Тюрьмы построены из камней закона, публичные дома из кирпичей религии.
— Уильям Блейк
Их, смелых и отважных, победили презрением к себе.
— Карл Густав Юнг
Корниэль
Как и у любого человека, так или иначе знакомого с душевными страданиями, первым моим желанием было увидеть мать. С тех пор, как мы виделись, события поглотили меня целиком, не оставив времени даже для внутреннего диалога. Все, что я чувствовал — это непреодолимое желание вдохнуть запах из детства.
— Эль! Как же я рада тебя видеть! — воскликнула мать, приближаясь к дому.
Живописные одежды струились свободными лоскутками, встречая попутный ветер. Прижав сына к сердцу, Уна растаяла в улыбке.
— Я так соскучился по тебе, — мой голос звучал где-то между отчаянием и надеждой на то, что я скоро проснусь.
— Что стряслось, милый? — спросила мать, жестом предлагая присесть.
На этот раз дом выглядел светло и радостно. Ведь наши Миры всегда подстраиваются под наши мысли. Уверен — в моем был Апокалипсис.
— Мне все рассказали.
Уна тут же изменилась в лице и присела рядом. Мягкий диван, обтянутый светлым велюром, расслабил мои косточки. Взяв меня за руку, мать понимающе заглянула в глаза.
— Я верю в тебя, мой милый Эль. Ты — истинный Ангел, и я сейчас говорю не о чинах.
— Спасибо, мам, — поцеловав ее руку, я благодарно улыбнулся.
— Это было моей задачей, но, видимо, кто-то меня опередил…
— Он не из наших, — успокаивающе отвечал я. — Точнее из наших, но… Ганс назвал его ищейкой, служебным ангелом Ока.
— И про Око ты уже знаешь… Вообще-то, это хорошо — чем раньше, тем лучше.
— Они — угроза для меня?
— Не-ет, — протянула Уна. — Только не для тебя.
— Что ты имеешь в виду?
— А твой друг рассказывал тебе о Хранителях Знаний?
Уна подошла к алтарю. Сегодня там не было рунических символов, лишь свечи и цветы, и еще средней величины символ, который мне не удалось рассмотреть под покровом пестрых лент.
— Отчасти, — отвечал я, пытаясь восстановить в памяти хоть долю сказанного Гансом. — Мой интерес был зациклен на Неффалим.
— Иногда мы утаиваем правду, чтобы защитить тех, кого любим…
Уна сделала минутную паузу и затем прикоснулась к моим щекам.
— Никто из нас не знает наверняка, ведь пророчество существует уже более двух тысяч лет. После Потопа осталось множество пробелов в записях Архива. Однако есть еще одно место, где хранятся секреты Межмирия. Пойдем, я кое-что покажу тебе.
Протянув руку, Уна пригласила меня в путь.
Вольнодумец
Тишина, Вершина,
Межмирие
Всепоглощающий туман заставлял спотыкаться. И так было каждый раз, когда видимость сокращалась до полушага.
— Где мы? — нащупав плечо матери, спросил Корниэль.
— Это — Тишина.
Недоумевая, — за последнее время это вошло для него в привычку, — Корниэль уточнил:
— Это место называется… Тишиной? Не совсем удачная метафора. Я бы назвал его Слепотой.
Но Уна молча шла впереди.
— Совсем скоро, — отрезала она, когда видимость стала лучше.
Туман стал еле заметным, и перед ними раскинулся вид на мемориалы.
— Как тебе уже известно, каждый здесь слышит тот язык, который знает, — начала мать, пробираясь к одному из них. — Это же касается и письма. Тебе известно, что такое Тетраграмматон? — спросила она, найдя подходящий.
— Разумеется.
— Каждой стихии отведена отдельная буква еврейского алфавита. Йуд — Огонь, Хей — Вода, Вав — Воздух, Хей — Земля. А также числа 10 4 11 4. Наш мир сотворен из букв, цифр и символов. Эти четыре символа — мать указала на один из камней, — лишь проверка, способ отыскать Избранного. Понимаешь, о чем я?
Разглядев высечение на изумрудном камне, Корниэль нервно сглотнул. Казалось бы, обычные, на первый взгляд, буквы начали сливаться воедино и пресуществляться в символ.
