Беверли Забриски

Синхроничность в И-Цзин: Юнг, Паули и китаянка

Аннотация: Способность человеческого сознания выявлять и создавать образные аналогии наравне с математическими конструктами для объяснения картины реальности наглядно отражена в древнем китайском трактате И-Цзин. Книга сохранилась до наших дней и до сих пор представляет живой интерес, так как в ней особое внимание уделено всем видам противоположностей, обширному и разнообразному опыту переживаний. Знакомство Юнга с мудростью даосов произошло благодаря китаеведу Ричарду Вильгельму. Философские воззрения и математическое познания нобелевского лауреата по квантовой физике Вольфанга Паули сформировались под впечатлением от трудов Шопенгауэра и Лейбница. В своей переписке о природе бессознательного и синхроничности Паули и Юнг также обменивались мнениями о снах Паули про китаянку, её роль в его духовной жизни и его научных теориях[1].

Ключевые слова: открытие, Эйнштейн, И-Цзин, мыслеобразы, Юнг, предсказание, математика, Паули, синхроничность, Дао

И-Цзин в древности vs И-Цзин в наши дни

И-Цзин – Книга перемен или Книга всеобъемлющего непостоянства — основательное, неожиданное сочетание кажущихся противоположными друг другу частей. Она является аналогом предсказательных практик возникших 4000 лет назад в Китае, тогда как структура книги близка к современным кибер-системам. Концептуально книга и затронутые в ней вопросы основаны на мифологических образах, при том, что возможная их комбинация обусловлена цифровым кодом. Ученый двадцатого столетия, нобелевский лауреат, в области квантовой физики изучая свои сновидения осознал и истолковал как образную сторону своих снов, так и их математическую основу.

Считается, что в древнем Китае шаманы собирались вокруг источника огня, погружались в транс и передавали послания, полученные от «треска костяной муки в огне» [1]. Согласно адептам, с 1765 г. до н.э. и по сей день треск пламени видоизменился и предстал в более доступной форме, которую теперь уже многие способны наблюдать и интерпретировать, проецировать и выявлять. Шесть столетий спустя толкования шаманов были записаны на переплетённых полосках стеблей бамбука. Окончательно символы, образы и трактовки И-Цзин были собраны в «точную и краткую систему гексаграмм».

На момент датирования 3500 г. И-Цзин из ранних сборищ вокруг костров выросла в многочисленные собрания по всему земному шару. Данные распространялись и дорабатывались священнослужителями и представителями интеллигенции для выражения философских идей буддизма, конфуцианства и даосизма. Тексты вдохновляли западноевропейских теологов прошлого и волнуют умы представителей интернет-сообщества настоящего.

В разных культурах И-Цзин стала божественным прибежищем для заблудших душ, утешением для измученных, зеркалом для медитирующих, картой для вдумчивых, указателем для ищущих. К ней обращаются из праздного любопытства или по насущной заинтересованности, чтобы лучше разобраться в том, что кажется неизведанным, непознаваемым, либо невообразимым на первый взгляд. Психологическая сторона книги впечатлит тех, кто склонен задавать вопросы и искать ответы, а занимательная игровая подача понравится тем, кто предпочитает быть слушателем.

К И-Цзин обращались на деревенских площадях, на покрытых пылью перекрёстках, в лачугах из бамбука и в декорированных павильонах. Она изучалась в камерах иезуитских миссионеров в Китае и в библиотеках Шопенгауэра и Лейбница в Европе. В ней искали ответы обитатели особняков в Беверли Хиллс и Лондона.

Восприимчивый читатель разглядит в И-Цзин практическое руководство по работе со скважинами и кораблями, автомобилями и двигателями. Одиноким странникам указывала куда держать путь с возможностью прибыть и отбыть вскоре. Визуалы (человек с преимущественным развитием зрительной памяти — прим. переводчика.) встретят в ней богатое разнообразие различных видов и перспектив. Для поэтически настроенных читателей она предстанет кладезем реального и воображаемого мира, полного волшебных существ, птиц, драконов.

