08.09.2018
0

Поделиться

Тарологическое (стихотворные комментарии к книге Олега Телемского Таро для всех и для никого)

Наталия Хафизова

Тарологическое

(стихотворные комментарии к книге Олега Телемского «Таро для всех и для никого»)

  1. Дурак

    Не просвет, не начальный мрак, –
    Полнота, что течет сквозь пальцы,
    обращаясь Ничто: Дурак
    простодушным идет скитальцем

    меж уделом небытия,
    коли бродит весь век по кругу,
    да вершиной, где он – судья,
    сам же моющий свою руку;

    он – не Что, а сплошное Как,
    завывающий в душах ветер,
    ибо – полнится Духом Дурак
    и открыт для всего на свете.

  1. Маг

    Дитя не ведает пределов и границ
    своей игры, веселья и азарта,
    его жестокость уличных убийц –
    от быстроты начавшегося старта:

    Единый, Единица, в ком борьба
    ещё не делит мир непримиримо,
    он ждёт сознанья с чистотой зеркал,
    иначе – не суметь, иначе – мимо…

    Маг – свет и тьма, обманщик и мудрец,
    добро и зло, явленье протоформы,
    певец Иного: Фауст и Гермес –
    суть имена его, что в принципе неполны;

    в сиянии любви и красоты
    нести мышленья меч – его забота,
    чтоб – на песках, но – развести сады,
    где «Я» себя достанет из болота.

  1. Жрица

    I
    Что скрыто в безмолвии лилий?
    о чём серебрится Луна? –
    снимая покровы с богини,
    мы раз-облачаем себя

    пред ужасом собственной Бездны:
    в её королевстве зеркал
    остаться себе неизвестным –
    что пасть у подножия скал,

    но если узреть и очнуться,
    то – праздновать чистую мысль:
    познавшим её – не вернуться,
    но лестницей Якова – ввысь.

    II
    И когда вместо почвы, скользнувшей куда-то прочь,
    обнаружатся Бездны объятия и зима,
    увильнуть от которых как будто совсем невмочь, –
    проведу сквозь неё, подарив вам по два крыла.

III. Императрица

Уют и страсть: попробуй удержись,
чтобы Земля не обернулась Бездной,
покуда та, что подарила жизнь,
Харибдой под ногами не разверзлась,

а та (от чьей заботы прочен тыл)
не заземлила, став петлей на шее,
не погасила для полетов пыл
взамен, чтобы отправить по аллее

к другим и разным, ибо только так
вершится жизнь природного начала,
где зелень – буйной чувственности знак,
и тело не однажды воскресало

под лунным светом, исполняя дух
высокого – вторичного – ноктюрна,
чтоб размыкался повседневья круг,
готового спиралью взвиться лунной…

  1. Император

    Начальное сиянье Воли к Власти –
    почти инстинкт безудержной борьбы
    за то, чтоб разделить весь мир на части,
    найти козла невиданной вины,

    несправедливо и немилосердно
    назначить – коли не нашли – врагов,
    подписывать законы красной серой,
    тасуя зло с добром без дураков,

    растить и убивать драконов вечно,
    взлетать орлом с добычею в когтях –
    то путь к единству, что так безупречно
    проложен между «можно» и «нельзя» ;

    как Бог-Отец оглядывает стадо:
    ему народ – что малое дитя, –
    с горы взирает гордый Император –
    граничит взглядом, где его земля,

    а у подножья – скопище героев
    с извечной жаждой власти их самих –
    не для того, чтоб управлять собою,
    но подчинить – уже себе – других…

  1. Иерофант

    На жертвенный костёр влачить свое былое,
    в котором мир – един, но, словно рыба, нем:
    рождение себя – лишение покоя
    под Логосом, чей зов влечёт покинуть плен

    Закона, что суров в отсутствие свободы,
    и Веры, что от догм – надрывна и слепа:
    пусть Слово рассечёт, как меч, незнанья своды!
    да защитит Любовь вкусившего плода! –

    поддавшийся игре не знает власти масок,
    но сам вершит из них сплошной круговорот,
    из множества вокруг плескающихся красок
    он пестует одну – оранжевый восход;

    как в Слове расцвела безводная пустыня,
    как вслед за богом мир воссоздает поэт,
    так страстное дитя вещам лепечет имя,
    из тьмы своих глубин шагнувшее во свет.

  1. Влюбленные

    Познать свободу воли в междусловье,
    вне колеи – привычной и удобной,
    лишиться всех прописок безусловных,
    шагнув в Ничто – ничейно и свободно,

    оставив за спиною волю к власти
    с её опекой или подчиненьем:
    идти к любви, отринув участь части, –
    к себе дорогу не найти вернее;

    и, как бы ужас перед первым шагом
    в свое Иное не тревожил тени,
    покинуть Еву непременно надо
    и за Лилит последовать меж терний.

