09.04.2024
0

Поделиться

Синхронистичность, наука и созидание души

Виктор Мэнсфилд

ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ


Синхронистичность – явление, при котором внутренние психологические состояния, такие, как сны или чувства, осмысленно соответствуют событиям во внешнем мире. Например, сон об отце, которого не видели десятилетиями, происходит в ночь перед получением известия о неизлечимой болезни отца. Хотя ни сон, ни болезнь не вызывают друг друга в общепринятом смысле, это значимое соответствие между внутренним и внешним мирами было необходимо для сновидца, чтобы подготовиться к встрече и преодолеть многолетнюю травму.

Виктор Мэнсфилд – профессор физики и астрономии, доктор теоретической астрофизики, преподаватель юнгианской психологии, исследователь тибетского буддизма. В данном исследовании явления синхронистичности Мэнсфилд обращается ко всем трём своим специализациями, рассказывая о природе акаузальных связей между явлениями с точки зрения квантовой физики, буддийского принципа пустотности и юнгианского психоанализа.

Автор продолжает исследование Паули и Юнга в этой области, анализирует множество собранных примеров и выдвигает теорию, согласно которой феномен синхронистичности, не подпадающий под закон причины и следствия, является примером действия другого закона – цели и смысла. Наша душа – другой пример этого закона.

Перевод. Татьяна Лобанова

Редактор. Никита Миронов


1. ВВЕДЕНИЕ

Написав данную статью, я, так сказать, сдержал обещание, которое многие годы мне не хватало смелости выполнить. Трудности изложенной проблемы были слишком велики; на мне лежала слишком огромная интеллектуальная ответственность, без которой нельзя заниматься подобной проблематикой; в конечном счете, моя научная подготовка была недостаточной. Если я смог преодолеть все свои сомнения и наконец-то подошел к данной теме, то главным образом потому, что опыт моих переживаний, связанный с явлением синхронистичности, накапливался десятилетиями…

Карл Густав Юнг

Хотя я не поощряю студентов на семинаре по письму обсуждать личные вопросы, поздней осенью 1992 года одна студентка начала свою работу с изложения следующего сна:

Клочья облаков оранжевого оттенка заслоняли луну, а густой туман устилал незнакомую дорогу. Мы с моим двоюродным братом Карлом бежали что было сил. Я слышала, как наши ноги стучали по разбитому землетрясением асфальту, и топот других, многих ног преследовал нас. Воспользовавшись темнотой, Карл нырнул в первый переулок, увлекая меня за собой. Мы прижимались спиной к осыпающейся стене склада всего в нескольких футах от входа в переулке, скрываясь в темноте. Карл сжал мою руку и осторожно повел меня на цыпочках по разбросанному мусору, когда преследователь промчался мимо нашего укрытия. Едва дыша, я вслушивалась в удаляющиеся шаги, которые постепенно ослабевали. Я улыбнулась: мы были в безопасности. «Карл», — начала я, но почувствовала, что моя рука опустела, его ладонь исчезла. Бутылка на другом конце переулка опрокинулась на бок, и я повернула голову на звук. В ужасе я увидела силуэт моего двоюродного брата за углом. Я пыталась коснуться его, остановить, спросить, почему он уходит, снова почувствовать силу его пожатия, но не могла до него дотянуться. Темнота поглотила мир, как только он свернул за угол. Дрожа от ужаса, я проснулась в 12:32 ночи.

Ранним утром следующего дня отец постучал в дверь моей спальни.

Сонная и измученная ночным кошмаром, я перевернулась на спину, чтобы посмотреть на него. Его лицо было вытянутым, глаза пульсировали и расширились от шока. Он едва промолвил: «Твой двоюродный брат Карл покончил жизнь самоубийством прошлой…»

«В котором часу?» — переспросила я еще до того, как он успел закончить фразу.

Смущенный моей первоначальной реакцией, он ответил: «Около 12:30 сегодня утром».