Для экстравертов И-Цзин станет источником знаний по организационным и управленческим навыкам, и даже по предсказанию погоды. В ней содержится информация по этикету и этике поведения, о том, как держать себя в обществе, стратегиям ведения споров и военных конфликтов. Это источник образцов для подражания и примеров поведения, которого стоит избегать.

Для интровертов и тех, кто склонен к самоанализу, И-Цзин станет прекрасным инструментом при работе со своими внутренними переживаниями, с картиной внутреннего ландшафта, в ней содержится схема по работе с самопознанием и познанием внешнего мира, а также о взаимосвязи внутреннего и внешнего миров.

Несмотря на то, что история гексаграмм берет своё начало в глубокой древности, столь далёкой от сегодняшнего дня, они сохраняют ценность и сегодня, так как в них прослеживаются образы и аналогии как обыденных неудач и неурядиц внешней стороны жизни, так и внутренних кризисов и переживаний: будь то досада по поводу спустившего колеса или недовольство отсутствием прогресса в личностном развитии, разбившаяся любимая ваза, разрыв прежде крепких отношений или крушение выстроенной системы ценностей; когда в поисках собственного душевного равновесия или поиске друга по душе вы находите лишь пустоту, схожую с пустой корзиной в торговом центре «Well». Интернет-сообщество организовало по аналогии свой WELL (The Whole Earth ‘Lectronic Link)[2] – пространство, которое можно уподобить “выдающемуся человеку” из книги И-Цзин, вдохновляющему людей творить и оказывающему им поддержку в благом деле взаимопомощи.[2]

Число и изображение

Современный мир цифровых технологий существует благодаря связи через интернет и характеризуется исторической преемственностью от реалий 17 века до двоичной системы инь-янь в философских и религиозных текстах. Хотя И-Цзин представляет собой образы из природы и культуры, тем не менее, как пишет современный «тех-гностик», «даже несмотря на то, что в ней представлены принципы и модели работы с душой человека, И-Цзин заложила основы к возникновению цифровой системы, и ее основные числовые последовательности известны любому хакеру». [3]

64 гексаграммы И-Цзин состоят из комбинаций двух типов линий – сплошной и пунктирной – имеющих свое значение. Значимость линий определена их местонахождением в гексаграмме, а также сочетанием шести последовательных линий. Таким образом, число рассматривается в трех аспектах: качество, количество и взаимосвязь.

Исследования метафизика Лейбница, изучавшего гексаграммы и «трудившегося над вопросами символической логики, вычислительных устройств и двоичные чисел,…. стали основанием для изобретения современных цифровых компьютеров».[4]

Лауреат Нобелевской премии по физике Вольфанг Паули, совместно с которым Юнг разрабатывал концепцию синхроничности, обратил внимание на многоплановость прочтения знаков И-Цзин. Он писал Юнгу: «И-Цзин можно смело назвать «популярной книгой по математике».[5]

Подобно тому, как двоичные числа воспроизводят данные в комбинациях, основные идеи И-Цзин передаются и воспринимаются посредством апелляции к образному мышлению и механизму резонанса. Начиная с XVII в. числовая система и изображения в И-Цзин, сформировавшиеся под воздействием реалий древнего Китая, проникали в полном объеме в западную философию. Паули считал себя последователем идей Лейбница, Лао-Цзи и Шопенгауэра, который «произвёл на меня неизгладимое впечатление» и «выразил с особой ясностью идею значимых совпадений». Он убедил Юнга обратиться к идеям Шопенгауэра, «находившегося под влиянием восточноазиатских идей, которые вы так часто цитируете».[6]

Под воздействием идей современной науки Юнг даёт определение душе как «подлинной интенсивности». [7] Паули называет «цикличностью». Возрождение этой терминологии позволяет нам вообразить человеческую душу как непрерывное излучение, своего рода энергетическую интенсивность, частоту, волну, и обнаруженные и изобретенные образы и числа, как её составляющие.

