Сергей Яшин
Кора
1
С тех пор как Кора удалилась, круг моей судьбы замкнулся, и я полюбил уединение.
Моя жизнь перешла за грань яви и, сроднившись с таинственным мiром призраков и неясных миражей, постепенно приобрела сходство с тонким рисунком, нанесенным на матовую поверхность восточных фонарей.
В углах моего дома, в полусумраке задернутых гардин, в отдалённых покоях, окутанных лиловыми вуалями забвения, ещё оживали смутные образы былого. Они открывали свои безкровные губы и вели тихий рассказ, повествуя о маленьких феях, умирающих вместе с Цветком и о холодном прозябании потемневших зеркал, хранящих в своей глубине чьи-то красивые, но отуманенные лица.
Моя душа ещё трепетала. Она вдыхала арматы увядания. Она различала тени, но столь прозрачные, что даже она, такая чувствительная не распознавала то, что они несли на своих обессилевших крыльях.
Единственным моим спутником оставался сверчок, поселившийся в письменном столе. Он каждую ночь исполнял свою монотонную серенаду. По сути, он был существом не материальным. Он жил как одна сплошная тональность, вечное молитвословие резигнации и одиночеству.
Унылые дни! Скука угасающего сердца!
Ничто больше не утоляло меня. Даже самые изысканные наслаждения иссякли, и золотые капли действительности не радовали мой дух.
Повседневным моим развлечением было перечитыванье старых писем и болезненное любование амулетами всего отжившего.
Вот лента… Она стягивала её волосы. Её ли? Любовная записка и ещё несколько посланий… Мучительный гербарий минувшего. Авот и маленький флакон… В нём иссякли духи. Он мёртвая призма, преломляющая скупые лучи в радужную игру неотвратимых грёз. Любимец. Наперсник. Желанная игрушка. Я долго любовался им, лаская холдные грани, и что-то странное проникало в мою суть. Возможно, желание молиться? Но я не находил слов и не знал Того, Кто оставался для меня всего лишь иллюзией. Одной из многих, среди загадочных мерцаний и еле уловимых предчувствий.
2
На окнах моего дома всегда висели тяжёлые гардины, ибо дневной свет утомлял меня. Только в рассветные часы я раскрывал окна, чтобы полыхание рубинов и трепет аметистов воссоздали причудливый витраж. Но как сие было мимолётно. Гасло… Светлело… Привычным движение руки я опускал гардины. Наступала ночь.
Кора! Где ты? В каких сферах потерялся твой след? Временами в состоянии совершенного забвения я чувствовал на лице её прохладные пальцы. Но всё слабее, всё призрачнее становился её образ. Он меркнул и сливался с уныниемдней.
Особого рода истощение и духа и плоти, по счастью избавило меня от сладострастных томлений, и я вспоминал Кору сугубо, как аромат цветка или давно слышанную музыку.
Кора, ты звучала для меня серебряным плачем лютни. Ты словно неясный туман простиралась над безмолвными урочищами озёр и таяла в розоватых проблесках утра.
3
Кора……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
4
Но нет… Мимо… Я уже почти не различал предметов внешнего мiра, но что-то намекало на то, что должно было случиться в один осенний вечер.
Иногда, в сумерках, я совершал одинокие прогулки, предаваясь созерцанию лунных пятен и странных узоров среди голубоватых бликов.
Знал ли я? Догадывался ли? Ещё скованна была моя душа. Ещё не коснулась она последних Порогов.
Я брёл одинокой тропою, и моя тень скользила среди опавшей листвы и мерцающей влаги. Фантономная луна уже проливала свой отравляющий свет.
Именно в сем свете, в погребальном ли, подвенечном ли покрове, я увидел её. Она вскидывала изящные руки и подбрасывала прозрачные соцветия.
Кора! Сквозь хлеставшие по лицу ветки я бросился к ней,не помня себя от скорби и блаженства.
Но рассыпался сверкающими брызгами столь милый образ и ледяными каплями покрыл моё лицо.
Забытый фонтан ещё жил в глубине аллеи, взметая звенящую струю призрачного водомёта.
И тогда всё изменилось. Внешнее и внутреннее перестало существовать, претворившись в переливающееся единство. Вместе с водомётом я взметнулся в бескрайность звёздного простора. Ни меня, ни её больше не было. Был только ослепительный экстаз растворения. И ещё Танец. Непрерывный. Вечный. Среди стремительных комет и замирающих от восторга светил.