— Кажется, я уже видел его раньше…
— Все, кто пытался прочесть высеченное, видели лишь то, что видит любой другой.
— И?
— Ты — проводник особых таинств. В твоей памяти хранится ключ от Знания, которого так боятся Старейшины.
— А что случилось с остальными, с такими же, как я?
— Хм… с остальными… Те, кто остался, не дают о себе знать — они смешались с людьми, и я их понимаю. Они были созданы не из воздуха и не из глины, разумеется, — закатив глаза, Уна продолжала: — У каждого есть Мать и Отец. Они чувственные создания и отнюдь — не исключение.
— И кто же был первым?
— Легенда гласит, что для того, чтобы победить в войне, Старейшины должны были обладать преимуществом соперника.
— То есть…
— Да, говорят, что они скрестили Ангела с Лукавым. Но больше остальных 199-и он жаждал свободы, и в итоге выбрал ее. Осушив Источник, он остался в Мироздании. Там он создал первый ковен ведьм и передал им Знание. Это история нашей семьи, Эль.
— Так вот, что имел в виду Ганс. Ты — Ведьма?
— Да, сынок. И Джой тоже.
Переведя дыхание, Корниэль продолжил:
— А как звали того самого Неффалим?
— Никто не знает его имени. А кто и посвящён, держит его в тайне.
— Он настолько силен? — спрашивал Корниэль, испытывая приятное волнение.
— Да, — кивнула мать, — Когда кто-то осушает Источник, он вынужден восполнить баланс природы, обесточив свое тело. Но он не поддался Оку, поэтому природа создала душу двойника, тем самым поделив силу Источника надвое.
— То есть, я потомок того самого Неффалим?
— И да, и нет, — ответила мать, указав на надгробие рядом с мемориалом.
— Камаэль… Гудвин Поуп.
— «Камаэль» означает «Видящий Бога». Не известно, был ли Камаэль потомком того самого Неффалим, но он был одним из тех, кто примкнул к тайному сообществу Григори, а затем героически пал в бою.
— То есть Григори — это и есть Неффалим.
— И да, и нет. Я понимаю, все это очень запутано. Парадокс в том, что люди считают Неффалим чудовищными детьми падших ангелов и людей, не зная, что «Неффалим» означает «тот, кто произошел от царства богов», а от еврейского «нафтали» — «мой спор, борьба». Просвещенные Богемии зовут их «богатырями», а греки и римляне «гигантами» или «титанами». Неффалим — это Бен Элохим, потомки Неффалимова колена израильского, а сам Неффалим — шестой сын Иакова и родоначальник нашей семьи. Он есть один из сосудов Великого Просветителя, которого Маат, Тхме, София-Премудрость — наша Первоматерь или Верховная Богиня, послала человечеству для Просвещения. Да, та самая Маат, — увидев на моем лице замешательство добавила Уна. — Маат, или «Око Ра» — жена Тота-Гермеса, отца всей магии.
— Но что же думает по этому поводу Дейдра?
— Дейдра никогда мне не нравилась! Она самая старшая из нас и уверяет всех в том, что ее воспоминания правдивы, однако я знаю, что это не так. Она говорит, что первый из Неффалим спустился в Мироздание и там он создал армию против небес, а также тайник, в котором хранится величайший источник всей магии — его кровь, в которой бурлят воды испитой им «бессмертной воды». Однако этот сосуд — ничто иное как Дитя, о котором ты узнал из Пророчества. Адам и Ева, Аза и Азаэль, другие парочки, которые были «изгнаны из Эдема»… Эта история стара как мир и повествует о запретной любви ангелов, и уже затем их потомков среди людей.
— А разве его звали не Самаэль?
— Самаэль, Самуил, Чамуил, Камаил — как его только не называют. Так или иначе, он — «Видящий Бога», а потому ведающий истинную суть вещей. Поговаривают, что каждая пара потомков воплощает в себе женскую и мужскую части Просветителя, и объединяясь, видят его и слышат его речи! И затем передают миру послания. Ну а возвращаясь к Неффалим, хочу добавить, что божественные существа имели неразрывную связь с человечеством от самого его рождения. Валькирии и норны, богини любви и магии также были вхожи к человеческим сыновьям, как и «падшие ангелы». Валла, она же Вельва из скандинавской Эдды, а также гигант Альбион, сын бога Посейдона, были божественными родителями Неффалима. А тот самый Иаков, «муж, видящий Бога» есть земное воплощение…
— Камаэля! «Видящего Бога»! — восторженно воскликнул Корниэль. Его лицо наполнилось озарением.
