и т. д. Полагаю, все, что ему нужно от нас — это некая реабилитация через нашу враждебность. Теперь он безутешен, потому что мы своим молчанием показали, что не считаем его достойным дуэли, так сказать. Либо в его посещении был какой-то особенно дьявольский план, либо он также туп; он думает, что мы не заметим контраста между расточаемой любезностью и его публичными утверждениями? В частном общении он заслуживает самого грубого обращения, в литературе мы должны просто его игнорировать; он попросту чернь.

Что нам делать с Форелем? В своем кратком ответе мне он говорит, среди прочего, что я не смог ответить на его главный вопрос, хочу ли я присоединиться. Я решил подождать вашего письма и предложить вам, чтобы мы ответили (написать можете вы или могу я) в том смысле, что не особенно нуждаемся в сотрудничестве, поскольку уверены, что некоторые его коллеги позволят себе самые разные дерзости по отношению к нам, а другие будут молча с ними соглашаться; что ввиду нашего отсутствия мы не знаем, какие решения приняло Общество, и какие обязанности закрепляются членством, и, наконец, что если он хочет просветить нас на этот счет, мы подумаем. — Все равно я считаю что Форель не таков, как другие наши оппоненты; я буду рад уступить, если вы предпочтете более мягкий подход.

Симерлинг попросту некомпетентен и, судя по тому, что я слышу от Абрахама, то же верно в отношении Оппенгейма. Лучшей политикой, полагаю, будет вежливо их игнорировать.

  Несколько дней назад я получил от первого Конгресса польских неврологов почетную телеграмму, подписанную, «после ожесточенных дебатов» семью неразборчивыми и непроизносимыми поляками. Единственный известный мне — это доктор Йекельс; фрау доктор Карпинска,[1] как я слышал, училась с вами. Я никогда не слышал о пяти других; я укажу имена для вашего сведения:

Луневски — Сичанко — Кемпински — Чоцко — Рихлински.[2]

Доктор Ф— из Страсбурга просил письменно отреагировать на его невроз; я отказался в общих выражениях. Полагаю, вы согласитесь, что этот человек отвратительный сноб. — Нам досаждали Sexual-Probleme[3] из-за тона и содержания обзоров Бирнбаума.[4] Недавно я написал доктору Маркузе, говоря, что, не подвергая сомнению его право публиковать ту критику, которую он считает нужной, я хотел бы, чтобы мое имя было изъято из списка «постоянных авторов». Теперь доктор Маркузе пишет мне письмо с извинениями, в котором называет Бирнбаума «объективным», но заявляет о готовности отказаться от его объективной критики и заменить его кем-нибудь по моему выбору. Разве не странно, что только «оппоненты» считаются «объективными»? Как вы думаете, нам нужно удержать эту позицию для нашего лагеря? И если так, кто у вас на уме?

Но хватит об этой небольшой перемене. Ваша идея извлечь выгоду из своих студентов поразила меня как вполне объективная. Не могли бы вы объявить о курсе лекций — скажем, «Введение в технику ΨΑ» — и пусть ваши «гости» вносят разумную плату?[5] Это не повредит вашим разъяснениям.

Вы первый критик Человека-Крысы. Поскольку сам я был им неудовлетворен, то тревожно ждал вашего мнения. Я очень обрадовался вашей похвале. Конечно, вы заметите очевидные недостатки. Мне казалось, что после появления Jahrbuch мне стоит сменить свой способ объяснения. ΨΑ теперь имеет свою аудиторию, и будет оправдано писать именно для нее. Больше нет нужды каждый раз заново формулировать наши самые элементарные посылки и опровергать самые примитивные возражения в каждой работе. Столь же абсурдно для людей пытаться понять наши работы без предшествующей подготовки, как взять трактат обинтегральном исчислении, не пройдя прежде элементарной арифметики. — На прошлой неделе  газеты принесли заявление Человека-Крысы о его помолвке с «дамой»; он погружается в жизнь с отвагой и умением. Единственное, что до сих пор доставляет ему трудности (комплекс отца и перенос), было выявлено в моих беседах с этим умным и благодарным человеком.

Рад, что вы разделяете мою веру, что мы должны завоевать всю область мифологии. Пока у нас только два первопроходца: Абрахам и Ранк. Нам нужны люди для развертывания долгосрочных кампаний. Такие люди очень редки. Также нужно удерживать биографию. После возвращения у меня было вдохновение. Загадка характера Леонардо да Винчи внезапно стала мне ясна. Это было бы первым шагом в область биографии. Но материал, касающийся Л., столь разрознен, что я отчаиваюсь внятно изложить свои убеждения другим. Я заказал итальянскую работу[6] о его юности и теперь с нетерпением дожидаюсь ее. Тем временем открою вам тайну. Помните мои замечания в «Сексуальных теориях детей» (второе издание Кратких работ)[7] в отношении того, что первые примитивные исследования детей в этой сфере неизбежно проваливаются, и этот первый провал может оказать на них парализующее воздействие? Перечитайте отрывок; в то время я не воспринимал его так серьезно, как сейчас. Что ж, великий Леонардо был таким человеком; в раннем возрасте он обратил свою сексуальность в жажду знания, и с тех пор неспособность закончить предпринятое стала шаблоном, соответствующим всем его предприятиям: он был сексуально неактивным или гомосексуалистом. Не так давно я наткнулся на его образ и подобие (без гения, впрочем) в невротике.

Эйтингон теперь в Вене и позволяет анализировать его во время вечерних прогулок. В сотрудничестве с Ференци я работаю над проектом,[8] о котором вы услышите, как только он примет некие очертания.

Мои венцы встретили меня общественным вечером, который оказался очень приятным.[9] Штекель рассказал забавную историю о «коварном пациенте-неплательщике» (он сам), в котором он наблюдал странную фобию, вызванную моим путешествием в Америку. Адлер сделал некоторые уместные наблюдения относительно ΨΑ и Weltanschauung, для которых остальыне сделали предуготовления. К кофе я подал наш анализ Америки. Я прочитал правки Штекеля перед уходом; теперь он не дает мне делать правки.

Большое спасибо за ваши «семейные новости» и в широком смысле слова. Моя дочь, которой сегодня исполнилось двадцать три,[10] снова страдает от послеоперационного воспаления; но, по крайней мере, она радостна и в целом в добром здравии. Перспективы неясны. Что касается второй, ее пребывание в Карлсбаде не помогло. Обе бабушки[11] слабы. В целом ничего серьезного.

Трудовая неделя оставляет меня опустошенным. Я бы сам выдумал седьмой день, если бы Господь не сделал этого давным-давно. Простите за это длинное письмо; его написание позволило мне разобраться в себе. Кроме послеобеденного времени воскресенья я не могу работать для Уорчестера. Как только эта неприятная речь будет закончена, я хочу снова начать методично работать для Jahrbuch. В будние вечера от меня нечего ожидать. Вполне против своей воли я вынужден жить как американец; никакого времени для либидо.

Ваши хорошие новости о семье доставили мне радость.