VII. Колесничий

Триумф ума, чья воля правит миром,
всё различив и подчинив себе,
став для себя же признанным кумиром:
а как тут усомниться, коль в борьбе

нет равных, ведь в поводья колесницы,
дозволенной когда-то лишь богам,
запряжены стихий смирённых сфинксы
возничим, устремившимся к вратам –

его избравшим: не своею волей
он движим, как когда-то – Моисей,
и как однажды, спраздновав героя,
стал странником далёкий Одиссей,

в морских перипетиях познавая
Её и даже более – себя…
путь Колесничего – побег из сердца рая
для причащенья Дао бытия.

VIII. Регулирование

Игра богов есть мера всех вещей,
Иное, неподвластный людям фатум:
поддержка равновесия – их цель,
а вовсе не стяжание расплаты

в момент, когда пределен воли раж
под верой человека: я – всесилен! –
раз мера превращается в мираж,
то как не стать подверженным стихии,

чей меч не справедливый суд вершит,
но отсекает, ибо (осторожно!)
там – в сердцевине грезящей души –
своё Иное зреет денно-нощно:

его коль не принять – не станцевать
на лезвии божественное танго,
не удержать в балансе страсть и стать,
коль не отбросить старое нещадно.

  1. Отшельник

    Чтобы в начальных водах океана
    зажечь огонь
    и пронести негаснущее пламя,
    раскрыв ладонь,

    придется: Брахме обернуться Шивой,
    чей смертен лик,
    а Персефоне стать царицей мира,
    познав Аид,

    против теченья легкой чашей Будды
    поплыть к себе,
    узнать, как Дао полнятся сосуды,
    и в тишине,

    отгородясь от суеты, идеи
    растить зерно —
    готово ль, не готово время,
    а – суждено!

  2. Фортуна

    Взлёты сменяют паденья,
    а за падением – взлёт:
    мир производит верченьем
    сказочный круговорот,

    если его сердцевина
    в десять алмазных лучей,
    будучи первопричиной,
    преображает теней

    силу в могущество Воли –
    в щедрый сближающий свет,
    чье торжество не неволит,
    ибо – узора обет!

ХI. Вожделение (Сила)

I
Во множестве женщин видеть единый лик,
любя лишь его – не судьба, но – ее сильней,
коли однажды неведомой мощью Лилит
были настигнуты до сердцевины своей:

зверь непокорный, подобно Энкиду, преображен
новым ноктюрном, разыгранным танго нот, –
сняты покровы с нутра и самой Бабалон,
огненной змейкою манит небесный Эрот.

II
Наездница коня не объезжает,
не властвует, хоть и царит над ним,
она его всего лишь окрыляет,
чтоб тот взлетел Пегасом до вершин,

не покоряет, отнимая волю,
но с ней сливает собственную мощь,
пока не обнаружит под собою –
не зверя – бога, кто ввергает в дрожь,

а после усмиряет пыл царице
(негоже под седлом скакать богам!),
и обращает деву дивной птицей,
даруя небосвод её крылам…

XII. Повешенный

Предать себя (что может быть глупее?)
из страха полететь иль из тоски
по раю, что потерян, но взлелеян
душою оскопленной от мечты –

вернуть себе утраченные узы
между собой и матерью своей,
не ведая всесилие обузы
добротных и невидимых цепей,

пяты, что сокрушаясь о Фетиде,
глядит назад: в петле и не шагнуть…
Висите? Что ж, самих себя вините:
меж Сциллой и Харибдою ваш путь.

XIII. Смерть

Дойти до точки, в коей пустота,
конец всех нитей и желанных далей,
нырнуть до дна кипящего котла,
войти в огонь – чернила для скрижалей,

отсечь косой накопленную спесь,
стряхнуть все цели безоглядно, дерзко,
очистившись до остова, как есть,
пред Смертью обнаружив свое место…

Но (!) взгляд в зиянье неживых глазниц –
единственный исход в свое иное,
ведь жажда красок в отсвете зарниц
сильней на чёрном и пустынном фоне,

безудержней средь тишины сплошной
влечение к божественному танго,
в котором Эрос властвует тобой,
ведя со Смертью партию идальго,

чем высекает искры бытия;
Сатурн ли, Шива – лики переходов:
не возродиться, не пройдя нуля,
сгорев до пепла иль омывшись в водах.

XIV. Искусство

Священный брак меж небом и землей,
душой и телом, солнцем и луною, –
наставший лад, ведь невозможен бой,
когда все переплавлено собою,

когда не кошкой – важной по себе,
а – ставшей самой преданной собакой,
душа чутка к нехоженой тропе
и к счастью оказаться не распятой;

когда ни ум, ни сердце не болят
и не велят меж ними делать выбор,
но – Воля из глубин таращит взгляд,
хлеща хвостом невиданною рыбой,

вздымая мощью волны до небес,
из символов творя преддверье рая…
Вот только б не застрять навеки здесь,
распробовав покой, что дарит майя.