— Верно! — хлопнула в ладоши мать. — Все переплетено в узор, о котором люди даже не подозревают. Альбион, Камаэль и Иаков — один и тот же персонаж, упоминаемый в истории. Валла, по словам Блейка, считалась не только богиней Природы, но и богиней Любви. А бог Кама — «кама» и «эль», что переводится как, представь себе, Камабог — есть никто иной как бог Любви в индуизме! И тебя не удивляет, что среди христианских ангелов не упоминаются женщины? За ислам вообще молчу… Сама Фрейя обучила Одина прорицанию! Древние ведьмы и Хранители Знаний уверены, что Дейдра захватила власть. Под ее влиянием Старейшины считают, что ты изберешь сторону лукавых. Однако мы считаем, что причиной твоего преследования является ничто иное как то, что твой потомок Камаэль — один из немногих серафимов, который всегда открыто выступал против Петра. Ведь изначально церковь должна была возглавить женщина.
— Кто же она?
— Мария Магдалена, сынок. Мария Магдалена. Свитки, обнаруженные в Египте в прошлом веке, именуемые «не сожженной библиотекой Наг-Хаммади», содержат в себе истинные христианские Евангелия, которые церковь подменила на свою схоластическую халтуру. Среди них есть такие писания как Евангелие от Марии Магдалины и Евангелие от Иуды.
— «Рукописи не горят»!
Уна одобрительно кивнула.
— Видишь ли, — продолжила она, — информация о большинстве личностей и событий «переписана» церковью и другими организациями, чтобы извратить древние мистерии и тот Путь, которого придерживались наши предки. Большинство имен демонов — Астарот, Фекс, Сакар, Лилит и другие — это древние имена языческих богов. Также и Неффалим стали частью идеологического оружия церкви. Ты нужен Дейдре для ее личных целей. Но тебе нечего бояться, если ты будешь осторожен. Неффалим неуловим, если только не захочет, чтобы его нашли.
— Поэтому я смог спуститься к Софи, когда очень того захотел, без помощи Ганса?
— Ты даже не представляешь, на что ты способен. Главное — используй это правильно.
Корниэль
Я так люблю смотреть на тебя… Пусть чаще всего мы видимся во сне. Я говорю о тебе в настоящем времени, потому что даже и думать не хочу о том, что мы можем однажды не встретиться.
Они не доверяют мне, а я не доверяю им. Я тоже для них «слишком», вот и все. Но с тобой все по-другому.
Ты не нуждаешься в объяснениях, почему я не в духе. Ты отдаешь мне всю свою любовь безо всяких причин, и поэтому мне нет нужды замыкаться. С тобой я не притворяюсь, что все хорошо, и так было всегда.
Иногда мне кажется, что стоит прекратить задавать вопросы, поскольку ответы на них не делают меня счастливым. Но тогда я вспоминаю о тебе.
Мой путь к тебе устелен этими ответами, как будто лепестками роз. И когда я найду ответ на свой главный вопрос, мы снова будем вместе.
Вольнодумец
В тот Четверг Корниэль жаждал Источника намного больше прежнего. Гнев высосал из него чуть ли не последнюю каплю энергии. К тому же на протяжении всей недели его раздирали сомнения: стоит ли Софи возвращаться в Нью-Йорк, ведь, по словам ангелов, именно там находился штаб Ока, а Корниэль все еще не знал, кому можно доверять, а кому — нет.
Блейк не выходил на связь, а Ганса будто след простыл.
Передвигаясь зелеными коридорами на юг от Мира Джой, которой также не оказалось на месте, Корниэль не слышал собственных шагов.
В нем бурлило неистовое желание, и все, что он видел перед собой — зеленые глаза Софи. Они мерещились ему повсюду. Густой аромат ее духов вперемешку с запахом «воды жизни» окутывал его мозг, разъедал его, мешал думать.
Наконец добравшись до своего Дома, он переместился. Еще несколько минут — и, миновав озеро и прекрасные кипарисы, Корниэль снова оказался на «чердаке без лишних глаз».