С наилучшими пожеланиями,

Искренне ваш, Фрейд

  1. Луиза фон Карпинска (1871-1936) — психолог из Закопане, Польша, посешала 15 дек. 09 г. собрание Общества Среды (Minutes, II, p. 353). Опубликовала длинную статью о психологической основе фрейдизма в Zeitschrift, II (1914). Позже стала профессором университета Лодзи.
  2. Витольд Луневски (1881-1932+) — психиатр в лечебнице для душевнобольных возле Варшавы. Детали об остальных недоступны. 12 окт. Юнг также получил телеграмму от тех же семи поляков: «Польские фрейдисты шлют от заседающего конгресса выражение глубочайшего почтения» (фотокопия в Библиотеке Конгресса, там же фотокопии писем Фрейда, которые Архив Зигмунда Фрейда получил из Цюриха в начале 1950-х; т. е. Юнг, очевидно, положил ее вместе с письмами Фрейда).
  3. См. выше, 99F, прим. 6.
  4. Карл Бирнбаум (1878-1952) — берлинский психиатр и криминалист. В 1908-1909 гг. он опубликовал обзоры работ Абрахама, Юнга (“Die Freud’sche Hysterietheorie”, IV, 1908) и Штромайера в Sexual-Probleme. После 1939 г. жил в Филадельфии, штат Пенсильвания.
  5. В неопубликованном письме Ференци от 4 нояб. 09 г. Юнг пишет: «Теперь я прошу 100 франков за 3-недельный курс».
  6. N. Smiraglia Scognamiglio, Recerche e Documenti sulla Giovinezza di Leonardo da Vinci (1452-1482) (Naples, 1900); цит. в SE XI, passim.
  7. См. выше, 118F, прим. 1; работа была перепечатана в Sammlung kleiner Scriften zur Neurosenlehre, II (фев. 1909). Упомянутый отрывок на p. 219; также цитируется в “Leonardo”, SE XI, p. 79.
  8. Как полагает госпожа Анна Фрейд, над следующим: после возвращения из США Фрейд и Ференци были вместе с Берлине 1 окт. и посетили женщину-медиума, которую знал последний. Ее представление вызвало интерес к «переносу мыслей», и Фрейд писал Ференци 6 окт.: «Боюсь, вы начали открывать что-то великое» (см. Jones, III, 411f./384f.) См. также ниже, 254F, прим. 6 и 293F, прим. 6.
  9. Очевидно, 12 окт. 1909 г. в Hotel Residenz с 27 присутствующими. См. Minutes, II, p. 275.
  10. Матильде 16 окт. 09 г. на самом деле было двадцать два.
  11. Об Эммелине Бернейс см. выше, 147F, прим. 5. О матери Фрейда см. 156F, прим. 4.

159J

 

Küsnach bei Zürich, 8 ноября 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Вы, без сомнения, нашли достойное объяснение моего долгого молчания. Просто нужно столько всего сделать, и полагаю, что с вашей стороны все обстоит так же. Большое спасибо за длинное письмо. Тем временем, неожиданно возникли кое-какие новости. Но сначала назад к прошлым.

Фридлендер: я обращался с ним в «величественной» или высокомерной манере и принял в кругу 4 моих иностранцев.[1] Они начали говорить по-английски, и впоследствии оказалось, что он ни слова не понял. Но он вел себя столь глубокомысленно, что я этого не заметил. В остальном я был вежлив, удерживая дистанцию. Пфистер тоже вынужден был вынести визит от него, а также Форстер.

Общество Фореля: доктор Сейф из Мюнхена был у меня, занятый работой над ΨΑ. Он член нового Общества и раскрыл, что Франк сильно говорил в нашу пользу. С. подталкивал меня присоединиться вместе с вами. Что именно Общество хочет или должно делать, С. тоже не знает, но думает, что в конце концов все это вода на нашу мельницу. Может, все-таки присоединиться?

Доктор Ф— получил свои десерты от вас. У него, по крайней мере, как кажется, невроз навязчивости; он был со мной около 3 недель (вместе с Дюбуа,[2] и т. д. и т. д.), но оказался недоступным из-за самого невероятного и смехотворного сопротивления. Потому исчез, признавшись, что обычно испытывает оргазм только с грязными проститутками. Он не смог мне простить этого признания.

Недавно Блейлер сказал мне, что намеревался поднять принципиальные вопросы, т. е. сказать, насколько далеко он способен или желает зайти. Жду не дождусь, какие последуют преступления против нравственности. Но …? Думаю, мы можем смягчить его работу (которой, насколько я знаю, еще не существует), если она будет опубликована в Jahrbuch.[3] В любом случае, она не будет совсем ужасной. Полемика в нашем лагере рано или поздно должна начаться. Возьмем пример: метод изложения Штекеля сложно переварить в долгосрочной перспективе, пусть даже он обычно прав. Однако, мы должны подчеркивать разницу между реальным психоанализом и его штекелевской разновидностью. Я должен как безумный сражаться с моими студентами, чтобы вдолбить в них,[4] что ΨΑ — это научный метод, а не просто гадание. Мой английский логопед,[5] например, в силу писем Штекеля думает, что толкование сновидений — это что-то крайне простое, своего рода перевод с помощью clef de songes. Теперь бедняга горько разочарован, увидев, как утомительна эта работа. Большинство людей, читающих Штекеля, слабо оценивают то, чего мы достигли, не говоря уже о других вещах. Кроме того, Шт. определенно склоняется к готовым толкованиям, что я часто наблюдают у студентов. Вместо того, чтобы возиться с анализом, они говорят: «Это …» Словно однородных сопротивлений недостаточно, мне приходится изгонять из их головы еще и Штекеля. Но я не хочу отбрасывать его полностью; как обычно, его работа для Jahrbuch содержит поразительно верные вещи. Он ценен из-за своих находок, но вреден для публики.

Одна из причин, почему я так долго не писал, в том, что я каждый вечер погружался в историю символов, т. е. в мифологию и археологию. Я читал Геродота и сделал несколько чудесных открытий (например, книга 2, культ Папремиса).[6] Сейчас я читаю 4 тома старого Кройцера,[7] где просто масса материала. Все мое наслаждение археологией (годами подавлявшееся) снова ожило. Раскрываются богатые залежи для филогенетической теории невроза. Позже я хочу воспользоваться ими для Jahrbuch. Чудовищный позор, что уже у Геродота ханжество распускает свои причудливые цветы; по его собственному признанию, он скрывает множество вещей «из соображений пристойности». Откуда греки так рано этому научились? Я обнаружил капитальный труд Найта Два эссе о почитании Приапа,[8] гораздо лучше Инмана, который довольно ненадежен. Если я буду в Вене весной, то привезу вам различные древние новинки.

Для основы анализа американского стиля жизни я теперь лечу молодного американца (врача). Снова впереди маячит огромный материнский комплекс (см. культ Матери-Марии).[9] В Америке мать бесспорно доминирующий член семьи. Американская культура — это действительно бездонная пропасть; мужчины стали стадом овец, а женщины играют роль рыскающих волков, в семейном кругу, конечно. Я спрашиваю себя, существовали ли такие условия когда-либо в мире прежде? Не думаю.

С наилучшими пожеланиями,

Ваш, Юнг

  1. Среди них были Хох, а также Тригант Барроу (1875-1950) из Балтимора, чья практика психоанализа позже отклонилась и от фрейдистской, и от юнгианской школ. Его избранные письма, A Search for Man’s Sanity (New York, 1958), pp. 23-35 рассказывают о годе в Цюрихе и его анализе с Юнгом.
  2. См. выше, 115J, прим. 8.
  3. Впоследствии иногда упоминалась как «апология» Блейлера. См. ниже, 226F, прим. 1.
  4. Юнг написал Ihnen (вас) вместо ihnen (их).
  5. В рукописи: Mein englischer Stottererlehrer. Определить не удалось, так же как и упоминаемые письма Штекеля. Однако, Conditions of Nervoud Anxiety and Their Treatment представляют несколько случаев заикания, которые были излечены. Эрнест Джонс, у которого был «очень обширный клинический опыт» заикания, писал Патнему: «Я полностью принимаю все, что об этом говорит Штекель, то есть что это Angsthysterie, всегда сексуального происхождения…» (13 янв. 10 г., в Putnam and Psychoanalysis, pp. 213ff.)
  6. См. Symbols of Transformation, CW 5, par. 390. (Также в изд. 1911/12 гг.)
  7. Ibid., pars. 354f. Упомянутая работа — Friedrich Creuzer, Symbolik und Mythologie der alten Volker (Leipzig and Darmstadt, 1810-23).
  8. В оригинале по-английски. Упомянутая книга — Richard Payne Knight, A Discourse on the Worship of Priapus, and Its Connection with the Mystic Theologie of the Ancients (London, 1865).
  9. В оригинале по-английски [Mother-Mary complex].