В этот момент я был в самом разгаре долгой сессии по проверке письменных работ студентов первого семестра колледжа, и вы едва можете себе представить, насколько неожиданной и волнующей показалась мне данная история, в которой внутреннее психологическое состояние (сон) значимо соотносится с внешним событием (самоубийством) без факта влияния внутреннего состояния на состояние внешнее или наоборот. Подобно Юнгу, я использую понятие «каузальной атрибуции: одна четко определенная вещь производит или вызывает изменение в другой вполне определенной вещи посредством обмена энергией или информацией». К примеру, очень сильный ветер повалил мою яблоню, и новость вызвала у меня печаль, или мое беспокойство заставило позабыть чье-то имя. Очевидно, между сном и самоубийством существовала связь, но ни сон не послужил причиной самоубийства, ни сам суицид не стал причиной сна. Юнг называл подобные значимые и акаузальные корреляции между внешними и внутренними событиями синхронистичностью.

Я слишком много сталкивался с явлением синхронистических переживаний как в своей жизни, так и в жизни других людей, и не могу их игнорировать, но эти удивительные переживания вызывают к жизни сложные и парадоксальные вопросы, психологические и философские, к нашему мировоззрению. Это особенно тревожно для меня, как для физика, воспитанного в культуре научного материализма. В такой картине мира все субъекты и объекты, все люди и вещи, в конечном итоге, сводятся к комплексу материи – элементарных частиц, чья хореография подчиняется законам физики. В рамках материализма, как мы можем узнать, каков смысл или цель опыта молодой женщины? Имеет ли подобный вопрос смысл с этой точки зрения? Что касается студентки, ее переживания наполнены психологической значимостью, даже если на обдумывание их у нее уйдут десятилетия. С философской точки зрения, такие незабываемые ощущения синхронистичности заставляют меня задуматься о своих внутренних психологических состояниях и их связи с соответствующими внешними событиями. Упорно держась за свой академический опыт научного материализма, я создаю для себя проблемы. В рамках любой философской концепции, опыт синхронизма заставляет меня задаться вопросом: каковы отношения между разумом и материей или внутренним и внешним опытом? Точно ли явление причинности полностью описывает их взаимоотношения?

Несмотря на внешний вид и смелое название книги, я консерватор, и подобно Юнгу в цитате в самом начале книги, подхожу к сложной теме сихронистичности с нерешительностью и осторожностью. Однако, наряду с моим личным опытом, непонятные, но мощные силы упорно выталкивают меня из моей удобной специализации теоретической астрофизики в глубинную психологию и восточную философию. Мне повезло, поскольку и в науке, и в других областях у меня были талантливые учителя. Отчасти благодаря им в последние несколько лет я смог отдать дань уважения своему даймону и предпринять попытку интегрировать мои разнородные интересы. Я высоко ценю как осмотрительность, выраженную во вступительной цитате Юнга, так и те же самые черты в широком научном сообществе. Стивен Вайнберг, Нобелевский лауреат по физике повторяет подобное предостережение, утверждая:

В физике часто так случается. Наша ошибка не в слишком серьезном отношении к теориям, а в том, что мы не достаточно глубоко их воспринимаем. Всегда трудно осознать, что цифры и уравнения, с которыми мы имеем дело, сидя за столом, как-то связаны с реальным миром, и что еще хуже, нам часто кажется, будто существует общее мнение, что определенные явления просто не подходят для теорий и экспериментов, для изучения.

Хотя переживания синхронистичности часто являются наиболее запоминающимися и значимыми событиями в жизни, для многих в научном сообществе (включая Вайнберга) они относятся к разряду, относительно которого существует «общее согласие, будто определенные явления просто не заслуживают достойных теоретических и экспериментальных усилий». Я считаю, что вместо того, чтобы уклоняться от сложных проблем, поднимаемых подобными явлениями, явления синхронистичности заслуживают особого внимания – как с личной, так и с научной точки зрения. Если мы обращаемся к синхронии, мы вряд ли согласимся с удручающим кредо Вайнберга: «Чем больше Вселенная кажется понятной, тем более предстает перед нами в своей бессмысленности».

Я следую здравому совету Вайнберга и очень серьезно отношусь к науке, как к квантовой физике, так и к глубинной психологии. Я начинаю с ортодоксального взгляда на физику и стандартного понимания юнгианской психологии; однако, я прорабатываю их выводы со всей допустимой смелостью, а не с привычной мне осмотрительностью. И физика, и психология помогают мне развивать философский взгляд на вещи, который исцеляет традиционный раскол между разумом и материей, что несколько отличается от точки зрения Юнга, но схоже со взглядами некоторых великих физиков, таких как Шредингер, Эддингтон и Джинс, а также некоторыми известными традициями Востока. Читателю не требуется иметь техническое образование в области физики или философии, чтоб проследить за моими рассуждениями.