Растеряв все мысли, он жадно поглощал энергию, но никак не мог насытиться ею. Корниэль торопился, поскольку ему не терпелось продолжить уготовленный для него «квест».
Наверняка он сможет найти того, кто знает других Неффалим и тогда он сможет взглянуть на все глазами таких же, как он.
Следуя собственной традиции, Корниэль сделал свой традиционный шестой глоток.
Но вернув трясущееся изображение в сосуд, он встрепенулся.
— Здравствуй, Корниэль, — послышалось из глубин Источника.
Корниэль отошел от каменной чаши. Но напевный потусторонний голос звал его обратно.
— Неффалим-Неффалим… да что они о нас знают! — бурчал фантом. — Засунули бы они это пророчество в свои ослиные задницы!
Корниэль подошел ближе. Затаив дыхание, он заглянул в сосуд. На него смотрело его собственное отражение с черными, как ночь, глазами. Корниэль вскрикнул от неожиданности.
— Ты еще кто такой?
— Ты что, не рад меня видеть? — ерничал фантом. Переборов свой страх, Корниэль наклонился ближе.
— Смело, — протянул тот.
Улыбнувшись уголком губ, он подмигнул, чем вызвал у Корниэля колики внизу живота.
— Ауч! — вскрикнул Корниэль.
— Прости. Но время поджимает. Я не намерен вечно ждать твоего седьмого глотка!
— Ты — лишь плод моего воображения! Так что проваливай!
— Всего лишь… — бурчал фантом. — Так меня еще никто не оскорблял.
Почувствовав резкую боль в ногах, Корниэль с хрустом упал, нырнув головой в Источник. Свежая вода ласкала его горло. Душистый запах пробирался в самые потаенные уголки его сознания. Перед глазами мелькал образ Софи. Звук прибоя смешивался с пением птиц. Он будто оказался в другом измерении, наблюдая за всем прекрасным, что уже успел пережить. Его горло спазматически двигалось, встречая все новые и новые глотки воды. Он выпивал жизнь, напрочь забыв о последствиях. Энергия волнами расплывалась по его венам, расслабляя каждую мышцу, каждую клетку.
Он будто растворялся в душе Софи, вбирая все больше и больше силы. Все больше Любви.
Затем тело окрепло. Его руки вцепились в сосуд, но не для того, чтобы от него оторваться. Глотки стали осознанными, и ему хотелось еще.
Софи снова явилась ему. Он видел девушку настолько четко, что, не будь он осведомлен, то принял бы ее за настоящую. Она была так близко, что ангел ощущал тепло ее кожи, и вдруг, схватив девушку за руку, повернул ее к себе. Обхватив осиную талию, Корниэль поцеловал возлюбленную — сперва легонько, но потом его губы настойчиво впились в нее. Ангел прижимался к девушке, пока ее спина не коснулась ствола дерева. Софи тоже прижималась изо всех сил, направляя Корниэля обратно к сосуду.
Спустя не то минуты, не то часы, Софи прервала их поцелуй, и, одержимый, он сделал свой последний глоток.
Вольнодумец
Штаб-квартира Ока,
Нью-Йорк, Нью-Йорк,
США
На гладко уложенные волосы падал сдавленный свет. Перебирая пальцами по письменному столу, женщина то и дело поглядывала на стрелки наручных часов. Расстегнув верхнюю пуговицу блузки, она откинулась на спинку кожаного кресла.
В дверь постучали.
— Ну же, не медли! — крикнула женщина командным тоном.
Еще одна «благородная социопатка» забыла принять пилюли.
— Готово! — заявил Прац, положив перед своей хозяйкой свежий номер газеты. — Время в Межмирии идет гораздо быстрее. Оправиться ей поможет кое-кто другой.
Изнывающая от скуки на Уолл Стрит «бомба замедленного действия» заметно взбодрилась и взяла в руки газету.
На Таймс-сквер в Нью-Йорке автомобиль врезался в прохожих
Одобрительно кивнув, женщина велела Працу присесть.
Легковой автомобиль сбил прохожих на Таймс-сквер в Нью-Йорке
Пострадали не менее 23 человек
Три человека погибли на месте
Инцидент расследует ФБР
— Бывший военнослужащий? Неплохо, Прац, нужно отдать тебе должное.