160F

 

11 ноября 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

Вероятно, не слишком любезно с вашей стороны держать меня в ожидании ответа 25 дней (с 14 октября по 8 ноября; я отметил, потому что подозревал один из 23-дневних периодов Флисса, но снова ошибся), словно расторопность и длина моего последнего письма вас отпугнули. Не хочу надоедать вам в случае, если вы сами не чувствуете необходимым сноситься в более короткие интервалы. Но я не могу не поддаваться собственному ритму, и единственный компромисс, на который я полагаю себя способным — это не отправлять письмо, которое я сейчас пишу, до воскресенья. Ведь я обязан посвятить воскресенье моим американским лекциям, первая из которых уже ушла в плавание.

Что касается Фореля, я тоже думаю, что мы должны присоединиться. Пожалуйста, передайте это ему за нас обоих. Тогда он сможет дать нам знать, чем цель Общества.

Ваша идея насчет Блейлера замечательна. Мы должны переубедить его опубликовать обсуждение принципиальных вопросов в Jahrbuch (третий полутом); если вы считаете это желательным, я попрошу его сам, только дайте знать, когда. Это обяжет его проявить особую сдержанность и, кроме того, это единственное решение, совместимое с его положением директора. Не может быть возражений против дискуссий в нашем лагере; однако, они должны быть конструктивными. Вы правы, дискуссия со Штекелем тоже будет неизбежной. Он небрежный, некритичный коллега, который подрывает всякую дисциплину; я чувствую в его отношении то же, что и вы. К сожалению, среди всех нас у него лучший нюх на тайны бессознательного. Потому что он настоящая свинья, тогда как мы действительно достойные люди, которые с неохотой соглашаются со свидетельством. Я часто перечил его толкованиям и позже осознавал, что он прав. Потому нам нужно удержать его, не доверять ему и учиться у него. Не думаю, что возможно будет избежать включения критичных отзывов в Jahrbuch, начиная со второго тома. Все публикации, которые мы хотим выделить из библиографических кратких выдержек, должны получить специальный обзор. Пока их не так много. Но Штекель планирует словарь символов сновидений,[1] он проворно трудится, и нет сомнений, что скоро словарь появится на рынке. Его обзор даст нам возможность публично сказать, что мы о нем думаем. Полагаю, что вы и я разделим работу над этим критическим разделом, вы выпорете венцев, а я цюрихцев, когда они станут создавать собственные версии. Эти обзоры должны быть выражением наших глубоко личных убеждений; это попытка литературной диктатуры, но наши люди ненадежны и нуждаются в дисциплине. Должен признаться, что иногда так злюсь на своих венцев, что хочу, чтобы вы/они* имели общую спину, так чтобы я отходил их всех одной палкой.

Был рад узнать, что вы погрузились в мифологию. Чуть меньше одиночества. Не могу дождаться, чтобы услышать о ваших открытиях. Я заказал Найта в июле, но пока не получил. Надеюсь, вы вскоре согласитесь со мной, что, по всей видимости, мифология сводится к тому же ядерному комплексу, как и неврозы. Но мы лишь жалкие дилетанты. Нам отчаянно нужны способные помощники.

«Хоть черт учил варить отвар,

Но сам сварить его бессилен».[3]

Но недавно случай привел ко мне молодого гимназического учителя, который изучает мифологию. Его идеи схожи с нашими, но подкреплены серьезной эрудицией. Его имя — еще один Оппенгейм;[4] решительно умен, но пока у меня чувство, что новые идеи его отталкивают. На нашей первой встрече я узнал от него, что Эдип, как считается, изначально был фаллическим демоном, как дактили с горы Ида (!); его имя означает попросту эрекцию. Кроме того, очаг — это символ матки, потому что древние считали пламя фаллосом. Девы-весталки были как монахини, невесты этого очагового фаллоса и т. д. Я попытался объяснить ему апотропное значение эрегированного пениса, но вскоре осознал, как радикально наше мышление отличается от мышления других смертных.

С тех пор благородный дух, Леонардо да Винчи, стоял предо мной — я проводил с ним немного ΨΑ. Будет ли это краткая заметка или целый выпуск Работ, я еще не знаю. Во всяком случае, пока я это откладываю в сторону. Никто не прислал вам ничего, что можно использовать для следующего выпуска Работ? Теперь, после работы Садгера (№6),[5] я сижу без материала и должен признаться, что ожидал больше сотрудничества.

Нападки Форстера в Die Evangelische Freiheit[6] очень интересны, наполовину идиотские, наполовину проницательные (ближе к концу). В одном он прав. Строка, цитированная из Эдипа — это действительно 944, а не 995.[7] С другой стороны, он винит меня в обличении К.Ф. Мейера, за что, очевидно, ответственен Садгер.[8] Но Эдип произвел впечатление; и это хорошо. Венские газеты вышли с маленькими вставками некоторых наших выдающихся мыслителей о том, что Гамлет не представляет проблемы: он не может заставить себя поверить, что было совершено убийство, потому что никто не может верить призраку. Так что он прав, отказываясь от мести. Единственным разумным было бы обратиться в копенгагенское детективное агентство. Как видите, за эти три недели накопилось немало глупостей.

Прекрасное покаянное письмо от Джонса: английский перевод[9] еще не прибыл, похоже, потерялся. Эйтингон единственный, с кем я могу здесь поговорить; мы прогуливаемся вечером, и я анализирую его походя. Завтра он отбывает.

С наилучшими пожеланиями вам и вашей семьей,

Ваш, Фрейд

* Это компенсирует схожую описку в вашем письме («пока я не вдолбил в вас/них, что  ΨΑ — это научный метод» и т.д.)! Разве это не забавно?[2]

  1. Стал The Language of Dreams; см. ниже, 240F, прим. 3.
  2. Фрейд написал Ihnen (вы) вместо ihnen (они). Он вписал это примечание между строк по всей странице сразу после указанного слова.
  3. В рукописи: Der Teufel hat sie’s zwar gelehtt, / allein der Teufel kann’s nicht machen. — Гете, Фауст, 2376-2377 [зд. в пер. Б. Пастернака — прим. перев.]
  4. Давид Эрнст Оппенгейм (1881-?1943) — преподаватель классической филологии в венской Гимназии, был связан с психоаналитическим движение в 1910-1911 гг., затем придерживался школы Адлера. Умер в концентрационном лагере во время Второй Мировой войны. О сотрудничестве Фрейда с ним см. 246F, прим. 4.
  5. Aus dem Liebesleben Nicolaus Lenaus (Schriften zur angewandten Seelenkunde, 6; 1909).
  6. “Psychoanalyse und Seelesorge”, Evangelische Freiheit, n.s., IX (сент., окт. 1909 г.), 335-46, 374-88. Форстер нацеливал свои нападки частью на статьи Пфистера “Psychoanalytische Seelsorge und expetimentelle Moralpadagogik” (см. выше, 129F, прим. 3) и “Ein Fall von psychanalytischer Seelsorge und Seelenheilung”, Evangelische Freiheit, n.s., IX:3-5 (март-май 1909 г.)
  7. Форстер на самом деле писал (p. 342), что цитированные слова Иокасты в стихе 954, а не 995, как писал Фрейд; речь идет о Traumdeutung 1906 г., а не 1909. (Второе издание, датированное 1909 г., на самом деле появилось до 23 нояб. 08 г., когда Абрахам писал Фрейду благодарность за присланную копию.) Фрейд ошибся, поставив 944 вместо 954; это отрывок 954-956 в Oedipus Rex, tr. J.J.C. Donner (6th edn., Leipzig, 1868), отмеченный карандашом в копии Фрейда, что подтвердила госпожа Анна Фрейд. Фрейд исправил цитату на “955ff.” в 3-ем издании (1911). Этот отрывок в стихах 982-984 в переводе Л. Кэмпбелла, цитированном в SE IV, p. 264 и издании Лёба (где сказано: «Брак с матерью! Иной и в вещем сне / Его свершит; и чем скорей забудет, / Тем легче жизнь перенесет свою» [зд. в пер. Ф.Ф. Зелинского — прим. перев.]
  8. Sadger, Konrad Ferdinand Meyer: eine pathographisch-psychologische Studie (Grenzfragen der Nerven und Seelenlebens, 59; Wiesbaden, 1908). Садгер рассуждал о влиянии матери и сестры Мейера на его половую жизнь.
  9. Очевидно, перевод Брилля Selected Papers on Hysteria (New York, 1909); комментарии о Брилле как переводчике см. в Jones, II, pp. 50f./45.