В основе И-Цзин присутствует одновременно три уровня подхода к изображениям. Изображение рассматривается через призму живописности китайских иероглифов, через описание, а также толкование понятий.

Человеческое тело обладает разумностью, психологическими характеристиками, а выражение духа происходит через внешние проявления. Книга Перемен покоряет не одно поколение людей по всему миру, преодолевая культурные и временные границы, поскольку чувственное и образное восприятие одинаково присущи телу каждого человека. Способность человека получать знания посредством чувств и проводить последующие аналогии поступает в хранилище визуальной информации, благодаря чему становится возможным применение пережитого опыта в другом месте и времени.

[3] Ibid., p. 147

[4] Ibid., p. 323; see also Cambray 2005

[5] Meier 2001, p. 44

[6] Ibid., pp. 37–8

[7] Jung 1975, p. 45

Если по высказанному Юнгом предположению, бессознательное представляет собой сложное многообразие, характеризующееся напряжением между парами противоположностей, заложенное в И-Цзин послание зиждется на полярных образах, взаимоперетекающих противоположностях: потенциальное и проявленное, текучесть и косность, готовность создавать и способность принимать, земля и небо, высоко и низко, молодость и старость, мудрость и глупость, умиротворенность и тревожность, мужское и женское – всё, что мы подразумеваем под дихотомией инь-янь.

Неожиданные и ожидаемые совпадения

Как правило, И-Цзин не рассматривается через призму аналитической психологии Юнга. Но диалог китайских теологов и юнгианских аналитиков позволяет установить связь двух концепций: западной идеи Дао и юнгианской психологической категории «синхроничность».

Концепция Дао в И-Цзин и категория «синхроничность» в юнгианстве предлагают близкую по сути картину мира, в которой человек – это неотъемлемая и возможно основная составляющая ткани мира. Созданные из одних и тех же частиц мы можем воздействовать друг на друга подвергаться ответному воздействию. Поскольку склад ума и mundus у всех людей примерно идентичны, мы способны вникнуть в суть предмета. Если совпадения становятся систематическими, то наблюдаемые сходства и аналогии приобретают значение и смысл.

Удивительно, но совпадения и синхроничность – это не одно и то же. В 1950 г. Паули пишет Юнгу о том, что их стоит различать:

«Я предлагаю заменить «синхроничность» на «значимое совпадение (correspondence – англ.)», чтобы подчеркнуть приоритет значимости совпадений, а не синхронности. Так более явной и видимой становится связь с первоначальным латинским словом «переписка» (correspondentia – лат.). Сверх того, я считаю важным подчеркнуть отличие спонтанных, действительных совпадений от надуманных, вызванных ожиданием события…что характерно и для гадания (имеется ввиду И-Цзин..) [8]

Паули подчеркивает, что отличительными чертами синхронности являются неожиданность и спонтанность, тогда как, читая И-Цзин, читатель уже настроен на поиск метафор, внутренне настроен провести мысленную аналогию, для него становится важным найти привязку к внешним обстоятельствам и внутреннему состоянию. Поскольку у обращающегося в вопросом уже заведомо есть картинка ожидаемого результата, он конструирует предположения и догадки, склонен анализировать, получаемый ответ и производимый эффект не является примером чистого эксперимента. В опыте такого рода происходит эффект смешивания ожиданий читателя и действительного значения предлагаемого Книгой образа. И если в синхроничности важен именно момент неожиданности, подобный опыт, в котором присутствуют определённые ожидания от гадания, хотя и имеет что-то общее с синхроничностью, но не является подлинным примером данного феномена.

В момент наблюдения феномена синхроничности характерна внезапность, неожиданность, спонтанность, отсутствие каузальности, единовременность и потенциально заложенная вероятность, определённый психический резонанс и трансформация через то, что Юнг называл «экстрасенсорностью». Значимо не само событие, а то, как проживает человек данный опыт и как он воспринимает данное событие.