Женщина не отрывала глаз от фоторепортажа. Улыбка стервятника не сходила с ее лица.
— Зачем тратить драгоценное время? У парня и так были проблемы с психикой и алкоголем. На войне чего только не увидишь. Мой инструмент стал последней каплей.
— Истерика?
— Обижаете, — протянул Прац. — Отчаяние.
Женщина указала ищейке на дверь, праздно запивая очередную победу. Но тот не спешил покидать кабинет. Нервно поглаживая широкий галстук, он добавил:
— Связь Корниэля и Софи ослабнет. Но как же Неффалим?
— О, об этом можешь не беспокоиться, — отмахнулась она. — Он давным-давно отказался сотрудничать с любой из сторон.
— Но он ведь…
— Неффалим ушел из Совета, никто не знает о его судьбе!
— Но вы ведь знаете…
— Вон! — крикнула женщина и отшвырнула газету прочь.
Боясь накликать «гнев Господень», Прац пулей вылетел в коридор.
Корниэль
Когда я открыл глаза, было уже утро. Я лежал на животе посреди холла собственного дома. Холодный мраморный пол вызывал дрожь по всему телу. Но очнулся я не от этого.
Двое взволнованных мужчин в белых тогах, стоя в нескольких шагах от меня, о чем-то нервно перешептывались. Голова раскалывалась на части, и я ощущал острое чувство тревоги.
Увидев, как хозяин приходит в себя, мужчины переглянулись и быстрым шагом направились ко мне. Схватив за руки, всеми силами сковывая движения, они связали их и велели мне не задавать вопросов.
Шлепок — и мы оказались в Вершине.
Обескураженный, я то и дело успевал перебирать ногами по разгоряченной дороге в направлении центральной улицы, проход на которую для меня, как для Ангела-неофита, был запрещен.
Нас вела средней ширины улочка, ослепляющая своим великолепием. Белоснежные дома с изумрудными ставнями создавали атмосферу духовной чистоты. Было так тихо и безлюдно, что я слышал собственное сердцебиение. Время от времени до нас доносились внезапные всплески голосов. Складывалось впечатление, что кто-то, вооруженный пультом, то и дело то включал, то выключал звук.
В конце улицы нас встречало помпезное здание, с фигурной крыши которого спадали гроздья уже знакомых мне прозрачных ягод из Сада. Множественные ступени, ведущие к главной двери, были оплетены лозами винограда, только что умытыми кратковременным дождем. Мои босые разгоряченные ноги наконец почувствовали облегчение.
Мы вошли.
Здание было выдержано в греческом стиле. В голову сразу пришла мысль о Пантеоне Богов, но тут же улетучилась, ведь, как сказал Блейк, все они были лишь у подножия Вершины.
Стены холла были увиты плющом и глицинией, в глубине висело знамя Сообщества — Т-образный крест, обвитый голубой розой. Вместо мраморного пола меня вела свежая, налитая росой тропа.
Атмосфера, в которой мы очутились, превзошла все мои ожидания. Это был тот случай, когда в роскоши не было ни грамма высокомерия. Все провожали меня благодушными улыбками, в которых не было скрытого порицания.
Свернув налево, мы уткнулись в закрытую дверь, которая при первом же прикосновении одного из стражников растворилась в воздухе, издав характерный шлепок. Мой слух был обострен, и я вздрогнул от неожиданности.
В зале суетились мужчины в тогах. В дальнем углу Вивьен, уже знакомая мне подруга Ганса, поправляла венок из ветвей оливы, который никак не слушался ее взволнованных рук.
Отсутствие снобизма в эстетической красоте этого места окончательно подчеркнул мужчина в банном халате, неспешно потягивающий чай из чашечки, сидя в одном из кресел за главным столом. Его глаза, полные предвкушения, так и бегали из стороны в сторону, как оказалось после — в поисках меня.
— Лео! — послышалось из середины зала, когда мы смешались с толпой.
— Да, да, — нехотя ответил он, остановив наконец свой взгляд на мне.
Поставив чашку на покрытие из белого дуба, минуя чайное блюдце, ангел расплылся обворожительной улыбкой. Поймав упрекающий взгляд более «презентабельного» соседа, он заметно взбодрился, не скрывая восторга от такого непредсказуемого начала дня.