161J

 

Küsnach bei Zürich, 12 ноября 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Это письмо доставит доктор Декши[1] из Будапешта, недавно прибывший из Цюриха, где он терпеливо занимался кропотливой работой около 6 месяцев. Он одарен острым пониманием ΨΑ-вещей, а теперь, естественно, хочет посетить Учителя, который дал нам эти вещи. Доктор Декши наделен не только профессиональной подготовкой, но и прекрасным знанием литературы, что делает его стоящим знакомством.

Надеюсь, вы получили мое письмо в целости; оно, очевидно, пересеклось с вашей открыткой.[2]

С наилучшими пожеланиями,

Весьма искренне ваш, Юнг

  1. См. выше, 140J, прим. 2. Дешки был гостем Венского общества 17 нояб. 09 г. (Minutes, II, p. 325).
  2. Отсутствует.

162J

 

Küsnach bei Zürich, 15 ноября 1909 г.

Pater, peccavi[1] — действительно неприлично заставлять вас ожидать ответа 25 дней. Из последнего абзаца вашего письма ясно, почему интервалы должны быть короче: вы, похоже, очень изолированы в Вене. Компания Эйтингона едва ли может считаться величайшей радостью. В его скучном интеллектуализме есть что-то несносное. Если я оказываюсь таким бесплодным и ленивым корреспондентом, то потому что определенно погряз в людях и социальной жизни. Я провожу много времени с молодым Хонеггером — он так умен и тонко мыслит. Не проходит и дня без обмена идеями. Так я заполняю пробелы, и потому не заметил, что прошло 25 дней. Что ж, это возмутительно и больше не повторится.

Я устрою дела с Форелем вскорости, и за вас тоже. Блейлер, как я слышал, уже присоединился. Он жует жвачку бесчисленных сопротивлений. Его главное недовольство в отношении нас заключается в том, что он не способен делать ΨΑ. Он также, похоже, думает, что  мы во всем поддерживаем Штекеля. (Я очень рад, что мы согласны насчет Шт. Словарь символов сновидений! Господи Боже, это все, что нам нужно! Жаль, что он обычно прав.)

А теперь к вещам получше — мифологии. Для меня больше нет сомнений, что древнейшие и самые естественные мифы пытаются сказать. Они говорят вполне «естественно» о ядерном комплексе невроза. Особенно прекрасный пример можно найти у Геродота: в Папремисе во время празднества в честь матери Ареса (Тифон) устраивалась большая потешная битва между двумя толпами, вооруженными деревянными дубинками. Много раненых. Это было повторение легендарного события: Арес, воспитанный на чужбине, возвращается к матери, чтобы переспать с ней.[2] Ее служители, не узнав его, отказали в приеме. Он идет в город, собирает помощь, одолевает служителей и спит со своей матерью. Эти сцены бичевания повторяются в культе Исиды, в культе Кибелы, где также есть самокастрация, культе Агартис (в Иераполе) и Гекаты: бичевание юнош в Спарте. Умирающий и возрождающийся бог (орфические мистерии, Таммуз, Осирис [Дионис],[3] Адонис и т. д.) повсюду фаллический. На празднестве Диониса в Египте женщины тянули фаллос вверх и вниз на веревке: «умирающий и возрождающийся бог».  Я мучительно осознаю свой крайний дилетантизм и постоянно боюсь, что скармливаю вам банальности. Иначе я сказал бы больше об этих вещах. Для меня было большим утешением узнать, что сами греки давно перестали понимать собственные мифы и интерпретировали жизнь по ним так, как наши филологи. Один из самых прискорбных примеров, по моему мнению, — это Иеремиас[4] (на этот раз lucus a lucendo),[5] который сводит все к астрономии, когда противоположное прямо перед глазами. Сейчас я усердно разбираю все компоненты мифа об Артемиде; он был ужасно искажен синкретизмом. Хотя филологи жалуются на него, греческий синкретизм, создав безнадежную мешанину теогонии и теологии, тем не менее может сослужить нам службу: он позволяет редукцию и распознание сходств, как в анализе сновидений. Если А находится вместо В, то можно предположить связь от В к А. Одна из величайших сложностей — это датировка мифов, столь важная для происхождения культов. Мне также кажется крайне трудным оценить, что было фольклорным и широко распространенным, а что лишь поэтическим вариантом, без сомнения, очень интересным для филолога, но маловажным для этнолога.

Я был крайне заинтересован вашими новостями об Эдипе. О дактилях я не знаю ничего, но слышал о св. Косме,[6] что люди целуют его большой палец на ноге и подносят в качестве обета восковой фаллос. Вы не могли бы дать мне источники мифа об Эдипе и дактилях? Аналогом монашествующих весталок будут добровольно кастрировавшие себя жрецы Кибелы. Каково происхождение новозаветного высказывания: «есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного»?[7] Разве самокастрация не была неслыханным делом среди евреев? Но в соседней Эдессе[8] самокастрация жрецов Атаргатис была правилом. В том же самом месте, кстати говоря, были 180-футовые «шпили» или минареты фаллической формы. Почему фаллос обычно изображается крылатым? (Шутка: «Поднимается от одной лишь мысли») Вы знаете эти раннесредневековые свинцовые медальоны в Париже, на одной стороне христианский крест, а на другой пенис или вульва? И пенис-крест Сант-Агата-де-Готи?[9] (Точная иллюстрация у Инмана.) Есть определенные указания на раннесредневековое почитание фаллоса.

Я рекомендовал фрл. доктор Л. фон Карпинска доктору Йекельсу. Фрл. Гинкбург[10] отследить не удалось.

С наилучшими пожеланиями,

Ваш, Юнг

  1. Лк. 15:21.
  2. См. Symbols of Transformation, CW 5, par. 390. Также в изд. 1911/12 гг.
  3. Квадратные скобки Юнга, после которых и перед Адонисом он написал Адон, вероятно, рано начав писать Адонис.
  4. Alfred Jeremias, Das Alte Testament im Lichte des alten Orients (Leipzig, 1906).
  5. Парафраз примера нелепой этимологии Квинтиллиана, lucus a non lucendo (De institutione oratoria, I, 6, 34): «дерево называется деревом (lucus), потому что оно не светится (non lucet)».
  6. III в., святой-покровитель врачей, которого в некоторых частях Италии призывают в случае сексуальных проблем.
  7. Мф. 19:12.
  8. Современная Урфа, в южной Турции.
  9. В рукописи: Sta. Agnata di Goti. / Есть рисунок этого креста в Inman, Ancient Pagan and Modern Christian Symbolism, pl. XI, 4; он «был найден в Сант-Агата-де-Готи, возле Неаполя» (p. 15).
  10. См. 153J, прим. 1. Смысл аллюзий в этом абзаце неизвестен, кроме того факта, что все трое были поляками.