  1. Дьявол

    Когда нам кажется, что все приходит в срок
    в согласии с усильем и желаньем,
    что мы с собой – в гармонии, урок
    нам преподаст, явившись на свиданье,

    тот, у кого бунтарства дух – в крови,
    его соблазн – теням зиянье двери
    и вызов для признания черты,
    ведь сам он – вереница разделений,

    что возвещают внутренний раскол:
    упавшая звезда венчает духа,
    пленённого материей времён,
    но тем преображаемых до пуха;

    он – Пан, что сеет панику в душе
    до ужаса, питая одержимость
    как повод испытать на вираже
    свою необратимую решимость

    пресечь границ удобных хоровод,
    чем издревле питается гордыня…
    Но «око жизни» требует свобод,
    чтобы взметнуться в небо, вспомнив имя.

XVI. Башня

Когда скала находит на скалу,
и молний острие пронзает небо,
являя божий гнев (а не игру!)
в «награду» возгордившемуся Эго, –

что плавит воск Икаровым крылам,
в пыль обращает башню Вавилона,
ссыпая смыслы в кучи, ибо – хлам,
смешенье, хаос, даже – дно Иова,

которого пока не обоймёшь,
не опознать величие и силу…
Падение. И тщетно прятать ложь.
И бесполезно «Господи, помилуй!»

XVII. Звезда

Врата открыты. Капля стала морем,
не растворившись, а вобрав в себя
земли и неба воды, не-покоем
сияет Вавилонская Звезда,

сквозь семь покровов донося надежду –
обет разоблачённым обрести
серебряную нить, ведя чрез Бездну
игрой богов к свободе и Лилит.

XVIII. Луна

I
О, Чёрная Луна! – с потерянною силой,
спелёнутая тенью от Матери-Земли,
ты – та, что никогда не станет даже Сциллой,
отдав Харибде власть ничтожить корабли

иллюзией того, что не опасна Бездна,
но чей безумен рай – под именем «покой»
(то Мастеру давно доподлинно известно!):
сто терний – до Звезды, а счастье – под рукой;

о, Чёрная Луна! Не ведая спирали,
бежишь за кругом круг по воле не своей…
И – в такт тебе Земля саму себя зеркалит,
и, кажется, что нет спасения от теней,

но…

(совет на преодоление влияния этого аркана)

II
Покинуть надежду – не пугало дантова ада,
то – эйдос любого, кто знает паденье и взлёт,
кому пограничье – не место, а лишь – переправа
туда, где огляд бесполезен и хуже: убьёт, –

кто сам есть предел (оттого и ничтожны границы),
кто знает, что вкус совершенства – наивный искус:
идея – лишь чистая форма, как крылья без птицы,
как принцип, которому служит созвездие муз;

без капли надежды и мир постигаем свободно,
а в чаше любви – и нектар, и спасительный яд:
надежду оставь так стремительно-бесповоротно,
чтоб не было сил на желанье и путь назад…

XIX. Солнце

Быть с Богом наравне – его спасти,
как в сказке, из гортани крокодила,
и, поднимаясь в гору, донести
за облака, где вечное Светило

предъявит мощь Фаворского огня
сумевшему предстать Сверхчеловеком:
подъём – превосхождение себя
игрой, неутомимостью и смехом,

иначе не взобраться, а затем –
не удержаться, не упав к подножью…
Вершина – это вовсе не Эдем,
но – полное доверье бездорожью,

где власть безмерна только над собой
(пусть мир живёт, как хочет и как может!),
кто равен Богу, знает: не-покой –
удел того, кто в сути – лишь прохожий,

оставивший гордыню, оттого:
гнев – праведен, любовь – неодолима,
и новизною полнится нутро,
в котором – Я и вечное Светило.

ХХ. Эон

Солидно закутавшись, не опознать дерзновений.
держась за привычный уют, не объять его плен.
не смочь обуздать удлинения собственной тени
и дали от света, сокрывшись за толщею стен.

лишь те дерзновенны, кто знает никчёмность монеты
(орёл – что гордыня, а решка – бессилия знак):
им любо собой собирать во вселенной ответы,
а звёздную пыль наугад отливать в зодиак,

чтоб ладить гармонию сфер над своей головою:
от новых небес по-иному вздыхает земля.
Сгущаются тени в чернила. И пишется вволю.
И смотрится время в иные уже письмена.

XXI. Мир (Вселенная)

«И увидел я новое небо
и новую землю»
Откр. 21:1
И вовсе не бремя – расстрига:
познавшие скудость имён
спиралью последнего мига
свивают грядущий Эон, –

разрыв обернув обновленьем
в глазах изумлённых богов,
привыкших своим отраженьем
творить из людей двойников,

и вдруг потерявших дар речи
от дерзости быть наравне:
танцующий сверхчеловече
свершился в священном огне,

как Феникс, восставший из пепла, –
обласканный свежей зарёй
он зрит обновлённое небо
и новой дивится землёй

посредь устаревшего мира –
и пусть! что ему до него? –
когда рогоза ли, порфира
уже обернули нутро.