[8] Meier 2001, p. 44

Некаузальный случай совпадения воспринимается психикой как глубоко личный и выбивает наблюдателя/экспериментатора за пределы обычных рамок восприятия. Синхроничность представляется своего рода «актом творения во времени», вознося личность в ту область, где происходит выход за рамки собственной значимости, важности и ценности.

Благодаря обращению к практикам гадания с помощью И-Цзин, где чистый эксперимент замутнен заранее ожидаемым результатом, а также к феномену синхроничности, где момент неожиданности является ключевым, были сделаны важные открытия.

Открытия и изобретения

Парадоксально, но связь между изображением и числом, психологией и математикой впервые была замечена не психологами, а учёными-исследователями мира науки. Юнга сразу привлекла идея прочтения символов, но от его внимания длительный период времени ускользала символика в математике. Вспоминая встречу с Эйнштейном Юнг пишет: «Представим математика и психолога — трудно вообразить более различных по менталитету людей. Если для математика мерой является количественный параметр, то для психолога в приоритете качественные характеристики».[9] Он также видел в разгадке сути натурального ряда чисел ключ к раскрытию тайны с момента их открытия научным миром. [10]

Эйнштейн описывал опыт переживания взаимосвязанности изображений и математики, воображения и его формулировок следующим образом:

Кажется, что слова не влияют на процесс мышления, причем не имеет значения, записываешь ты или произносишь их. Психические конструкты, из которых, как видится, и состоит мысль, представляют собой определённые символы, отчётливые или смутные образы самопроизвольно возникающие и так же свободно группирующиеся между собой. [11]

Его эмоциональное состояние при работе с находящимся на стадии намёка и только обретающим очертания предположением характеризовалось стремлением как можно скорее найти всему логическое обоснование.
Эйнштейн сравнивал воображение с интегралом: с психологической точки зрения операции с комбинациями – это первооснова эффективного мышления, которая происходит прежде, чем возникает логическое обоснование посредством слов или иных жестов, с помощью которых происходит общение между людьми. [12]

Для Эйнштейна такими жестами являлись зрительная реакция и некоторые мышечные реакции, тогда как «на обычные слова и иные жесты следует обращать внимание уже во вторую очередь, в том случае если упомянутая работа по группировке проведена основательно и может быть при желании повторена». [13] В свою очередь, Паули заметил, что «нестандартные математические функции представляют собой своего рода символ объединения противоположностей». [14]

[9] Jung 1953, pp. 108–109

[11] Ibid., p. 400

[12] Hadamard 1945, p. 142

[13] Ibid

[14] Meier 2001, p. 185

В журнале «Психология процесса изобретений в области математики» математик Жак Адамар сравнивает открытия с изобретениями. К открытиям относятся явления, которые уже существуют, но пока не известны, не познаны, не охвачены сознанием. Изобретение Франклином молниеотвода — это нечто совсем иное, чем его открытие электрической природы грозы, хотя психологические условия в обоих случаях абсолютно одинаковы. [15]

Такие ученые как Адамар, Эйнштейн и Паули признавали, что бессознательное действительно имеет место в их работе. Эйнштейн писал Адамару: «Достичь полной осознанности невозможно по причине ограниченности человеческого сознания». [16] С точки зрения Адаманд на процессе математических открытий существенное влияние оказывают неврология, психология, а также бессознательное. Он вновь обращается к тезису о воздействии наблюдателя на наблюдаемое: «принимая во внимание тот факт, что мышление находится под полным контролем мыслящего, возможно именно в тот момент, когда его взгляд обращается внутрь себя, и он приступает к анализу хода своих мыслей, наблюдатель нарушает целостность феномена, который он стремится изучить». [17] Паули пишет Юнгу «ситуация действительно парадоксальна, если дошло до того, что физикам приходится указывать психологам на то, что не следует принижать фактор бессознательного в их статистических изысканиях». [18]