163F

 

21 ноября 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

По крайней мере, вы осознали, какова венская пища для меня на вкус теперь, когда я был испорчен своим шестинедельным отсутствием. Мне больше нечего добавить об этом.

Стэнли Холл недавно писал мне: «Я очень недостойный представитель ваших взглядов и, конечно, обладаю слишком малым клиническим опытом, чтобы быть авторитетом в этой области; но мне кажется, что, хотя до сих пор многие, если не большинство патологов склонялись к общепринятым психологам вроде Вундта, ваша интерпретация переворачивает ситуацию и заставляет нас, обычных психологов, обратиться к этой работе в ненормальной или пограничной области как к путеводному свету».[1] Мы все еще далеки от этого в Германии. Но очень приятно слышать такие серьезные, глубокомысленные комплименты от этого старца.

Из чистой благодарности я уже отправил ему три лекции и отчаянно работаю над последней. Я вношу некоторые изменения и добавления, а также вставляю несколько защитных или, скорее, агрессивных, замечаний. Дейтике хочет опубликовать их по-немецки, но я не знаю, понравится ли это Холлу, и меня беспокоит, что в них нет ничего нового.

Я очень рад вашим мифологическим исследованиям. Многое из того, что вы пишете, для меня ново, например, похоть по отношению к матери, идея, что жрецы кастрировали себя, чтобы наказать себя за это. Эти вещи требуют понимания, и пока нам не помогут специалисты, придется заниматься этим самим.

Например, комплекс кастрации в мифе. Поскольку кастрация была, конечно, неслыханной среди иудеев, я не вижу смысла в новозаветном высказывании. О дактилях есть монография Кайбела: die idaeischen Daktylen[2] (критская гора Ида). Я прочту ее, как только будет время передохнуть. Частным образом я всегда думал об Адонисе как о пенисе; радость женщины, когда бог, которого она считала мертвым, возрождается, слишком очевидна! Разве не странно, что ни один мифолог, ни педант, ни сумасшедший, не видел необходимости в истолковании на разных уровнях! Мы действительно должны привести их в сознание. Эдип, как я, полагаю, уже говорил вам, означает набухшую ногу, т. е. эрегированный пенис. Совершенно случайно я наткнулся на то, что, надеюсь, является окончательной тайной фетишизма в отношении ног. В ноге стало возможным почитать давно утраченный и долгожданный женский пенис изначальной эпохи младенчества. Очевидно, некоторые люди ищут этот драгоценный объект так же страстно, как благочестивый англичанин ищет десять утраченных колен Израиля. Я все еще не получил книгу Найта. Хотел бы я показать вам мой анализ Леонардо да Винчи, отчаянно жалею, что вас здесь нет. На письме это было бы слишком долго, и у меня нет времени. Я начинаю придавать все больше и больше значения инфантильным теориям сексуальности. Моя работа с ними, кстати говоря, прискорбно несовершенна. Как я, например, недооценивал теорию —![3]

В своей практике я редко сталкиваюсь с чем-то новым, с тем, что не было бы мне уже известно. Для глубоких проблем предрасположенности к неврозу я должен ожидать редких случаев, в которых анализ действительно завершается. Вот почему я позволяю себе развлекаться сторонними случаями[4] и почему большая часть моего времени тратится на переформулирование старого материала и корпение над работами вроде той, что я делаю для Холла и т. д. И однако постепенное продвижение — это лучшая защита от ошибки. Книга о символах сновидений не кажется мне невозможной, но я уверен, что мы будем возражать против того, как с этим справится Штекель. Он будет работать бессистемно, хватаясь на все, что можно, не учитывая контекст, а также миф или язык или лингвистическое развитие.

Можно процитировать:

«И горе тем, кто поручает

Светильник благостный слепым

и т.д.»[5]

В своих университетских лекциях, которые я теперь реорганизую как семинар, я устроил критическое обсуждение вашей работы об «Отце-судьбе»[6] на следующую субботу. Пока только два случая их моих Исследований[7] были доведены до уровня нашего нынешнего знания (quinze ans apres).[8] Я расскажу вам, как это получилось.

В своей практике я по большей части занимаюсь проблемами подавленного садизма у своих пациентов; я считаю его наиболее частой причиной неудачи в терапии. Месть против доктора в сочетании с самонаказанием. В целом садизм становится для меня все более и более важным, что не мешает его теоретическому отношению к любви становиться все более и более непонятным.

Что нужно запомнить: дурной глаз — это прекрасное доказательство утверждения, что зависть и враждебность всегда скрываются за любовью. Апотропеи полностью в нашем распоряжении, они всегда оказываются утешением через сексуальность; как онанизм в детстве. Для меня также объяснилось, почему чистка труб считалась хорошим предзнаменованием: чистка труб[9] — это действие, символизирующее коитус, о чем Брейер определенно и не мечтал. Все наблюдаемые обереги — свинья, лестница, ботинок, чистка труб и т. д. — это сексуальные утешения.

С наилучшими пожеланиями вам и вашей семье,

Фрейд

  1. В оригинале по-английски.
  2. Георг Кайбель (1849-1901), “Daktylio Idaioi”, Nachrichten von der Konigl. Gesellschaft der Wissenschaften zu Göttingen, Phil.-hist. Klasse, 1901 (опуб. в 1902 г.), 488-518. Дактили были существами размером с палец, служители Реи, когда она родила Зевса на горе Ида.
  3. Неразборчиво в рукописи.
  4. В рукописи: So entsteht die Neigung zu den Allotriis. Фрейд, рассматривавший такое потакание себе как недостаток, описывали свои исследования исследования коки (1884-1887) как Allotria (см. Jones, I, p. 92/83f.)
  5. Из стихотворения Шиллера «Песнь о колоколе». Вместо «и т.д.» в стихотворении следует: «Огонь его не светит им. / Лишь стогны в пепел превращает». [Зд. в пер. И. Миримского — прим. перев.]
  6. “The Significance of the Father in the Destiny of the Individual”, CW 4 (ориг.: Jahrbuch, I:1).
  7. Studies on Hysteria, SE II. Четыре случая Фрейда и один Брейера.
  8. Ср. роман Александра Дюма-отца «Двадцать лет спустя» [Vingt ans apres] (1845).
  9. В оригинале по-английски [chimney sweeping]. В континентальной Европе считалось удачей увидеть чистку труб. Пациентка Брейера Анна О. использовала выражение «chimney-sweeping» (по-английски) в своих аналитических беседах; см. Studies on Hysteria, SE II, p. 30. Отрывок цитируется в Jones, II, p. 494/445.

164J

 

Küsnach bei Zürich, 22 ноября 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Вы, без сомнения, получили почтовую открытку[1] с различными именами. Она с собрания швейцарских психиатров в Цюрихе. Это был исторический момент! Собрание было набито битком. В программе было три лекции о ΨΑ — Блейлер: Фрейдистские симптомы в Dem. praec.; Франк: Психоаналитическое лечение депрессивных состояний; Медер: О параноиках. Основной интерес сконцентрировался на них. Тюбингенская, страсбургская и гейдельбергская клиники были официально представлены ассистентами. Присутствовал доктор Сейф из Мюнхена, а также ассистент Пика[2] из Праги, два директора санатория из Вюртемберга, один из Бергштрассе[3] и т. д. Оппозиция была возглавлена медиком-другом Форстера, который испускал лишь жалкий писк. Форель был на нашей стороне, хотя сражался против инфантильной сексуальности, но вяло. Ваше (то есть наше) дело выигрывает во всем, так что у нас было последнее слово, на самом деле мы на вершине мира. Я был даже приглашен немецкими коллегами дать в отпуске курс по ΨΑ. Об этом мне нужно подумать.