Пересмотр представлений о мире и о себе

Чтобы оценить осмысленное мировоззрение, подразумеваемое синхронистичностью, мы должны коренным образом пересмотреть некоторые прочно закрепившиеся убеждения о мире. Поскольку данные убеждения часто носят бессознательный характер, мы проецируем их на мир. Я намеренно говорю о проекции в глубинном психологическом смысле бессознательного и аффективного приписывания качеств людям и событиям, которые мы не признаем как возникающие из нас самих, то есть, мы бессознательно приписываем людям и событиям качества, которыми они на самом деле не обладают – по крайней мере, в той степени, в которой мы считаем, что они им присущи. Данные проекции затемняют наше видение и привязывают нас к объектам в отношениях любви и ненависти, что лишает нас рациональности, свободы и самопознания и еще более усложняет ситуацию, ибо у нас нет ни малейшего сомнения в том, что проецируемое качество, полностью находящееся в объекте, является частью мира, где мы не имеем над ним никакого контроля. Конечно, простое избавление от перекрывающих проекций на других людей, не говоря уже о мире, требует больших психологических усилий. Тем не менее, любой прогресс в понимании другого человека, любая оценка его истинной природы нуждается в устранении наших проекций на них. Напротив, любая проекция, остающаяся бессознательной, затмевает истинную природу личности и эмоционально сковывает нас. Устранение проекций на семью, друзей и соседей дает соответствующий рост самосознания – он же никогда не приобретается дешево и легко. Подобным образом, любое с трудом достигнутое расширение знаний о внешнем мире требует избавления от наших проекций на мир и, соответственно, способствует росту нашего самосознания.

В последние несколько веков наука ускорила процесс устранения затуманивающих проекций на мир, но подобные достижения влекут за собой очевидные потери. Продолжительность моей жизни увеличивается с каждым новым открытием в медицине, но даже в эпоху холодной войны нам было достаточно ядерных боеголовок, чтобы несколько раз истребить население земного шара. В разгар ослепляющего технологического прогресса меня со всех сторон одолевают настойчивые голоса о разнообразии экологических катастроф, вызванных ростом населения планеты.

По иронии, болезненным и далеко идущим вперед последствием увеличения знаний об объективном мире стала наша полная дезориентация и отчуждение от него – от живой природы, которую мы стремимся понять. Иными словами, научный и технологический прогресс приносит нам новые знания и множество реальных преимуществ, но в то же время он отрывает нас от жизненно важной связи с природой. Научные знания обогащают нас не только на материальном уровне. Более того, наша обособленность и отчужденность от природы уходят корнями в еще более глубокую болезнь. Для большинства современных людей природа больше не является воплощением космического разума, проявлением божественного, но чем-то, что можно покорить, и чем можно пользоваться ради собственного удовлетворения. Доминирование и контроль затмевают благоговение перед природой и силами, которые она символизирует. Позвольте мне продемонстрировать, насколько мы отчуждены от нашего бездуховного мира, противопоставив современное отношение устоявшемуся коренному американскому взгляду.

К сожалению, мало кто разделяет те взгляды, с которыми великий святой человек по имени Черный Лось описывает священную трубку:

«В сущности, эти четыре духа являются одним Духом, и орлиное перо лишь подчеркивает подобную принадлежность Единому, что подобен Отцу, а также мыслям людей, которые должны высоко подняться, словно орлы. Разве небо не Отец, а земля не Мать, и разве все живые существа с ногами, крыльями или корнями не являются их детьми? Разве эта шкура на мундштуке, которая должна быть бизоньей шкурой, не предназначена для земли, откуда мы пришли и чью грудь сосем как младенцы, всю нашу жизнь, вместе с птицами и животными, деревьями и травами? И поскольку она означает все вышеуказанное и даже больше, чем может понять любой человек, трубка – сакральный предмет».

Для большинства людей наука и общий поток современности значительно увеличили наши практические знания и силу, помогли нам удалить проекции из природы и самих себя, но также они лишили нас «Единого, который подобен Отцу», и наши мысли редко «поднимаются высоко, как орлы». Безусловно, было бы легкомысленно отрицать страдания, перенесенные людьми дотехнологического периода, такими, как племя Черного Лося, еще до вторжения европейцев в их земли. Тем не менее, в отличие от него, мы, чуждые современники, живем в мире, где божественность отвергается.