Когда все поутихли, женщина у центра стола приподнялась и, приложив руки к вискам, глубоко вдохнула. Через доли секунды я и остальные ангелы сидели на высоких белых стульях, выстроенных полукругом. Единственное, что отличало меня от окружающих — потрепанный вид и место в центре зала. Я чувствовал себя белой вороной, хотя мой внешний вид и отсутствие воспоминаний о последних сутках создавали, скорее, образ подбитого голубя.
Впившись пальцами в подлокотники, я уставился на женщину.
— Приветствую вас, Братья и Сестры, — голос женщины был на удивление мягким и спокойным.
Она обладала грубоватой внешностью, а ее пронзительный взгляд заставлял меня краснеть. Тонкие запястья виднелись из-под длинных ниспадающих рукавов белой шёлковой мантии.
— Сегодня, — продолжала она, — тот, к счастью, редкий день, когда один из нас оступился.
Стараясь не делать лишних движений, я осмотрелся по сторонам. Сложно казаться незаметным, когда ты — виновник торжества. Но как ни странно, никто не посмотрел на меня в ответ. Будто они заведомо не хотели, чтобы я чувствовал себя неловко.
О чем идет речь? В чем я оступился? Что, черт возьми, случилось вчера? Вопросы безжалостно атаковали мою голову. Меньше всего на свете мне хотелось не оправдать надежд своего Ангела-Хранителя. А раз я все еще не встретил его, то он мог быть одним из них, сидел в этом зале и краснел за меня.
Молодой мужчина в банном халате приподнялся и, вытянув перед собой левую руку, взял слово:
— А разве это не Посвящение мистера Поупа?
Недовольно приподняв бровь, мужчина перевел взгляд с меня на женщину. Та не отвечала.
— Дейдра! — окрикнул он ее.
— Мистер Поуп — главный обвиняемый в самом грубом и посему непростительном нарушении Закона нашего Сообщества, а именно — в осушении Источника, что автоматически приводит к изоляции и обесточиванию.
Подняв вверх старый сверток бумаги, женщина продемонстрировала присутствующим первичный документ.
— И что это? — пренебрежительно спросил мужчина.
— Кодекс Вершины, я попрошу, — на невозмутимом лице женщины начали появляться признаки раздражения.
— И что? С чего вы вообще взяли, что это он?!
Резко отодвинув стул, взбунтовавшийся ангел подошел к одному из судей по имени Гедеон и пнул его в плечо.
— И с каких пор ты решаешь судьбу Избранных? — схватив судью за воротник, он готов был душу из него вытрясти.
Белая мантия играла контрастами на фоне смуглой кожи «отважного воина». Я вспомнил Книгу Судей, которую изучал в университете, думая, что это всего лишь вымысел. Не понимая, что происходит, я хотел сквозь землю провалиться и приземлиться желательно на мягкую постель, предпочтительно в Чефалу.
— Прекрати! — за моей спиной послышался грубый голос Блейка, от чего мужчина нехотя разжал руки. — У нас есть свидетель.
По левую сторону полукруга, несмело приподняв руку, дала о себе знать Вивьен Ли. Ее венок небрежно свисал на одну сторону, но это никак не портило ее внешнего вида.
— Прошу свидетеля представиться, — снизив тон, произнесла Глава Совета.
Стул предательски заскрежетал по полу, и лицо Вивьен покрылось легким румянцем.
— Вивьен… Ли, — еле слышно ответила девушка.
— Громче! — крикнул Лео. — Пускай все знают, кто покрывает истинного преступника.
— Вивьен Ли, Ангел 2-го уровня, — собравшись с силами, произнесла она.
Из ее глаз еле заметно пали две тонкие слезинки, но она тут же отмахнулась от них.
— Прекрати с ней так разговаривать, — одернул его Блейк.
— Твой любовничек пропал ведь? Ни слуху ни духу.
Вдруг ко мне пришло осознание. Я не видел Ганса целую неделю. Что, если Вивьен с ним заодно? Что, если они тайно работают на Око? По телу пробежала волна дрожи.
— То же самое можно сказать и о тебе, Леонардо.
Ехидно улыбаясь, из-за спины Вивьен показался Гедеон.
— Что же ты клеветой соришь на старого друга?