Что ж, это была первая проделка.[4] Монаков и компания повержены, полностью изолированы. Наконец-то они смогут смаковать радость быть в меньшинстве. Одно обстоятельство пришло мне на помощь, и я им воспользовался. Форель первым напал на Монакова из-за сопернического основания общества неврологов. Я решительно встал на сторону Фореля, тем завоевав его, так что его дальнейшие возражения были вялыми. Этот политический ход оказал глубокое впечатление, такое глубокое, что оппозиция больше не решалась показать лицо. Вся дискуссия, бывшая очень живой, сконцентрировалась исключительно на ΨΑ.

Психиатрическое общество наше. Соперничающее общество неврологов — это защитный и наступательный альянс между Монаковым и Дюбуа. (Ненаписанная) программа двух обществ будет: Фрейд и Антифрейд.

Теперь ход за Германией.

С наилучшими пожеланиями,

Ваш, Юнг

  1. Отсутствует.
  2. Арнольд Пик (1851-1924) — профессор психиатрии в Немецком университете Праги.
  3. Западный склон Оденвальда между Дармштадтом и Гейдельбергом. Санаторий определить не удалось.
  4. В рукописи: Dieses war der erste Streich, цитировано из Макса и Морица Вильгельма Буша, любимой и Фрейдом, и Юнгом.

165J

 

Küsnach bei Zürich, 30 ноября 1909 г.

2 декабря 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Я должен продолжительно благодарить вас — на этот раз за новое издание Психопатологии.[1] Ваши издания следуют одно за другим с завидной скоростью. Так быстро, что оппозиция вынуждена будет прекратить работу, чтобы удержать темп. Также можно порадоваться новому выпуску Jahrbuch. Перспективы прекрасны.

Я все больше и больше чувствую, что глубокое понимание психики (если оно вообще возможно) придет только через историю или с ее помощью. Как понимание анатомии и онтогенеза возможно только на основе филогенеза и сравнительной анатомии. По этой причине древность теперь является мне в новом и значительном свете. То, что мы теперь находим в индивидуальной психике (в сжатой, остановившейся или односторонне дифференцированной форме), можно увидеть распространившимся во всей широте в прошедшие времена. Счастлив тот, кто может читать эти знаки! Проблема в том, что наша филология была безнадежно непригодной, как и наша психология. Они подвели друг друга.

Я теперь обнаружил, что такое дактили с Иды:[2] это Kabiri или Kuretes. Вы, вероятно, знаете древние кабирические элементы в греческой мифологии. Дактили были легендарным народом, населяющим фригийскую Иду, открыватели железных рудников и изобретатели кузнечного искусства, схожие с кабирами, но они также боги, почти всегда во множестве, весьма неиндивидуальные (от них происходят Геракл и Диоскуры или связаны с ними). Изначально они были богами-кувшинами [“Toby jug” gods] (“kanobos”),[3] всегда изображались как карлики и носили капюшоны, т.е были Невидимыми (ср. наших гномов, гоблинов, пикси, «мальчика-с-пальчик» и т. д.) Крайне важная, глубоко архаичная черта эллинистической мифологии! Они напрямую оживляют инертную материю (лары и пенаты в Италии). Не фаллические в первую очередь, но элементарные. Только великие, то есть эпические, боги, похоже, являются фаллическими.

Монография Кайбеля о дактилях с Иды появлялась в книжной форме или в журнале?

По техническим причинам мне очень интересно услышать, что вы реорганизуете свои лекции в семинар. Я считаю эту форму наставления наилучшей, хотя она ограничивает размер аудитории. Я учу безостановочно, около 12 часов неделю, ничего, кроме ΨΑ, конечно.

Алкогольная статистика[4] была отмечена с удовольствием. Сам я прекрасно себя чувствую и без воздержания.

Я часто хочу, чтобы вы были рядом со мной. Так много хочется у вас спросить. Например, я хотел бы как-нибудь вытянуть из вас определение либидо. Пока я не пришел ни к чему удовлетворительному.

Меня очень интересует психология неизлечимых. У меня есть один такой бедняга, который, несмотря на добрую волю, едва ли продвигается вперед. Основная проблема, похоже, в пассивном соскользании к инфантильному подходу из-за внешних трудностей. У него есть понимание, но нет перспектив в жизни, потому что он глух.

В своем американском семинаре я был рад обнаружить, что мои идеи о теории Dem. praec. уже достаточно ясны, чтобы можно было лелеять надежду на дальнейший прогресс. К сожалению, мое время так занято людьми и вещами, что я нахожу трудным сконцентрироваться. Этим утром (2 дек.) я получил вашу открытку из Будапешта.[5]

С наилучшими пожеланиями,

Весьма искренне ваш, Юнг

  1. 3-е немецкое издание (1910) The Psychopathology of Everyday Life, SE VI.
  2. См. Symbols of Transformation, CW 5, par. 183.
  3. [Toby jug — пивная кружка, изготовленная форме сидящего человека — прим. перев.] “Kanobos” Юнга — это, очевидно, путаница с греческим Канопусом в Нижнем Египте, источником термина «канопа», означающего сосуд с верхушкой в форме человеческой головы, содержавший внутренности умершего и помещавшийся в древних египетских гробницах. Kruggotter [букв.: боги кувшина] Юнга можно перевести как “Toby jug” gods, фразой, которая подчеркивает гротескный характер фигурок дактилей. (Этой информацией любезно поделились проф. и миссис Гомер Томпсон.)
  4. См. постскриптум к 163F, в приложении.
  5. Отсутствует.

166F

 

2 декабря 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

То, что месть как-то связана с моей невозможностью ответить на ваше победное письмо до сих пор, я, естественно, должен отрицать, а вы утверждать, в соответствии с обычным разделением ролей в ΨΑ. Но вы согласитесь, что работа, усталость и Америка составляют прекрасную рационализацию. Истина в том, что я скорее слаб здоровьем и духом, но надеюсь на улучшение, так как мне удалось к концу месяца свести рабочее расписание до двух часов, а четвертая из уорчестерских лекций была отправлена позавчера. Поскольку вы уже обещали лучше со мной обращаться, мои жалобы больше не могут считаться шантажом.

Некоторая перемена произошла из-за моей консультации в Будапеште, которая дала возможность увидеть Ференци и поучаствовать в его работе. Мне было приятно видеть, как он разбирается в сложном случае. Немного денег были весьма полезны для комплекса, над которым, по причинам, уходящим в детство, я не имею ни малейшего контроля, и, не в последнюю очередь, я был рад исправить мнение, которое меня беспокоило. Ференци представил меня своей подруге, и мне больше не нужно его жалеть. Она великолепна, женщина, тольно недавно сошедшая с вершины женской красоты, с ясным умом и самой привлекательной теплотой. Не стоит и говорить вам, что она глубоко знакома с нашей традицией и оказалась стойким сторонником.[1]

Вчера я опробовал свою работу о Леонардо да Винчи на Обществе.[2] Я был неудовлетворен ею, но теперь могу надеяться на некоторый покой от своей одержимости. Мои венцы раздражают меня все больше и больше, или это я становлюсь «капризным»? По возвращении из Будапешта я обнаружил, что меня дожидается Jahrbuch, и я был рад, насколько позволяет мое текущее настроение («Все не так, как было прежде»[3] — вы знаете эту строку и обещали прислать полный текст). Я пока не смог его прочитать, вернулся только вчера, утром среды, но думаю, мы показали известным нам джентльменам, что мы делаем, и даже хотя мое имя не так часто появляется в последних томах, у меня все равно есть это доказательство, что я жил не зря. С появлением каждого полутома мне приятно думать, что это ваша работа и ваше достижение.