В дополнение ко всему, психологическое знание лишает нас даже скромного удовольствия от веры, будто мы, бездуховные современные люди, свободны от проекций. Как говорил Юнг, «мы все завалены проекциями».

Уроки Синхронистичности

Но иногда, в нашем разбитом на осколки и безразличном мире, который так часто кажется безучастным или даже враждебным, у нас появляются переживания синхронистичности – светлые события. Например, Юнг пишет следующее:

Поскольку данное переживание не ограничивается личностью, оно не сводится только к телу, поэтому оно может проявляться не только в людях, но и в животных и даже в физических условиях…Я называю последнее синхронистичностью архетипических событий. К примеру, я гуляю с пациенткой по лесу. Она рассказывает о первом сне в своей жизни, который произвел на нее сильное впечатление. В этом сне она увидела призрака лисицы, спускающегося по лестнице в доме ее родителей, и в этот момент настоящая живая лисица выскакивает из-за деревьев в 40 ярдах от нас и спокойно ступает по тропинке впереди в течение нескольких минут. Животное ведет себя так, словно является участником ситуации!

Вероятно, подобные переживания были совершенно привычными для Черного Лося, но большинство из нас они просто ошеломляют. Как покажут несколько примеров, рассмотренных ниже, некоторые переживания синхронистичности, кажется, открывают нам взгляд на высшую реальность или знание, и иногда они могут даже оказаться прозрением – вспышкой интуитивного озарения или даром благодати. На свой страх и риск, мы можем отвергать подобные события как просто необычные совпадения, результат случайности. Тем не менее, для Юнга и других переживания синхронистичности происходят слишком часто и слишком значимы, чтобы быть простым стечением обстоятельств. Однако в приведенном выше примере Юнга (сне о лисе) внутренний опыт, конечно же, не вызвал внешние события (появление лисы на лесной тропе) и наоборот. Сон студентки также не стал причиной самоубийства, и, маловероятно, что сам факт суицида послужил причиной сновидения. Однако вполне возможно, что яростная концентрация мыслей кузена Карла перед самоубийством вызвали у студентки сон, что только усложняет сам вопрос. Если мы сможем определить, что произошла некая форма причинного переноса мыслей, тогда опыт со сном-самоубийством не является примером акаузальной синхронии (В последующих главах мы тщательно отделим синхронистичность от иных видов психологического опыта и экстрасенсорного восприятия или ЭСВ). Вместо подобных причинно-следственных связей Юнг понимал синхронистичность как акаузальную смысловую связь. Анализ и приведенные ниже примеры показывают, что смысл синхронии связан с объяснением процесса индивидуации – самого сердца взглядов Юнга на глубинную психологию. Синхрония есть созидание души.

Помимо огромного практического смысла в процессе терапии, синхрония имела большое теоретическое значение для Юнга. Клинический опыт с синхронистичностью позволил ему лучше различать архетипы, лежащие в основе событий синхронистичности, видя их как психоидные, структурирующие паттерны как для психе, так и для материи. Здесь он выходит за рамки обеспокоенности структурирующими принципами психе к принципам построения мира внешнего, поэтому архетипы, лежащие в основе событий синхронии, представляют прямой интерес как для психолога, так и для ученого-физика, являясь мостами между внутренним миром психе и внешним миром материи. Выдающийся физик Вернер Гейзенберг повторил данную идею, сказав: «Те же самые силы, что сформировали природу во всех ее формах, ответственны за структуру нашего разума».

Поскольку опыт синхронистичности подразумевает под собой единство психе и материи, он предлагает нам устранить одну из наших самых мощных проекций на себя и мир – веру в основополагающую раздельность и независимость их друг от друга, и, хотя современность усилила нашу веру во внутренний мир чувств, воображения, экстаза и тоски, и его коренное отличие от безличного материального мира, управляемого законами механики, сихронистичность противостоит данному представлению, обнаруживая значимые взаимосвязи между субъективным и объективным мирами. И все же, предполагаемое скрытое единство внутреннего и внешнего мира, этот взгляд на человека и природу, уходящий корнями в так называемый mundus, нелегко понять и пережить. Я утверждаю, что данное явление требует от нас выхода за рубежи психе, считать себя более чем совершенными психическими существами. Однако, как может сложиться единое понимание в рамках раздробленной на части современности и особенно нынешней науки, которая, изгнав богов со звезд, планет и природы, оставила нас одинокими странниками посреди 1010 галактик в невообразимо огромной Вселенной? Как советует Роберт Фрост в своем стихотворении «Уроки сегодня»:

Наш мир пространством искажен —

Став беспредельным, стал ничтожным он,

Мы в бесконечность провалились скопом —

Микробы под ничейным микроскопом.