И тут мои мысли зашли в тупик. У Ганса не было никого ближе Лео, так почему же последний встал на мою защиту? Неужели Лео — мой Хранитель? Нет, этого не могло быть. Ганс бы не упоминал о нем так часто.
— Тишина! — произнесла Дейдра Пенн и разговоры утихли. — Прошу всех разойтись по местам. Кроме вас, моя дорогая.
Она улыбнулась, вселив в девушку немного уверенности. После того, как ангелы утихомирились, Глава продолжила:
— Расскажите Совету, что вы видели вчера?
— Я возвращалась из Дворца Свободы, — начала Вивьен. — У нас была встреча… с Хранителями Знаний. Было уже поздно… вернее, это было раннее утро… — Затем, поджав губы, она произнесла: — Его глаза были чернее ночи. Одним взглядом он заставил меня молчать. Он шел, и я шла следом. Он подчинил меня своей воле… а затем я обнаружила, что его руки… его руки… они были обуглены…
Палец Вивьен рисовал воображаемый узор на ее длинной тоге. Она вся дрожала, и ее голос переходил на шепот.
— Это был уже не Корниэль… Он нарушил баланс! Он ничего не помнит! Источник туманит рассудок, вы же знаете!
Девушка практически не замечала, как слезы текли по ее щекам. Что ею двигало? Сверхпреданность Сообществу или она переживала о том, что ее возлюбленного могут обесточить, как главного подозреваемого? Ведь Ганс был «не в том положении», чтобы играть с законом. Что, если сутью фразы, сказанной им в Лериде, было то, что он уже был подозреваемым? В моей голове воцарился настоящий хаос. Я чувствовал, как взгляд Блейка сверлит мой затылок.
Кровь хлынула к лицу. Мой пульс участился, а в горле застрял ком. На минуту я даже поверил Вивьен, ведь я действительно ничего не помнил. Что, если я решил сделать седьмой глоток и не сдержался? Я крепко обнял себя за печи и постарался восстановить дыхание.
— Стоп! — возразил Лео. — Это нелепо!
— Прекрати, старик!
Громоздкая рука Блейка приземлилась на его плечо.
— Но где же Трузс? Почему вы не спросите Правду о правде? Да что с вами?
Резко смахнув руку старшего товарища, ангел подошел ко мне и, схватив за предплечье, заставил меня подняться.
— Не смей!
Одним жестом Дейдра Пенн усмирила Лео и усадила его на отведенное ему место.
— Я не намерена играть в прятки!
— Я вижу, что вам по душе более изощренные игры. Да вы хоть представляете…
Не успел он закончить, как в разговор вклинился Гедеон:
— Пойми, Лео, никто не желает Корниэлю зла. Трузс сбежала.
— Так может пора бы относиться к женщинам Вершины более лояльно?
— Что ты имеешь в виду, засранец?!
Голоса звучали громче, перерастая в крик.
— И твоя мать чем-то недовольна?!
— Не смей говорить ни о моей матери, ни о матери Ганса! — сквозь зубы прорычал Лео.
Не желая больше слушать оппонента, мятежник принял еще менее «доброжелательный» вид. Как истинный фанат живых поединков, Лео выхватил свисающий до голени меч Гедеона и застал его врасплох. Еще мгновение — и тот был наглухо приклеен к стене, лицезря собственный меч в области ключицы.
— Снова за старое? — прохрипел Гедеон. В его глазах зарождалось сияние. — Я буду делать это столько, сколько потребуется для твоего перевоспитания.
Вольнодумец
Щелчок пальцами — и они оба стояли по уши в воде.
Один разгневанно смотрел на бунтовщиков с дальнего края бассейна. Умыв лицо, Корниэль замер. Вилла Папирусов — место, волшебным образом ожившее на его глазах.
Погребенная под слоем пепла, роскошная древнеримская вилла в четверть километра длиной снова была первозданной, сияющей и не тронутой временем. Десятки бронзовых и мраморных статуй, бюстов античных литераторов и исторических деятелей смотрели на них сверху.
Бассейн осушили. Бунтовщики выбрались наверх.
— Тебе есть что сказать? — спросил Гедеон, глядя Корниэлю в глаза.
— Нет. Это ваша вечеринка. Я — всего лишь гость.