Сергей Яшин
Красавица и чудовище
1
Зеркало выгнулось в мучительной гримасе и звенящими осколками обрушилось на мрамор плит. Оно так и не отразило мои черты, в очередной раз, содрогнувшись от ужаса и отвращения.
Прозрачная поверхность пруда, на коей в сомнамбулическом забытье покачивались лилии, подёрнулось мутной пеленой, отравленная моим обликом.
Мерцающее пространство столового серебра сгустилось тяжёлыми сумерками и опочило, едва приступил я к трапезе.
Ничто не в силах вынести моё отражение. Всё отражающее меня умирает. Всё гибнет при моём отражении. Пространство сворачивается. Время агонизирует. Ибо я – Чудовище.
Я странный Зверь, покрытый косматой шерстью.Моё тело подобно извивающимся корням причудливых растений. Мой взгляд убивает певчих птиц, осмелившихся приветствовать восходящее солнце. И как сие древнее светило ещё не померкло, согревая мою плоть в часы предутренней истомы?
Я ужасен. Мой огромный елдак изогнут в бесстыдстве сатириазиса. Половые галлюцинации заставляют его разряжаться зловонным семенем, в липкой массе коего извиваются адские твари.
Похоть и боль сливаются в причудливом томлении по Деве, коя обречёт меня на смерть, принеся в жертву то, что заставляет меня слагать гимны.
Гимны похожие на вой.
Гимны похожие на стоны.
Гимны в коих слышится жалоба кота с перебитым позвоночником, плачь избитого ребёнка, упрёки поруганной девственности.
Гимны проклятий.
Гимны отчаяния.
Впрочем, мне ведома только часть сего древнего пророчества. Половину манускрипта сожгли своим дыханием юркие саламандры. Смертный приговор, вынесенный, но не зачитанный до конца. Инфернальная эпистола.
2
Я не ведаю, как очутился в своём зачарованном замке, стоящем на каменистом острове. В тюрьме в кою Провидению было угодно заточить меня, отгородив от кошмара живых и мёртвых, по обе стороны бытия. Видимо мой Творец и воздвиг сию крепость. Я не помню, когда мои копыта эхом отозвались под гулкими сводами. Вечность, не совсем подходящее понятие к измерению моего прозябания. Однако, Цветок, похоже, не принадлежит Вечности. Он пребывает за её гранью.Он не принадлежит, вообще, ничему. Я назвал его Цветком, что бы, хоть как-то, определить то, что алыми отблескам однажды вспыхнуло в глубине моего сада.
Алыми, как восход.
Алыми, как закат.
Алыми, как рана на горле возлюбленной.
Алыми, какискусанные от нетерпения губы.
Алыми, как первая менструация Той, коя должна принести погибель.
Сей Цветок – герольд абсолютно Иного. Он посланник моего далёкого Отечества, где должно быть прошло моё детство, до того как я очутился в замке. Он – моя вечная Ностальгия. Он единственный не трепещет при моём приближении. Ему не нужны слова. Он требует только гимны.
3
Сие случилось в час полной луны. Когда лунный свет отравляет своей горечью зыбкие бассейны, а цветы акации вздрагивают от непонятного присутствия.
Когда седые алхимики собирают вреторты бледные отсветы, дабы сочетатьМужское и Женское.
Когда яд луны стекает по мрамору статуй, и они зачинают от него странных детей, умирающих в лучах злого рассвета.
Морской прибой вынес Её на прибрежный песок вместе с изысканными раковинами и издыхающими рыбами. Деву с телом, похожим на слиток серебра. Когда я обнаружил сие сокровище, волны ещё играли Её волосами, подобно причудливым водорослям. Они казались почти седыми. Сквозь сомкнутые веки мерцали Её гипнотическиезрачки. Дар моря. Нереида. Убийственный трофей. Она пребывала не то, что бы в обмороке, но Её жизнь находилась на грани неведомого. Я бережно подобрал Её, как сломанную лилию и отнёс в свои покои.
4
Лаская мою косматую шерсть, она заливалась, каким-то особенным смехом,схожим с перезвоном множества колокольчиков.
Днём мы развлекались, играя в скачки по моему замку. Прохладой своих бёдер она стискивала мои бока и погоняла разовыми пятками.Мы услаждали себя самыми изысканными яствами. Неведомыми фруктами, чья кожа лопалась при одном прикосновении, а жгучий сок стекал по нашим рукам. Мы наслаждались мясом глубоководных тварей,что возбуждали страсть и вдохновляли на самые безстыдные эксперименты.