Сегодня я получил письмо от Патнема,[4] свидетельствующее об искреннем интересе и добрых намерениях; конечно, с пуританскими оговорками о сублимации, на которую он надеялся. Тогда как нужно просто радоваться, что ты жив!

Ваша работа «Отец-судьба» позволила нам провести приятнейший вечер в прошлую субботу. Выступающим был особый род энтузиаста, лейтенант кавалерии и Ph.D.[5] Он также рассуждал об ассоциативных экспериментах и дал следующий пример необычных реакций: если вы крикнете мне «лошадь», а я отвечу «библиотека», вы будете удивлены. Он не смог заметить, что его реальным намерением, стоящим за этим примером, было желание представиться аудитории, которая была ему незнакома. Когда я указал на это, все были впечатлены. Хорошая иллюстрация того факта, что в этом эксперименте все зависит от поведения переноса. Мы еще не завершили обсуждение. Пока больше всего нас поразило в вашей работе различение типа расстройства, характеризуемого запоздалой попыткой индивиуальности освободиться. Некоторые паладины, защищающие отверженных матерей, уже выступили вперед. Вам будет интересно знать, что оказались достойны Дюрербунда.[6] В их рождественском каталоге мои книги, особено те, что в Работах по практической психологии,[7] удостоились пространного обзора и горячих рекомендаций, хотя в таком напыщенном и неясном стиле, что моя маленькая София воскликнула: хорошо, что ты знаешь, чего хочешь, потому что из этого чтения ничего понять невозможно. Тем не менее, Хеллер говорит, что признание Дюрербунда знаменует значительный прогресс в хорошем отношении немецкого народа.

Так что Германия присоединяется! Разве не (оправданное) ребячество получать столько удовольствия из каждого мелкого признания, когда в реальности это значит так мало, а наше окончательное завоевание мира еще далеко впереди?

С наилучшими пожеланиями вам и вашей жене,

Искренне ваш, Фрейд

  1. Гизелла Палош (1863-1949), в девичестве Альтшоль, на которой Ференци женился в 1919 г.
  2. См. Minutes, II, pp. 338ff.
  3. В рукописи: “Doch ist es nicht wie ehedem”. Очевидно, из стихотворения, за которое Фрейд выражает признательность в 171F (прим. 7); ср. «Теперь не то – куда ни погляжу» — У. Вордсворт, «Отголоски бессмертия по воспоминаниям раннего детства. Ода» (1807), I станца [зд. в пер. Г. Кружкова — прим. перев.]
  4. См. James Jackson Putnam and Psychoanalysis. ed. N.G. Hale, Jr. (Cambridge, Mass., 1917), pp. 86f о письме Патнема, датированном 17 нояб. 09 г. Патнем (1846-1918) — профессор неврологии в Гарварде, отправлялся в Уорчестер с Уильямом Джеймсом, чтобы послушать лекции Фрейда в университете Кларка. Он был основателем и первым президентом Американской психоаналитической ассоциации в 1911 г. См. также комментарий, следующий за 154F.
  5. Стефан фон Медей (1879-1959) — венгерский психотерапевт, тогда в университете Иннсбрука, который считается «Первым лейтенантом доктором» при вступлении в Общество Среды 4 мая 10 г. (см. Minutes, II, pp. 507f.) О его уходе в последователи Адлера см. 273F, прим. 1. Впоследствии был президентом Общества индивидуальной психологии в Будапеште и специалистом по детской и животной психологии.
  6. Общество, основанное в 1903 г. Фердинандом Авенариусом (1856-1923) для продвижения эстетической культуры в довольно консервативном ключе. Оно выпускало ежегодный отчет, обозревающий литературную продукцию за год. Этот отрывок письма цитируется в Jones, II, p. 495/445f.
  7. Schriften zur angewandten Seelenkunde, из которых шесть выпусков появилось к этому времени.

167F

 

12 декаюря 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

Ваши письма радуют меня, потому что намекают на горячку удовлетворительной работы. Так и должно быть. В моем случае гораздо меньше радости и удовольствия, но нет отсутствия интереса. Редко когда два дня проходят без какого-то нового признака, пусть даже пустякового, что наши идеи распространяются. Итальянец, доктор Модена[1] из Анконы, уже известный мне по очень хорошей работе, попросил разрешения перевести одну из моих книг на его язык.

О Кайбеле — я дал указания и скоро смогу предоставить вам сведения.

Новый том Jahrbuch определенно окажет впечатление. В следующем швейцарцы должны сказать больше; вы были слишком скромным и застенчивым. Отсутствие выдержек из цюрихской литературы уже вызывало сожаление. Когда ко мне обратился автор, я не мог удержаться от похвалы прекрасному и эффективному анализу Бинсвангера.[2] Но в то же время, в приступе чудачества, я выразил свое возражение его совершенно избыточному упоминанию Зихена[3] и в целом обвинил его в чрезмерной дипломатичности. Он ответил мне очень дружелюбно. О чем я не написал, так это об общем впечатлении, которое на меня оказала его работа: словно член приличного общества встретился с богемой и писал своей социальной ровне, что его новые друзья оказались интересными, сносными людьми, и знакомство с ними может вполне стоить того. В заключительных словах благодарности гехеймрату было что-то раздражающее для меня. Потому что я чувствовал, что этой хвалы заслужил я, испытывавший тот же интерес к неврозам без цветастых фраз? Короче говоря, я немного выпускаю свое раздражение, и, похоже, вреда это не принесло.

Наш коллега Брехер[4] (в Меране) выдумал отличную шутку. Он подумал, что анализ требует подзаголовка, который он составил на основе названия вашей работы:

«Значение дяди в судьбе индивидуума».

Как поживает Блейлер? «Неизлечимые» будут прекрасной темой длинной вечерней дискуссии. Они представляют самые разные неожиданные сопротивления, что дает глубокое понимание на формирование характера. Поистине, мы узнаем гораздо больше из плохих случаев, чем из «хороших».

Я закончил свои американские лекции и могу начать пересмотр Теории сексуальности, хотя не хочу скрыть ее исторический характер за слишком многими изменениями.

Ференци рассказал мне об отличном случае паранойи; снова очевиден гомосексуальный фактор.

Сердечно ваш, Фрейд

  1. Густаво Модена, психиатр из Анконы; см. его “Psicopatologia ed etiologia dei fenomeni psiconeurotici; Contributo alla dottrina di S. Freud”, Rivista sperimentale di Freniatria, XXXIV-XXXV (1908-1909). Согласно Jones, II, p. 85, Модена начал переводить Три эссе о теории сексуальности, но единственный итальянский перевод, перечисленный Гринштейном — это перевод М. Леви-Бьянчини, 1921 г.
  2. “Versuch einer Hysterieanalyse”, Jahrbuch, I:1-2 (1909), 174-356 (продолжалась от первого до второго полутома). У работы не было введения его дяди профессора Отто Бинсвангера, но у нее был подзаголовок “Aus der psychiatrischen Klinik in Jena (Geh. Rat Prof. O. Binswanger)”, и завершалась она цитатой из Die Hysterie (1904) и выражением благодарности ему.
  3. О письмах между Бинсвангером и Фрейдом, в которых обсуждается работа и, в частности, упоминается Зихен, см. Binswanger, Sigmund Freud: Reminiscences of a Friendship, pp. 11-21.
  4. Гвидо Брехер (1877-19—) — член Венского общества, но практикующий в Бадгастайн и позже в Мерано (тогда в Австрии, теперь в Италии). Джонс с благодарностью упоминает ум Брехера (Jones, II, pp. 49/44). Брехер не осталался сторонником психоанализа.