Паули верил в то, что бессознательное «порождает видения», в которых отсутствует условность и смысловая нагрузка; им присуще скорее «второе дно» и это подтверждает тот факт, что вид воображения, который я называю «фоновой физикой» архетипичен по своей природе и это определенно следует учитывать [19]. Адаманд согласен с идеей предлагаемой современными философами о том, что познание характеризуется непрерывностью, сопровождается постоянными открытиями, что сама жизнь состоит из постоянных открытий, а значит, открытия имеют место и в науке и в искусстве, но их стоит рассматривать отдельным случаем». [20]

Принятие и пробуждение

Паули, познавшего истинную суть природы числа и изображения, не видел противоречия в том, чтобы после пробуждения заглянуть в И-Цзин, популярную книгу по математике: «Я часто обращаюсь к ней с тем, чтобы найти толкование приснившегося» [21]. Заключенная в ней эстетика Востока помогала выйти за пределы закостенелой картины мира, сложившейся у западного человека, за пределы научной ригидности. И-Цзин стала верным спутником, дарящим чувство наполненности и завершенности, позволяющим выйти за пределы привычных представлений, своеобразным тренировочным пунктом перед выходом в воспринимаемую реальность.

Размышления над снами как правило приводили Паули к гексаграмме под номером 51, Чжэнь, «Пробуждение. Встряска. Гром».

[15] Hadamard 1945, p. Xi

[16] Ibid., p. 143

[17] Ibid., p. 2

[18] Meier 2001, p. 53

[19] Ibid., p. 180

[20] Hadamard 1945, pp. xi–xii

[21] Meier 2001, p. 43

Это своего рода баланс противоположностей, сосуществующих настолько долго, насколько это возможно. [22] Чтобы разрушить этот баланс возникает Чжэнь, где «заход солнца предполагает то, что порядок мира порожден хаосом». [23] Это столкновение «становится манифестацией идеи наличия Бога в недрах земли» [24], то есть переходя на язык психологии можно сказать, что речь идет о работе с бессознательным, когда неосознанное переходит в разряд осознаваемого. Чем больше успокоена и расслаблена психика, тем сильнее шок, который испытывает человек. Согласно тексту «динамика передвижений настолько мощная, что вызывает ужас», как если бы за эго, отождествляющим себя с покоем, всё с большей силой проявлялся напор заявляющей о своём существовании психе, что сопровождается душевным смятением и ростом сомнений.

Книга пробуждает глубинную внутреннюю смелость, от которой отскакивают все угрозы внешнего мира, не нанося вреда, а также самосознание для того, чтобы психика получила своеобразную автономию: «когда человек уже познал всем сердцем что есть стах, ему становятся не страшны угрозы, исходящие извне, поскольку он остается в благоговейном состоянии духа непрерывно».[25]

Во время работы над данной статьей я посетил постановку современной китайской оперы «Ночной банкет», либретто которой основано на тексте свитка X в. В ней повествуется о государственном чиновнике, который предпочёл смерть служению на посту премьер-министра при недалёком Императоре. Главный герой не смог бы сохранить душевное равновесие находясь на службе у неуравновешенного правителя.

Когда он в поисках решения обращается к И-Цзин и бросает монеты, предварительно поместив их в домашние туфли и встряхнув, выпадает Чжэнь, гром, шторм. Размышляя над совпадением текста сценария с моей текущей работой над статьёй я увидел, что в символике Чжэнь сходится отрезок моей жизни и жизни жителей Нью-Йорка стремящихся оправиться от потрясения вызванного обилием жертв после падения башен-близнецов Всемирного торгового центра, когда безысходность овладела городом. Это хорошо согласуется с картиной моих клинических наблюдений, в которой тому, кто пережил немало тяжелых потрясений легче поддерживать душевное равновесие.