Ночами я проникал в самые сокровенные гроты Её плоти. В моём семени больше не извивались уродливые существа. Гейзером оно изливалось в недра моей Возлюбленной. Её лицо искажалось сладострастными гримасками, а губы окрашивались рдением. Она любила меня с какой-то обречённостью. Глубина Её глаз не меркла, отражая Монстра.
Смех и стоны.
Сладострастие и мука.
Красавица и Чудовище.
5
— Что желаешь, Ты, Любимая?
— Подари мне Цветок.
6
Алое сияние постепенно меркло. Оно вздрагивало, как угли в кадильнице. Ещё мгновение… Ещё… Погасло… Агониялепестков в тонких пальчиках. На Её ладонях выступила кровавая влага. Цветок ещё трепещет. Умер… Рассыпался кровавым прахом… Герольд Иного покинул меня.Весть о моём Отечестве, более не оглашала опочившие залы.По безконечным лабиринтам моего пристанища шествовала немота. Её легкие прикосновения поднимали пыль, оседающую сероватым покрывалом. Только перешёптывались пауки, повиснув на серебряных нитях.
Зеркало не померкло в ужасе. Оно отразило черты прекрасного юноши. Чудовища больше нет.
7
Наша безудержная оргия продолжалась. Вино пьянило, и жаркое распаляло похоть. Ласки становились всё более жестокими. Поцелуи сменились укусами. Совокупление походило на кровавую бойню. Наши крики пугали нетопырей. Изменения, произошедшие с моим телом, породили и новые выражения любви. Нежность погасила свой бледный светильник. Страсть, не ведающая жалости, затеплила багровый факел. Кожаные плети рвали кожу с неослабевающим остервенением. Иголки вонзались в плоть. Расплавленный воск стекал со свечей на гениталии. Ложе любви трансформировалось в пыточный станок. Мы сливались в единое существо, бьющееся в пароксизме боли. Мы праздновали пришествие садистического Андрогинна.
8
Кого Она любит? Чудовище или смазливого юнца? Она изменила Монстру… Какая мучительная раздвоенность… Свести счёты с проклятой жизнью? Броситься с самой высокой башни в развёрстую пучину? Сбежать сумрачной тропой суицида? Да не будет сего! Безконечная решимость переполняет моё существо, предавая мне нечеловеческие силы. Силы Чудовища.
9
Лезвие кинжала и женское горло. Неожиданная встреча поражающей стали и пульсирующих жилок. Белоснежная кожа и кровавый фонтан. Красавица даже не поняла, что произошло. Или наши утехи окончательно притупили любое чувство? Я некоторое время удерживал Её в объятиях, и мне передавалась тарбуленция предсмертных судорог. Я целовал Её губы. Я чувствовал прохладу Её зубов. Наши языки встречались в последних лобзаниях. Я дегустировал Её кровь. Я наслаждался вкусом. Я пьянел словно от горячего вина. Она выскользнула из моих объятий. Как огромная лилия Она лежала посреди зала, зияя кровавым порезом.
Её тело ещё не успело окоченеть, и я не упустил шанса воспользоваться его угасающей податливостью. Нежно… Нежно… Захлёбываясь слезами я скользил в остывающих глубинах. Тело Красавицы двигалось согласное с моим ритмом. Рана то раздвигалась, то сужалась в кровоточащую щель. Мне казалось, что она превращалась в хохочущий рот вакханки. Некрофилический оргазм – постижение настоящего между мучительным прошлым и ужасающим будущим.
Я насытился сладострастием и скорбью, дабы затем возвратить морю его мучительный дар. Плеск воды раздробился множеством звенящих колокольчиков. Море смеялось.
10
Зеркало выгнулось в мучительной гримасе и звенящими осколками обрушилось на мрамор плит. Оно так и не отразило мои черты, в очередной раз, содрогнувшись от ужаса и отвращения… Жизнь Чудовища зациклена подобием посмодернистического текста.
Игра…
Фрагменты…
Повторы…
Надеюсь ли я на очередном витке обрести Красавицу? Я не знаю. Мысли материализуются какими-то плачущими птицами и взмывают в безразличное небо.
Обжигающая лазурь.
Торжество пустоты.
Я пристально вглядываюсь в глубину сада. Ещё мгновение и она озаряется алыми всполохами. Всё моё существо наполняется Ностальгией по утраченному Отечеству. Я вновь обретаю себя. Я – Чудовище.