На пути исцеления раскола между разумом и материей

Я надеюсь, последующие главы хотя бы немного могут освободить от тягот одиночества в «ничтожном мире». Я предлагаю свой ответ взгляду на нас как на отчужденных странников в бездуховном мире, и предлагаю его в форме музыкального гармонического трио – из психологического сопрано, научного баритона и философского баса.

Во-первых, сопрано отведена ведущая роль, так как я рассматриваю синхронистичность через призму психологии. Я начинаю с обзора ключевых идей Юнга о компенсации бессознательного и индивидуации, поскольку только в данном тексте мы можем разглядеть то понимание смысла, которым является основополагающим для синхронистичности. Посредством анализа и наглядной демонстрации я разъясняю идею синхронистичности как акаузальной смысловой связи и подчеркиваю ее роль в процессе индивидуации. В противовес всем предшествующим работам на данную тему, я выступаю против рассмотрения парапсихологии как причин синхронистичности.

Анализ синхронистичности и наглядные иллюстрации заставляют нас исследовать четыре ключевых вопроса: природу смысла, трансцендентальный аспект синхронистичности в пространстве и времени, роль акаузальности и скрытое единство внутреннего и внешних миров, которые действуют как мощные тросы, связывающие данную междисциплинарную работу воедино. Мои три голоса постоянно обращаются к этим четырем вопросам, прокладывая свой путь к целостности, переплетая физические и философские мелодии вместе. Мы слышим чистый голос сопрано из царства души на протяжении всей этой книги. Оно с особой теплотой звучит в четырнадцати ранее не публиковавшихся рассказах от первого лица о нуминозных переживаниях синхронистичности, разбросанных по страницам книги.

Во-вторых, научный баритон появляется в самом начале книги, но вносит свой основной вклад в ее середину, и мы должны услышать его песню, ибо мировоззрение, оспариваемое синхронистичностью, в значительной степени обусловлено наукой. Если мы пожелаем добиться некоего единства внутреннего и внешнего, или разума и материи, мы должны изучить принципиально новый взгляд на материю из квантовой механики, радикально отличающийся от материализма, закрепленного в ньютоновской физике и наших неотрефлексированных представлениях о материи. Кроме того, Юнг считал, что между глубинной психологией и современной физикой существуют глубокие взаимосвязи. Вот почему я обращаюсь к современной физике.

Однако, не может быть и речи о том, чтобы физика «доказывала» подлинность синхронистичности или подразумеваемого ею мировоззрения. Вместо этого я исследую четыре вопроса: смысл, пространство и время, акаузальность и единство внутреннего и внешнего миров в рамках современной физики и показываю, как наиболее значительные последние открытия о физической природе поддерживают трансформацию нашего понимания, необходимого для оценки синхронистичности. Само понятие понимания претерпело существенные изменения в ходе научной революции последних трех столетий. К сожалению, современный акцент на строгой объективности значительно усложняет понимание истинно субъективных принципов, которые являются ключевыми для самого понимания явления синхронистичности. Поскольку оно часто включает в себя невероятный доступ к знаниям, которые разрушают наши современные представления о пространстве и времени, я исследую их роль в современной физике. Обращаясь к принципу акаузальности, мы обнаруживаем, как некоторые считают его придорожной табличкой с надписью: «Здесь заканчиваются наука и рациональный взгляд на вещи». В противовес этому, я показываю, что принцип акаузальности предоставляет новые богатые возможности для осмысления, которые ранее были закрыты строгой причинностью ньютоновской физики, и затем, на примере простых лабораторных экспериментов, в двух не-технических главах мы обсуждаем понятийные основы квантовой механики. Здесь мы сталкиваемся с нелокальностью – тем, что многие считают самым глубинным аспектом квантового мировоззрения. Контрапункт между элегантной теорией и экспериментом делает мелодию одновременно понятной и убедительной. Благодаря огромным усилиям, затраченным на понимание знаменитой работы Джона Белла, физики гораздо более согласны с современным, более глубоким пониманием важнейших вопросов, чем основатели квантовой механики полвека назад.