168J

 

Küsnach bei Zürich, 14 декабря 1909 г.

Дорогой профессор Фрейд,

Ваше письмо пришло вчера утром, и я тут же отвечаю. Ваше впечатление от работы Бинсвангера совпадает с моим, хотя я не отваживался так его озвучить.Я был слишком раздражен за то, что Б. так очевидно вытолкнул деловую цель на передний план; его пиетет по самым разным направлениям означает именно это. Хорошо, у него на шее висит санаторий, так что, полагаю, мы должны сделать допущение. Кроме того, тут есть колоссальный и, очевидно, до сих пор неразрешенный отцовский комплекс, ворочающийся в глубинах.

Могу я ожидать от вас что-нибудь для январского выпуска Jahrbuch? Публикации будут от Медера, Абрахама, Садгера, Пфистера, Риклина и меня. Так что с местом уже туго. Пфистера или Риклина можно отложить в резерв, если нужно.

Насколько я слышал, работа Ференци[1] получила отличный прием. Он написал мне очень милое письмо, с таким пониманием и дружелюбием, что я, вероятно, отправил ему очень неуклюжий ответ.[2] На такие письма надо бы отвечать чистой страницей,[2a] но это было бы слишком недружелюбно.

Я сделал некоторые пометки о вашем Неврозе навязчивости. Идея, что навязчивые идеи по самой своей природе — это регрессивные заменители действия, очень убедительна для меня. Формула для идей в D. pr. может быть такой: регрессивные заменители реальности. Обе формулы, как мне кажется, описывают основную тенденцию очень точно. Что касается стр. 415,[3] садистского компонента либидо, то должен заметить, что мне не нравится существенный статус идеи садизма. Я думаю о нем скорее как о реактивном явлении, поскольку для меня существенная основа невроза — это дисбаланс между либидо и сопротивлением (самоуверенностью). Если в начале либидо показывало слишком сильное влечение или нужду в любви, ненависть появится как компенсация и извлечет немалую долю наслаждения из мазохистского либидо (которое по своей природе гораздо более схоже с мазохизмом, чем с садизмом). Я думаю, что в этом основа безграничной самоуверенности, которая проявляется позже в неврозе навязчивости: пациент всегда боится утратить свое эго, должен мстить за каждый акт любви и оставляет сексуально разрушительную систему навязчивости только с большой неохотой. Невроз навязчивости никогда не теряется в действиях и рискованных предприятиях, как в случае истерии, где утрата эго — это временная необходимость. Очевидно, самоутверждение в неврозе навязчивости еще сильнее в D. pr.

Стр. 411,[4] всемогущество мысли. Это выражение определенно очень значимо в данном случае. Но у меня есть опасения перед приданием ему всеобщей верности. Оно кажется мне слишком специфичным. Конечно, идиотски было бы с моей стороны находить недостатки в вашей клинической терминологии, на которую вы имеете такие же права, как и кто-либо другой. Но, как Геракл древних, вы человеческий герой и полубог, отчего ваши изречения, к сожалению, несут с собой вечную ценность. Все слабые, кто приходят после вас, с необходимостью должны усвоить ваши наименования, которые изначально предназначалась для отдельных случаев. Таким образом, «всемогущество» будет позже включено в симптоматологию навязчивого невроза. Но это мне кажется только выражением самоуверенности, садистски окрашенной реактивным гиперкатексисом, на равных с другими симптомами переоценивания себя, которые всегда оказывают такое вредоносное воздействие на всех вокруг. Здесь, мне кажется, скрывается причина безграничной веры страдающего неврозом навязчивости в верность его заключений; они считаются универсально верными, вне зависимости от доводов и логической возможности; он прав и должен оставаться прав. Из этой верности его представлений, не допускающей исключений, только один шаг до суеверия, которое, в свою очередь, только особый случай самогиперкатексиса, или скорее слабости в адаптации (одного без другого не бывает). Всякое суеверие всходит на этой почве; это было оружие нападения и защиты для слабого человека с незапамятных времен. Нет ничего необычного в том, что ослабевший обращается к колдовству, особенно старые женщины, которые давным-давно утратили свое природное колдовство.

Вопрос об изначальной половой конституции кажется мне особенно трудным. Не будет ли проще пока начать с чувствительности[5] как общего основания невроза и считать все остальные ненормальные состояни как реактивные явления?

Я только закончил свои американские лекции и отправил Бриллю на перевод. Поздравляю с итальянским переводом!

С наилучшими пожеланиями,

Ваш, Юнг

  1. “Introjektion und Übertragung”, Jahrbuch, I:2 (1909) = “Introjection and Transference”, First Contributions to Psycho-Analysis, tr. Ernest Jones (1952).
  2. См. Юнг — Ференци, 6 дек. 09 г. в Letters, ed. G. Adler, vol. 1.

2a. В рукописи: Gedankenstrich, букв., тире, которым Юнг любил пользоваться в своих письмах.

  1. SE X, p. 240.
  2. Ibid., p. 233.
  3. В рукописи: Empfindsamkeit.

169F

 

19 декабря 1909 г., Вена, IX. Berggasse 19

Дорогой друг,

Если вы так же относитесь к работе Бинсвангера, я перестану обвинять себя в «чудачестве»; должно быть, я прав. Но он, похоже, этого не осознает, его ответ совершенно дружелюбен и, в сущности, уклончивый, когда разборчив. Он намеревается приехать в Вену в январе.

Ференци определенно процветает. Путешествие принесло ему много хорошего. Я бы отважился назвать его заслуживающим довериям, превосходным, абсолютно надежным человеком.

На этот раз я хочу предложить для Jahrbuch очень мало или ничего вообще. Может быть, очень короткую работу[1] в стиле «Анального эротизма». Меня было слишком много в первом томе. На этот раз я надеюсь, что швейцарцы выйдут на сцену, а также надеюсь, что выдержки воздадут им должное. Я знаю, что многие читатели страстно ожидают этих выдержек для наставления в выборе материала для чтения. Наши колонисты в чужеземных странах, такие как Пфистер, тоже должны высказаться. Я жажду мифологов, лингвистов и историков религии; если они не придут к нам на помощь, придется все делать самим.

Кстати о мифологии: вы наблюдали, что сексуальные теории детей незаменимы для понимания мифа? Недавно я получил Найта, но еще не брал в руки Кайбеля.

Вчера на семинаре несколько горячих молодых аналитиков предложили работы, которые после должной очистки покажут, что стиль и символизм литературной работы открывают влияние бессознательных инфантильных комплексов поэта. Такие исследования могут привести к очень интересным разработкам, если заниматься ими тактично и критично. К сожалению, эти элементы умеренности редко встречаются в сочетании с аналитической способностью.

Ваша идея, что после ухода с поста мои ошибки могут почитать как реликвии, немало меня повеселила, но я не верю в это. Напротив, я полагаю, что молодежь очень скоро разрушит в моем наследии все, что не будет абсолютно устойчиво. Разработки в ΨΑ часто полная противоположность тому, что можно встретить в других областях. Поскольку вы, похоже, будете играть важную роль в этом уничтожении, я постараюсь передать некоторые мои подвергающиеся опасности идеи на ваше хранение.[2]

Сначала, ваша трудность с «моим» либидо. В первом предложении Теории сексуальности есть ясное определение, в котором я ничего не нахожу нужным изменить: аналог голода, для которого в сексуальном контексте в немецком нет подходящего слова, кроме двусмысленного «Lust».[3]

А теп…