Китаянка

Во многих смутных снах Паули появляется образ женщины из Китая, воплощающий чувственность Востока, характерную для И-Цзин. Как персонаж, выступающий из внутренних глубин психики она выводит за пределы привычного восприятия себя, за пределы привычного ощущения времени. В письме Юнга упоминается, первое появление китаянки с явно различимыми «душой и телом»…китаянка впервые появляется как олицетворение тайн психо-физиологии, начиная от сексуальности и заканчивая экстрасенсорикой.

На протяжении длительного периода неисследованная, находящаяся в тени, сторона личности получала внешнее воплощение через образ «китаянки». По сути, являясь носителем женского архетипа (анимы) она напрямую связана с эмоциональной стороной, в которой происходит взаимодействие пар противоположностей.

[26]

[22] Ibid., p. 40

[23] Ibid., p. 187

[24] Wilhelm/Baynes 1950, p. 197

[25] Ibid.

[26] Meier 2001, p. 88

Выступая своего рода проводником в мир воображения и фантазий, китаянка символизирует связь эмоций ученого со всем непривычным, нехарактерным для западного человека. Наблюдая за присущей ей жизненной энергией, он приходит к заключению о том, что в основе феномена экстрасенсорного восприятия также лежит наличие «внутренней динамики между парами противоположностей» (принцип гадания по И-Цзин аналогичен). [27]

В математических науках, на мой взгляд, и, по мнению любого, кто занимается математикой, явно присутствует влияние традиции западного мышления. Интересно, что в этом есть свои преимущества и недостатки одновременно! Согласно этой традиции, которая является и моей сознательной позицией, всё, что противоречит западному подходу, является личным мнением и базируется на эмоциях и чувствах.
[28]

Будучи ученым передовых взглядов Паули детально анализирует этот феномен китайской анимы:

Идущая из глубины веков идея борьбы противоположностей, таких как янь и инь, в современном прочтении воспринимается в свете идеи взаимодополнения.

Исходя из аналогии с микрофизикой, я вижу одной из самых важных задач человека западного мира в том, чтобы эту многовековую идею транслировать в современный мир в новой форме, в том числе и в психологии. [29]

Паули признавал: «Я не могу предсказать, к чему приведёт новый coniunctio[3], новый hierosgamos[4]».[30] Он пишет: «Мой опыт показывает, что то, что вы называете «стечением обстоятельств» благоприятствует возникновению «феномена синхроничности». В И-Цзин этот момент изображается посредством символа «Чжэнь».[31]

На уровне индивида синхроничность происходит между психе и макрокосмома, подобно тому как, согласно Юнгу, coniunctio осуществляется в душевном микрокосме. Синтез этих двух состояний благоприятствует сближению сил, которые могут влиять на перемены. Как и при знакомстве с Книгой Перемен или Книгой Универсалий всё зависит от того, стремится ли сформировавшееся эго к относительной свободе или к отказу от эго, с опытом переживания резкой дисгармонии мира, риском несбалансированности в вопросах Дао.

На Пути (Дао) и вне Дао

Юнг употреблял термин Дао, хотя он считал, что «определённые идеи Востока невозможно выразить ни на каком из европейских языков» и слову Дао в западной языковой традиции не существует аналога. [32] Он усматривал в этом параллель с тем, что потрясение необходимо сознанию с тем, чтобы произошла активизация усилий по направлению к достижению состояния, о котором пишет Лао Цзы:
«Все люди держатся за свое «я», один лишь я выбрал отказаться от этого.
Мое сердце подобно сердцу глупого человека, —
такое темное, такое неясное!
Повседневный мир людей ясен и очевиден, один лишь я живу в мире смутном, подобном вечерним сумеркам».

Мучительное переживание отсутствия полной ясности позволяет достичь понимания того, что есть «великая пустота, абсолютное ничто, бытие в небытии».