Один из величайших основателей теории квантового поля, Вольфганг Паули, поддерживал длительное знакомство с Юнгом, что оказало глубочайшее влияние на взгляды самого Юнга, особенно на его понимание синхронистичности, но Паули не удостоился чести изучать квантовую механику последние два десятилетия, которые произвели настоящую революцию в нашем понимании философского фундамента природы, независимо от современной формулировки квантовой механики. Поскольку наше понимание подобных философских аспектов природы стало прочным и независимым от какой-либо конкретной природной теории, мы гораздо больше доверяем результату и глубже понимаем его значение. Я остановлюсь на данной работе и покажу вам, как теория синхронистичности способствует устранению одной из наших самых непреодолимых проекций на природу и самих себя — веру в их раздельное и изолированное существование.

Как я покажу Вам, сегодня мы ближе к воплощению желания Паули о единстве разума и материи, сформированном в его утверждении: «Было бы наиболее приемлемо, если бы физика и психе могли рассматриваться как взаимодополняющие стороны одной и той же реальности», и, хотя я отношусь к физике с особым вниманием, подобно Паули и Бору, изображенным на следующей странице, вращающих волчок (что имеет связь с квантовым методом), мое изложение часто игриво.

В-третьих, мы услышим басовый голос в последней части книги, когда я помещаю обсуждение синхронистичности в философский контекст. Я открываю философское обсуждение, показывая, что недавнее углубление нашего понимания квантовой механики имеет неразрывную связь с важнейшим буддийским принципом пустотности, который прямо бросает вызов обману отдельного и независимого существования. Согласно буддистам, подобный обман является источником всех страданий, и я показываю, что он также блокирует наше понимание квантовой механики и принципа синхронистичности. Я применяю открытия теории пустот к постоянным вопросам как в квантовой механике, так и в глубинной психологии. Чтобы вывести данные идеи из буддизма, я исследую то, что Юнг называл своей «психологической точкой зрения», и, хотя Юнг никогда не ставил перед собой задачу разработать полностью последовательную философскую концепцию глубинной психологии и синхронистичности, важные подсказки для подобного видения лежат в его психологической позиции. Принимая эти подсказки и сочетая их с выводами из синхронии, физики и буддизма, я рассматриваю всестороннюю философскую модель для психологии и физики.

Рис. 2. Паули и Бор запускают китайский волчок

Подобные дисциплины, от физики до философии освобождения, такой как буддизм, образуют единую мозаику взаимосвязанных идей и опыта. Подобно тому, как нам бывает необходимо осознать радикально отличный от старой ньютоновской идеи взгляд на материю, мы должны также понять кардинально иной взгляд на разум, нежели тот, что воспринимает наше личное сознание как самое полное выражение интеллекта. С этими пересмотренными представлениями о разуме и материи я использую доказательства и эмпирические данные, чтобы показать, что мир подобен идее, а не материи, и что наше индивидуальное сознание является вратами к миру более обширного опыта и бесконечному интеллекта. В рамках данной расширенной концепции разума мы можем понять, что наш индивидуальный разум является как первичным инструментом научного познания, так и средством для конечного духовного достижения, обещанного философией освобождения.

Мой философский анализ позволяет более широко взглянуть на идеи Юнга об unus mundus. Возможно, этот более широкий взгляд поможет создать модель объединяющего принципа, лежащего в основе психе материи, и позволит показать, как он может действовать в нашей жизни, показать, как наше внутреннее царство луны, царство воображения, тоски и творчества соединяется с солнечным миром объективности, фактов и кварков. Если эти голоса образуют гармонию, а не какофонию, возможно, мы сможем даже получить представление о современной философской истине в едином и одухотворённом мировоззрении Черного Лося. Или, возможно, мы даже сможем глубже понять открытия Альберта Эйнштейна, его слова: «Тело и душа не являются отдельными друг от друга вещами, это лишь два разных способа восприятия одной и той же сути».