Дао – это вакуум, абсолютная пустота и тишина; и, стало быть, это вечность, так как существует и существовал всегда. Дао находится за пределами времени и пространства, в нём нет дуализма, борьбы противоположностей, так как отсутствует признак, по которому производится деление. [32]

Китаянка из снов Паули замечает причинные связи, отличные от тех, которые видны обычно. Согласно Юнгу, эта «проницательность основывается на своего рода природном инстинкте», инстинкте жизни[5], так как сама жизнь ведёт нас к сути явлений и от явлений. [33]

Его антагонист в образе китаянки подтолкнул Паули к встрече с неизведанным. В 1952 году Паули снится:

Китаянка идёт впереди меня и приглашает следовать за ней. Она открывает подвал и спускается на пару ступеней, оставляя дверь открытой. Её движения странно напоминают танец, она не произносит ни звука, используя только мимику и жест, как в балете. Я следую за ней и вижу, что ступени ведут в аудиторию, где меня ждут «незнакомцы». Китаянка даёт понять, что я должен встать за кафедру и обратиться к людям, по-видимому, — прочитать лекцию. Пока я застыл в ожидании, она ритмично «протанцовывает» вверх по ступенькам на свежий воздух, а затем возвращается. В то время как она проделывает это, указательный палец её левой руки и левая рука подняты вверх, её правая рука и её указательный палец направлены книзу. Повторение этих ритмических движений в итоге дает мощный эффект, постепенно всё вокруг приходит во вращательное движение (вращение света). [34]

В этом кружении «она сама и есть целостный союз психэ и зон роста; то, что человеческий ум по-прежнему видит как проблему, она «видит» «особенным образом» [35]

В своем письме к Юнгу от 5 августа 1957 г. Паули ссылается на более ранний сон о китаянке:

Я в комнате с «тёмной женщиной», проводятся эксперименты в которых появляются «отражения». Другие люди в комнате воспринимают отражения за «реальные объекты», тогда как мы с Темной Женщиной знаем, что они всего лишь «зеркальные». Это становится своего рода нашей тайной. И это наполняет нас тревогой. Затем мы с Тёмной Женщиной одни спускаемся по склону горы. [36]

Позже ему снится: «У китаянки есть ребёнок, но люди отказываются признать его». [37]

Танец и прогулка с китаянкой подвигли Паули вернутся к обсуждению вопроса об абсолютной симметрии в соотношении физических сил, но, как оказалось, он ушёл от полного пересмотра своих идей и хаоса, который мог возникнуть, откажись он от прежних теорий, в которых не допускалась асимметрия слабых взаимодействий в теории физики.

Позднее до Паули дошли новости о «Китайской революции», получившей такое название в связи с тем, что два физика из Китая сделали ошеломляющее открытие, убедив ученого с Кавказа повторить эксперимент за обедом в лучших китайских традициях. Он пишет Юнгу: «Каким же шоком стало для меня последние эксперименты по нарушению закона симметрии. Довольно долго я находился в полной растерянности и вёл себя совершенно нерационально, а Фирц сказал мне, что у меня «зеркальный комплекс». [38]

Юнг был скорее не шокирован, а смущён, его больше интересовала инерпсихическая динамика Паули, чем его поражение, как учёного во внешнем мире. В августе 1957 г., в возрасте 82 лет, Юнг пишет 57-летнему Паули:

Тот факт, что именно слабые взаимодействия, которые демонстрируют асимметрию представляют почти комическую параллель с тем, что именно бесконечно малые, психологические факторы, забытые всеми, потрясли основы нашего мира. «Китайская революция» берёт начало в . . . бессознательном. . . Твой сон о «китаянке» можно считать предвидением этого, то есть твоя анима уже учуяла асимметрию. [39]

На своих семинарах Визиях и в других местах, Юнг говорит о том, что сны не несут предвидение будущего. Скорее, по его словам, сны можно рассматривать как « предвестники будущего и пророчества» лишь постольку, поскольку они являются своего рода психологической инфлексией и антиципацией с точки зрения подготовки возможной реакции в ситуации в будущем, при том, что мы не знаем, почему именно такая реакция необходима. Он подчеркивает, что бессознательное живёт не интересами бодрствования, а руководствуется принципами, которые регулируют нашу жизнь. [40]

Юнг пытается убедить Паули:

В своём сне…ты ожидаешь потерю власти над отражением, т. е. над противоположностью. Теперь Ты знаешь то, что является тайной для всех остальных – в бессознательном Третий уже настраивает себя и уже начинает снимать напряжение, порождаемое противоположностями. Это означает отказ от иллюзии того, что противоположности представляют собой реальные объекты, как в аксиматической тиории симметрии. Процесс типично «восточный», в учении Мукти (освобождение) и Дао означает примирение объективных противоположностей (Самсара) и постижение иллюзорности (Майя) мира.[41]

В браке с внутренней китаянкой Паули ощущает себя проникающим в глубины мудрости И-Цзин и постигающим сущность вопросов бытия-небытия:

Небытие – это то, что нельзя помыслить, охватить разумом, невозможно свести и выразить в понятиях и концепциях, то, чему невозможно дать определение. Именно так мыслили древние философы, на мой взгляд, если речь заходила о вопросах бытия и небытия. [42]

Юнг признавал что Дао таким образом предстает в виде пустоты: «живя, выполняя свои задачи, вы постепенно «вырастаешь» из них. Приходит день, когда ты их переростаешь и тогда вы приближаетесь к пустоте, которая представляется мне самой желанной, так как несет в себе наибольший смысл». [43]

[38] Ibid.

[39] Meier, p. 168

[40] Jung 1997, p. 902–03

[41] Meier 2001, p. 168

[42] Ibid., p. 92

[43] Jung 2003, p. 1026

Паули в последнем письме Юнгу приходит к следующему заключению: «Вопрос о том «как далеко или как глубоко нужно зайти в попытке достичь полной симметрии» в конечном счете сводится – по вашей терминологии – к отделению себя от эго». [44]

Уже спустя месяц, стала ясно, что означали зазеркальные глубины, где Паули и китаянка познали тайну и где были «наполнены тревогой». В декабре 1958 Паули скончался от рака. Вердикт Чжэнь гласит:

Шок наводит ужас за сто миль

Он не позволит упасть священной ложке и чаше. [45]

Не подводя итог

[44] Meier, p. 165

[45] Wilhelm/Baynes 1950, p. 197

Литература

Cambray, J. (2005) ‘The place of the 17th century in Jung’s encounter with China’.

Journal of Analytical Psychology, 50, 2.

Davis, E. (1998). Techgnosis. New York: Three Rivers Press.

Hadamard, J. (1945). The Psychology of Invention in the Mathematical Field. Princeton: Princeton University Press.

Jung, C. G. (1933). Visions 2. Notes on the Seminar Given in 1930–1934. Edited by Claire Douglas. Princeton: Princeton University Press, 1997.

—— (1953). C.G. Jung Letters. Vol 2: 1951–1961. London: Routledge & Kegan Paul.

Meier, C. A. (Ed.) (2001). Atom and Archetype: The Pauli-Jung Letters. Princeton: Princeton University Press.

Ritsema, R. & Sabbadini, S. (1997). ‘Images of the unknown: The Eranos I Ching

Project 1989–1997’. In Gateways to Identity.

Wilhelm, R. & Baynes, C. F. (1950). Eranos 1997. Connecticut: Putnam; Spring Journal.

The I Ching. Princeton: Princeton University Press.

Zabriskie, B. (1996). ‘The matter of psyche’. San Francisco Library Journal, 14, 4.

Благодарности

Впервые тест данной статьи был предсавлен на Второй конференции Международной ассоциации аналитической психологии (МААП) в Китае. Выражаю благодарность коллеге Хейон Шен при содействии которой конференция состоялась, Джо Кэмпбри и Мюррей Стайн, которые обеспечивали поддержку через Журнал аналитической психологии и МААП.