Поскольку я говорю с вами о синхронистичности, те, кто знаком с юнгианской мыслью, найдут в данном обсуждении много для себя знакомого, и, хотя я делаю важное уточнение относительно связи принципа синхронистичности с паранормальными явлениями, моя трактовка самого принципа следует юнгианскому взгляду на оригинальную формулировку. Несмотря на то, что сопрано поет привычную юнгианскую мысль, к концу книги я заставляю ее петь на октаву выше, ибо я всегда даю ясно понять, чем отличаются мои взгляды от взглядов Юнга. Аналогичным образом, те, кто имеет представление о философских основах современной физики, узнают научный баритон, который исполняет мелодии, знакомые ученым, занимающимся разработкой концептуальных основ современной физики. Хотя басовый голос философии наиболее склонен к критичности в своих выводах, на самом деле он исполняет древние мотивы Востока, знакомые лишь немногим. Что является принципиально новым и незнакомым, так это особенности каждой из мелодий (конкретно, мое прояснение и уточнение принципа синхронистичности), моя гармонизация этих трех голосов и соединение психологических и научных взглядов в единую всеобъемлющую философскую картину. Попутно я также рассматриваю, какие практические психологические и духовные следствия происходят из единого, целостного взгляда на мир. Теория должна находить свое воплощение на практике.

Новаторское эссе Юнга о синхронистичности имело три основных источника вдохновения: его собственный клинический опыт, квантовую физику и восточную мысль (в первую очередь, Дао Дэ Дзин), и наши источники совпадают. В значительной степени я опираюсь на рассказы из первых уст о синхронистичности, но сосредотачиваюсь на совсем недавних разработках в квантовой механике и вместо древнекитайской мысли использую Срединный Путь буддизма в качестве введения в философский дискурс, который предполагает объяснение принципа синхронистичности. Я пытаюсь показать, что эти три источника вдохновения взаимно усиливают друг друга и инициируют пересмотр некоторых из наших самых важных идей, тем самым кардинально меняя наш взгляд на мир и на самих себя.

Наука определенно нуждается в новом философском фундаменте, в рамках которого возможно дальнейшее движение вперед. Несмотря на невероятную мощь и блеск современной науки, она зашла в тупик, и, как я покажу в дальнейшем, это в особенности касается ее мировоззренческих основ. Например, по любым меркам никогда не существовало более успешной естественнонаучной теории, чем квантовая механика, и, однако, с мировоззренческой точки зрения, никогда не было менее понятной теории. Наряду с другими я полагаю, что большая часть нашего замешательства по поводу основ физики является прямым следствием неадекватного философского мировоззрения. Более того, история учит, что действительно важные научные достижения всегда идут рука об руку с революцией в наших философских взглядах, и я надеюсь, что данная книга, с ее кардинально нематериалистическим мировоззрением, вдохновленным мыслью Востока, внесет свой вклад в смену научной парадигмы, необходимой для следующего прогресса в знаниях.

Еще более примечательно, что мировоззрение, в рамках которого развивается наука, так называемый научный материализм – лишь мертвое и окоченевшее видение реальности, которое не только лишает природу духовности, но и сводит человечество к «следу наименьшего из шаров». Наука и технологии преобразуют мир на многих уровнях, но часто их влияние оказывается скорее негативным, чем позитивным. Многие разделяют мое восприятие кризиса, где наше материалистическое мировоззрение способствует физической, психологической и духовной катастрофе.

Сама выживание человечества как вида требует пересмотра наших взглядов на нас, на природу и наше взаимодействие. И снова я надеюсь, что эта книга поспособствует тому обновлению и исцелению, в котором мы отчаянно нуждаемся.

При написании книги я возложил на свои плечи тяжкое бремя. Во-первых, я хочу обратиться к читателю, проявляющему интерес к глубинной психологии и к ее духовным и философским идеям. Частично мне удалось добиться этого, даже не предполагая, что у читателя есть техническое или философское образование, пытаясь привести вполне убедительные примеры. Во-вторых, я хочу, чтобы мои коллеги-физики согласились с точностью и сбалансированностью моего отношения к науке, даже если они не в состоянии его принять. И третье, я хочу, чтобы знатоки философии приняли разумность моего философского анализа, даже если не могут согласиться с каждым аргументом и мировоззрением, которое я подразумеваю. Самое тяжкое бремя на моих плечах вызвано желанием одновременно взывать к чувствам и разуму – отдать дань Дионису и Аполлону.